Стоп! Снято!

Никита лежал, глядя на сёдзи, за которыми скрывался балкон. Зеленая юката так и валялась в ногах. Выйдя из душа, он не произнёс ни слова. Красные пятна всё не сходили с его лица. И впервые за время знакомства Рю понятия не имел, что делать, как начать разговор. Упорно выпытывать подробности? Но Никита прямо сказал, что не любит такого. Извиняться? Но он точно не обижался. Даже не показал, что было неприятно. Смущало и ещё одно: Рю прекрасно знал его состояние изнутри. Знал, как в такие моменты бесит любое взаимодействие с внешним миром. Но просто лежать рядом и молчать?.. – Я начинаю переживать. – Мне всё понравилось, – отозвался Никита. Прозвучало как фраза автоответчика. – Можно обниму? – Да. Можно. Подвинувшись, Рю погладил его по плечу, поцеловал в шею, зарылся носом в мокрые волосы. Никита выдохнул – то ли облегченно, то ли горестно – и прижался спиной. Сам нырнул в объятие. – Извини, если выглядело странно, – он сглотнул. – У меня с этим сложные отношения. – С этим? С чем – с этим? – С жопой, – Никита тихо, зло фыркнул. – Раньше нужно было рассказать. Но я… стыжусь своих желаний, вроде того. Даже не так: заставляю себя стыдиться. По большому ведь счёту… – он вдруг оборвал себя. – Ничего, что рассказываю? – Конечно, рассказывай, – Рю быстро прижался губами к его плечу. – Я слушаю. – Тот художник – Олег – много мне заливал про то, какая это мерзость – ебаться в жопы. Даже когда мы всё-таки начали. Я точно знаю, что хотел его, но если пытаюсь вспомнить, как это было по ощущениям, то там как будто ничего нет. Только тошно становится, что вообще ему давал. Мысленно Рю уже рвал этого Олега на куски. – Такое вот. – И ты больше ни с кем не пробовал? – Нет. Никогда. Да какое там – я после той истории вообще запретил себе думать о мужиках. Долго держался, несколько лет. Уже после учёбы начал строить из себя… Ну, знаешь, альфача. Никита произнёс последнее слово с огромным отвращением и, помолчав, спросил: – Бывало у тебя такое, что ты становился противен сам себе? Делал что-то, чему не находил оправдания?.. Рю закрыл глаза. «Бывало, Никита. Конечно, бывало. Много раз». – Да, – ответил он. – Тогда ты понимаешь. Наступила тишина. Не плохая и не хорошая. Просто тягостная. И в этой тишине Рю лежал, зажмурившись, и жался к такому же побитому жизнью человеку, каким был сам. – Извини, что начал это, – наконец, сказал Никита. – Просто хотел, чтобы ты знал, что это не… что я не набиваю цену. Мне, правда, очень стыдно. Я ненавидел Олега, а сам его дело продолжал. Просто потому что боялся довериться. – Надеюсь, однажды ты сможешь мне довериться. Никита снова сглотнул, а потом вдруг резко подпрыгнул, разорвав объятия. Он перевернулся на живот и, яростно сверкнув глазами, воскликнул: – Да я уже!.. Я хочу! Да если бы только мы были тут одни! – Но мы одни, – улыбнувшись, шепнул Рю. – Одни! Конечно! Мне Цыганенок написал, они там внизу в «Уно» на желания играют – могу поспорить, только сяду на тебя, как кто-нибудь начнёт ломиться в дверь! При таком раскладе вероятность этого, действительно, возрастала в разы. Но тем интереснее проверить, Каваками, разве нет?.. – На что спорим? – спросил Рю. Тот томный Никита из душа, конечно, был лакомым кусочком, но этот, яркий, ослепляющий как отраженный от снега свет, заводил ещё сильнее. Наполнял страстью до самых краёв. Даже сосуды с трещинами. Может, в этом и заключалась главная магия человеческой близости… – Хм-м, – Никита прищурился. – На деньги – слишком скучно. – Тогда тоже желание? Хмыкнув, он ответил: – Скажу честно, на желание пока немного стрёмно. – Можем сразу договориться. – Ладно. Какое у тебя? – Общий душ. Сегодня после съемок. Нахмурившись, Никита пожевал губу, но уже через мгновение решил: – Принято! А я тогда хочу… хм-м-м… посмотреть, что там за штука у тебя в мешочке… – Вибратор, – в который раз подсказал Рю. – …и как ты ею пользуешься. Серые глаза вспыхнули – снова вспомнился тяжёлый взгляд Тибо в монреальской ванной и всё, что случилось дальше. – Нет? – Дай подумать. Рю на мгновение зажмурился, заталкивая воспоминания обратно. Он не хотел возвращаться к этому вечно. Не хотел лишать себя даже части удовольствия. Тибо никогда не нравились игрушки, но Рю их любил. И ещё больше любил играть в приятной компании. – Ладно, – сказал он. – Я согласен. Но ты пока только смотришь. – Была неприятная история? – догадался Никита. – Весьма. – Обещаю, только смотрю. Ударили по рукам. Рю лег на спину и похлопал по своим бёдрам. Покосившись на дверь, Никита проворчал: – Вот увидишь. – Давай уже. С большим недоверием он занес ногу и, напряженно вслушиваясь в тишину, перекинул её через Рю, но не сел – стоял над ним на коленях, полуобернувшись к двери. В молодости всё это, наверняка, показалось бы неприятно смешным, вызвало бы подозрения в трусости, а теперь подумалось только: как же человеку может быть страшно. И в чём! В том, чего он сам хочет. Рю коснулся Никиты, и тот вздрогнул, словно очнулся. Опустив голову так, что чёлка упала на глаза, он сел. Просто придавил бёдра, как в душе, но как же стало хорошо даже от такой малости. Рю закрыл глаза, ловя каждое мгновение. Время шло, а в дверь никто не стучал. – Ладно, – наконец, сказал Никита. – Ты выиграл. Он привстал – и в ту же секунду Рю опрокинул его на футон, навис, не давая свести ноги. – Воу! Полегче! – Нет?.. – Сложно, – он опять покосился на дверь. – Хочу найти, что тебе понр... В коридоре раздались шаги. Никита дернул ближайшее одеяло. К счастью, вошли в соседний номер. Господин Като снова уронил ключи, вызвав неизменный смех своей спутницы. Может, он всё-таки делал это нарочно?.. – Блядь, – зажмурившись, Никита выдохнул с огромным облегчением. – Ладно, – Рю сполз с него и лёг рядом, – поищем, когда вернёмся в Лос-Анджелес. Давай, может, ещё раз обсудим сцену с растяжкой?.. В половине десятого Йошито позвал вниз. Быстро нацепив юкаты, они спустились. Уже у двери в «гримерку» Никита остановился и, взяв за руку, тихо сказал: – Спасибо. Этот наш разговор… он был нужен мне. Чёлка падала ему на глаза. Лицо снова пошло красными пятнами. – Можно ещё попросить кое о чём? Его голос совсем потерял силу. – Никита! Конечно, говори. – Всё-таки переживаю насчёт тех мест, где мы вплотную стоим. – Боишься, встанет? – Я умру от стыда. Рю обнял его крепко-крепко. – Всё будет хорошо. Я рядом буду, да? Если почувствуешь, что всё плохо… – отодвинувшись, он поймал взгляд Никиты и уже не отпускал, – не только с этим, вообще – сразу говори мне. Остановим съёмку. – Я... не знаю… из-за меня?.. – Тони – зверь, конечно, но этот сорт страданий актеров он точно не любит. – Ладно, – Никита чуть улыбнулся. – Уговорил. Разжав объятия, Рю взял в ладони его руки и, поцеловав дрожащие пальцы, шепнул: – Ты – лучший Виктор, о котором я только мог мечтать. Никита не верил, что что-то сможет отвлечь его от бесконечных фантазий о том, чем может закончиться сцена с растяжкой, но вот Рю сказал одну фразу – и она если уж не перевернула мир, то надолго выбила землю из-под ног. Вспоминая эти слова снова и снова, Никита словно плыл в сладостном жемчужном мареве, куда не пробивались никакие глупости вроде сомнений в своих силах. Только иногда он отстраненно замечал, какое это восхитительное чувство: быть небожителем. Жаль, ближе к середине ночи волшебство стало терять силу. И теперь, глядя на очередную сцену препирательств Юры и Юри, Никита больше обращал внимание не на актерскую игру, а на то, как хорош распаренный Рю, и воображал, как приятно будет прижаться бедрами к его крепкой попке. Словно в наказание за эти мысли, Каваками, сидя в онсене, схватился за голову. Капли воды скатились с мокрых волос по его нежному лицу. Из чувственно приоткрытого рта вырвался горестный стон, способный расплавить камни, а следом этот подлец – то есть, конечно, потрясающий актёр – с самым настоящим отчаянием выдохнул: – Где я, а где сексуальность! Никто не захочет… на это смотреть! Со своего места Никита, не принимавший участие в сцене, увидел, как на секунду Тони зажмурился от смеха, а Лино украдкой вытер слезу. – Моя рожа сейчас от хохота треснет, – одними губами произнес стоявший за их спинами Йошито. – С-с-снято! – успел взвыть Тони, прежде чем все трое заржали в голос. Руслан в онсене тоже захохотал. Хмыкнув, Рю припал к камням и, явно наслаждаясь произведенным эффектом, спросил: – Может, ещё разок? А то кажется, самоиронии пока многовато. По другую сторону камеры только громче взвыли. – Самоиронии здесь в самый раз, – сквозь смех ответил Руслан. – А ты что скажешь? – Рю глянул на Никиту. – Уже вижу, как зрителей выносят из кинотеатров. – Об этом я и говорю! Многовато. – Многовато, многовато, – встав со стула, Тони глянул на часы, – но никто ведь и не обещал, что слабые духом доживут до финальных титров? Мне нравится, что отсняли. Оставим пока так, иначе остальное не успеем, – он кивнул Ильясову. – Спасибо, Руслан! Сегодня сцен с Юрой больше не будет, но если хочешь остаться и посмотреть… – О нет! – тот резво выскочил из воды и тут же завернулся в халат. – Я это и так каждую ночь смотрю! – Разве не нравится? – промурлыкал Рю, склонив голову к плечу. – Нравится. Но спать я люблю больше! Пожав всем руки под очередной взрыв хохота, Руслан сбежал: – Пока-пока! Рю тем временем тоже вылез из онсена и надел халат. – Сколько тебе нужно, чтобы разогреться перед растяжкой? – спросил Тони. – Минут за пятнадцать управлюсь. – Отлично. Ребята, – он крикнул, – двадцать минут перерыв! В раздевалке, вроде, ещё оставался кофе! Тони ушёл. – Кофе – это хоро-о-ошо, – зевая, Лино с хрустом выпрямился. – Мой коврик тоже в раздевалке? – спросил Рю. – Сейчас принесу, – сказал Йошито. – И воды простой, если есть. – Есть. Минутку. Ник, тебе что-нибудь нужно? Или ты пойдёшь? – Нет. Не нужно ничего, – ответил Никита. Парни ушли, а Рю сел рядом – на ту же скамейку возле стены. – Теплее сегодня, чем в предыдущие ночи, да? – Ага. Я даже почти не замерз, пока вы работали. С последней сцены, где появлялся Виктор, перерыв получился длинный – минут, наверное, сорок. Можно было уйти, подремать в раздевалке, но Никита решил остаться, чтобы не терять последние крохи того волшебного чувства, с которого началась эта съемочная ночь. – Готов? – спросил Рю. – Не очень. Завидую твоей невозмутимости. – Не нужно сравнивать. У меня большой опыт – и в кино, и с фотографами. В лучшие годы Сэм очень много обнажёнки со мной снимал. – Странно, что в клубе почти нет твоих фотографий. – Ну, – Рю усмехнулся, посмотрев в сторону, – это было больше между нами всегда. Очень… откровенные вещи. Не для всех. Поиски творческие, вроде того. Многое из того, что не в частных коллекциях, только у меня и у Сэма есть. – Частные коллекции?.. Сэм действительно говорил, что не любит работать на широкую публику, даже приглашал на парочку закрытых аукционов, но Никита не рискнул идти туда из простого любопытства. Заводить знакомства он там не хотел. Ни обремененные деньгами и властью лица, ни их покрытые мраком имена его не интересовали. И уж точно до этого момента Никита не мог представить, что Рю – пусть и через Сэма – позволяет таким людям покупать свои эротические фотографии. – Я… – в карих глазах мелькнул испуг. – Это не ради денег или связей! – Ради чего тогда? Отвернувшись, он тяжело вздохнул, но всё-таки ответил: – Это грязные места, да. Там люди нередко платят за такое дерьмо, которое нам и не снилось. Но проблема-то не в этом. А в мысли, что у всего есть цена. Хотя всё, что им на самом деле нужно, я уверен, появилось задолго до первого ценника. Этим людям обязательно нужно купить. Бесплатное для них невидимо. Я дурак, наверное, – Рю усмехнулся, – но я хочу, чтобы моё послание достигло даже таких людей. Чтобы они не могли потом сказать: «Мы не знали», – он холодно, зло сощурился. – Всё-то вы знали, – и повторил: – Знали всё. Его лицо стало лицом Лилит, и Никита понял, что влез с поверхностным взглядом туда, куда соваться не следовало, где, вероятно, до него сгинуло немало таких же самонадеянных людей. Наваждение длилось бесконечную секунду, но вот Рю моргнул и закончил уже совсем другим, грустным голосом: – В любом случае, это старые снимки. Я давно не позирую Сэму. «Вот оно! Сейчас, Ершов! Подмазывайся, не будь идиотом!». Никита ненавидел этот голос, даже когда тот бывал прав. – Жаль, если так. – Жаль?.. – На Рождество в вип-зоне повесили плакат: мужчина с вуалью на лице. Сэм, конечно, не сказал, что это ты. Но мне так врезалось в память – я сразу понял, кто модель, когда увидел тебя без одежды. Рю кивнул, не выказывая ни интереса, ни недовольства. Ждал продолжения. – Здорово, что у тебя есть такие снимки. Мне нравятся работы Сэма. В них нет пошлости. В них… даже не знаю, как это описать – секс как отдельная стихия, без знака «плюс» или «минус». Смотришь – и просто плывешь. Теперь Рю чуть прищурился. – Не веришь? – В целом, похоже на правду. Но где-то как будто пиздишь. – Блин, да просто мне нравятся твои голые фотки! – Вот! – он даже подпрыгнул на скамейке. – Теперь точно искренне! Совсем иначе звучит. – Я и до этого… не пиздел! – Извини, – Рю примирительно улыбнулся. – Может, другое что-то было. Неуверенность какая-то. Это на площадке всегда так царапает. Профдеформация, наверное. Никита не удержался, скорчил рожу, чем вызвал смех. – Снимки-то покажешь? – всё-таки спросил он. – Если хочешь, покажу некоторые, когда вернёмся. – Только некоторые? – А ты готов увидеть все? Карие глаза вспыхнули – глянули сильно, сразу и с вызовом, и со злой усмешкой. Этот взгляд словно пронзил насквозь. «Не знаю», – хотел сказать Никита, но не успел. – Ух! – крикнул Йошито. – Еле нашёл! Девчонки его, оказывается, обратно к себе унесли! Закончить разговор не получилось. Выпив воды, Рю тут же начал разминку. Йошито занялся лицом и телом Никиты, приводя в порядок грим. Одновременно с этим он травил байки, которых знал, наверное, миллион. Во всяком случае, с первого дня знакомства Исикава не повторился ни разу. Слушать было, в самом деле, интересно. Но Рю эта болтовня как будто раздражала. Может, он уже настраивался на работу и примерял на себя чувства Юри, а может, злился, что не услышал ответ на важный вопрос. «Или понял, что ты зассал, Ершов». Никита был не согласен с голосом, но спорить не стал, решив потратить оставшееся время на что-то полезное – вроде попыток настроиться на Виктора. В пятом часу утра это уже давалось тяжело. Из раздевалки вернулись Тони и Лино. Йошито как раз закончил с Никитой и, дождавшись Рю, быстро поправил его грим. – Что ж, – Тони яростно почесал виски, расшатав и без того потрепанную полуседую гульку, чем добавил своему образу ещё больше сходства с безумным гением, – разделаемся с этим сегодня, парни! – С начала сцены? – уточнил Рю. – Хм-м, нет. Давайте сначала растяжку. Со слов: «Я думаю, ты должен сам поставить произвольную программу». Сразу снимем это, чтобы ты не корячился двадцать раз, а потом первую часть. Никита спустился в онсен. Рю зашёл следом. Сразу встал спиной и съежился. Не нужно было видеть его лицо, не нужно было даже касаться, чтобы почувствовать это напряжение. Оно расходилось невидимыми волнами. Рю поднял из воды левую ногу и, как много раз на репетициях, Никита подхватил её у щиколотки. – Мы готовы. – Отлично, – донеслось из-за камеры. – Начали! Саму растяжку, из-за которой Никита так переживал, сняли быстро: чуть ли не со второго дубля. Но представлять, как будет выглядеть этот чёртов вертикальный шпагат на большом экране, он всё равно не рискнул. Проблемы возникли там, где их не ждали. Никита много раз произносил фразы Виктора о причинах, подтолкнувших его стать тренером, о музыкальности тела Юри, и даже как будто всё понимал, а потому не мог упрекнуть себя, что непростительно мало о них думал. Но стоило ему здесь, сейчас увидеть несчастное лицо человека, полностью уверенного в собственной бездарности, как все эти слова показались пустышками. Блефом самонадеянного единорога, не имеющего никакого понятия об ответственности за общее дело. Может, подвело то, что на репетициях Рю не дожимал с эмоциями или не работал в полную свою силу и потому не давал правильной обратной связи. Сейчас были важны не причины. А тот факт, что такому Юри Никита уже не мог «скормить» сказку о вдохновении, под которую Виктор замаскировал свои непомерные амбиции. Рю реагировал на фальшь остро. Во взгляде мелькало такое бешенство, что невинный образ тут же давал трещину. Приходилось начинать заново. Никита сбился со счета, сколько дублей запорол. Позади остались не только стадии злости и разочарования в себе как в актере, но даже стадия яростного упрямства. Впереди лежали только усталость и полная моральная гибель. Рю между дублями выглядел всё более и более виноватым. – Перерыв! – наконец, крикнул Тони, вскакивая со стула. – Каваками! – он потряс руками над онсеном. – Прекращай зыркать! Ник уже слово тебе боится сказать! Ты – доверчивая целка! Без зубов! Пять минут! Потом продолжим! Он бросился прочь. – Пять минут, – передразнил Лино. – Да, он все двадцать будет летать, – согласился Йошито. – Пойдём, что ли, энергетиков бахнем? – Пожалуй, пора. – Парни, вам принести? Никита покачал головой. – Принесите мне мои пятнадцать, – проворчал Рю, вылезая из онсена. Поржав, Йошито и Лино ушли. Даже не надев халат, Рю плюхнулся на скамейку и, согнувшись пополам, запустил пальцы в мокрые волосы. Никита сел рядом, погладил по спине. – Извини, Ник. Я… Я сейчас соберусь. – Я тоже виноват. Тяжело толкнуть этот пиздёж. – Нет, – Рю выпрямился. – Тони прав. Я тебя совсем сбил. На репетициях ведь не было проблем. Не знаю, что такое на меня нашло, – он сдвинул брови. – Ты только шаг в воду делаешь, а я уже порвать тебя готов. – Сильно накладывается на личный опыт? – догадался Никита. – Нет. Другое. В самой сцене ничего такого нет. Мне нравятся слова Виктора. Я сам, знаешь, что-то такое детям в студии говорил. Не с таким подтекстом, конечно! Но танец, музыка – это ведь в каждом есть. И проще всего найти эту связь через то, что само идёт изнутри. – Но ведь Виктор не просто говорит ему: «Эй, парень, поверить в себя». – Ну, добавил немного… радужной лапши, – Рю довольно хмыкнул. – Это же не преступление, если от чистого сердца. – То есть, ты такое любишь? – увидев тяжелеющий взгляд, Никита поспешно воскликнул: – Нет-нет, вопрос без двойного дна! Я просто ищу способ, как нам это обойти! Ясно же, что если дело не в сцене, то срабатывает какой-то личный триггер. Возможно, я что-то не так говорю. Не как Виктор или актёр. Как твой парень. Рю долго молчал. Вроде, смотрел на Никиту, а вроде – куда-то вглубь себя. – Зря я про снимки сболтнул, – ответил он, наконец. – «Пина колада» тебе, наверное, даже понравится, но есть и такие, где я просто… с парнями. – Трахаешься? – Это позы, которые воспринимаются как секс. Да, можно сказать, что трахаюсь. Если знаешь работы Сэма, можешь представить. – То, что я видел, было красиво. Донесся звук – в раздевалке хлопнула дверь, и сразу раздались голоса. Рю вздрогнул, вскинул голову. Во взгляде снова мелькнуло это бешенство. Только тогда Никита, наконец, понял, что обманулся – в который раз! – и всё это время принимал за злость и недовольство его желание защититься. А ведь Тони сказал едва ли не прямым текстом! Не нужно было ничего изобретать. – Рю, – Никита сжал его руку, – то, что ты рассказал… Всё в порядке, честное слово. – Давайте! – крикнул Тони. – Сначала! Каваками, я слежу за тобой! Не поднимая лица со скрещенных рук, Рю показал в камеру неприличный жест. «Уже, наверное, часов шесть», – вдруг подумал Никита. – Начали! «Неважно». Он велел себе собраться. Велел себе вложить в эту радужную лапшу максимум любви и поддержки. Тони был прав: Юри поверил бы Виктору и так, просто потому что обожал его, но Никита хотел большего – хотел достучаться до Рю. До своего испуганного сладенького инкуба, пусть даже тот и растерзал бы его за одни только эти три слова. – Ю-у-ури, знаешь ли ты, почему я решил стать твоим тренером? Никита встретился со взглядом, вышибавшим его сегодня столько раз, и схватил Рю за руки раньше, чем успел снова испугаться, что не вытянет эту сраную сцену. – Ты привлёк меня музыкой… Он неотрывно смотрел в огромные карие глаза и говорил, говорил – пока, наконец, не увидел слёзы, дрожащие на ресницах. На щеках густо проступал румянец. Разве мог раздетый обнажиться ещё сильнее? И всё-таки Рю делал это. Никита спустился в онсен, а сам как будто ухнул с головой в другой омут. Где, наконец, смог понять Виктора – пусть не самого умелого тренера, но искреннего, увлеченного человека, готового пойти ради Юри на риск, готового подарить ему не только своё время, но и свою безграничную уверенность, готового бескорыстно открыть сердце ради одной только призрачной надежды... ...Кажется, Тони сказал, что снято? Во всяком случае, рукой взмахнул точно так, как и всегда, когда был доволен результатом. Никита стоял по колено в горячей воде, обнимая дрожащего, красного от смущения Рю. На мгновение стало даже как-то неловко прижиматься хером к его бедру, но порыв тут же прошёл. – Ещё раз? – Им ещё раз подавай! – усмехаясь, Тони встал со стула. – Хватит на сегодня. Отлично поработали. Вылезайте. Никита помог Рю выбраться из онсена. Йошито тут же подал обоим халаты. – Завт-тра т-тоже в н-ночь? Если бы Никита не видел своими глазами, то не поверил бы, что Рю вообще способен говорить таким несчастным, жалобным голосом. – Нет. Отсыпаемся. И послезавтра начинаем в городе. Ну, что за взгляд? – М-мудень т-ты, Чек-карел-ли. – Каваками, – Тони стиснул его плечо. – Это, правда, было круто. Если сильно раскатало, давай, посижу с тобой? – Н-нет. Н-нормально всё, – он мотнул головой. – Мы в д-душ и с-спать. – Ник? Присмотришь за ним? – Присмотрю, конечно. Спокойной ночи всем. До завтра! Только простояв под горячим душем с минуту, Рю перестал дрожать. Он прижался лбом к плечу, и Никита обнял его в ответ. – Как ты? – Не знаю. Странно. Как будто вы с Безбожником меня выебали вместо Диониса. – Ауч! – Случайное двойное проникновение. Но, в целом, скорее понравилось. – Звучит просто ужасно! – Прости, – Рю потерся носом. – Это шутка была. Я, наверное, с интонацией промахнулся, – он широко зевнул. – Что мы тут делаем до сих пор? Ники-и-ита, хочу в кроватку. «В кроватку» он расхотел ровно в тот момент, когда Никита расправил обе постели, уронил голову на подушку и с чистой совестью приготовился умереть. – Нет, – раздалось над ухом. – Не усну сейчас. Посижу лучше на балконе. – Ну-у-у!.. – Ты спи, спи, – губы коснулись виска. – Я скоро вернусь. Рю ушёл, и Никиту сразу утянуло в сон. Там его преследовало замученное лицо со злым, испуганным взглядом, и он всё гадал, кого видят перед собой эти глаза: Тибо Ламбера, или того первого, который случился «раньше, чем нужно», или смотрят в будущее, на Никиту Ершова? Каждый из ответов был невыносим. Разве Рю пришёл на землю, чтобы страдать? Нет, точно нет. Он родился для иного. Родился, чтобы жить по-настоящему счастливым! Чтобы улыбаться, как под звёздами в Боррего Спрингс. Но лицо никуда не исчезало – карие глаза снова и снова вышибали землю из-под ног. Никита бежал от них, пока не увидел перед собой потолок, залитый утренним светом. В номере было тихо, только сопел Руслан. С балкона не доносилось ни звука. Ещё не до конца отойдя ото сна, Никита испугался, что там никого нет. Что Рю, не желая больше знать всей этой боли, ушёл, оставил его, растворившись в рассветных лучах. «Глупости! Он там!» И всё-таки Никита проверил. Как и вечером, Рю сидел в самом углу, отвернувшись от окна, и смотрел в стену. Но в этот раз движение заметил сразу. – Не спится? – Ага. – Иди сюда. Рю улыбнулся, и Никита не смог вспомнить, как оказался рядом. Выдохнул, лишь сжав его в объятиях и уткнувшись носом в шею. – Что такое? – Соскучился. – Уже? Я-то думал, ты меня после этой сцены ещё неделю видеть не захочешь. – Размечтался! Ответом был тихий, довольный смешок. Никита, наконец, нашёл силы отодвинуться и просто сесть рядом. Рю улыбнулся снова, и его усталое лицо словно засветилось изнутри. – Спасибо, – сказал он вдруг. – За что? – Всё думал тут. О том, что срываюсь… из-за личного. Это ведь правда. И Тони то же самое говорил. Но пока ты не сказал, я и не видел, что одного только предательства жду. Всюду его ищу, – Рю разгладил краешек шва на зелёных хлопковых штанах. – Спасибо, что напомнил, как бывает иначе. Меня ведь не только предавали. Поддерживали тоже. И не раз. – Ну, – Никита уставился на сосны и утреннее море за ними, – пожалуйста. Вроде того? – О скромность! Даже не спросишь? – Так ты похвастаться хотел? Никита схватил его за щиколотки раньше, чем получил пинок. Рю потянулся руками, но тоже не достал. Юката совсем сползла с плеча. Азартно сверкая глазами, он предпринял ещё одну попытку, но Никита опрокинул его на пол. – Хе-хе, туше. – Если я начну хвастаться, – Рю весело прищурился, – ты об этом пожалеешь. – Рассказывай. Снимки Сэма сначала покажи. – Какой ты хочешь? – горячие губы коснулись уха. – С ненасытным фламинго? Или с бородачом, щипающим мои соски? Его голос отшиб последние тормоза. Образы, один горячее другого, лавиной хлынули вниз – туда, прямо в пах. – Блядь, – выдохнул Никита, прижимаясь членом к его бедру. – Твою мать, – Рю затрясся от смеха. – Тебя, правда, заводит это дерьмо! – Только попробуй теперь сказать, что выдумал! – Ничего не выдумал. Всё увидишь. Губы нашли губы. Никита рванул с себя юкату – и журнальный столик отлетел в сторону, падая стеклянной крышкой вниз.