Стоп! Снято!

Рю боялся, что после таких откровений его развезёт окончательно, но, как ни странно, стало как будто даже легче. Никита принял сказанное близко к сердцу – это было видно и по лицу, и по грустному, сочувствующему взгляду. Не хотелось отпускать его руку, но и сидеть посреди незнакомого паба в самый людный час как пара голубков тоже, наверное, не стоило. Кто знает, какие здесь царили нравы. К тому же, за столик рядом с ними только что упала весьма подозрительная компания. Сначала сели двое мужчин – оба широкоплечие и здоровенные, с мрачными усталыми лицами. Они выглядели так, словно не спали неделю. Одеты были просто, неброско. Через минуту к ним присоединился третий – щуплый, замученный паренёк в очках. Он повесил свою сумку мимо стула, а когда поднимал её с пола, то ударился затылком об стол. Здоровяки громогласно захохотали. – Араи! – гаркнул один из них. – Разве не видишь, кто пришёл?! – Видеть-то вижу, – отозвался бармен, мешая за стойкой очередной коктейль. – А надобно-то вам чего? Почтительности в его голосе не было ни на грош. Неприязни, впрочем, тоже. Видно, говорил со старыми приятелями. – Пиво хотим! – Пиво наливаю только тем, кто не идёт на сутки! – Тогда, господин бармен, несите пиво только мне и Фурукаве, – весело отозвался второй громила. – А этому пройдохе давайте… давайте… Смузи! Вот! – Сму-у-узи?! – взревел первый. – Где слово-то такое выучил? Я тебе, Ногути, это ещё припомню! – С-смуз-зи… – тот, кого назвали Фурукавой, приподнял очки, чтобы вытереть глаза от выступивших слёз. – Посмотрел бы я на лицо Хамады, когда он пьет смузи! – Вот такое это будет лицо! Хамада скорчил невероятно горестную рожу, и его приятели снова захохотали. – Что там происходит? – шёпотом спросил Никита. – Выбирают своему приятелю безалкогольный напиток, а тот не рад. – Бедняга, – он хохотнул. – А тут и безалкогольные наливают? Я сделал бы перерыв на апельсиновый фреш. – Сейчас узнаю, – Рю кивнул. Когда Араи поставил на стойку два пива и – тут еле удалось сдержать смех – что-то похожее на смузи, Рю спросил насчёт свежевыжатого сока. Бармен ответил утвердительно, уточнив: – Водку сразу повторить? – Давай позже. И запиши на наш счёт всю бутылку. – Сильны. Коротко хмыкнув, Араи сделал шаг в сторону, стукнул по стойке рядом с напитками, и крикнул: – Два пива и смузи!!! Хамада и Ногути покатились со смеху. Потом последний всё же добрался до барной стойки, бросив по дороге короткий и какой-то профессиональный взгляд на Никиту. Через минуту бармен принёс два апельсиновых фреша. Потягивая сок, Рю всё гадал, что же это за люди, и так задумался, что чуть не подпрыгнул от легкого прикосновения к колену. – Что ещё узнал, детектив? – шепнул Никита, даже не скрывая улыбки. – Пока ничего. Странная компания. На клерков не похожи. – А на кого похожи? – На бандитов, – Рю пожевал соломинку. – Но точно не бандиты. Хотя от этих тоже по коже мороз. Который смузи пьет, тому скоро на работу. На сутки. Не думаю, что полицейские или охрана. Кто ещё сутками работает? – Врачи? – предположил Никита. Рю тихо хмыкнул. Глянул на соседний столик ещё раз. Вариант был неплохой. Фурукава точно походил на врача. – Возможно, ты прав. – Учусь у лучших. Посмеялись. Допив сок, вернулись к водке и выпили по четвертой, забыв даже произнести тост. Никита больше ничего не спрашивал, а Рю так и не придумал подходящей темы для разговора. После непростых откровений в голове было пусто. Да и выпивка делала своё дело – отупляла до той степени, когда уходили все чувства и становилась незначительной даже самая сильная боль. Не хотелось уже никакой связи с внешним миром, поэтому он просто сидел, подперев щёку кулаком, и разглядывал замысловатые линии на деревянной столешнице. Тогда-то и услышал. – Вот ведь дают, – с тоской сказал Хамада, – даже не закусывают. – Плохое чувство – зависть, – поддел его Ногути. – Отведал бы смузи – ещё и не так бы запел. – Странно, что они всё-таки сюда пришли, – заметил Фурукава. – Я слышал, старуха настояла, чтобы господин Огава им намекнул, что у Араи – плохое место. Хамада и Ногути разом возмущенно воскликнули, но собеседник поспешил продолжить: – Однако он так, конечно, не сделал. Уклончиво сказал, что тут паб для своих. – В каком-то смысле… – согласился Хамада. – Глупости это, вот что я скажу! – возразил Ногути. – Разве наш Араи такой человек? Да вы вспомните – он же специально здесь открылся, чтобы приезжающие могли сразу пропустить стаканчик. Я всё, конечно, понимаю, но такие сплетни распускать среди туристов – уже чересчур. А если дальше пойдёт? Это же… убытки! Рю осторожно покосился в их сторону. – Ну, – усмехнулся Хамада, – пока я наблюдаю, что клевета не возымела успеха. А ты, Фурукава, откуда знаешь, к слову? Неужели виделся с Кэй? – Нет, только с сестрой её немного поговорил. – Плохо, если она совсем из дома перестала выходить, – хлебнув смузи, он покачал головой. – Очень плохо. – Не представляю, как она с этим живёт, – Фурукава тяжело вздохнул. – Знаете, я ведь пробовал… Ну… Спрашивать там, есть ли какая-то возможность… – У самого господина Ити… – начали было оба, но он их оборвал, замахав руками. – Что вы, что вы! К нему идти – всё равно что приговор себе подписать. У нас и так больница не ахти, сами знаете, а он уж постарается, чтобы в самую глушь сослали. Помните, как с Такано вышло? Та же самая ведь история: тоже человек не выдержал, сказал слово поперёк – просто потому что о своем пациенте переживал. И где теперь Такано? Сами знаете, в Хите. Еле концы с концами сводит. За столиком воцарилось тягостное молчание, но Фурукава быстро спохватился: – Так вот, я спрашивал у своих знакомых – в других префектурах даже. Осторожно начинал, само собой, а они мне сразу максимально вежливо: «Вы, господин Фурукава, наш друг, но если вы о той самой истории, то лучше нам всем в это не лезть». – Да, дела… Но связи у этого человека, в самом деле, нешуточные. Прав ты, Фурукава, глупо это – дорогу ему переходить. – Ты так говоришь, Хамада, – Ногути нахмурился, – будто быть лучше и профессиональнее – это сразу дорогу перейти. – Вы на него только посмотрите! Ты в каком мире живешь? – А в таком, – вспыхнул собеседник, – что только благодаря её упорству отец ещё по земле ходит! Сколько разговоров было: ни одна больница вас на операцию не примет, никто такой риск на себя не возьмет нигде, это же Япония, зачем коллег подводить, бла-бла-бла. Уже и мы с матушкой руки опустили, а Кэй… Его друзья тут же зашипели: – Ногути! – Да не кричи ты так! – Если Араи услышит, что мы опять о ней, выгонит нас пинками! – Думаете, он так её и не простил? – шёпотом спросил Ногути. – Это их дела, – отрезал Хамада. – Даже если ничего не было… С двух сторон хрюкнули одновременно. – Знаешь, – Ногути похлопал его по плечу, – если у нашего уважаемого… ха-ха… хоть с кем-то что-то могло быть последние лет тридцать… – Ногути!!! – …ему бы богов благодарить, а не распускать о женщинах грязные слухи! Хамада громко заржал. А Фурукава, вновь вытирая слёзы, подскочил со стула. – Ты куда? – изумились оба. – Мне нужна добавка! Вам повторить? – Никакого смузи!!! – Ох, – Ногути залпом допил из бокала. – Схожу-ка я сам. А то наш Фурукава опять устроит тут пивное цунами. Они протиснулись к стойке за спиной Рю. – Араи! Повтори! Пока тот наливал им пиво, Ногути успел шепнуть Фурукаве: – Я виделся с ней недавно. – Да ты что? – Сказала, есть один вариант. Далеко. Аж в Саппоро. Подробностей не знаю. Но она… Она очень плохо выглядит. Старуха ей, оказывается, запретила из комнаты выходить, пока американцы здесь. Хоть и шёпотом, но Ногути произнёс это так отчетливо прямо над ухом Рю, что сомнений не осталось – сказано не только и не столько для приятеля, сколько для чужих любопытных ушей. Получив добавку, оба вернулись за столик и продолжили разговор – но теперь уже просто обсуждали свои дела. Ногути рассказывал, как прошла его последняя смена. Вместе с Хамадой он работал в отделении скорой помощи. А Фурукава, насколько Рю понял, был профильным врачом. Как, очевидно, и Кэй. Кэй… Он снова вспомнил её комнату, в которой она, выходит, даже и сидела безвылазно не по своей воле. Стало тошно. – Всё в порядке? – спросил Никита. – Да, извини, – Рю мотнул головой. – Просто… Не знаю… Я… Наверное, пора выпить ещё. – Или продолжить разговор. Думаю, нам обоим это нужно. Никита вновь приблизился. Его колено плотнее прижалось к ноге Рю. Взгляд уже немного плыл. Сочувствие в словах звучало вполне искреннее, но движения говорили скорее о нужде иного рода. Наверное, случись это свидание в «Яйцах», было бы самое время подняться в одну из комнат на вип-этаже. – Я и так только и делаю, что жалуюсь тебе. – Знаешь, – он грустно улыбнулся, – в Америке мне очень не хватает этих разговоров по душам. И вроде понимаю, что просто другая культура общения, но… иногда выть хочется. Только теперь уже и сам не разберу, от чего больше – от вымученных улыбок или от того, что я этого никак принять не могу. – Не обязательно всё принимать, – заметил Рю. – Не обязательно, – согласился Никита, приваливаясь обратно к стене. – Но вот какое дело: только так, принимая других полностью, без предубеждения, я чувствую себя хоть немного цивилизованным человеком. – Почему тебе неприятно быть варваром? Вопрос вырвался внезапно, сам собой. Раньше, чем пришла мысль, что это, пожалуй, прозвучит слишком грубо даже для приватного разговора. Никита в ответ рассмеялся. Он улыбался широко, но губ не разжимал, прятал зубы, и было не разобрать, искреннее это веселье или всё-таки злорадство. – Извини, – пробормотал Рю. – Сам же и задал варварский вопрос. – Тем не менее, нельзя сказать, что он плохой, – Никита глянул куда-то под потолок, – В нём есть, я бы сказал, глубина. Почему неприятно быть варваром? Потому что я не считаю русских варварами? Или потому что считаю себя не таким варваром, как другие русские? Или потому что я варвар, которому неприятно, что век варварства – всегда прошлый век? Рю зажмурился. В голове зашевелились смутные воспоминания, связанные с январской попойкой в «Фудзи», но поймать ни одно из них не удалось. Сквозь пульсирующую под веками темноту пробился голос: – В юности я мечтал об идеальном мире, полном света, добра и справедливости. В этом мире я, конечно же, был самым светлым, добрым и справедливым. Правильным до усрачки мужественным героем. Поэтому каждая секунда взросления причиняла мне адскую боль. Ведь я нисколько не соответствовал этому образу. И чем дальше – тем больше. Интонации пробирали до костей. Рю открыл глаза, и увидел перед собой – нет, не пьяного Тибо, конечно, но настолько мастерскую пародию на него, что изнутри против воли рвался истерический хохот. Никита играл. И так тонко, как не всегда дотягивал перед камерой. – Только потом, уже пройдя весь путь самоунижения, я подумал: почему? Откуда, блядь, в моей голове вообще взялась эта хуйня об идеальном Никите? Не сам же я её придумал. Вычитал, наверное, где-то. Я много в детстве читал. Любил истории о бесстрашных рыцарях. И даже когда лет в тринадцать разочаровался в них, они, выходит, всё равно остались со мной – через такую вот безумную срань. Подошёл Араи и, мельком глянув на обоих, без лишних вопросов налил по пятой. Никита подвинул к себе полный шот. Вздохнул. – Тост, значит? – он нахмурился. – Ладно, слушай подходящий тост. Рыцарство – это говно на палке. Настоящие рыцари были варварами в латах, которые только и делали, что пиздили соседское добро, потому что больше ничего не умели. Experto credite! Сказав так, Никита выразительно глянул на второй шот, но Рю не спешил пить. С трудом удерживая трещащее от хохота лицо, он прилёг на стойку и спросил: – А что насчет драконов? – Я тебя умоляю! Речь ведь не об этом. – Нет, правда, что насчёт драконов? – Тебе же, вроде, не нравится быть драконом. – Не нравится, – Рю устроил голову на локте. От выпитого его, правда, тянуло в горизонтальную плоскость, но не спать, а так – больше для спокойствия. Окружающее пространство едва заметно вращалось по краям, и найти твердую опору было очень кстати. – Из-за… Масаши? – Сложно, – он провел пальцем по стойке до шота. – И да, и нет. В детстве, когда мы бесились с Аней, мне всегда хотелось быть рыцарем. И ей тоже нравилась эта роль. Перед игрой мы сначала дрались на подушках, и кто побеждал, тот брал клёвый пластмассовый меч и заматывался в алый плащ, а проигравший полз под кровать. Сначала ему следовало явиться драконом, а потом – принцессой. И я обычно… – Рю хохотнул. – Я доводил Аню до белого каления. Потому что когда был драконом, то выдумывал тысячу причин, почему не хочу сегодня драться, а когда она всё-таки с трудом вытаскивала меня и от души лупила, лез обратно и выходил какой-нибудь ужасной принцессой – то старой, то страшной, то невоспитанной, то навсегда превращённой в монстра. Ох, – он мотнул головой, – чего я только не выдумывал из вредности! И ведь даже не понимал, что сам себе яму рою. Аня ведь злилась только понарошку, а на самом деле ей нравилось, что история каждый раз новая. Рю усмехнулся и, приподняв шот, глянул на Никиту. Тот сидел с каким-то на удивление сложным лицом. Уже изрядно порозовевшим от выпитого, что делало его только прекраснее. – Ну что такое? – Ты такой… клёвый, – прошептал он севшим голосом. – Я в детстве, знаешь, много болел. Приходилось часто дома сидеть, играть одному, самому всё выдумывать и... Мне тогда очень не хватало весёлого друга вроде тебя! Последние слова Никита выпалил скороговоркой, в голубых глазах сверкнули слёзы, но раньше, чем Рю успел что-то сказать, тот отсалютовал своим шотом и снова выпил не закусывая. Остаток вечера говорили обо всём на свете, перескакивая с темы на тему, уже совершенно забыв о свидании и лишь время от времени вспоминая о водке. Как Рю было хорошо рядом с Никитой, как тепло! Больше всего на свете он хотел остаться в этом ощущении, никуда отсюда не выходить, никогда не трезветь. Забрать только самое лучшее, сгрести под себя и грезить так тысячи лет. Сдаться. В самом деле, превратиться в малодушную тварь, покрытую такой прочной чешуёй, что всё на свете станет нипочём. Но чем дольше Рю об этом думал, тем тяжелее становились его мысли. Разве тебе под силу быть злодеем, Каваками? Не смеши. И раньше еле нёс, а теперь и вовсе не поднимешь. Он бесился, хотел возразить голосу, но не находил ни одного аргумента в свою пользу. Да и компания за соседним столиком ему не помогала. Уже не стесняясь, они делали ставки, сколько ещё продлится «неравная битва». Все трое сошлись на том, что «брат по расе», конечно, хорош, но у русского фора в дюжину килограммов. Рю так и не смог решить, что задело сильнее – само пристальное внимание или легкость, с которой те безошибочно угадали вес обоих. Впрочем, застать финал им не удалось. В начале десятого Хамада засобирался на работу. Ногути и Фурукава просидели ещё четверть часа, но, допив пиво, тоже ушли. В тот момент, когда за ними почти закрылась дверь, в паб завалилась шумная компания – близнецы, Мико, Йошито и Руслан. Они наперегонки бросились к единственному свободному столику, и по их движениям Рю понял, что все пятеро уже изрядно пьяны. – Ого! – крикнула Мария. – Тут всего три стула. Кому-то придётся сидеть на коленках… Чур, не мне! Она метнулась к ближайшему, но Лино успел туда первым и горестно охнул, когда сестра приземлилась сверху. Мико и Йошито тоже среагировали мгновенно. – Э-э-э, – Руслан замер между ними, – даже и не знаю, на кого упасть! – Иди к папочке! – гоготнул Никита. – Не ошибёшься. Он развернулся на стуле, распахивая объятия. Всё потонуло в хохоте, который стал только громче, когда Руслан, в самом деле, картинно припал к его груди. – Поздно вы, – заметил Рю, – уже полдесятого. – Макото сказала, можно сегодня до часу погулять, – отмахнулась Мико. – Пустит нас без проблем. – Так что мы как раз вовремя, йе-е-е! – подпрыгнув на коленях Лино, Мария вдруг потемнела лицом и в ужасе заверещала: – ИИСУС, ЧЕМ ТЫ В МЕНЯ УПЁРСЯ?! А-А-А-А-А!!! О-О-О-О-О!!! БОЖЕ, НАДЕЮСЬ, ЭТО СМАРТФО-О-ОН?! Все снова засмеялись. – До часу, говорите? – Никита весьма правдоподобно зевнул. – Нет, столько мы точно не высидим. – Да, – подхватил Рю, – мы вообще-то уже заканчивали. Парни как по команде сделали грустные лица. – Слабаки! – Мико задрала нос. – Вы должны остаться с нами! – Мария снова подпрыгнула. Но на этот раз она не плюхнулась обратно на брата, а встала и, уперев руки в бока, шагнула к стойке, решительно преграждая путь к отступлению. – Подумай, – Рю интимно понизил голос, – ты сможешь сесть на мой стул. – Но я уже однажды сидела на твоём стуле, – ответила Мария в тон, – и папе это не понравилось. – Аллах, – в общем хохоте голос Руслана звучал особенно драматично, – я сейчас умру!!! Под шумок Никита соскользнул на пол и, схватив изумлённо вскрикнувшего друга за бока, ловко посадил на своё место. – Сиди крепко, малыш! Тот упал лбом на стойку и всё-таки заплакал. Рю тоже спрыгнул со стула, но далеко не так легко, как Никита, потому что весь мир вдруг резко вильнул влево. – Спокойно, юнга, это всего лишь морская качка! Жмурясь от смеха, Рю обвис в крепких объятиях, а когда открыл глаза, Мария уже ерзала на деревянном сидении и так томно вздыхала, словно, правда, устраивалась на члене. Мико и Лино заулюлюкали. Йошито сидел весь красный от хохота. Руслан, так и не подняв голову от столешницы, беспомощно бил по ней кулаком. – Идём? – шепнул соблазнительный голос. – Подожди! – вырвавшись, Рю ухватился за стойку. – Нужно оплатить счет! Эй, Араи! Можно нам раздельный? – Боже мой, – Никита навис над левым плечом, – да не мучай ты человека! Пусть выставит общий. Утром рассчитаемся. – Утром я не вспомню! – Я вспомню. – Я уже попросил раздельный. – Ты всё равно сказал по-английски. – Я говорю по-английски, – отозвался Араи, моментально возникнув рядом. – И могу посчитать вас, как вам удобнее, но сделать один счёт, в самом деле, было бы проще, потому что бутылку водки записать придётся на кого-то одного. Рю зажмурился, пытаясь осмыслить эту довольно длинную фразу, но мозги ворочались с трудом. – О-о-общий счё-о-от, – зловеще провыл Никита. – Вы выпили бутылку водки?! – возмутилась Мария. – Без нас?! – Вы слишком долго шли. Пока в этом углу паба вовсю продолжали хохотать, Араи вернулся со счётом и попросил пройти к терминалу. – Я сейчас, – на секунду Никита коснулся губами уха. – Стой тут, не падай. Рю пихнул его в бок, но промахнулся и снова еле устоял на ногах. На этот раз подстраховал Руслан. Кое-как удалось встать ровно. Со всех сторон лился смех и отовсюду, куда ни глянь, прилетали какие-то чересчур удивленные взгляды. Водка изрядно снизила уровень критичности, но… – Да что такого-то? – вспыхнул Рю. – Ничего, – ответила Мико, склонив голову к плечу. – Просто сто лет не видела тебя в говно. – Я не сто, – сказала Мария, – но тоже давненько. – Тогда-то, помнится, ты и сидела на моём стуле? – Фу-у-у! Дядюшка Рю!!! Она от души хлопнула по плечу. Сквозь новый взрыв хохота пробился слабый голос Руслана: – Я хотел сказать, что видел его в говно совсем недавно, но, наверное, если на стуле не сидел, это не считается?.. Обратный путь помнился смутно. Пространство вокруг то сжималось и разжималось, то вертелось по краям, то вдруг становилось таким чётким, что глаз различал мельчайшие детали. По дороге без остановки говорили, но о чём – Рю сказать бы не смог. Много смеялись. Но память не сохранила ни одной шутки. В рёкан точно вернулись до закрытия – в общем зале ещё сидели люди, а вот на втором этаже было уже тихо-тихо, почти как глубокой ночью. В тёмном коридоре Рю сильнее привалился к Никите и, чуть не опрокинув, прижал к стене. – Рю! – хохотнул тот. – Осталось два шага. – Не-е-ет, хочу тебя прямо здесь! Но Никита ласково развернул его в сторону знакомой двери. В номере включили только ночник. Занимался этим Никита, потому что Рю сразу упал на футон и раскинул руки в стороны. Эта прогулка по свежему воздуху как будто сделала его ещё пьянее. В голове, вроде, возникали связные мысли, но никакой власти над ними он уже не имел. – Чёрт, а воду-то на утро не взяли... Рю застонал. При одной только попытке вообразить, что придётся сейчас спускаться вниз, потолок перед глазами завертелся быстрее. – Что ж, – вздохнув, Никита развернулся к двери. – Схожу, куда деваться. Тебе нужно что-нибудь ещё? – Две упаковки, если донесешь. – Ладно, – он хохотнул. Его не было довольно долго. Невероятным усилием воли Рю заставил себя раздеться и сложить одежду, а после этого – пойти в ванную. Умывание ледяной водой немного отрезвило. «Твою мать, Каваками, зачем ты так напился?..» Но отражение, даже если и знало ответ, хранило молчание. Тихо хлопнула дверь в номер. Рю выключил воду. Когда глянул из ванной, Никита как раз ставил одну упаковку воды у изголовья. – Вау… Плывущий серый взгляд замер на мерцающем в полумраке золотом браслете. – Нравится? Рю шагнул навстречу, пуская в ход весь соблазн, на какой только был способен, но запнулся о футон и, оглушительно вскрикнув, полетел лицом вниз. Никита подхватил в нескольких дюймах от одеяла. Смеясь, перевернул на спину. – Бля-я-ядь, – Рю закрыл лицо руками. – Прости, я, правда, в говно. Никита упал рядом. – Но разрешение на пьяный секс ещё в силе? – Если хочешь меня такого… – Всегда тебя хочу, – улыбнувшись, Никита нежно провёл пальцами по его груди. – Я же говорил. Когда он задел сосок, Рю тихо охнул и, обхватив горячую ладонь, прижал ее сильнее, заставляя ласкать так, будто... Перед глазами вспыхнул целый фейерверк смутных образов, разом и запретных, и неотвратимо притягательных. Они подступали всё ближе. Сжимали кольцо. Проникали под кожу, заставляя кусать губы и стонать по-сучьи, бесконечно умирая от стыда. Ламбер всегда принимал это за грязную шутку, пародию, но ведь правда заключалась в том, что Рю действительно улетал, если его грудь ласкали как женскую. После «Сайлент Лейк» казалось, что всё осталось в прошлом, но... – Рю? – Продолжай, – он сглотнул, отпуская руки Никиты и начиная расстегивать ремень на его джинсах. – Так?.. – Да-а-а!.. Оставшись голым, Никита мягко перекатился по футону вместе с Рю и накрыл губами его правый сосок. Сжимая ладонью всю мышцу, яростно приласкал языком, а в конце куснул почти до боли. Получив в ответ счастливый вскрик, он переключился на левую сторону. Рю завелся как бешеный. Мгновенно забыл весь терзавший его стыд. Теперь он умирал от желания. И ещё – от мыслей, что член Никиты стоит так же крепко, как его собственный. – Точно можно?.. – Да, – выдохнул Рю, ёрзая на одеяле. – Да-а-а... – Хочу в попку. – Никита! Пожалуйста! Куда угодно! Грудь горела от непрерывных грубых ласк, а задница – от огромного хера внутри. Рю стонал, принимая его в себя снова и снова. Никита брал сильнее обычного, с какой-то новой, незнакомой дикостью, словно действительно отыскал в себе варвара. Драл он спасенную принцессу или побежденного дракона? Изо рта рвался дурацкий смех, стоило представить любой из двух вариантов. Потолок вращался перед глазами как сказочный калейдоскоп. И вместе с этим движением в памяти одно за другим всплывали имена, которые назвала сегодня Дайана. Рю не сомневался, что она могла бы перечислить всех его любовников – хотя даже он сам теперь не вспомнил бы и половины из них. Может, Тибо был прав насчет блядищи. Рю всегда любил трахаться. Неважно с кем. Просто с ума сходил от членов. Обожал их во рту. Охотно пускал в задницу. Будь у него ещё одно отверстие, куда поместился бы член – да, оно тоже не заскучало бы без дела. …Никита кончил с громким криком и ещё долго сжимал в объятиях. Навалившись сверху, всё целовал и целовал, не давая опомниться, а напоследок шепнул фразу, от которой Рю, по ощущениям, выбросило в открытый космос. – Боже, – сказал он, – ебал бы тебя даже с сиськами. Никита отключился сразу после душа, а Рю всё никак не мог уснуть. Лежал под его потяжелевшей от сна рукой и смотрел в потолок, размышляя о случившемся. Что из него каждый раз лезло? Почему он не мог просто задорно потрахаться с любимым человеком, не вываливая на него все свои нерешённые проблемы, как делал сотни раз в прошлом?.. Ответ не утешал. Просто не осталось сил притворяться, не осталось желания что-то скрывать. Рю всегда боялся «остаться один», но после трёх лет полного одиночества – без каких-либо попыток найти пару – кое-что понял. Жизнь без отношений оказалась страшна вовсе не тем, что он себе когда-то воображал. Ужас был в другом. Она вынуждала расставлять приоритеты, не отвлекаясь на другого человека, и открывала со временем неприятные лица многих вещей, которые раньше казались нормальными. Например, Рю осознал, как сильно на самом деле его задевали насмешки Ламбера над женским альтер эго. Лилит, которая жила внутри, не принимала уничижительных шуток, копила обиды, пока он сам делал вид, что это не важно. Она желала смерти Тибо так сильно, что однажды всё внутри Рю превратилось в сплошную кипящую ненависть, и Тони со своим сраным «Снегом» просто удачно кинул туда искру... Всё это было понятно. Непонятным сейчас оставалось другое: чего Рю хотел теперь, какого отношения, какого разговора об этом, в конце концов. Пугающих откровений? Или всё-таки он всем сердцем желал, чтобы Никита наутро ничего не вспомнил о случившемся? Как сильно Рю его сейчас любил! И как сильно боялся лезть с неудобными вопросами, на которые и сам не знал ответа. Тот разговор, когда они вместе готовили мясную запеканку, по воспоминаниям, вышел ужасно неловким. А теперь эти слова... Сиськи! Разве он хотел себе сиськи? Ну может, иногда. Совсем чуть-чуть. Как сегодня. Чтобы их ласкали во время секса. Или чтобы лучше сел интересный наряд. Но имплантаты – точно нет. Они мешали бы ему танцевать. Да и не то чтобы его вообще хоть как-то смущало визуально мужское тело. Рю тяжело, горестно вздохнул. Эта необходимость выбрать что-то одно сводила его с ума. Он не хотел чего-то одного. Хотел сразу всё. Хотел жить в мире, где никому не придёт в голову спрашивать у человека, мужчина тот или женщина. И если раньше можно было довольно легко держать это внутри, не зная бед, то теперь оно вдруг возжелало не просто выхода в свет, но и взаимной любви. Рю похолодел от ужаса, когда представил, что для Никиты всё это может оказаться чересчур. Следом его прошиб пот. На глаза навернулись слёзы. Он зажмурился, стараясь дышать глубоко и ровно. Лучшее, что Рю мог сделать сейчас – это уснуть или хотя бы перестать раскачивать лодку, в которой нёсся по ёбаной реке бесконечного ужаса. Нельзя, Каваками, никогда нельзя воображать такое после семи шотов водки. Или восьми? Один хуй – нельзя. Просто прекрати это. Немедленно! Он попытался представить что-то хорошее, вспомнить улыбку Никиты или его смех, но вместо этого память подкинула злые, горящие голубым холодом глаза. Они смотрели так, что Рю мог только сжаться до точки и замереть, ощетинившись всеми воображаемыми иглами. «Дышать. Дышать!» И он дышал, широко раздувая ноздри, остановив взгляд на мерцающей металлической ручке двери. Только теперь Рю подумал, что, может, уснуть мешает свет от ночника, но не смог заставить себя пошевелиться. К счастью, его спас вернувшийся Руслан. Осторожно скользнув в номер, тот с удивлением уставился на включенную лампу, потом повернул голову в сторону футонов и вздрогнул, встретившись с взглядом Рю. – Думал, вы уже спите. – Никита спит. – А ты чего? – Хуйню всякую думаю. Фыркнув, Руслан поставил рядом с упаковкой воды бумажный пакет. Бутылка глухо стукнула об пол. Рю приподнялся. – Что там? – удивился он. – Араи заставил взять вашу водку. – Вы её разве не допили? – Оставили вам на завтрак. Пьяно хохотнув, Руслан стянул толстовку сразу вместе с футболкой. Следом на пол полетели штаны. Хлопнув по выключателю, он рухнул на свой футон лицом в подушку и глухо застонал. – Устал? – Рю подвинулся к нему. – Шутить про сидение на твоём стуле? Пожалуй! – Не верю, что ты не смог придумать ничего достойного. – Тем не менее, – Руслан приподнялся, – когда одна история – фейк, а другая – правда, и вы лицом к лицу... Было неловко. – Неловко было перепихнуться по пьяни с дочкой лучшего друга, – фыркнул Рю. – Ты такой: «Постой, детка, тебе ведь...». А она в ответ: «Уже двадцать два». И пока лежишь, перевариваешь эту новость – уже остаешься без штанов. Двадцать два! Я, блядь, реально охуел. Думал, ей всё ещё лет, не знаю, семнадцать. Никогда не чувствовал себя таким старым, как в ту ночь! – Ты прямо как Ершов, – Руслан обнял подушку. – Он тоже любит болтать, когда накидается? – Нет. Хуйню всякую думать. Кольнуло так, что Рю едва не подпрыгнул. Но Руслан, ничего не заметив в темноте, продолжил: – Старыми люди бывают лет в семьдесят. Может, после шестидесяти. Уж точно не в тридцать пять. – Ладно, – буркнул Рю, отодвинувшись обратно к Никите. – Проехали. Спокойной ночи. – Извини, если вышло грубо. – Сказал же: проехали. Сзади зашуршало одеяло, а секунду спустя Руслан уже навис над плечом: – Слушай, да правда, не хотел тебя обидеть! Я... Меня просто удивило, что ты мог всерьез думать об этом рядом с Марией! Рю снова повернулся к нему, и целое мгновение он был так близко, что отросшие волосы щекотали щёку. От них пахло ментоловыми сигаретами, какие здесь курила только Мико. Лоб согрело горячее дыхание – не такое спокойное, как обычно. Руслан двинулся назад, к себе на футон, но Рю обхватил его лицо руками и быстро зашептал: – Она взрывная, это правда. Но в остальном... Дело не в том, сколько мне лет сейчас и сколько было, когда я познакомился с Тони. Я держал двухлетнюю Марию Чеккарелли на руках! Понимаешь?! Видел, как она учится говорить связными предложениями и рисовать, как учится всему остальному, как идёт в школу, как становится подростком, как... Было много, очень много всего. И вот я как будто выпал из этого мира, а потом меня вбросило обратно, в момент, где всё уже давным-давно не так. В начале отношений с Тибо я терял связь с реальностью постепенно, а потом… Эти два года в Монреале и ещё один в центре – это не просто три года, нет! Тут не работает математика! Прошла… ёбаная вечность! – Рю, наконец, отпустил Руслана, но тот просто рухнул рядом, как подбитая птица. – Вечность, которую я до сих пор не могу уложить в голове. Говорю себе: «Рю, не так уж много времени потеряно». И не верю в это. Я, блядь, как будто пролежал в криокамере сто тысяч лет! Вот как это ощущается. – Этот упырь точно твой человек... – Ты меня вообще слушал?! – Да. И говорю тебе: этот упырь – твой человек, – Руслан похлопал Рю по плечу. – Думаю, когда сталкиваются ваши эго, происходит чудо – что-то вроде большого взрыва. Никто никого не поглощает. Скорее, возникает новая реальность. Бесконечно растущая во все стороны Вселенная. Стоило только представить это, как сразу стало ясно – так и есть. Как легко Руслан сформулировал то, для чего сам Рю все никак не мог подобрать слов! Приподняв одеяло, он тут же стиснул своего благодетеля в объятиях и шепнул: – Ты такой славный! – А ты такой... голый. – Только не говори, – Рю в шутку прижался теснее, – что тоже хочешь… на мой стул. Руслан глухо заржал, уткнувшись ему в плечо. – Какой ответ ты хочешь услышать? – простонал он, наконец. – Прости, – Рю утёр выступившие от смеха слёзы. – Видимо, никакой. Всё равно этот стул сейчас немного занят. – С-с-стулья никогда не будут прежними! – Вот уж точно! Они всё никак не могли успокоиться. Стоило весело булькнуть хоть одному, как хохотать друг в друга начинали оба. Никита недовольно вздохнул во сне и откатился на самый край футона, утянув с собой почти всё одеяло. Но Рю не спешил за упущенным добром. Было жарко – и от смеха, и от объятий. – Но если бы стул вдруг освободился, – хмыкнул он, – ты бы сел? – Лучше уж ты на мой, – отшутился Руслан. Изловчившись, Рю съехал ниже, положил голову ему на грудь и, глянув теперь снизу вверх, бархатным голосом произнес: – Что-то вроде этого, да? Закрыв лицо рукой, Руслан вновь захохотал, уже с надрывом. – Аллах! Как мы вообще оказались посреди этого разговора? У-уф! Надеюсь, это просто мой алкогольный бред. – И мой. Никита, наверное, убьет меня, если узнает. – Думаешь? – Ты дольше с ним знаком. – В душе не ебу, какой он человек в отношениях, – ответил Руслан. – При мне Ершов ни с кем не встречался. И вы разве не говорили об этом? – Говорили немного. Он, похоже, не слишком ревнивый. Но всё равно страшновато. Я люблю флирт. Прикосновения, поцелуи – это как... воздух. Руслан, наконец, обнял в ответ – неловко, осторожно, словно тоже чего-то опасаясь. Но даже и такого объятия хватило, чтобы Рю потянуло в сон. Глаза сами собой закрылись, а тело расслабилось. – Извини за тот раз на набережной, – совсем тихо прозвучало над ухом. – На набережной?.. – Я вовсе не хотел лезть в твои личные дела, правда. Понимаю, что такое, наверное, тяжело вспоминать. – А, ты о Масаши. Да забей, я просто... Просто некоторых вещей безопаснее не знать. Кажется, Руслан говорил что-то ещё, но под веками качнулась тьма, и Рю даже не заметил, как отключился.