Стоп! Снято!

Закончилась суббота, пролетело в работе воскресенье, уже начался понедельник, а Никита всё думал о словах Рю. «Эта жажда неутолима». Как давно он сам в последний раз чего-то жаждал? До этой случайной встречи на похоронах Варвары Фаерман. Долгие годы Никита был уверен, что всем сердцем желает профессионального признания, карьерных успехов и славы, но, даже получая их снова и снова, всё равно оставался несчастен. Порой приходили мысли, что дело в любви. И вот любовь наполнила сердце – только ничего не изменилось. Безусловно, жить стало легче и на порядок приятнее, однако для полного счастья чего-то недоставало. Срань господня, да у Никиты даже был потрясающий секс с постоянным партнёром, а чёртова пустота по-прежнему скалилась изнутри! Всё чаще в голову приходила грустная мысль: может, недостающим паззлом в картине счастливой жизни являлся он сам – тот человек, от которого Никита бежал все эти годы? Может, и актерство показалось однажды таким привлекательным ремеслом лишь потому, что позволяло занимать мысли кем-то другим? Растворяться в реальных людях, как это делали влюблённые, всегда казалось опасной затеей, но против одержимости вымышленными героями инстинкт самосохранения ничего не имел, и много лет Никита пользовался такой удобной лазейкой, избегая неприятного соседства с куда менее сговорчивой и откровенно вздорной личностью. Иногда, правда, эта личность всё-таки брала верх, чтобы беспробудно грезить о нетривиальных половых связях с леденящими кровь тварями или лёгким взмахом кредитки отваливать шестизначные суммы за оранжевые спорткары. И, вероятно, чтобы снова увидеть впереди хоть какой-то просвет, нужно было совладать со старыми страхами. Пойти с ней на более близкий контакт... – Что-то ты сегодня не весел. Никита поднял взгляд и увидел перед собой Руслана. Сколько же ебанцы добавлял этот бомбер с леопардовыми вставками его благообразному лицу! В руках Ильясов держал пакет с тремя бенто. – Уже обед, что ли? – Ты всё проспал, – хмыкнул тот, садясь рядом на скамейку. – Внутри закончили. К трём сюда небольшую массовку соберут. Тони сказал, мы с тобой нужны. Кивнув, Никита окинул взглядом пустой холл катка, по случаю съемок закрытого для свободного посещения до пяти вечера. – Держи, мыслитель, – фыркнул Руслан. Вот же привязался! И зелёные глазищи щурил так, словно видел насквозь. Никита молча взял бенто. Продолжать разговор в таком духе он не хотел. – Ершов. Что опять за драма? – Иногда я сижу один просто так, – пробормотал он, снимая крышку. – Кстати, где Рю? – Поссать пошёл. Но только попробуй упиздовать за ним в туалет! У нас тут с тобой серьезный разговор, если не заметил. – Боже мой! Ты вообще не выходишь из образа, что ли? – Работаю, – хохотнул Руслан, поддевая палочками кусок котлеты в панировке. – В отличие от некоторых... мыслителей. Тяжело вздохнув напоказ, Никита тоже взялся за обед. – Так и не услышал, по какому поводу драма? – Когда я ем, я глух и нем. – Не смей меня игнорировать после того, как я был вынужден объяснить Рю шутку про очередь! Никита всё-таки заржал. – Ершов. Ты, блядь, внеземная форма жизни! Кто так шутит во время минета?! – Сделаешь хоть один минет, тогда и поговорим. Руслан закатил глаза, но поражение признал. Из коридора в холл вышел Рю. – Вот вы где устроились, – сказал он весело. – А я сейчас, представьте себе, по привычке хотел умыться – и очки упали прямо в раковину! Хорошо, что не разбились. Присев на соседнюю скамейку, Рю взял третий бенто. – Снова кацудон? – Да, сегодня с курицей сделали, – сказал Руслан, – и панировки поменьше. Хина говорит, в Лос-Анджелесе этот вариант даже популярнее. – Не все едят свинину. Многие считают, что курица полезнее – даже если она побывала во фритюре. Я, кстати, удивился, что ты ешь свинину. – О, – Ильясов рассмеялся, – это моё гилти плеже. Но я именно в азиатских блюдах её люблю: Япония, Китай, Корея. Под соусами или так – в панировке. Вот шашлык какой-нибудь, котлеты из свиного фарша или пельмени – на дух просто не переношу. – Я всегда был равнодушен к ней, – признался Рю, – а с тех пор, как правильное питание стало вопросом выживания, и вовсе почти не ем. Разве что в таких исключительных случаях. А ты, Никита? Раз уж у нас сегодня гастрономические откровения. – Я рыбу люблю. Ильясов скривился и сказал страшным шёпотом: – Даже варёную ест! – Варёная рыба очень вкусная. Белая особенно. Руслан изобразил приступ тошноты. Рю засмеялся. – Без шуток, как-то раз Ершов варил уху, и я чуть не помер. Ещё неделю потом во всём доме воняло. – Да, с тех пор я уху только в кафе ел, – Никита улыбнулся, припоминая жизнь в Петербурге. – Хорошо хоть запеканку делать разрешал. – Запеканка с рыбой, – Руслан содрогнулся. – Бр-р! – Я мог с ним не делиться, хе-хе. Треска моя треска, омномном! – Извращенец! Улыбаясь, Рю покачал головой. Дальше ели молча. Ильясов смёл свой кацудон за пять минут. Никита тоже расправился с обедом довольно быстро. А вот Рю снова жевал через силу. Неужели так волновался из-за сегодняшней встречи с Кэнго? Курьер привез конверты с результатами ДНК-теста ещё утром, но вскрывать договорились вместе. Поковыряв рис ещё пару минут, Рю сдался и отложил бенто, не осилив даже половины. – Наверное, побегу уже. Тони сказал, после обеда я не нужен. – Проводить тебя? – Не откажусь. Никите достался уже совсем другой, тёплый, будоражащий воображение взгляд. Со скамеек подскочили вместе, и Ильясов не удержался – скорчил полную отвращения рожу. В небольшом кабинете, выделенном съемочной группе под гримёрную, Рю быстро переоделся, наскоро поправил причёску и только тогда позволил как следует себя обнять, но от поцелуя всё равно уклонился. – Извини, я, правда, ни о чём другом сегодня думать не могу. – Понимаю, – Никита отодвинулся. – Всё будет в порядке. Вот увидишь. – А если нет? – Можем что-нибудь заранее придумать для этого варианта. Рю отвёл взгляд. Последние остатки его хорошего настроения за секунду растаяли без следа. Помолчав, он сказал: – Ты не обидишься, если в таком случае я захочу побыть один? – Боже мой, какие обиды? Просто дай тогда знать, когда понадобится моя компания. – Спасибо, – прошептал Рю, стиснув в ответ так сильно, что вдохнуть удалось с большим трудом. – Спасибо, Никита. Какой же ты хороший! Даже, наверное, и сам не знаешь, насколько. – Скажешь тоже… – И скажу. Много-много раз. Как только вернусь, – он отстранился, не скрывая сожаления. – Ну всё, пойду. Увидимся вечером. – До вечера. Рю поднял из кучи других вещей свой рюкзак, закинул на плечо и, послав воздушный поцелуй, выскользнул в коридор. Тихо хлопнула дверь. Грустно усмехнувшись, Никита скрестил руки на груди. Он уже скучал. Ещё раз подтвердив в сообщениях сегодняшнюю встречу, Рю пошёл в сторону уже знакомого дома. Весь путь от катка занял шесть минут. И за это короткое время в памяти всплыло запредельное количество дерьма, связанного с обиталищем Масаши. Побои, издевательства, слёзные мольбы несчастных людей, тупое равнодушие матери, крики Момо… Втайне Рю надеялся, что после вскрытия конвертов нужда рассказывать хоть о чём-то из этого просто исчезнет. Он не звонил и не стучал. Памятуя о просьбе, скинул ещё одно сообщение. Кэнго открыл дверь полминуты спустя. Коротко кивнул. – Проходите, господин Каваками. Извините за эти странности. Дедуля после обеда всегда отдыхает, мы стараемся его не тревожить. Так что давайте тише, если можно. От волнения или по иной причине, но в этот раз Кэнго заговорил на родном языке, и Рю тоже ответил по-японски: – Извините, что выбрал такое время. Не знал. На секунду Кэнго зажмурился, а потом пробормотал: – Кажется, я слишком часто смотрел в юности «Путь девяти». Всё никак не привыкну теперь к вашей настоящей мимике и речи. Как и в прошлый раз, Кэнго привёл Рю в гостиную. Сегодня на небольшом столе стояли уже два раскрытых ноутбука. За вторым сидела сосредоточенная Мисато и быстро-быстро печатала. Заметив вошедших, она ускорилась ещё. Через несколько секунд, громко стукнув по пробелу, Мисато подскочила с места и бросилась навстречу, быстро зашептав: – Добрый день, добрый день, господин Каваками, извините, заканчивала с работой, добро пожаловать в наш дом, рады вас видеть! Судя по лихорадочному блеску в глазах, она переживала не меньше остальных. Рю вежливо поздоровался в ответ и сказал: – Давайте, наверное, сразу покончим с этим, пока я не умер от волнения. – Умирать здесь никому не нужно, – хохотнул Кэнго, – но правда ваша, нет смысла тянуть. Он взял с полки толстую зачитанную книгу, посвящённую одному из языков программирования, и достал из середины два запечатанных конверта. – Откроем вместе? – Да. Зашуршала, разрываясь, плотная бумага. Руки дрожали как на церемониях. Может, и заметнее. Так сильно Рю не волновался, даже открывая конверты с именами победителей внутри! Ещё секунда ушла на то, чтобы развернуть сложенный втрое лист... – Ох, – пробормотал он, зажмурившись от прыгнувших в глаза кандзи, – нужно было сразу запросить перевод. – Позвольте, я помогу! Хихикнув, Мисато подскочила к нему, и Рю придержал заключение так, чтобы ей было хорошо видно. Кэнго стоял напротив, с серьёзным лицом изучая документ. – О-о! Этот изумлённый женский возглас сказал больше, чем все на свете слова. – Вот, пожалуйста, – прошептала она, указывая пальцем, – посмотрите сюда. Или вы совсем плохо читаете по-японски? Рю напряг мозг, но тщетно. За смутно знакомыми иероглифами виделась одна только фига из книги, упоминанием которой Варвара порой злоупотребляла, ворча на нерадивых учеников. – Здесь довольно сложно, – он неловко рассмеялся. Мисато негромко прочла часть текста вслух и, нахмурившись, пробормотала: – Да, вы правы, я с ходу не переведу дословно. Но общая мысль такая: ваши с Кэнго образцы сильно схожи и с полной вероятностью можно сказать, что вы... близкие родственники. – Вот как... – Ками-сама! – пробормотал Кэнго. – Я... я не был к этому готов. Думал, мы просто... посмеемся! Рю сглотнул. «Нет! – билось в голове. – Нет! Нет! Нет! Я не могу им этого рассказать!» – Выходит, – сказала Мисато, – ваш отец, господин Каваками, и правда, пропавший сын дедушки Итиро? – Выходит, так, – согласился Рю. – Только прошу, не называйте его моим отцом. Я... Это сложная история. – Сложная история? – Кэнго нахмурился. – Мать никогда не состояла с ним в браке. Растила меня одна. Я его почти не знал. Этот Игараси был... плохим человеком. – Плохим? В каком смысле плохим?! – Кэнго-тян, – вступилась Мисато, – будь вежливее. – Нет, пусть расскажет, раз начал! – голубые глаза сверкнули. – Если не знал его, то как может говорить, плохим тот был или хорошим? – Дело не в этом, – Рю нахмурился. – Не в моём личном отношении. Он... ужасные вещи совершал. – И есть доказательства? – Нет, но… Понимаете, всё не так просто. – Если нет доказательств, то к чему эти фразы? «Ужасные вещи»! Да кто угодно может так сказать! О чём угодно! Новообретенный кузен напирал со всей страстью взбешенного человека. Рю вскинулся, сжимая кулаки. Он терпеть не мог, когда над ним нависали люди из более тяжёлых весовых категорий. – Ками-сама, Кэнго, да что с тобой? Перестань! Извинись немедленно. – Извиниться? – взвился тот. – Я просто требую конкретных фактов! Это и моё дело, в конце концов. Достаточно голословных обвинений для этой семьи. Не хочу, чтобы дедушка такое слушал! – Так не кричи, пожалуйста! – прошипела Мисато и, тут же повернувшись, покаянно склонила голову: – Господин Каваками, умоляю, простите его... – Мисато, это не твой разговор! – Ах не мой?! – вспыхнула она. – Я, в отличие от тебя, хотя бы пытаюсь быть вежливой. – Замолчите оба! – со злостью выдохнул Рю. – И слушайте, раз вам так нужны конкретные факты. Масаши... Тот Игараси, которого я знал, взял себе другое имя, а настоящее использовал как прозвище. В Маленьком Токио – это район у нас в Лос-Анджелесе – говорили «Дракон». У него была татуировка на всё плечо – вот такая огромная. И не одна! Мисато тихо охнула, а Кэнго побледнел от гнева. – Да, его называли Драконом. Драконом он, в конце концов, и стал! Грязные дела делал. Потрошил людей только так. По его адресу даже копы никогда не выезжали. Всё там было схвачено! Всё! – голос не слушался Рю, уходил то в рычание, то в остервенелый шёпот, в глазах щипало. – Врать не хочу – не знаю, почему моя мать связалась с ним. Знаю только, что он уже высоко поднялся среди своих, когда они встретились. Поэтому она ушла. Боялась его. Всегда боялась, что он нас найдёт. А потом... сама к нему вернулась. Заставила меня жить в доме ублюдка! Кланяться ему. Уважать его. Слушать по ночам, как он в соседней комнате пытает людей, живых лю... – Пожалуйста, замолчите! – воскликнула Мисато. – Пожалуйста! Её испуганный голос словно сорвал с глаз пелену. Рю опомнился, вынырнул из прошлого – и увидел, как в другом конце гостиной старик Накасима медленно сел мимо кресла. – Дедушка Итиро! – Мисато бросилась к нему. Рю, похолодев от ужаса, тоже сделал шаг, но путь преградил Кэнго. – Убир-р-райтесь! – выплюнул он. – Вместе со своей историей. Рю вернулся в рёкан только в девятом часу. От дома Накасимы он зачем-то свернул к вокзалу, где взял билет на ближайший поезд. Вышел через четыре остановки на знакомом пляже и просидел там до самой темноты, пялясь в море. Потом ещё сколько-то куковал на станции, дожидаясь электрички в обратную сторону, а вернувшись, долго бродил по тихим вечерним улицам без всякой цели. И вот, наконец, свернул в знакомые ворота. У самой двери его поймала Мако. – Добрый вечерок! Тебя-то я и жду. Давай на массаж. – Я разве записан? – Я сама тебя записала, когда отвалилась Мисато-сан, но если не хочешь… – У неё что-то случилось?! В груди похолодело. Мако удивлённо подняла бровь – и Рю почти пустился в невнятные оправдания своего любопытства, но в последний момент устоял. Он ограничился тем, что сделал невозмутимое лицо. И ответ всё-таки прозвучал: – Их старику нездоровится. Мисато сказала, нужно за ним присмотреть, а то у Кэнго сегодня ночная смена. – Накасиме так сильно плохо? Рю добавил в голос больше сочувствия, хотя в глубине души испытал огромное облегчение, что тот вообще остался жив. – Не думаю, – Мако сунула в рот сигарету. – Она спокойно говорила. Не пошла, чтобы перестраховаться, вроде того. Очень уж за него волнуется всегда. Не верит, что этот дед ещё всех нас переживёт. – А ты, что ли, веришь? – Конечно, – она хитро сощурилась, выдыхая дым. – Моё первое воспоминание – как я выглядываю из-за нашей стойки, а в зале старик Накасима сидит и саке попивает. Уже в те далёкие времена он был стариком. Брат подшутил как-то раз в детстве надо мной, сказал, что Накасима в наш онсен ходит со дня основания, все четыреста лет, и я верила, прикинь? Потом, конечно, поняла, что брехня, – снова затянувшись, Мако выдержала паузу и закончила: – А теперь, бывает, думаю иногда – может, и не брехня. Кто их знает, этих стариков. Рю зажмурился. – Так что в итоге? – донёсся её хриплый смех. – На массаж-то идёшь или нет? Массаж сотворил чудо – всего за полчаса Рю превратился обратно в человека. И к этому человеку даже вернулась прежняя тяга к поиску правды. Приподнявшись на кушетке, он спросил: – Ты как-то упомянула Кэй. Кто она такая? Ни разу её здесь не видел. В ответ Мако лишь тихо фыркнула, продолжая намыливать руки. – Ладно тебе, что за тайна? – Всё-таки неравнодушен к чайным церемониям? – она глянула через плечо. – Терпеть их не могу. – Тогда зачем тебе Кэй? – Хочу знать, кто она. – Моя младшая сестра, – Мако пожала плечами. – Кэй здесь... не живёт. – А где она живёт? Рю поймал её разом погрустневший взгляд. Поединок всё длился – секунду, другую, третью... Наконец, Мако отвернулась. Выключила воду. Насухо вытерла руки. Только закинув полотенце на плечо, она тяжело вздохнула и ответила: – Кто бы знал, где. Кто бы знал... Мне этого не понять. Одно я тебе повторю: здесь Кэй только мучается. Рю быстро поужинал бульоном и в половине десятого поднялся в номер, но застал там только Руслана, лежащего в позе морской звезды. – А Никита где? Неужели ещё на пробежке? – Наверное. Он после ужина ушёл. В спортивном, да. Может, бегает, а может, думу думает. – Какую такую думу? Повесив толстовку, Рю сел рядом, и Руслан нехотя перекатился ближе к стене, на свой футон. – Кто его знает, какую. Пока не додумает, не расскажет. Такой вот загадочный гондон. В голосе прорезалось искреннее ворчание. Рю улыбнулся. Он тоже заметил, что после субботнего разговора Никита ушёл в себя, но твёрдо решил набраться терпения и не дёргать, дать ему столько времени, сколько нужно. – Тебя это бесит? – А тебя разве нет? – Руслан сел. Светлые брови сошлись на переносице, грозно сверкнули зелёные глаза. – Никита сказал, с ним такое случается. Вроде как, не нужно этому мешать. – Да как тут не мешать? Он же опять надумает какую-нибудь немыслимую хуйню! Рю улыбнулся шире. В том, что Никита справится со своими переживаниями, сомнений не было. Дожил же он в здравом уме до своих лет. А вот кое-кого другого несло не на шутку. – Ты-то чего ржёшь?! Рю ласково похлопал Руслана по колену. Тот взвился, словно ужаленный. И тут же рухнул обратно на футон, закрыв лицо руками. – Бля-я-ядь. Прости. Я не норм. – Не извиняйся. Твой Юра, правда, очень милый. – Хуилый, – драматически прошептал Руслан. – Иди сюда, – Рю лёг с ним рядом. – Ну? Ощерившись в лучших традициях своего героя, тот отодвинулся как можно дальше, но вскоре вернулся. Потерянный, несчастный, весь какой-то взвинченный. Лёг под бок, словно сделал одолжение. Настоящий подросток. Рю обнял его, как обнимал Софи, и услышал скрип зубов. – Ничего, – он погладил Руслана по плечу. – Это проходит. – Утешил, блядь. – Рассказывай свои беды. – Иди нахер. – Хожу. Регулярно. С удовольствием. Руслан взбрыкнул. Рю поймал его кулак в дюйме от своего живота. – А вот с этим полегче. Я, без шуток, в плане физической агрессии неадекватный. – Извини, – он упал лицом в футон. – Хуй с ним, с Плисецким. Меня, кажется, другое переехало. По мотивам, так сказать. – Ого. И кого к кому из нас ревнуешь? – Всё гораздо хуже. Я, блядь, по ходу шипнул вас на все деньги. Как будто, сука, мне реально пятнадцать. Если вы, пидоры, расстанетесь, я умру. Подперев щёку кулаком, Рю погладил Руслана по голове. – Так низко я ещё не падал… – Какие твои годы. – Вот вообще не помогаешь. – Всё будет хорошо, – заверил Рю со всей искренностью, на какую только был способен, умирая от смеха. – Честное слово. Если мы с Никитой отдаляемся друг от друга больше, чем на пять футов, это вовсе не значит, что наши отношения в опасности. Руслан ушёл около десяти. Оказывается, Мария сегодня снова собралась зависнуть у Араи до самого утра, так что номер на первом этаже оставался в полном распоряжении Мико. Стоило ли удивляться? Никита всё не возвращался. Рю проверил мессенджер, но с шести вечера в чате ничего не изменилось. Жук-дрочильщик: что-то ты долго молчишь Жук-дрочильщик: как всё прошло? МДРНМР22: потом МДРНМР22: извини МДРНМР22: всё-таки нужно побыть одному Жук-дрочильщик: понял ( Жук-дрочильщик: не лезу Больше он ничего не писал, хотя время от времени мелькал в сети. Четыре часа! Крепкие же у Никиты были нервы. Даже сам Рю уже немного начал переживать, что столько времени молчит. – Хватит, Каваками. Чем пялиться в экран, лучше прими душ. Вернувшись из ванной через пятнадцать минут, он забеспокоился всерьёз и позвонил. Пошли долгие гудки. Наконец, Никита ответил: – Извини-извини, загулялся. Уже бегу. Цыганёнок там ушёл? – Так ты от него скрываешься? – Блин, он уже и тебе на уши присел? Вот ведь… человек. – Не присел, – поправил Рю. – Поделился переживаниями. – Ну-ну, – хохотнул Никита. – Сразу видно, кто тут добрая душа. Ладно, давай. В номере поболтаем. – Написать Мако, чтобы подождала тебя? – Не нужно. К половине как раз успею. Воду брать? Рю окинул взглядом номер, но не увидел ни одной бутылки. – Да, возьми упаковку. – Ага, возьму. Всё, пока-пока. Целую. – И я тебя. Звонок оборвался. Рю улыбнулся, покусывая губу. В ушах ещё звучал голос Никиты, и от этого по всему телу разливалось приятное тепло. Оно не разжигало желание, а скорее… успокаивало нервы. Расслабляло. Оставив только подсветку, Рю лёг на свой футон и, наверное, впервые за всё время услышал, как в рёкане бывает тихо. Он старался запомнить все тончайшие оттенки этой тишины, ведь Юри наверняка знал о ней всё. Глубже проникая в её суть, Рю сам не заметил, как задремал. Сквозь сон он слышал какие-то звуки, но всплыть на поверхность и осмыслить их не хватало сил. Лишь один раз стало отчетливо ясно, что происходит – Никита лёг рядом, забрался под одеяло. Раздался нежный шёпот: – Спи, спи. Я тоже ложусь. Потом уха коснулись тёплые губы, и Рю снова провалился на тёмное дно. Он открыл глаза глубокой ночью. Скрипнула дверь в соседний номер. – Алло? – прошипела Юмико. – Алло! Я слушаю. Кто звонит? Кто?.. О! Нагаи, прости, не узнала сразу. Да-да, я могу говорить. Есть новости? Голос звучал всё тише – видно, она пошла дальше по коридору. Ещё не до конца проснувшись, Рю прыгнул к двери и, приоткрыв её, припал к щели ухом. Если Алекс Нагаи звонил сам, значит, ничем хорошим дело не пахло. Юмико остановилась почти у самой лестницы, встала там. В тишине отчетливо звучали её негромкие короткие фразы, из которых ничего нельзя было понять, кроме одного: ей диктовали инструкцию о том, как нужно себя вести. И хотя Рю понятия не имел, о чем речь, ладони вспотели, а сердце забилось чаще. Разговор длился недолго, минуты две. Потом Юмико попрощалась, и едва ее голос умолк, Рю беззвучно прикрыл щель, в которую подслушивал, однако остался сидеть у двери. Шаги по коридору все приближались. Она шла легко, расслабленно, но возле своего номера вдруг остановилась. «Лиса! Вот же лиса!» Рю замер, стараясь дышать медленно и ровно. Сколько раз в Малибу они невольно соревновались в хитрости, когда под покровом ночи он ждал минуты, чтобы сбежать из дома и побродить по ночному пляжу! Напряжение росло. Разве что теперь не было нужды притворяться спящим, поэтому, когда дверь в номер медленно приоткрылась, Рю просто встал навстречу. Юмико подпрыгнула, вскинув руки. И в ту же секунду отвесила затрещину. – Ай! Больно! – Напугал! – прошипела она. – Чего тебе не спится? – Услышал, что звонит Нагаи, и сразу проснулся. Тяжело вздохнув, Юмико сказала: – Пойдём, покурим. Только надень на себя хоть что-то. Она вернулась в свой номер – видимо, за сигаретами. Рю кое-как отыскал среди одеял штаны, быстро натянул их, накинул на плечи ветровку и вышел в коридор. Юмико уже ждала. Поверх короткой ночной сорочки на ней был тёплый халат. Не перемолвившись больше ни словом, они спустились вниз, и там она свернула вглубь рёкана. Сразу за банкетным залом начинался длинный тёмный коридор. Номера постояльцев, кабинет массажа, комната Макото и, наконец, поворот, за которым ждал выход в сад. Сквозь щель в сёдзи на пол падала полоска лунного света. – Странно, – сказала Юмико, сдвигая их. – Обычно плотно закрыты. В лицо дохнуло прохладой. – Может, кто-то выходил? – Нет, – она указала на гэта. – Мако всегда оставляет одну пару, чтобы ночью можно было без лишнего шума покурить. – У вас, смотрю, целая система. – Чем язвить, лучше сходи за своей обувью. – Да вот ещё, – Рю шагнул на дорожку, посыпанную каменной крошкой. – Если госпожа Огава услышит, как я там брожу, снова будешь от неё выслушивать. – У тебя замерзнут ноги! – Не такая уж холодная сегодня ночь. – Возьми хотя бы это, – не принимая возражений, Юмико сняла тонкие белые следки и протянула их. – Ну? Они чистые. Вздохнув, Рю покорился. С трудом, но те растянулись до размера его ног. Сама Юмико, обув гэта, величественно двинулась в сторону чайного домика. В ярком лунном сиянии белый халат как будто светился изнутри, и от этого казалось, что её фигура плывёт высоко над дорожкой. Оценив игру воображения, Рю потащился следом, рассеянно глядя по сторонам. Он первый раз видел сад таким… застывшим. Глаза различали каждую деталь, но не верилось, что все эти деревья и камни – части чего-то реального. Ламбера, бывало, по-настоящему пугали ясные лунные ночи. А вот Рю их любил. Особенно в юности. Мог до утра просидеть у окна или на берегу океана где-нибудь в тени камней. Луна, плывущая над спящим миром, всегда дарила ему утешение. В такие моменты он точно знал, что никому ничего не должен. Заворачивая на площадку перед чайным домиком, Рю бросил взгляд на панорамное окно, наполовину скрытое тёмными сакурами. «Никита…» Помнится, тот рассказывал, что подростком тоже много полуночничал: сидел на веранде и пялился в ночь, представляя всякое. Оценил бы он этот залитый лунным светом безмолвный японский сад?.. Юмико замерла перед каменным фонарём и, прикурив, достала из него пепельницу. Рю встал рядом. Тоже потянулся за сигаретами, потом передумал. Решил сначала выслушать. Но она всё молчала, глядя перед собой. – Я… теперь свободна, – наконец, прозвучало в ночной тишине. – Вау. – Вау, – передразнила Юмико. – Это всё, что ты можешь сказать? – Не думал, что старый хер вообще тебя отпустит, – признался Рю. Она тяжело вздохнула. Затянулась. – Его крепко прижали. – Второе «вау». – Рю! – Извини. Но ты знаешь моё к этому отношение. Или, – он нахмурился, – тебе что-то грозит? – Что? Нет, нет. Конечно, нет. Он не такой человек, – Юмико покачала головой. – Максимум, меня могут привлечь как свидетеля. Я уже получила все инструкции на этот счет. Возможно, с тобой Нагаи свяжется тоже. Теперь тяжело вздохнул Рю. – Это… обязательно? – Пожалуйста, давай без глупостей на этот раз. Он помог тебе в таком дерьме. – Ладно, ладно. Рю поднял руки, признавая её правоту. Он, в самом деле, был искренне благодарен Алексу. Никто другой не смог бы с таким азартом взяться за безнадёжное на первый взгляд дело и – более того – выиграть судебную тяжбу с монстром вроде «Mirror Group». – Нам больше не стоит появляться в «Фудзи», – сказала Юмико. – Не очень-то и хотелось. – А тебе – видеться с Масуми. – С ним-то почему нельзя? Он мой школьный друг. – Не припомню ни одного раза, чтобы ты виделся с ним как со школьным другом, а не устраивал в итоге невесть что. Рю закатил глаза. – Думаешь, мне не рассказали, чем всё закончилось в октябре? – Мы всего лишь выпили шампанского в джакузи. Устало вздохнув, Юмико потушила окурок. – Честное слово! – Рю, я прекрасно знаю, что тогда произошло. – Откуда, позволь узнать? Если со слов мадам Николь, то ничего удивительного. Конечно, она расстроилась, что мы ввалились в её заведение, до утра заняли джакузи и не пускали к себе проституток. Но у нас был… мужской разговор! И Масуми хотел поговорить именно там. – Даже если так, всё равно это выглядело очень плохо. Он не нашёл, что ответить. Да, наверное, и не хотел спорить дальше. Юмико всегда преувеличивала ценность внешних приличий. Может, правда, находила в этом отдушину. По большому счёту, как ещё можно было оправдать всё, чем занимался Сугияма?.. Убрав пепельницу, она кивнула в сторону рёкана, но Рю покачал головой: – Я ещё постою. Подышу воздухом. – У тебя точно всё в порядке? – Юмико нахмурилась. – В целом, да. – А с Ником? – И с ним тоже. – Вы много времени проводите вместе. Не похоже на обычную интрижку. – Я люблю его. – Вот как? – она усмехнулась. – Быстро. – Быстро?! – Уж думала, ты никогда не забудешь своего Ламбера. Рю отвернулся. Он не собирался ни с кем это обсуждать – тем более с Юмико! Она подошла ближе, коснулась плеча. – Я уже говорила и ещё раз скажу: Ник – хороший человек. Если чувствуешь, что вам по пути, держись за него крепко. Оставшись один, Рю всё-таки достал пачку и закурил. Сигарета закончилась, а назад пока не тянуло. Хотелось какого-то приключения. Как в юности. Жаль, нельзя было выйти на берег. Окинув взглядом ночной сад, Рю пригнулся и скользнул в низкую дверь чайного домика. Оказавшись внутри, он вздрогнул – в очаге слабо мерцал огонь, а в котелке над ним, судя по звуку, уже давно кипела вода. Отблески пламени отражались от стоявшей рядом утвари. Из высокого прямоугольного окошка над входом в токонома лился лунный свет. Свитка на стене не было. Вместо него там висела одна лишь увядшая ветвь. В нише стояла маленькая жаровня. Принюхавшись, Рю ощутил слабый аромат благовоний. Он, конечно, слышал от Хикару о ночных церемониях, но… «В любом случае, меня сюда никто не звал». Рю уже высунулся из домика, чтобы уйти, но услышал шорох гэта по каменной крошке – и поспешно отполз в самый тёмный угол. Затаился слева от входа. Так, чтобы оказаться точно за спиной неведомого чайного мастера. Гостям, судя по расположению очага, полагалось сидеть с другой стороны. Несколько мгновений спустя внутрь, низко поклонившись на входе, вошла женщина. Луна подсветила ее спину в скромном кимоно и собранные в высокий пучок густые чёрные волосы. Ещё секунда, и проход закрылся. Чайный домик погрузился в темноту, только под самым потолком переливался серебристый свет. В нишу падал один-единственный луч – точно на увядшую ветвь. Рю слушал, как кипит в котелке вода, и как в такт этому звуку взволнованно дышит женщина. Он мог поспорить на что угодно, это Кэй. Сев перед очагом, она долго молчала, а потом вдруг дрожащим голосом произнесла: – Кем бы вы ни были, пожалуйста, прошу вас, будьте на этой скромной церемонии дорогим гостем. Удержав вздох, Рю поднялся. Осторожно, стараясь ничего не задеть, он прокрался мимо неё в темноте. Сел спиной к токонома. По счастью, лунный луч падал выше и не слепил глаза. В свете от огня Рю разглядел, что Кэй так и сидит, не смея разогнуться и поднять глаз. – Благодарю вас. Были это её слова или далёкий шелест листьев?.. Затем, уже в полном молчании, она приступила к приготовлению чая. Её пальцы дрожали, пока оставались свободны, но стоило ей взять в руки чашку или бамбуковый венчик, как движения обретали четкость. Предельно выверенные и при этом полные смысла, они завораживали – как любой искусный танец. Рю никак не мог отделаться от чувства нереальности происходящего. Звук кипящей воды, благовония, что рядом с жаровней сильнее ударили в нос, странное освещение и ещё более странная женщина… Он словно уснул наяву и очнулся, только когда Кэй с поклоном подала ему чай. В памяти ожили все те бессчетные часы, которые Исихара убил с ним в похожем домике ради одной сраной сцены, которая по итогу не вошла даже в режиссерскую версию «Пути девяти». Тогда Рю психовал. Но сейчас – смирился, тронутый увиденным. Как полагается, он принял чашку правой рукой и, поставив перед собой, низко поклонился мастеру. Затем снова взял её, устроил на левой ладони и, дважды повернув, сделал глоток. …Как того требовала церемония, Рю взял чашку уже пустой. В отсветах от догорающих углей было тяжело что-то рассмотреть, и он изучал её на ощупь. Глина ещё хранила тепло. Грубо обтёсанные края напоминали о скалах, вдающихся в океан. Скалах, о которые разбивались даже неукротимые волны! Всё внутри трепетало от этих образов. Они несли его дальше, к тому вечеру, когда он жадно целовал здесь Никиту – на том самом месте, где сейчас сидел. Грёзы разбил тихий всхлип. Видение исчезло, осталась лишь согнувшаяся в поклоне, горько плачущая в темноте чайного домика Кэй. Рю метнулся к ней, но едва коснулся плеч, как она страшно закричала и бросилась прочь, чуть не опрокинув ногой котелок. Изловчившись, он всё-таки поймал её, прижал к стене уже у самого выхода. – Нет! – взвыла она. – Нет!!! Пожалуйста, пощадите, молю вас! Я... Я хочу жить! – Так живи! Не затворницей в этой комнате! Езжай в Саппоро! Кэй потрясенно замерла. Только её грудь высоко вздымалась, задевая рёбра Рю. – Так ты... ты... Слава богу! Человек! – она снова расплакалась. – Живой!.. Человек... – Какой же ещё? – пробормотал Рю. Кэй больше не вырывалась, и он обнял её уже нежнее, погладил по растрепавшимся волосам, шепнув: – Ну-ну, милая, тише. Тише. – Человек... человек... – Всё хорошо. Не прекращая плакать, Кэй стиснула Рю в ответ – и уронила на пол. Спустя мгновение он ощутил вкус её поцелуя – свежий, фруктовый, похожий сразу на мяту и манго. – Эй! Я не это... Кэй засосала его снова, а её рука сжала член сквозь штаны. Дело принимало серьёзный оборот. С усилием оттолкнувшись от пола, Рю рванулся было прочь, но в итоге лишь опрокинул её на спину и сам оказался сверху – точно между крепких женских бёдер. Волосы на голом лобке пощекотали его живот. «Да как она только успела распахнуть это блядское кимоно?!» – Пожалуйста, – выдохнула Кэй, обвивая Рю руками и ногами. – О-о-ох! – Нет! – Пожалуйста!.. Страстный шепот с хрипотцой опутывал как невидимая паутина. Горячая, ненасытная, несчастная женщина изнывала под Рю и молила о близости как одержимая. – Детка, – ответил он, склоняясь к ней, – послушай, у меня даже нет с собой гондона. – Пожалуйста! – всхлипнула Кэй. – Ты даже не знаешь, чем я болен. Тихо взвыв, она схватила его руку и прижала к своей влажной промежности. – Пожалуйста, – Кэй заерзала на ладони. – Пожалуйста! А-а-ах!.. Не уходи! Не уходи. Не уходи… Капкан захлопнулся. Голос разума ещё бился внутри, но слабел так быстро, что мгновение спустя уже растворился в шорохе одежды. Лунный свет погас, и злая беспросветная темнота толкнула Рю к земле. В глазах защипало. Каждый раз он вёлся на это. Каждый. Сраный. Раз. Уткнувшись носом в ползущее с плеча кимоно, Рю прижал ладонь к горячей вульве уже сильнее, как будто даже по своей воле, и, услышав короткий стон, толкнулся пальцами в узкую, мокрую вагину. Кэй застонала, разводя ноги шире. – Да... Да! А-а-ах!.. А-а-а-а-а... Несколько движений, и она низко, самозабвенно закричала, но остановиться не позволила. Второй раз Кэй кончила уже тише, и на этот раз успокоилась – только поерзала напоследок на скользкой ладони Рю. Выдохнув, тот откатился в сторону. Распластался на полу. Не успел он прийти в себя, как услышал: – Саппоро... Вот ведь болтушка… Наверное, уже все в Хасецу знают. – Знают, не знают – какая разница? Если там есть работа, поезжай. – Не получится, – она вздохнула. – Если бабушка увидит мои чемоданы, то снова рядом с ними умирать начнёт, а я... Я не могу просто развернуться и уйти, когда человеку плохо, понимаешь? Клятва есть клятва. – Какая ещё клятва? – не понял Рю. – Гиппократа. С минуту молчали. – Ну а если ей станет плохо уже после того, как ты уедешь? – Мечтать не вредно. – Вот что, – сказал Рю. – В среду вечером мы уезжаем, и чемоданов выносить будут столько, что никто не заметит парочку лишних. Кэй не ответила. – Ладно, – он сел. – Настаивать не буду, но знай, что предложение в силе до последней минуты. Рю уже собрался уйти, как она схватила его за руку и спросила: – Ты, наверное, тот молчун-оператор? Напомни, как тебя зовут? – Лино. – Точно. Спасибо, Лино, – её поцелуй обжёг щёку. – Спасибо за доброту. Прощай. Кэй осталась в чайном домике, а Рю побрёл обратно. Ноги едва слушались. Он шёл по дорожке как побитый. В утренней хмари сад снова казался иным – на этот раз серым, призрачным, чуждым. Уже возле рёкана, бросив взгляд на свою руку, ещё липкую от выделений, Рю вдруг подумал, что если произошедшее в чайном домике расценить как секс, то тогда, выходит, имела место… измена. Он не знал, сколько простоял на дорожке, потрясённый этой мыслью. Следки насквозь промокли от выпавшей росы, а пальцы на ногах свело от холода. Рю никогда не верил в существование проклятий или другой подобной хуйни, но иногда жизнь как будто пыталась доказать ему обратное. Успокойся, Каваками. Просто поднимись в номер, прими душ и ложись спать. Ты подумаешь обо всём, когда проснёшься. На свежую голову. Не сейчас. Не сейчас! Рю поверил этому голосу. Даже как будто успокоился. Ёжась от холода, скользнул в рёкан. Бесшумно поднялся в номер. Всё шло хорошо. По плану. Он уже повесил ветровку на крючок, снял штаны и даже сделал шаг в сторону ванной, как вдруг услышал мрачное: – Где ты был?