Не уходи...

«Больно. Как же больно, мать твою!» Леон закашлялся, во рту почувствовался привкус крови. Шевелиться больно, даже рука не поднималась от слабости. Да что там рука, тут даже век разлепить не удалось. Рядом кто-то был, и Леон все-таки с невероятным усилием приоткрыл глаза. По щекам из царапин, нанесенных разбитым стеклом, сочилась кровь. Перед глазами все плыло, и склонившийся над ним казался то человеком, мужчиной лет тридцати почему-то с рожками, то громадным оленем с раскидистыми рогами с множеством отростков. Дышать трудно, боль разрывает грудь с каждым упрямым вздохом. «Дыши, мерзавец... я же не могу оставить все так... Я ведь еще не... не нашел... не сказал... не сказал что... что люблю... Ди... Я не могу, не должен... я не... Ди...» Крови во рту скопилось много, и Леон с усилием повернул голову, сплюнул. Чьи-то руки осторожно поддержали его. Говорят, у умирающих перед глазами прокручивается вся их жизнь. Вот только Леон видел одного лишь Ди. Их первая встреча... Удивленные разноцветные глаза тогда, казалось, глянули прямо в душу. А тот проклятый людоед, что чуть не угробил Ди... Еще долго потом Леону снилось, что он опоздал. А дебильный Ди еще укорил тогда его за поспешность!!! Хоть и не такими словами. Для него, видите ли, самое интересное только начиналось... Ди, придурок... Рядом с ним жизнь была почти сказкой, страшной, конечно, но все-таки... все-таки без Ди все стало иначе. Когда он только исчез, в душе будто бы образовалась пустота, и она все ширилась. И если раньше Леона бесила загадочная улыбка, маской ложившаяся на прекрасное лицо китайца, то сейчас не было, наверное, ничего, что бывший детектив не отдал бы, чтобы снова увидеть даже эту улыбку на ярких любимых губах. «Я забыл обо всем... семью, работу... Криса... обо всем, только бы догнать тебя. Столько лет бежать за тобой, сволочь ты этакая разноглазая, хитрющая, бежать и не успевать, и не успеть... не успеть тебя увидеть... не успеть сказать...» Шуршал дождь, оплакивал что-то. Струи его уже не так лупили по раскисшей земле, но все равно их прикосновения болезненны. А в глазах двоилось и троилось, и рядом, кажется, уже не один человек, а несколько, мужчины и женщины тихо переговаривались между собой. Но отчего же Леон время от времени видел их не людьми? Почему ему то и дело казалось, что рядом с ним собрались звери и птицы? В сознание начало мутнеть, откуда-то послышался колокольный звон... нет, это в ушах... колоколов тут нет... Рядом кто-то плюхнулся на колени, схватил за руку. И знакомый голос с всхлипами произнес: – Мой дорогой детектив... – Ди... Ди понимал, что просто так, из-за чего-то поправимого, его бы не позвали. Тем более что мало кто знал о его отношении к этому человеку. Но ведь граф после случившегося в Берлине сам просил старейшин животного мира, чтобы его вовремя информировали о приближении этого настойчивого преследователя. А они не зря стали старейшинами, и выводы делать умели, даже если владели малыми долями информации. И Ди знал, что его попытка перенестись сознанием на место аварии не удалась бы, не окажись там старейший олень. Только он из всех оленей мог выдержать, пусть и недолго, силу ками. И за это «недолго» Ди должен успеть или вытащить Леона, или же зацепиться за что-то еще, чтобы остаться там на все необходимое для спасения шебутного американца время. И как хорошо, что Леон уже оказался так близко от Токио! Как хорошо, что авария случилась не где-нибудь на противоположном конце Земли, куда Ди не сумел бы дотянуться... Сколько крови... «О мой дорогой...» Что же делать? Ведь до человеческой больницы его не довезти, да и не помогут там... Нужно позвать кого-нибудь, нужна помощь! Олень, глазами которого сейчас смотрел Ди, испуганно дернулся, чувствуя, как тают его силы под начавшимся зовом, но тут ками рванулся из него и его силуэт проявился рядом. Зов не смолкал, требуя появления хоть кого-нибудь, кто способен оказать помощь. И те, кто слышал этот зов, начали приходить. Первой появилась старая волчица. Она учтиво поприветствовала Ди, а потом склонилась над изломанным телом детектива. Ди нервно сцепил руки, следя за осторожными движениями волчьей знахарки. – Простите, граф, – уныло сообщила волчица. – Помочь ему я не в силах. Он не жилец. – Но... – глаза графа расширились. Сова, что появилась следом, тоже подтвердила слова волчицы. – Не жилец. Внутреннее кровотечение, перелом четырех ребер, один осколок вонзился в легкое. Я не понимаю, почему он еще жив. Про простые переломы и ссадины я вообще не говорю. От боли, хлынувшей в душу, Ди крепко зажмурился, прикусил губу. «Я давно понял, что не смогу отпустить тебя, Леон. И потому бежал, пока ты все-таки еще не был моим, а мне хватало сил бороться с собой и не привязывать к себе. Кто же знал, что я опоздал с бегством? Ты уже прикипел ко мне и потому бросился на поиски. Но как бы мне хотелось узнать, что вело тебя за мной... Дружба, уязвленное самолюбие... или... любовь? Леон, не уходи... Ты нужен мне... Даже ярость твоя... Ты хватал меня за шиворот, касался меня только когда пытался арестовать за что-либо или же если был зол до потери контроля и лез драться, но твои руки для меня... Только тогда твои руки ложились на мои, и я представлял, как все будет иначе, когда ты коснешься меня с лаской... Леон... Я же не смел прикоснуться к тебе, не смел, хоть и хотелось. Потому и старался оказаться поближе к тебе, стоя ли рядом, сидя... Мой Леон...» Леон снова закашлялся. Кровь потекла изо рта. Он, побледнев еще больше, приоткрыл глаза, мутным взглядом осмотрел столпившихся вокруг него зверей и птиц. И Ди не выдержал, упал на колени рядом с изломанным телом, схватил за руку. – Мой дорогой детектив... – Ди... – слабо шепнул в ответ Леон, и глаза его снова закрылись. Слезы смешивались со струями дождя, само небо плакало вместе с Ди. Но зов не умолкал, ками уже не просил, он требовал, чтобы отозвался тот, кто может помочь. Кто-нибудь, их же так много... Неужели никто не придет? «Почему Леон? Почему он должен покинуть меня? Я не хочу!» – А он не захотел наехать на меня, – отозвался на невысказанный вопрос старейшина-олень. – Я не рассчитал прыжка и оказался на дороге. Прямо перед его машиной... Ди горестно взвыл в полный голос, и будто бы в ответ на его вопль с небес под тихую музыку звенящих перьев и драгоценностей опустились две чудесные птицы. – Ты звал, граф, – пропела одна из птиц, золотая. Ее очаровательное личико, венчавшее птичье тело, нежно улыбалось. Волосы были скрыты вычуренным головным убором из золота и желтых алмазов. – Мы пришли, – подхватила вторая, чернокрылая. Ее головка, украшенная серебряным венцом из черных алмазов, уважительно склонилась. – Царевна Алконост, царевна Сирин, как я рад вас видеть, Ваши Высочества! – дрожащим голосом произнес Ди, не вставая с колен. – Мы тебя тоже, граф. Ты никогда ни о чем не просил природу, ничего от нее не требовал. Что же изменилось? В чем дело? Или в ком? В этом юноше? – хором спросили птицы. – Да, Ваши Высочества, – опустил голову Ди, продолжая гладить ладонь Леона. – Он нужен мне. Я хочу, чтобы он жил. – Один из Ди желает, чтобы кто-то из людей жил... Удивительно, – печально произнесла черноопереная Сирин. – Это же восхитительно, – восторженно пропела златокрылая Алконост, поправляя крылом свой драгоценный венец, съехавший ей на лоб. Ди озадаченно поднял глаза, глядя на то, как Сирин заливается слезами, а Алконост смехом. Он впервые не понимал животных. Эти двое казались ему настолько странными... А может быть все дело в том, что теперь от них зависела жизнь Леона? А ведь Леон умирает только потому, что он, Ди, появился в его жизни... – Ему все-таки ответили, – тихо прошептал Тетсу, глядя в лицо графа Ди. Выражения на обычно умиротворенном лице менялись так быстро... Боль, тоска, страдание, недоумение, робкая надежда – они касались идеальных черт Ди, смешиваясь в невообразимую маску горя. – Как ты думаешь, детектив выживет? – спросила Пон, осторожно присаживаясь рядом с графом. – По мне так быстрее сдох бы, – отозвался Тетсу. – Но лучше от моих клыков. Хотя для графа лучше, если этот невежа выживет. Ну да ладно, если выживет, то просто буду кусать его чаще. Чтобы жизнь малиной не казалась! – Ты неисправим, Ти-чан, – вздохнула Пон. – Леон хороший... Тетсу хмуро посмотрел на Пон и промолчал. Разъяснять этой глупышке происходящее не хотелось. А очень хотелось вонзить зубы в этого мерзавца Оркотта, мстя за тоску графа. Граф ведь только-только начал приходить в себя, у него даже появилась новая игрушка, с которой он начал возиться. Но все же с этим приходящим граф вел себя не так свободно, как с Оркоттом. Он просто решил поиздеваться над напыщенным бизнесменом, притом не позволяя шанхайцу глубже погрузиться в свой мир. А вот Оркотту позволил и очень быстро! И это много о чем-то говорит! Ками не должен подпускать человека близко к себе! Не должен! «Лучше бы он сдох!»