Не уходи...

Тоскливый вой снова вырвал Леона в реальность, но теперь и глаз открыть не удавалось. Противная слабость овладела всем телом, и только чувствовалось, как его руку судорожно сжимают тонкие пальцы. «Ди?...» Колокольный звон в ушах сменился нежными переливами странной мелодии, как будто кто-то осторожно трогал хрустальные колокольчики. И голос Ди, удивленный, просящий, дрожащий. Хрустальные колокольчики тоже меняли свою тональность и были то наполнены неизбывной тоской, то рассыпались радостным звоном. Леон так хотел увидеть Ди, но все равно не мог открыть глаз. И эти колокольчики... что это? Щек коснулись перья, странный аромат повеял от них, заставляя сделать более глубокий вдох, отозвавшийся болью в груди. А потом была песня. Ее звуки пронизывали все тело, да что там тело, вся его душа оказалась заполнена этой музыкой, стремилась вверх, вот только та же музыка не отпускала его, удерживала на месте. И от этого было больно. Очень больно. – Ты куда-то спешишь? – прошептал ему кто-то. – Не знаю, – отозвался Леон. – Тогда почему вырываешься? – Откуда? – удивился он, продолжая прислушиваться к музыке. – Нам кажется, у тебя еще есть дело незавершенное, человек. – Дело? А, да... Ди... – Так ты уходишь или остаешься? Леон припомнил чарующий взгляд разноцветных глаз. Как часто они обращались к нему. А он не ценил мгновения, проведенные рядом, не считал каждый взор. Сколько раз он хватал Ди за шиворот, сколько раз пытался его арестовать, выворачивал тонкие руки? Много... Сколько раз в ярости кидался с кулаками? Тоже немало... А стоило когда-нибудь обнять его... Хоть раз... – Я не хочу уходить... – Мы знаем. И музыка осыпалась сверкающим дождем. – Ты сколько раз спасал его, граф? – хором спросили птицы. – Но только сейчас ты оказался рядом с ним, когда он умирает. Наверное потому, что исчерпал свои возможности? А ты и не помнишь, что если бы тебя не было рядом, этот человек уже давно был бы похоронен. В первый раз когда ты подарил ему Джаттолотто... Представь, что этого цветка он не получил. Ди опять опустил голову. – Да, но ведь он все равно пошел за мной... Может быть, если бы я не бежал... Может быть... – Ты спасал его столько раз, что больше не имеешь права, – сурово отрезала Сирин, опуская крыло на лицо Леона. – Тебе не дана власть над его жизнью. – Но ты можешь получить ее, – счастливо сообщила Алконост, тоже коснувшись щеки Леона. – Вот только для этого потребуется немного потрудиться. Да и ответственность обоих тогда будет совсем иной, не той, к которой ты привык. – Что... что я должен сделать? – Ди дернулся вперед, заглядывая то в бездонные звездные глаза одной птицы, то в яркие солнца очей второй. «Я больше не могу бороться с собой... Не могу его отпустить... И не хочу... Но что если это станет условием? Что тогда?!» – Заключить контракт с ним. А вот условия этого контракта ты узнаешь только тогда, когда он будет подписан, – сказали птицы, и засмеялась Алконост, и заплакала Сирин. – У тебя два дня. Но если за это время он не согласится – он умрет. А потом они запели. Их невероятные голоса сплелись в потрясающую серенаду, пронизанную любовью, грустью, тоской, радостью и счастьем, и оба голоса были неразрывны, как будто не существовало для них разлуки, как будто они не могли оказаться в одиночестве. Они всегда были сплетены, как любовь и боль, как счастье и несчастье, как радость и грусть. И музыка их голосов взвилась над зверями и птицами, над дорогой и лесочком, над умирающим человеком и страдающим ками, а потом рухнула сверкающим каскадом вниз, пала на человека и впиталась в тело, выправляя повреждения. Ди, нервно заломив руки, смотрел, как вправляются кости, как сглаживаются раны, как затягиваются царапины, как бледное лицо наливается красками жизни, а дыхание выравнивается. Но не все царапины исчезли. Похоже, царевны решили, что кое-какие свидетельства аварии должны остаться. – Мой дорогой де... Леон... И с последней сверкающей нотой дождь кончился. Вот только что окрестности застилала сплошная серая пелена струй, а теперь тучи расходились, открывая солнце, и радуга простерлась на все небо. Царственные Алконост и Сирин склонили головки друг к другу, а потом в едином порыве распахнули крылья. Золотая и черная птица взмыли в небо и отправились к себе, сделав все, что намеревались. Звери и птицы начали расходиться, и только Ди все еще оставался рядом с Леоном. Он должен был убедиться, что с ним все в порядке. На ярких губах графа Ди появилась счастливая улыбка. Пон восторженно взвизгнула, хватаясь за руку Тетсу. – У него получилось! – Да, – кисло отозвался тотетсу. – Ему действительно ответил кто-то, способный помочь. А чем платить придется? Ты об этом подумала? – Не тревожься, Ти-чан, все будет хорошо. Это же граф, он все может, – лучезарно улыбнулась Пон. – Он самый сильный, самый умный! – И заслуживает кого-то получше этого тупого Оркотта! – Это его человек, – насупилась Пон. – Он сам его выбрал, и не нам указывать ками! – Да знаю я... И оба продолжили наблюдать за неподвижным Ди, ожидая, когда он придет в себя.