Демон ночи

Он продолжал шагать, наступая на полумягкие, полутвёрдые пески родного дома. Ощущение было непередаваемым. Новый шаг, новый вдох, новый взор на всё прежнее казалось ему поистине неописуемым открытием. Но внезапно, всматриваясь в песок, вслушиваясь в гул ветра, вступая в щекотливые песчинки, он заметил несостыковку. Она заключалась в глубокой яме, куда, несмотря на любовь ко тьме, его вовсе не тянуло. Отторгало его от этой ямы её форма и самое главное – запах. Запах из детства, запах опасности, запах… ВРАГА. Он вспомнил, как в детстве его остров уже пытались покорить – только другие существа – те, которые прорывали тоннели своими вращающимися зубами. Точнее – тогда был только один, но сколько их сейчас тут – он не мог и представить. С каждым новым, сосредоточенным на этих ямах шагом он находил всё новые и новые ходы, ведущие в глубь земли. Его спокойствие сменилось бешенством: на его территории чужак и никто, к сожалению, не смог предотвратить начало этого нападения. Ветер, как бы сильно ни дул временами, уже не мог остудить его пыл. Он оскалил зубы крепче, чем на мальчонку, когда был закован; его дыхание учащалось с каждой секундой так, что казалось, будто он вдыхает тот же углекислый газ, что и выдыхает; зрачки сузились до невозможности, хоть должны были расшириться по мере наступления ночи; лапы всё крепче и крепче сжимали песок под собой; слюни текли сплошной струёй, будто это кровь. Будто какой-то бульдог, Ночная Фурия вовсе не обращала внимания на эти слюни, медленно отрывавшиеся от пасти. Когда во рту пересохло донельзя от ветра, он вдохнул полной грудью и выпустил протяжный оглушительный рык, высвобождая злобу. И пусть она утихла, но всё же осталась и продолжала заново нарастать. Запах, яма, запах, яма, запах, яма… СЛЕД?! Фурия наконец учуяла след: зрачки расширились, уши навострились, тело передёрнулось, будто после воды, а нос вдыхал новый запах. Стемнело ещё больше – и уверенности вселялось в дракона с каждой секундой заходящего солнца не меньше. Ветер дул всё прохладнее и прохладнее. Солнце было почти за горизонтом, но сосредоточенность взрослого Фурёнка продолжала нарастать. Он мигом забыл о каких-либо его связях со внешним миром и сосредоточился только на своей территории, коим являлся весь остров. Он обежал его полностью несколько раз по берегу: новых ям не находилось, но и старые были гораздо больше, нежели в момент его первого знакомства с ними в детстве. Он обегал круги всё меньше и меньше по размеру, направляясь к центру острова, но нигде не было новых изменений ни в лучшую, ни в худшую сторону. Фурия вернулась на берег, к ранее увиденным ямам. Она попыталась засыпать их лапами, но это было бессмысленно. Пришлось просто ходить взад-вперёд, от ямы к яме, сосредоточившись на том, что могло произойти внезапно. И нечто внезапное сучилось. Только этим событием было далеко не то, чего он ожидал: вдалеке показался силуэт того самого дракона, с которым люди начали сражаться на новой территории. Этот момент был на грани разрушения всех планов Ночной Фурии по сохранению своего острова втайне. Допустить исчезновение своего дома он никак не мог. Пришлось импровизировать. Дракон вообразил по-своему разные способы развития событий, поскольку был самым умным среди других видов и мог мыслить стратегически. Одним из способов был просто увести эту громадину за собой в другую сторону, но как избавиться от неё дальше – мысли не находились. Другим же способом он мог временно объединиться с людьми ради победы над общим врагом, но опять-таки надо было увести его сначала от своей родины. Третий способ – остаться и дать отпор врагу здесь, на острове. И пусть он не был наполнен достопримечательностями – всё же, Фурии не хотелось допускать его окончательное уничтожение. Но уведя этого дракона отсюда, он оставлял его без присмотра, что давало преимущество для не менее значимого врага детства – Шёпота Смерти – того самого, кто прорывал земные тоннели вращающимися челюстями. От безвыходности ситуации и расхождении в выборе, как поступить Фурия обезумела, переполнившись яростью, – и её глаза, некогда бывшие ярко-зелёными, сменились красным цветом, словно вокруг них лопнули сосуды. Было ли это так на самом деле – его самого это не волновало.