Ready to go

Она проснулась через несколько часов опустошенная кошмарами и обессиленная от воспоминаний. Тело болело меньше, но что-то было не так. Холодная и огромных размеров постель не приносила удовлетворения. В нескончаемых подушках и тяжелом одеяле она еще больше ощущала себя слабой, а одиночество чувствовалось особенно остро. Не то чтобы она предпочла под боком неизвестного мужчину лишь бы заполнить эту пустоту, но от теплой груди Ричарда она бы точно не отказалась, особенно если бы грудью все и ограничилось. Чего-чего, а секса ей в жизни было достаточно. Она даже наивно полагала, что смогла бы прекрасно прожить и без него. За два года неудачных отношений с Сэмом — теперь она могла называть их таковыми, окончательно поставив на этом ублюдке крест — она поняла, что секс переоценивают. Безусловно, сильный оргазм заменяет огромное количество радостей в жизни, но это по-прежнему просто секс. Оргазм — такой же естественный инстинкт, как выживание, голод или нужда. Эмоции, которые вызывает секс — процесс химический, а не чувственный. И кто бы что ни говорил, но наслаждение это, различаясь только силой и мощностью, всегда одинаковое. А после него — снова пустота, которую надо чем-то заполнять. Нет более тотального ощущения собственной ненужности, когда один из партнеров уходит, оставляя второго в остывающей постели. Единение, о котором все так много пишут, слишком быстро оказывается не удел, когда прочие потребности завладевают сознанием. Другое дело, любовь духовная. Находясь даже в сотнях километрах друг от друга ее можно чувствовать, потому что для подтверждения оной, не нужно в кого-то кончать. Единение душ не проходит после удовлетворения своих и может быть чужих желаний, потому что его источник в нечто эфемерном, неосязаемом и трудно доступном. Занимаясь сексом, ты не можешь заниматься ничем другим. Любя платонически — ты можешь заниматься всем миром. «Возможно, воздерживаться не такая плохая мысль», решила Адриана. Это — контроль разума над телом, человека над животным, а любви над похотью. Если она хотела начать новую жизнь, почему бы не начать ее именно с этого? С контроля надо собой, старыми привычками и инстинктами зверя. Этим она может отличаться от Сэма: держать в узде то, что он держать не хотел и то, чему потакал. Ричард поставил условие: никаких наркотиков, алкоголя, сигарет и мужчин. Он, словно предсказывая то, чего она еще не до конца осознала, говорил случайно. Но случайно ли? Может он знал-чувствовал-догадывался или же его житейский опыт подсказывал то, о чем еще не имела представления Адриана? Потерявшись в этих странных рассуждениях, она раскинула руки в стороны, и ни одна из них не коснулась края кровати. «Все-таки, сделала она вывод, это была чертовски удобная кровать» И, возможно, спать на ней в одиночку было даже приятней. Медленно, но верно, сознание Адрианы подверглось колоссальным метаморфозам. Она была одна потому, что это было ее выбор, ведь Сэм конченный урод. Расстаться с ним был ее выбор, как и когда-то начать встречаться. От мысли, что это не необходимость, а личное желание, становилось чуточку, но лучше. И все же, уснуть совершенно не удавалось. Она призраком выскользнула из спальни и направилась на кухню. Заварила, как показал ей Ричард, чай и попыталась сконцентрироваться, едва касаясь пальчиками теплого пола с высоты барного табурета. Жизнь была говно, но сейчас она начала его разгребать. Первым и самым жутким шагом было порвать с Сэмом. Не совсем удачно, мягко говоря, у нее это получилось. Она вздрогнула от снова накативших воспоминаний. Адриана не понимала, что сказать Ричарду, а ведь он обязательно спросит, если она так и будет отмалчиваться. Кроме того, она безусловно жаждала отмщения. Но странное чувство прошедшей любви будто вознамеривалось противиться подавляющей части Адрианы. Впрочем, она все равно не могла пойти в полицию с заявлением об изнасиловании. Что она скажет? «Мой парень меня изнасиловал? И да, он тот самый Филлмор. Не будете заводить дело, что же так?» В голове она разыгрывала эту ситуацию и знала, что правосудие никогда не будет на стороне неизвестных. К тому же, она прекрасно помнила его угрозу: их порно видео окажется у каждого, кого она знает и тогда мечты о новой жизни рухнут, не начавшись. Создать вокруг себя новую реальность, обновив личностные настройки — это одно, спрятаться на другом конце страны — решение материально невыполнимое. Но как она предполагала создавать ту самую реальность? Она по крайней мере знала, с чего стоит начать: с раскаяния в собственных грехах и их искупление. Вероятней всего, Аннабель Блэкфайер сказала бы, что они у нее отсутствуют, но Адриана знала себя лучше. Странное, ранее не проявлявшееся желание ворвалось в ее сердце: она хотела исповедаться перед Богом. Порывшись в ящиках стола она нашла то, что искала: ручку и листок бумаги. Озаглавив его «исцеление» она обозначила первый этап «раскаяние и покаяние», второй — «исповедание», «третий — искупление и возвращение», четвертый — «прощение и прозрение», и пятый — свобода. В первый пункт, она, не задумываясь, написала: понять, что ты сделала не так; понять, кому ты принесла боль; признать, что ты грешна; раскаяться в своих поступках; найти проблему в себе. Во второй посыпались: исповедаться перед Богом; исповедаться перед священником; исповедаться перед пострадавшими от моей руки. Третий раздел дался ей сложнее: «примириться со всеми», «сделать их мир лучше», «отдать все, что имеешь». Там же под знаком вопроса стояло «волонтерство» и «безвозмездное обучение», в то время как четвертый и пятый пункты остались нетронутыми. Впрочем, почти во всем плане были пробелы, но она не была готова сейчас их исправлять. От стараний у нее сначала запульсировала точка между бровями, а потом заболела и вся голова, и она отложила листок. В первую очередь, она должна встретиться с Мэри-Эллис, когда та приедет, а потом попытаться достучаться до матери и вернуть понятия «семья» для всех по фамилии Джонсон. У нее было столько не начатых дел, и все они требовали от нее не бездумного механического действия, а силы разума и отдачи сердца. Она возненавидела Сэма: что он сотворил с ней и ее жизнью? Какое будущее ее ждет? Осознание произошедшего медленно, но верно доходило до нее. Она была изнасилована. Собственным парнем: то, что они расстались за несколько часов до этого не сильно меняло ситуацию. Не лучше было бы вытерпеть это от постороннего, чужого человека? Тени? Или знать своего врага в лицо приятней? Естественно, поступок Сэма был неожиданным для лица вовлеченного, но для постороннего свидетеля, возможно, он мог бы казаться очевидным. Ведь больше двух лет всякий раз, когда она говорила «нет» — уловками, убеждениями и приказами, он принуждал ее к сексу. Была ли она хороша в нем? Естественно. Нравился ли ей секс? Конечно. Но то, как он начинался день за днем уродовало ее душу и меняло психику. Удовольствие и наслаждение сплетались с принуждением и зависимостью, приятное с неприятным, сокровенное с пошлым. Получалось, что изнасилование Сэмом вместо прощального поцелуя, не сильно отличалось от того, что происходило раньше, разве что являлось апофеозом и суммой всех предыдущих его больных манипуляций. Просто на этот раз она понимала, чем в сущности были их отношения. Это неожиданное открытие было последней каплей, ударом в солнечное сплетение, в котором едва ли осталось хоть что-то живое. Она опять разрыдалась: она не кричала и не била предметы, она не ругалась и не ревела в голос. Слезы бесшумным непрерывным потоком струились по щекам и шеи — и это было страшно. Почему она не замечала этого? Почему закрывала глаза и убеждала себя, что ее отношения ничем не отличаются от других? Что все ссорятся и в их, с ударами и синяками, не было ничего необычного? Неужели она действительно так его любила, что самолично вырвала себе глаза, потому что по-другому игнорировать это было просто нереально? И как случилось, что она прозрела? Адриана глубоко вздохнула: ситуация, в которую она сама себя поставила могла подарить и облегчение. Изнасилование хотя и было для нее потрясением не стало чем-то уж сильно необычным в их отношениях если посмотреть на это более взвешено: больше пугали низкий шантаж и его абсолютная трезвость. Поэтому, она не позволит этому случаю изменить ее планы на свое светлое будущее, не позволит, по крайней мере будет стараться, чтобы воспоминания об этом не отравляли ее изнутри, разъедая сознание. Он не разбил ей сердце: к тому моменту она давно его разлюбила, хотя неистово с пеной у рта пыталась убедить себя в обратном. Адриана точно знала преступника и это все-таки дарило облегчение. Тень неизвестного насильника не будет преследовать ее в каждом переулке и на темной стороне дороги. Она свободна от этого. Тот факт, что ее преступник избежит руки закона, не сильно ее беспокоил, потому что кроме человеческой юрисдикции, существовала божественная: а Глаз Господень видел все. Может ли в поступке Сэма она видеть образ всех мужчин? Нет. Ее брат таким не был. Одного примера было достаточно, второй — спал в соседней комнате. Как евреи не должны расплачиваться за предательство одного, а немцы нести на себе крест за решения другого, так не могут женщины ненавидеть весь мужской пол из-за отдельных морально разложенных уродов. Сейчас она была сыта по горло мужчинами, отношениями и сексом, но, была так же уверена как и в том, что ее зовут Адриана Джейн Джонсон, что когда она выполнит план «исцеление» — она передумает. Она хотела любви: искренней, настоящей, преданной и взаимной. Она могла заново полюбить, точнее, вероятно, вообще впервые, потому что-то, что она испытывала к Сэму, она еще не могла описать, но с четким ощущением понимала, что и любовью это никогда не было. Потребность быть нужной хотя бы кому-то. Но как же она хотела избавиться от воспоминаний о Сэме мгновенно, за раз, а главное от его ощущений на всей поверхности кожи. Ей казалось, что его прикосновения не возможно стереть будто их выжгли клеймом. Ни мыло, ни крем, ни щетка не спасали от гадливого мерзкого ощущения, а ей так хотелось почувствовать себя если не невинной, то хотя бы свободной от его извращений и его самого. Она убедила себя, что только другие отпечатки могут уничтожить эти татуировки неприязни и отвращения. И, казалось, она знала, кто мог бы ей в этом помочь. Она цеплялась за ниточку, как за спасательный жилет. Ричард, как и в первую ночь, спал настолько безмятежно, что сложно было поверить в суровость его черт лица и сложный характер. «Со мной можно» — заевшей пластинкой звучало в голове. Она посмотрела на вздымающуюся грудь, на крепкие руки, лежавшие поверх одеяла, испещренные венами и мышцами. Ему смело можно было давать номинацию «Мужчина мечты», и он был бы достоин ее не меньше, чем «мужчина мечты» Кэрри Брэдшоу. Адриана, опираясь щекой об холодный дверной проем, не могла взять в голову, как его бывшая вообще могла его бросить. Стереть с себя позор, уничтожить его прикосновения, освободиться от его ласк — ей всего-то нужно было переступить порог и сделать несколько шагов — все было бы кончено. Но что-то удерживало Адриану, говоря, что это не выход. Тогда она не стала идти поперек себя, уж слишком часто она это делала, предавая свои тело и душу. Возможно, думала она, после секса их договор потеряет силу, так как хозяин получит то, из-за чего (предположительно) и согласился на этот невыгодный контракт. Возможно, она просто хотела остаться недоступной хотя бы для него. Возможно, она просто не хотела торопить события. А возможно, она не считала себя достаточно хорошей. Но все это не имело никакого значения. Поэтому, так же бесшумно вернувшись к себе, она попыталась уснуть. Ей все время снились монахи, ремни верности, проститутки и сутенеры, маньяки-извращенцы, Саманта Джонс, порно и много другого лишенного смысла потока сознания, о котором на утро она даже не вспомнила.