Не так.

      У каждого народа есть свои свадебные обряды и традиции. В Вельзении таковая тоже была - невеста должна остричь волосы за неделю до официального объявления помолвки. Этим она "срезала" всю свою прошлую жизнь и отрекалась от неё. Традиции следовали все: от императрицы до простолюдинки.       Баника была истинной дочерью своей империи. Она не заплакала, когда осознала необходимость остричь свои роскошные алые локоны, которыми очень гордилась. Если того требует традиция, если того требует её счастье в замужестве, она готова обрезать свои волосы под корень.       Настал тот самый вечер, когда надлежало совершить обряд. Всё было готово к началу. Хотя при дворе был прекрасный цирюльник, к его услугам даже не подумали прибегать. На протяжение всего обряда в комнате не должно быть ни одного мужчины. Только женщины.        Арте тщательно подготовила комнату, в которой ей и госпоже придётся провести обряд. Хотя девушка была очень юна, она осознавала важность церемонии и решила провести её наилучшим образом.       На дворец опускались сумерки. За окном тихо завывал ветер, восходящую луну застилали облака. Деревья дворцового сада казались живыми: они словно скреблись руками-ветками в окно. Ветер же был их голосом. "Впустите нас, впустите,"- завывал он.       Никто во дворце не обращал на это ни капли своего внимания. Все готовились отходить ко сну. Вот погасли свечи в комнате принца Кирка, который наверняка засыпал с очередной молодой красивой девушкой в своих объятиях. Потемнели окна спальни принца Калта, который уговорил жену вернуться к разговорам наутро. Гасли свечи в комнатах прислуги, окна зашторивались, люди погружались в сон. Потемнело окно королевской спальни, где предался объятиям Морфея и повелитель с супругой. Не гасло лишь два окна. Одно из них - в высокой башне - спальня принца Карлоса, который вновь засиживался за книгами допоздна, другое - покои его невесты. Но вскоре и в обители юной герцогини потух свет, а окна заволок алый бархат. Окно в башне осталось одним-одинёшеньким, словно единственный неспящий глаз какого-то чудовища, решившего прикорнуть, но оставившего один глаз открытым. Но, хотя свечи горели, пока не расплавились окончательно, принц Карлос не бодрстововал. Он так и заснул, уткнувшись лицом в книгу, забыв потушить свечи.        В это время в покоях Баники начался ритуал - дань традиции предков и родной страны.       Арте зажгла свечи, источающие приторно-сладкий аромат. Двенадцать робких огоньков осветили роскошные апартаменты знатной особы. Служанка проверила, не светит ли луна сквозь шторы окон. И лишь убедившись, что всё в порядке, обратилась к своей госпоже: - Мы можем начинать, миледи Кончита.       Баника вышла в центр комнаты. Её роскошные формы были скрыты тёмно-алым халатом, который окутывал её полностью. Дойдя до строго означенного места, она сделала лёгкое движение руками, и халат спал, превратившись в алое пятно на полу. На девушке осталось лишь белое, холщовое рубище.       Стоит скинуть кровные узы, дабы постичь духовные.       Не было слышно ни звука. Любой малейший шум превращался в нечто громкое. Баника, старясь не издавать звуков, опустилась на колени.       Лишь та познает счастье супружества, кто не побоится гордыню смирить и, колени склоня, выказать смирение.       Арте поднесла приготовленный заранее чан с водой. Баника распустила свои красивые алые волосы. Для начала стоило омыть голову.       Пусть смоет вода всю грязь и грешные дела, очистив душу.       Вода была приятно тёплой. Она ласкала голову своим теплом, а руки Арте перебирали и омывали локоны с необыкновенным благоговейным трепетом. - Чтобы обряд был не напрасен, госпожа, стоит думать о том, что хочется оставить в прошлом,- посоветовала Арте.        Баника закрыла глаза и постаралась хоть что-то представить. Постепенно в её разуме возник образ женщины, в котором Баника с ужасом опознала свою покойную родительницу. Вспомнились годы унижения и страдания, когда матушка стояла за её спиной за каждой трапезой. Вспомнилось, как она с бранью и выражениями, непристойными для леди, заставляла маленькую девочку съедать всё до конца. Даже если больше не было сил есть. Вспомнилось, как её, одетую в белое, положили в тяжёлый ящик и понесли к чёрной яме...        Белые одежды... Белый герцогиня не любила. Как и красный. Если бы она могла, то сделала бы свои волосы и глаза синими, как небо, как море, как у её любимого... А можно и не синими, любой цвет казался ей милым. Только не алый и не белый. Алый - кровь, боль, белый - смерть и ужас. Когда имение было поражено болезнью Gula, уносившей жизни людей, они часто падали от недоедания и окрашивали себя и пол в алый цвет. А потом их отмывали так, что кожа становилась белой, одевали в белое и клали в огромные ящики. Слишком рано Банике пришлось увидеть боль и смерть. А главное - это ведь она виновата! Если бы не она, никто бы не умер, все были бы счастливы, матушка была бы жива... Это её вина, что всё так плохо!       Из глаз Баники сами собой потекли слёзы. Она помнила, что нужно бороться со своими внутренними демонами. Но, к несчастью, совсем забыла, как это делать. Разум отказывался подчиняться, сознание тонуло в пучине страха и самобичевания. В памяти всплывал каждый миг, когда кто-то был разочарован ею.        Герцогиня уже успела позабыть, где она и что происходит. Хотя, ей вообще посчастливилось не забыть себя. Но в миг, когда её волос коснулась сталь лезвий, а холод ножниц перелился в голову, Баника внезапно вспомнила, что ей стоит делать: прощать.       Срезав локоны, невеста от прошлого освободится, за него не держась, дабы в новую жизнь ступить без страха и,назад не оглядываясь, по новому пути направить и тело, и душу.       Баника, скрепя сердце, вновь позволила образам вернуться в её сознание. "Это всё из-за тебя!"- многочисленные голоса внутренних демонов вонзались в разум, словно иглы. Все её страхи повторялись снова и снова. Девушка ясно поняла: просто закричать о том, что они - часть её души и должны ей подчиниться будет самым бесполезно. Она слишком долго пыталась убежать от своих страхов. Но теперь бежать было некуда. Ей придётся взглянуть своему страху в лицо. А, вернее, во множество лиц.       Она вновь увидела родное поместье. Залитое кровью, полное голода и отчаяния. Баника услышала чьи-то голоса и поняла, что разговаривают две служанки. И не просто разговаривают, а клянут её на чём свет стоит. Даже отдельные обрывки их разговора опаляли душу герцогини, словно пламя ада. Одна из них поведала, что у неё недавно умер маленьких пятилетний сын, которому она не смогла обеспечить хорошей пищей. Она сетовала на то, что во всём герцогстве умирают люди, дабы прокормить одного-единственного ребёнка: дочь герцога и герцогини. Баника сразу же поняла, что девушки говорят о ней. Она вспомнила, что и вправду слышала такие разговоры, но когда она появлялась перед беседующими людьми, они тут же становились ласковы. "Я знаю, что из-за меня погибло много людей, но это произошло не по моей воле,"- мысленно произнесла она.       Воспоминание сменилось. Теперь это был званный вечер у одного из знатных дворян. Собралось немало аристократов со своими семьями. И с детьми, разумеется. Баника впервые познала, каково это - общаться с другими детьми. И детскую жестокость она тоже прочувствовала на себе. Один из мальчиков дёрнул её за косу, другие корчили рожи и дразнились, девочки так и сыпали остротами на тему её фигуры, наряда и причёски. В тот раз Баника спряталась за роскошным кринолином материнской юбки, но теперь ей было негде укрыться. Она вновь ощутила себя маленькой семилетней девочкой, над которой насмехались другие дети. Тогда ей так хотелось стать кем-нибудь другим! Ну или хотя бы чуть-чуть постройнее. Не совсем уж стройной худощавой девочкой, но хотя бы не такой толстой и заметной. " Мы все хотим быть лучше, но не всегда общественное мнение является единственно верным,"- призналась себе герцогиня, осознав небывалое облегчение.       Страхи менялись, но одолевать их было уже легче. Они не казались такими внушительными. Но последний сюрприз внутренних кошмаров Баники вовсе её не порадовал.        Она была в обеденной зале. Как всегда, кроме неё никто за столом не сидел. Между тем стол ломился от всевозможных яств. И девушка осознала, что на этом обеде ей не придётся давиться супами и мясным. Перед ней на серебряных блюдах лежали эклеры, горкой возвышалось желе, яркие пирожные с кремом радовали глаз... Трапеза состояла из одних лишь сладостей. - Баника, доченька,- раздался до ужаса знакомый голос за спиной девушки.       Всё ясно. Внутренний демон оставил самое страшное напоследок. До этих пор она лишь наблюдала со стороны все кошмары, в этом же ей придётся поучаствовать.       Мегуру Кончита ласково погладила повзрослевшую дочь по голове. Её холодные пальцы окунулись в тепло алых локонов. Баника даже начала сомневаться, что за её спиной стоит иллюзия, сотканная разумом из страха. - Ты так выросла, дорогая. Мне отрадно это видеть,- продолжила женщина из-за спины,- Но ещё отраднее для меня твоя разумность. Наконец-то ты меня поняла. Наконец-то ты поняла, что для тебя полезно хорошо кушать. - Это всё для меня?- спросила девушка, осознавая правила этого кошмара. - Разумеется,- голос Мегуру оставался всё таким же нежным,- Это всё - тебе, моя любимая девочка.       Баника взяла одно из пирожных в руки и быстро поднесла его ко рту. Зубы впились в сладость, с хрустом откусывая от неё большой кусок. Девушка почувствовала слоёное тесто и привкус ягодного джема. Безумие началось, когда юная герцогиня доела пирожное и стала жадно поглощать сладости, заранее выбирая следующее лакомство, которое незамедлительно хваталось и тянулось ко рту.       Спустя какое-то время Баника почувствовала, что она насытилась. Между тем на столе оставалось ещё много еды. Мегуру спросила весьма удивлённым голосом лишь одну вещь: - Почему ты больше не ешь?       Баника честно ответила, что больше в неё не влезет. Думала, что мать хоть теперь образумится. В конце концов, пусть хотя бы в этом видении ей будет хорошо! - Ешь ещё,- возразила Мегуру более холодным тоном, который был присущ ей в предыдущей жизни.        Девушка пыталась вежливо отказаться, но видение оказалось куда настойчивее: - Ты не выйдешь из-за стола, покуда не съешь всё до самой последней крошки,- произнесла она, неожиданно больно сжав волосы дочери в своих холодных руках,- А иначе...       Что такое "иначе" Банике не пришлось объяснять. Она быстро пододвинула к себе вазочку с эклерами и быстро сунула один в рот, стараясь быстро прожевать, проглотить и приняться за следующий. Пусть только матушка не сердится на неё... - Миледи, я закончила. Полюбуйтесь,- раздался голос Арте откуда-то снаружи.       Баника судоржно вздрогнула и открыла глаза. Ей потребовалось около минуты, чтобы понять: она не в родном имении и никакого пиршества не было. Всё это было лишь плодом её воображения. Она сидела на холодном полу своих покоев, только что завершилась церемония превращения девушки в невесту.       Герцогиня попыталась подняться. Ей был ужасно необходим сон. На тело навалилась нездоровая усталость. Такая, что даже встать прямо у неё не получилось. - Позвольте мне проводить вас до постели,- попросила Арте, протягивая госпоже руку.       Баника даже не кинула мимолётного взгляда на своё отражение. Она едва добралась до своего ложа и, упав без чувств, погрузилась в глубокий сон.       Арте задула почти все свечи, оставив только одну и начала прибираться в комнате. Лишь через час она смогла пойти в комнату, которую делила со своим братом-близнецом, и уснуть, словно мёртвой.