…Проезжая через густой ночной лес, в котором только им двоим каким-то чудом удавалось видеть, внезапно Ночь своим копытом попадает в щель среди корней. Поскольку для её чуткого, ловкого и просто единорога самого по себе, это было большой редкостью, его наездница спешилась и присмотрелась к щели внимательнее. Вскоре Лилит послышалось очень упорное копошение, зловредность намерений коего подтвердил крик боли, прозвучавший от единорога. — Кто там, призываю явится передо мной — стражом Лилит! Если в тебе есть хоть капля собственного разума, ты ответишь на мой зов дух-изгнанник! — Оттт ииззгнанниц-ссы ии ссслышшу! Мойй госссподинн требоваллл явитьсся к немууу! — послышался противный голос из щели. — Кто твой господин и что он от меня хочет? — так же твёрдо переспросила Лилит, одновременно успокаивая своего единорога. — Ты всссё уззнааееешшь ккогда придёшшшь! — Когда приду? — недоуменно изогнув бровь, спросила она. — Узнаеешшь от моего Госсподинна! Поняв, что ничего путного больше не добьётся, Лилит ловко засунула руку в щель, и выудила оттуда хмыря раньше, чем он это осознал. — Передай своему господину, что если он так хочет, то он сам меня найдёт! Я не люблю, когда меня приглашают на свидания угрозами моим друзьям. Ночь высвободил копыто, а Лилит, как только увидела укус на копыте своего скакуна, со всей силы зашвырнула хмыря в ближайшие кусты. Не размениваясь больше на разговоры, она наступила на сомкнувшиеся под её весом корни и пошла пешком с Ночью… Неизданная повесть о Лейле и Лилит
***
Вот так огурцы у нас пошли! А что, когда-нибудь это должно было случиться. Я правда очень любил играть в карты. Да и не только в карты! Ещё там в списке моих пагубных привычек были всякие игровые автоматы, рулетки, всяческие лотереи, и совсем изредка ставки на спорт. А кто может устоять против дармовых денег по халяве? Главное — это ведь удачу как следует подсластить, а там попрёт как попрёт. Или не попрёт… как в моём случае. Меня вели по затенённым коридорам общаги, крепко подхватив под руки, почти как менты. Редко кто попадался нам навстречу, а если и попадался, то вопросов не возникало ни у кого, когда демонстрировали «волшебную корочку» наркоконтроля. Складывалось впечатление, что самый универсальный пропуск в мире — это отпечатанный по всем правилам небольшой листок бумаги с гербовым тиснением на яркой обложке и торжественно-серьёзной надписью «Полная хрень». А может, всё дело было во мне. Мордовороты с боссом всё же были в костюмах с иголочки, с самыми неприкосновенными, отполированными хорошей напускной официальностью лицами. Таких уважать определённо будут по первому знакомству, причём не только по одёжке. Но и по всё тем же злополучно идеальным «официальным» лицам. А что же у меня? Волосы всклоченные, рожа красная и от ярости перекошенная. Плюс ко всему разит потом пополам с остатками перегара за версту, поскольку двигаться всё-равно приходиться за всех троих больше, А то и за четверых, Ведь как же я, истинная жертва вселенской несправедливости, могу отказать себе в праве хотя бы разок поорать или пнуть схватившую меня за шиворот руку «официала»? А ведь одной руганью, или одним пинком, в моём случае не обходилось! Поэтому, видя такую картину, и думать не стоило о добром самаритянине, который как только увидит меня, сразу же придёт на помощь попавшей в сложную жизненную ситуацию «даме». Причём в одних трусах и футболке, не интересуясь его (её) планами на будущее, впрочем, как и всегда бывает в этих случаях. Вскоре промелькнула и консьержка, которой, судя по её безразличному виду, можно было и фигу с серьёзным видом показывать, она бы всё равно тебя пропустила. Главное, что бы ты при этом не пил, не курил, и не орал дурным матом, да и вообще выглядел и пах да говорил как самый приличный человек в мире. Только в противном случае она начнёт придираться, мол, что за «бомжи» припёрлись в жилище молодых «служителей науки», да ещё и мусорят без веника с совочком. А то, что всякую дрянь, особенно про неё, больше всего распространяют именно «истинно приличные люди», ей вообще до фени. Особенно когда по маленькому телику в её пятачке идёт самая напряжённая серия очередного «мыла». Впрочем, может даже и хорошо, что багажник чёрной «тойоты» вскоре закрыл от меня и кислую от занудства физиономию консьержки, и весь этот гадюжный «обитель слуг науки» под названием Общежитие № 46, и весь окружающий меня ах:? *(_ый мир. А ещё через несколько мгновений машина завелась и поехала. Во время поездки я ещё лихорадочней то проклинал судьбу, то пытался сообразить, что делать. В любом случае, запомнил её, поездку, очень смутно (хотя, а чего там можно было запоминать?). Багажник надёжно заперт, освещения никакого, прозрачности и проветривания ноль без палочки. Одно спасибо, что об амортизации хозяин машины немного подумал. Хотя, всё равно ж для своего собственного удобства, гад, старался! Ай! Стоило только об этом подумать, как у меня ещё сильнее разболелась голова. А через какое-то время ещё и картинки с озвучиванием странные начали посещать… На меня одевали мешок и топили, как ненужного котёнка. Я корчился, привязанным цепями к столбу, сгорая в жутком огне заживо. Мне в разные эпохи, разных народов, с самыми разными инструментами и аргументами хватали, оглушали, связывали, но нередко, для надёжности, перебивали конечности. Ломали кости и хрящи, рвали волосы и сухожилия, произносили молитвы Одинам, Зевсам, Таганрогам, богам огня, воды, земли, Солнцу и Луне. Меня приносили в жертву Кали, Матери Дану и Перуну, а в поздние времена отпевали от имени Иисуса и Магомета, и сразу же посылали ко всем Морокам, Мордрадам, и даже к Дьяволу… Ну и прочим Хелям. Причём основные методы «окончательной отправки» и там и сям были нередко совпадали… Притом, с последним, с Дьяволом, я даже виделся лично, да и тот поступал не лучше, чем все вышесказанные. Причем, у меня мелькала мысль, каждый раз одинаково мимолётно, сквозь боль и страдания, что ощущались явственно как сейчас… Мелькала очень малая, как искра, но очень ясная и жгучая догадка, что сам Сатана — не просто одобрял, но и поддерживал и поощрял все действия своих якобы «злейших врагов». А то и первым надоумил предыдущих… И словно сами понятия Времени и пространства исчезли, рассеялись со всех планов. Я не ощущал себя нигде и одновременно я был везде. И в пещере разбойников, и на обеде дикарей-людоедов, и в пропахших второсортными благовониями и кровью с потом древних храмах труднопроизносимых божеств, и много ещё где. И везде меня хватали, пытали, заставляли плясать и петь, а то и просто издевались даже не по звериному… Причём, почему-то петь почти всегда получалось куда лучше, чем танцевать?.. Уж лучше заставьте петь меня, словно птицу в клетке, но только не мучайте… И только мрачная рожа князя Тьмы не давала мне покоя ни в одном из видений, не в одной из прожитых мною жизней. Уж видел бы кто её, и понял бы, почему ТАКОЕ не забывается… Ну разве что в хмельном бреду… да и то что-бы раз увидев — тут же забыть со страху. И как пить вообще, тоже. …Пришёл в себя я очень не скоро. А пока приходил, вспоминал кто я, как меня звать, где я нахожусь и по какой причине, снаружи послышались едва различимые голоса. Ощущения движения машины тоже не было. Было похоже, что там даже о чём-то спорят. -…будете документы…минуточку… -…пропустите, начальник…шашлык стынет… О! Если я не ошибаюсь, то мы на выезде из города. А значит: Нас сейчас задержал ДПС! Эх, всё же зря вы торопились, голубчики. Не бойсь, водила то у вас именно тот кавказец. -…Обежаетэ, нальнэк! Я всего ничего прибавил… Надо же, я даже угадал! А раз так, то нужно торопиться принимать меры. Как раз хлопнула дверца машины. Эхо хлопка ощутимо прошлось по всей машине до самого моего заточения. И я тут же заорал: — Выпустите! Я здесь! Ау!!! Но судя по последовавшим звукам, в машину уселись остальные бандиты, а через минуту машина стала заводиться. Я орал едва ли не благим матом, стучал в дверцу багажника, но мне так никто и не открыл. Машина тронулась, увозя меня в неизвестное дальше. Очевидно, либо я слишком поздно дал о себе знать, либо в машине встроенная звукоизоляция (хотя тогда спрашивается, как я мог хоть что-то расслышать в багажнике, если, конечно, звукоизоляция не односторонняя). Либо, бандиты попросту заплатили гаишнику взятку, возможно потому он даже в багажник не стал заглядывать. В любом случае, печально, очень печально, что побег не удался. С досады, не удержавшись, я ещё раз ударил в стенки багажника, чем окончательно расшиб костяшки пальцев. — Ну чэго буянешь? — флегматично обратился кавказец, заглянув в багажник. Я даже не заметил, что уже успел отвыкнуть от яркого света, только оставалось, что щуриться, когда дверца моей «кутузовки» внезапно раскрылась. — А чего разлэжалась, давай прогуляйся, ножкэ разомни, — причём слово «ножки» он произнёс с особо выраженным ударением. Делать было нечего, пришлось подниматься и «разминаться». Сразу же, как я с кряхтением вылез из машины, как только немного размялся и проморгался, обнаружил себя посреди поляны посреди лесополосы. В поле зрения имелись и все три бандита, автомобиль, в котором меня привезли, и… ещё кто-то, кто сидел в машине рядом с водительским сиденьем, выдавая себя тонким дымом сигареты. Ну и ещё немного мусора в траве и какой-то подозрительный чемоданчик в обозрении пока были не в счёт. — Ну что, красавица, не утомилась во время поездки? А то уж извини, но отдохнуть тебе мы вряд ли дадим, — «зелёный телепузик» в этот раз выглядел более уставшим и хмурым. Серж рядом с ним тоже был словно с похмелья, только «кавказэц» пытался оставаться хотя бы ухмыляющимся, но при этом от чего-то словно досадовал. Вскоре подал признаки жизни и «четвёртый якудза». Им оказался ещё один кавказец, но старше телохранителя, и по чертам лица больше смахивающий либо на азербайджанца, или на осетина. Поскольку среди друзей моего отца имелись потомственные осетины, благодаря им я кое-что знаю об некоторых интересных особенностях этого народа. Черты лица у мужчины были определённо тоньше, чем телохранителя, и не такие орлиные, хотя не в пример мягче, а лицо открытее. Рост чуть ниже среднего, в волосах немного седины, кожа плотная и гладкая, да и в целом, не сказать что похож на откровенного бандита или коллектора. Одежда скромная, хотя чистая, аккуратная и хорошо пошитая, да и вид ухоженный, явно не как у «босса» бандитов, который сильнее смахивал на мелкого пижонистого попугая. А по манерам и по виду — на суетливого продюсера очень молодой поп-звезды. Да и вид «осетина» в целом куда спокойнее и открытее, как обычного преуспевающего предпринимателя средней руки, у которого дела идут ровно так и столько, сколько ему нужно. Единственное, что слегка не то настораживало, не то смазывало всё впечатление от облика, это несколько серое выражение глаз. Причём, не от цвета. Просто не знаю как это ещё выразительнее пояснить… Мутная какая-то личность, одним словом. Причём при нём и охранники, и «зелёный телепузик» держались как-то… очень смирно, и можно сказать, уважительно к пришедшему. Может, я по началу всё же ошибся с определением начальства в этой компании? Засунув руки в карманы брюк, но по прежнему выглядя очень серьёзно, «осетин» обратился ко всем: — Очевидно, я не очень точно выразился. Я разве просил привозить девку? Почему-то я точно помню, речь шла только о выколачивании денег с должников на определённую сумму, и строго на конкретный срок, — произнёс истинный «вождь» банды ровным голосом без малейшего признака акцента. «Телепузик» очень старался держаться, но вместо этого нервно сглотнул. Это было уже интересно! Чего это ребятки так напортачили и при чём здесь я? — Ээээмс, видите ли-с, тут такое дела-с, — теребя пальцами, начал отвечать «телепузик». -…Делас так делас! Я по твоему что, на литовца похож? — отрезал спокойным, но очень командным тоном глава бандитов, — вы лучше мне ответе что мне с этой девчонкой делать? Почему-то именно тогда в первые у меня появилось ощущение, что с этих пор меня стали расценивать не иначе, как одушевлённый предмет. — Ну, так че… Допросить мы её собирались. Да вот! — ответил внезапно за всех Серж. Коротышка, естественно, посмотрел на него «волком». Зато глава кивнул ему одобрительно: — Молодец! Далеко пойдёшь, коль торопиться не будешь поперёк батьки. Хе-хех! — а тем временем, сухо хлопнув ладонями, он обратился ко мне. — Ну что, красавица, будешь нам по добру о своём дружке рассказывать? — Буду, — а что мне ещё оставалось. Хоть что смогу, а придётся про себя рассказать. …Пожалуй, вот тебе и причина, почему тебя никто не воспринимает всерьёз. Совершенно не умеешь хранить тайны… Шеф, даже не думая представляться, представлять других, уж и имя моё и подавно забыл уточнять. Поэтому разговор начался сразу и коротко. Всё точно «по протоколу», чтоб их. Стали спрашивать, кем я прихожусь Маннокашкину (самому себе, представьте только!). И конечно же не поверили, что я им сказал, даже показали, что находилось в таинственном «чимоданчике». До сих пор не хочется вспоминать увиденное, и это даже при том, что в дальнейшем мне приходилось видеть вещи и по страшнее. Даже увиденное ранее в машине не особо помогло подготовиться к подобному. Точно помню, что от увиденного мне сразу стало плохо. Так плохо, как не случалось и после самого страшного пьяного загула, который со мной случался только однажды после школьного выпускного. Хорошо ещё, хоть за весь день у меня и крошки во рту не было. А то бы вырвало на «что-то». А то и на «кого-то»… А так пришлось сказать правду. И именно тут то у меня и пошло совсем нескладно, а может от чего-то другого, но мне всё-равно особо не поверили. Лишь посмеялись, и зло, но и от души. В конце концов босс бандитов не выдержал: — Да что ты такое за чучело? Мюнгхаузен? — Нет, Пушкин, — устало буркнул я. Вечер, тем временем, уже вовсю властвовал над Подмосковьем. Пришлось бандитам включать фары автомобиля. Хмурый глава «выколачивателей долгов» постоянно смотрел на часы, и даже такая откровенная бестолочь, как я, начинал понимать, что это не к добру. — Ну и что нам с тобой делать? Может и правда отправить к дяде Гиви на «подработку»? (кавказец при этом удовлетворённо кивал). — Хотя, сдаётся мне что у Гиви дела идут слишком хорошо, что бы сдавать клиентам чокнутую идиотку. Но, если ты и вправду «сестра Сергея Маннокашкина», то… — шеф слегка не то почесал, не то наклонил голову, задумавшись и чему то ухмыляясь, -…то я думаю что он будет счастлив, узнав, что за его долги «практически добровольно», станет отрабатывать его милейшая родственница. Сразу запахло палёным. Пока фигурально. Но я всё же взмок насквозь. И, как оказалось, не зря. — К примеру, в моём отделе есть младший брат. Он приехал недавно, но уже подает неплохие надежды. И не с проста. Ведь его дело — испытание и распространение дури, — продолжал глава банды коллекторов. Плохо дело. Я конечно всегда не прочь подзаработать, но наркодилерство, даже мелкое, меня не слишком прельщает. А уж что говорить об испытаниях… нет уж, уж кем мне точно меньше всего хочется быть, так это «подопытным кроликом» в испытании дури. Чинно и ненавязчиво, «карапузик в зелёном» начал доставать препараты из того самого «чемоданчика кошмаров», явно намереваясь прибегнуть к их испытанию прямо сейчас. Когда бандиты начали готовить экзекуцию надо мной, я, внезапно для всех, включая себя, принялся запрашивать меня на любую платформу, в любой бар дель. Я даже до последнего умолял, что бы мне дали напоследок хотя бы раз станцевать и спеть. И, не помню точно, что, как и сколько я ещё просил, но вскоре бандиты позволили мне это сделать. То бишь, самое последнее — спеть. Тут-то, когда положив руки на кобуры, все встали в круг, или пятиугольник, пятым углом которого была машина. Тут то, когда стволы направили на меня, намекая, мол, даже не думай сбежать и если что… Тут-то на меня внезапно нападает озарение, незнакомого мне до сих пор Дара. Дара голоса, что словно сам настроил себя на нужный ритм. Дар музыки, от которой я до сих пор был так же далёк, как баскетболист от фортепиано, или как балерина от профессионального бокса. Дар музыки, которую я слушал и относился к ней как к не более, чем одному из увеселительных инструментов для приятной потери лишнего времени. И даже не задумывался, есть ли какая музыка во мне… И, наконец, Дар слуха и слова, с которыми я был до сих, как бы «про между прочем». Я впервые в своей жизни, по настоящему, трезво и без прикола запел… И да как запел! Было чувство, что я словно пингвин, на которого добренькие феи просыпали волшебную шипучку и научили летать. Именно летать, словно раненной бабочкой, которой излечили сломанное крыло. Словно ребёнку, с рождения прикованному к постели, вручили новое здоровое тело с сильными ногами. Словно прозревший в лесу слепец, подобный исцелившемуся на берегу моря глухому, и научившемуся говорить чётко слова любви своей девушке немой. Я… я словно все эти годы, все свои девятнадцать бездарных лет и годов только и делал, что безвылазно сидел в своём сером коконе и даже не пытался вылезти на белый свет. И, только на самом, практически, краю своей никчёмной жизни, в которой едва успел пережить все «прелести» реверс-апа и прочих непростых вещей, вдруг ощутил, какого это — быть сколько-нибудь одарённым. А ведь раньше мне всегда казалось, что я обычная рядовая бездарность. Эх, а всё же жаль что голос у меня пробудился только сейчас… или это последствие смены пола? И вот что я точно теперь мог сказать о своём пении, это то, что совершенно не понимал, что и как я пою. Но совершенно точно осознавал, что у меня это очень неплохо получается! Да ещё как получается… Взгляните только на этих остолопов! Так и застыли с открытыми ртами, глядя на меня. «Зелёный карапузик» даже открытую бутылку минералки так и не донёс до лица. Она аж вся пролилась ему на брюки. Когда же последние ноты моего пения смолкли, обнаружилось, что даже птицы от моего Дара смолкли… Или мне это только показалось? Во всяком случае, загалдели-зачирикали они на славу, когда песнь прекратила разноситься по округе. Тут команде наших дорогих бандитов словно дали команду «отомри». Они зашевелились. — Стой… стойте где стоите!.. — со стороны услышал я свой изменившийся голос. И что же думаете — они остановились! И шагу ступить, как не старались не могли, только глазами своими непонимающими «хлоп-хлоп» делали. -…пока я не уйду. До меня вовремя допёрло, что мой «звёздный час золотой курочки» настал. И понял я это уже в процессе. Мои мысли на тот момент действовали параллельно телу. Вот я запрыгнул на капот машины. Тойота засигналила, и я с ускорением спрыгнул, перекувырнулся, и дал газу с злополучной поляны. Лишь один раз я неуверенно обернулся… и обнаружил, что команда «стоять» и команда «замри» — это две абсолютно разные команды. Главарь направил мне в спину дуло пистолета, кольт или наган, точно не определил. Выстрел! И в который раз, только чудом, я рванул в сторону ОТ выстрела. А не наоборот. Вот мне и удаётся сбежать. Хотя, бежать по ночному лесу, практически босиком и без штанов, удовольствие ещё ниже «ниже среднего». По пути я сотню раз исцарапался, тысячу раз об матерился, когда с разбегу налетал на сук, корни или прочий мусор. Ну люди! Неужели вы всё же от свиней произошли? Разве ж так можно?! Один раз я явно не туда свернул и провалился сквозь слой веток в какую-то дыру. «Ловчая яма»! — с ужасом подумал я. Мой дядя по маме увлекался охотой, и он даже был толковым охотником… пока трезвый. В пьяном состоянии он, естественно, и белки от мухомора отличить не мог. Поэтому в большинстве своём охота у дяди была просто увлечением, не приносящем ни пользы охотнику, но и ни вреда животным! Правда сейчас мне совершенно не до очередных мудроствований! Прямо на против меня зажглись бледно-зелёным светом две щёлочки. Следом за ними ещё две поочерёдно. Следом послышалось прерывистое шелестение с поскрипыванием. Словно толстая ветка в лесу тёрлась об другую ветку… …Леший — внезапно осенило меня откуда-то изнутри… Хотя это всё было безумно любопытно, всё же очень скоро я одним махом «выпорхнул» из ямы. Причём, в последствии, даже на спор и с поллитровкой бы не вспомнил, каким макаром мне это удалось. Затем, уставший и побитый бандитами, жизнью и лесом, истоптал я не одну развилку дорог, едва заметную в лунном свете (спасибо хоть ночь мне с погодой не подгадила). Отчасти и благодаря ней я добирался до отдалённой трассы, угадываемую лишь по шуму редко проезжающих автомобилей. Вскоре и на обочину дороги выбрался. Стараясь не думать больше о философии, сессию по которой я и так в этом году безнадёжно завалил, принялся искать в придорожном мусоре, хоть что-нибудь, отдалённо напоминающее брюки и ботинки. В итоге одну вьетнамку я всё же нахожу, причём даже на правую босую ногу. Но за неимением левой, всё-равно, даже на очень неудачную путану-бомжиху я не сильно катил. И по извечному закону подлости, именно в этом люди со мной были абсолютно солидарны. Как я только не махал руками, не кричал «помогите» на русском, английском и даже таджикском языке (думал, хоть иностранцу или гастарбайтеру люди добрые помогут). Но, видать, либо «добрые люди» извелись, то ли иностранцы наравне с гастарбайтерами уже всех достали, но скорей всего это у меня по карме стоит клеймо вечного неудачника. Даже стал задумываться, навскидку, что же мне довелось такого дурного в предыдущей жизни сотворить, за что теперь так мучаюсь, как вдруг… Снова то новое, ещё неведомое мне чувство освобождение, раскрытие невидимых крыльев… Потянулась речистая мелодия тонко и звонко. Снова зазвучал давно и заново недавно знакомый мне голос. Это я, вновь, просто затянул первые строчки случайно вспомнившейся мне песенки, как вдруг так понесло меня на неизвестных мне волнах, да незнакомых парусах… И сразу же останавливается огромный трейлер прямо напротив меня. Дверь открывает улыбчивый дядька, ещё один, кавказской наружности. Но в отличие от двух встреченных за сегодня, куда более дружелюбный на вид и по глазам. — Тэбе куда, дэвушка? Айда подвэзу…***
Водитель и в правду оказался добрым малым. Всего за пару исполненных песенок дуэтом он довёз меня до назначенного адреса. Высадившись где надо, я внезапно вспомнил, но не то, что у меня денег нет. За трейлером только выхлоп из трубы машины рассеялся, когда я осознал, что в таком виде, в каком я сейчас нахожусь, меня вообще никуда не впустят. Дальше ментовки или того хуже, психушки, уж точно. Но стоп! Пусть у новоявленной «сестрёнки Сергея Маннокашкина» нет ни гроша за душой, не бентли в кармане за отсутствием брюк, Но… …У неё теперь есть Голос. Причём не просто голос, а супер-пупер-мега Голосище! Вот ведь сбылась Голубая Мечта Идиота! Я обрёл супер способность, став необычным, уникальным… …уникальной. Ух берегитесь теперь, бандиты-шулера! Я теперь вас всех не просто «отпою» — я вас ещё и затанцую и откричу… От радости, позабыв на время о голоде, усталости да холоде, я пару раз подпрыгнул с ликующими криками, пока не вспомнил, что на мне всего один тапок. Да и груди до неприличного подпрыгивали… Правда, его бы ещё не помешало испытать по дороге, а то мало ли, как ещё действует у меня эта способность. Сразу же на лужайке мне встретилась парочка не совсем здорового вида пареньков с нетрудно угадываемыми медицинскими инструментами в руках. Несмотря на осипший голос, что-то подсказало мне, что я ещё способен на уверенное соло. На проверку — так и оказалось. Пареньки не только отказались от дури и побросали шприцы в траву, они даже добровольно согласились, по моему совету, последовать по одному адресу, на котором проживал один знакомый завлаб. С ним меня ещё полгода назад связывала просроченная лабораторная работа по теме применения, классификации и выявления наркотических веществ. Впрочем, тот завлаб дядька неплохой, почётный лаборант-анестезиолог, даже с грамотой… думаю, ребята с ним обязательно поладят. А тем временем я, натянув на лицо наглую рожу обитающего в этих местах на полном праве, не менее нагло направился до знакомой двери, минуя отсутствующую вахтёршу. Как, в прочем, и вахтёра, вахтерят, и прочих представителей этого поганого племени. Но не долгой была моя радость. Стоило мне постучать в нужную дверь сначала один раз. Затем два раза. Затем три, и с перерывом, четыре. Затем ещё раз четыре и с перерывом, уже для пальцев, ещё раз восемь, а то и до «охриниллиона». И только пока я наконец не отстучал себе все костяшки, до меня наконец-то дошло, что хозяев нет дома. Точнее, нет в комнате, занимаемой моим приятелем Мефом и его девушкой. Единственный приятель, которому я не звонил в это, или уже предыдущее утро (хрен знает, сколько там времени на кремлёвской башне пиликает). Единственный, кто уже полтора месяца как переплюнул мой рекорд по прогуливанию пар, но я ему это великодушно простил. Единственный, которому я не звонил, не только потому, что эти полтора месяца о нём не слуху, не духу. А и просто потому, что он был моим крайним, заветным шансом на удачу. На возможность реальной, хотя и трудноуловимой помощи. Тем шансом, который я, по острой недостаточности таким ресурсом, как удача, стараюсь, в отличие от тех же денег, не разбрасываться в пустую. Вообще, я даже успел и забыть о существовании Мефодия, даже когда перезванивал всех своих знакомых. Пока случай с бандитами не заставил меня вспомнить… И вот, этого моего «заветного шанса», в самый острый момент не оказалось там, где он был так нужен. До чего же жаль! Ведь это едва ли не единственный тип в Москве, которого я знаю как человека, умевшего держать своё слово. Уставший и обиженный на весь мир, я прислонился спиной к двери и, просто тихо, насколько это было возможно, сполз вниз. Как-то разом сползла с меня вся эта «шелуха самоуверенности», которую я и так едва успел напялить на себя. Сразу всё навалилось, все проблемы за прошедшие сутки (эти грёбанные с? *?). Мои долги, бандиты, внезапная смена пола и всё прочее из этого: голод и отсутствие одежды, документов… да и просто надежд. Надежд на светлое будущее, где, как и раньше, единственными моими серьёзными проблемами будут лишь неуд по предметам и сложности в добычи выпивки на урезанную стипендию студента-очника. В отчаянии, до сих пор среди кучи своих недостатков, сохраняя хотя-бы единственное достоинство в том плане, что настоящий мужчина никогда не плачет, я… возможно впервые в своей жизни очень горько зарыдал. Ну, а что поделаешь, коли я теперь даже и не мужчина. Даже не пацан. А, извините, неизвестное ч? %: с с т;? %? и и без определённого места жительства, денег и гражданства… хотя лучше не обобщать. И так тошно и горько от осознания того, в какое крупное Д… я попал. …зато ты теперь женщина. Даже девушка… Неизвестно, сколько ещё кругов совершило Светило вокруг нашей Земли матушки… а может и наоборот… в голове, если честно, воцарилась такая каша!.. …Но вдруг я оказался на лестничной площадке не один. На мои громкие и безутешные рыдания внезапно кто-то откликается.