Чёрная Спираль

Она не заметила, как её бедра начали двигаться в ритм с движениями вторгающегося в её тело зверя, не чувствовала блестящей влаги, скопившейся в сокровенном и лишённом должного внимания месте; раздражённо, обиженно захныкав, девушка попыталась было свести воедино ноги, усилить эту сладкую агонию, но оборотень глухим рычанием и блестящими чёрным обсидианом когтями, оставляющими на белоснежной коже больше алых следов, свёл эти попытки на нет. Она не контролировала вырвавшийся из её горла сдавленный стон, не контролировала то, как её белоснежные волосы обретали серебристый блеск и становились длиннее; она не контролировала ровным счётом ничего. По той простой причине, что мурлыкавшая от удовольствия этим актом насилия суккуба, выползшая из шкуры наивной девочки в этот мир тьмы и похоти, была не похожа на беглого клона ровным счётом ничем. Эта суккуба с восхитительно гладкой кожей и чертами лица, свойственными скорее скульптуре греческой богини, запрокинула голову и звонко, зловеще расхохоталась. — Больше! — хрипло прошептала она, проводя гладким розовым язычком по чувственным губам и впуская в себя человека-зверя лишь глубже, лишь отчаяннее. — Мне нужно… больше! Мышцы внутри неё, до этого момента всеми силами отторгавшие насильника или в лучшем случае его игнорирующие, обхватили пульсирующий скверной орган словно идеальная перчатка из самого гладкого бархата. Эти мышцы имели лишь одно предназначение — даровать удовольствие. Любой ценой, не имела значения плата — та самая плата, которую суккуба со щемящим стоном сейчас требовала со своего недавнего мучителя. Те люди, те песнопения, боль и наслаждение, кровь и семя… Всё это силилось изменить её изнутри, изменить саму её сущность. Блестящие щупальца, безумие и в то же время подвижный точно ртуть интеллект, знающий, как сломать — но не до конца… Сырой, металлический запах и обжигающий жар под её кожей, той самой кожей, что она желала стряхнуть со своей сущности, точно грязную власяницу. Оно погружалось внутрь вновь и вновь, оно оставляло свои следы — насколько бы ей ни хотелось обратного. Больше. Длинный язык оборотня высунулся из клыкастой пасти, а в его горящих алых глазах вспыхнули дикие огни от взгляда на развращённую падшую демоницу, которая была самым настоящим порочным совершенством, развратным и истекающим грязным желанием. Его проникновения стали ещё более глубокими, яростными, дикими. Теперь ничто не сдерживало его от потакания всем свои безумным желаниям, и он всю свою мощь и звериную силу вкладывал в обманчиво хрупкое тело демоницы, распирая её изнутри с диким тягучим желанием, от которого плоть в обхвате упругих мышц вибрировала и становилась ещё тверже. Разведя бёдра суккубы как можно шире, оборотень одним мощным движением вошёл до самого конца, протолкнув даже широкий узел в жадное тело, и влажным языком приник к её губам, вторгаясь между них в жарком и отдающим мускусом звериным поцелуе. Она отдавалась порочно, развратно, принимая любое излишество, любое звериное безумство, требуя ещё и ещё… И проклятый оборотень давал ей это. Намотав на когтистую лапу длинные серебристые волосы, он опустил её босыми ногами на холодную землю и резко толкнул бёдрами со всё ещё погружённым членом между ягодиц, вынудив упереться бледными руками в крышку закрытого мусорного бака и немного свести бёдра, обхватывая погружённую в неё плоть ещё полнее. До сладкой боли, вырвавшей из горла демоницы ещё один пошлый стон, оборотень потянул её волосы назад и стал жёстко драть её сзади. Животно, безлично; лишь мощные толчки, полные и распирающие изнутри движения, лишь жар и рельеф мощного тела, впечатывающегося в упругие ягодицы. Под пошлое хлюпанье смазки, всё это заполняло естество суккубы, возводило её на новый уровень; лишь темп и ритм безумной дикой оргии мелькали перед глазами. Белесые струйки полупрозрачного семени, точно жидкий жемчуг, стекали по белоснежным, дрожащим от похоти и предвкушения грандиозного финала бёдрам, под звучный аккомпанемент стонов, рычания и влажного хлюпанья капая на грязный бетон. Мусорный бак, разрисованный баллончиками тусклой краски, глухо дребезжал с каждой фрикцией, с каждым неистовым толчком; долго в таком темпе он, в отличие от поразительно стойкой «игрушки», долго не протянет. Суккуба, чьи сияющие бирюзой глаза были томно прикрыты веками, прикусила нижнюю губу и вцепилась коготками в крышку, ободряя своего неожиданного любовника звучными, возбуждающими стонами, по собственной воле прильнув нагой спиной к рельефной, покрытой колючим мехом и болезненными шипами груди человека-волка, щедро окропляя её своей кровью и своим желанием. Не перепуганная девочка сейчас извивалась под мощным телом зверя; это создание, это существо… было немногим дальше от Вирма, чем он сам. Может и ближе. Хрупкое на вид тело, охотно и с радостью принимающее в себя его пульсирующий член, не становилось слишком просторным или расхлябанным, как предыдущие игрушки — сколько раз он не проникал между этими сочными, упругими ягодицами, насколько глубоко он не погружался, ощущение терпкой, почти тесной, и в то же время не отторгающей его ни на секунду гладкости не покидало. Когда он с яростным, преисполненным похоти рёвом вцепился когтями в злосчастный бак, тот уже не выдержал пика и с заунывным грохотом обрушился вместе со зверем и суккубой прямиком на пол этой подворотни. Липкие, порочные, преисполненные скверной потоки спермы заполняли внутренности нетерпеливо, радостно вскрикнувшей суккубы, одной рукой вцепившейся в покрытую плешивым мехом и шипами когтистую лапу и просунувшей другую между подкашивающихся ножек. Заострённый розовый язычок высунулся из её рта, бирюзовые глаза почти закатились, пока он заполнял её своим осквернённым семенем. С негромким, влажным «хлюп» красный, ещё пульсирующий член выскользнул между ягодиц демоницы, словно демонстрируя стекающую из её отверстия вниз, по блестящей от собственной влаги женственности, обильную жемчужную струю. Суккуба незамедлительно перевернулась набок и, пока порывисто дышавший волк приходил в чувство, скользнула куда-то вниз. Когда зверь, обнаружив исчезновение свой жертвы, уже приготовился низко и угрожающе зарычать, она наконец дала о себе знать: его намерение рыкнуть оборвали ещё в зародыше, когда чей-то подвижный язычок принялся слизывать с его, ещё не успевшего скрыться в складках плоти члена, оставшиеся капли смазки и семени. Горящие алые глаза устремились вниз… чтобы обнаружить уже ожидающий взгляд глаз иных, бирюзовых. Ни следа, ни признака кротости или смущения — суккуба улыбалась, проводя гладким язычком по острому «кончику» до самого узла, и на протяжении всего этого постыдно-пошлого акта она неотрывно смотрела в его глаза. Без страха, и лишь с тем же диким огнём во взгляде: довольным, почти насытившимся, но столь же пульсирующим какой-то сокрытой болью пламенем. Это было не попыткой задобрить «насильника», не какой-то нелепой благодарностью. Это был финальный, преисполненный осквернённой похотью и болью аккорд. Но для этого аккорда было ещё слишком рано. В его мощном, пропитанном яростью и скверной теле сил и выносливости было на десятерых человек и то, что для одного было бурным окончанием соития — для оборотня было лишь страстным началом, за которым ещё последует череда безумств и животной похоти. Утробно рыкнув и оскалив торчащие под разными углами клыки, он опустил лапу с изогнутыми обсидиановыми когтями на голову суккубы. Он не терпел дразнящей, пусть и такой приятной, ласки; этим зверем вели очень простые и чёткие нужды в ярком, полном и упоительном удовлетворении своего желания. Без полутонов и полумер. Оскалившись ещё шире, оборотень с неодолимой силой потянул голову демонессы, заставляя её обхватить губами массивную упругую плоть и заскользить дальше. Напирал на язык, нёбо, шёл дальше, оставляя за собой мускусный тягучий запах, который закручивал и без того безумный похотливый разум суккубы ещё более тугой спиралью вожделения. С влажным и гортанным звуком демоница широко и удивлённо раскрыла глаза, ощущая, как звериная плоть идёт всё дальше, до тех пор, пока её губы не уткнулись в пах. К счастью, ей не надо было дышать, а потом распирающий всё горло член был лишь до безумия приятным даром. Влажный острый язычок выскальзывал из-под туго обхвативших губ и скользил по пульсирующей алой плоти, собирая мускусную тягучую смазку; оборотень издал довольное глухое рычание, выпрямившись всем телом и запрокидывая звериную голову назад, словно демонстрируя сапфировому, полному обожания взору демоницы мощное и мускулистое тело. Однако эта статика, живая фигура нечеловеческой похоти, длилась недолго. Он обратил горящий взгляд вспять на свою податливую игрушку — и тут же, даже без намёка на предупреждение сделал движение бёдрами назад, практически вырывая из горла демоницы свой член, заставляя заострённый конец застыть на её упругих губах в потёках липкой влаги, щекоча вкус и обоняние... лишь для того, чтобы тут же обрушиться обратно, практически разрывая её горло изнутри внушительным звериным естеством. И так раз за разом, всё сильнее, грубее, наматывая на огромную лапу её длинные волосы и двигая ей как инструментом для удовлетворения собственной похоти. Надсадно рыча и с хлюпаньем погружаясь в суккубу, он оставлял течь по её подбородку всё новые и новые потоки смешанной с семенем вязкой жидкости, уже начинающей заливать упругую грудь и пропитывать скрывающую её ткань. И это развратное, постыдное положение ничуть её не смущало. Рот и горло, подобные скорее влажному шёлку, нежели простой плоти, охотно и жадно принимали в себя его естество, не отторгая каким-то нелепым и лишь мешающимся рвотным рефлексом, свойственным простым смертным — не созданию, единственным предназначением которого было наслаждение. Оборотень, надсадно и похотливо проникая меж пухлых губ суккубы, и не приметил, как в какой-то момент её язычок начал удлиняться, начал менять цвет. Гладкая, розовая плоть становилась дымчато-чёрной; всякие неровности и бугорки, и без того практически неприметные, исчезли полностью. Когда этот гладкий, длинный язык выскользнул из уголка её рта, обхватывая проникающий и блестящий от слюны и семени член точно ладонь, размеренно и ритмично двигаясь вдоль блестящей плоти в такт фрикциям, и без того волнительные ощущения стали возбуждать до одури, до полустона-полурыка. Каждая прожилка, каждый дюйм его мужественности словно стали объектом поклонения этой развратной демоницы; щемящий, граничащий с болью своей интенсивностью экстаз был чем-то на уровне рая… или ада, если задуматься. Однако изменился не только язык: всё тело его жертвы, столь неожиданно обратившейся желающей любовницей, под действием его собственной скверны менялось буквально на глазах. Изменения эти были не столь значительны на первый взгляд; бледная, белоснежная кожа на руках становилась такого же матового, дымчато-чёрного цвета, что и подвижный язычок, напоминая со стороны длинные и элегантные вечерние перчатки… за тем исключением, что пальцы, вцепившиеся в бедра оборотня — стабильности ли ради, иль чтобы этот сочный член точно никуда не делся в обозримом будущем, вопрос спорный — были «украшены» изящными, пусть и не очень острыми когтями, отдалённо напоминавшими обхватившие фаланги сегменты когтистой латной перчатки. Чёрный, напоминающий блестящий хитин материал и сияющие сапфировым цветом прорехи между сегментами — точно такие, что распространились и на ноги суккубы до середины бедра. Похожие скорее на ботфорты, чем на гладкий экзоскелет, изменившиеся ноги определённо… облегчат сидение на коленях. Хорошо. Зверь безразлично отнёсся к этим трансформациям хлюпающей, похотливо облизывающей его естество суккубы — пока в её облике не начало появляться нечто… иное. Нечто, словно формирующееся из пляшущих на стенах теней, собирающееся и обволакивающее её плащом из клубящейся тьмы; тьмы, которая формировалась чуть ниже её спины, прямо над сочными и испачканными в семени ягодицами, плотнее и гуще, удлиняясь и скручиваясь… пока эта тьма не превратилась в гибкий, очень подвижный чёрный хвост. Длинный, с гладким стреловидным кончиком… но неважно. Словно почувствовав на себе взгляд горящих красным пламенем глаз, она взглянула на него, не отрываясь от пленённого меж её губ пульсирующего естества. Глаза, бирюзовое свечение которых заполнило не только зрачок, но и склеру, скользнули по мощным мышцам, по задним лапам оборотня, по его хвосту, покрытому шипами и плешивым мехом… Её новообретённый хвост дёрнулся. Демоница усилила свой напор, отчаянно заглатывая красную плоть до самого узла, языком лаская пульсирующую сферу. Отвлечённый, рыкнувший зверь и не заметил, как гладкий хвост коварного существа скользнул к его правому бедру и хвосту… ниже хвоста. Низкое, не угрожающее и скорее даже подбадривающее рычание оборвалось, когда застигнутый врасплох зверь почувствовал нечто чужеродное. От подобной наглости он на мгновение даже опешил малость, вцепившись когтями в серебряную шевелюру суккубы и лишь туповато моргнув. Он с лёгкостью мог оторвать ей голову, если не хуже; однако прежде, чем такая мысль закралась в голову оборотня, демоница отыскала предмет своих поисков. От слепящего, взорвавшегося в животе наслаждения его язык вывалился из зубастой пасти. Небольшой бугорок, который заурчавшая от самодовольства суккуба массировала кончиком своего хвоста внутри него, по чувствительности мог сравниться… пожалуй, ни с чем. Ощущение, как с этой уязвимой и щемяще, до одури возбуждающе-приятной точкой так «играют», вкупе с растекающимся в паху экстазом от ощущения этого шёлкового рта и подвижного язычка на его члене и узле… Думать не хотелось. Да что там — думать было невозможно. Да... Демоническая сучка знала своё дело. Она смогла довести до самого пика даже сильного и яростного оборотня, заставляя его забыться и отдаться полностью своей похоти с такой невероятной силой, которой он сам не ожидал. Весь мир превратился в сплошное пылающее зелёным огнём ям Вирма пламенем, которое наполняло каждую его клеточку, каждую часть тела, заставляя заходиться в яростном и оглушительном вое от накатывающих волн экстаза. Эта тёмная шлюха дарила сверхъестественное удовольствие, прошивающее всё огромное мохнатое тело. Казалось, она была способно впитать и насладиться любым безумством, любой порчей, которая изливалась в её тело и будет просить лишь ещё, больше, больше… С низким рыком он ухватился за голову суккубы, мощными, развязными толчками принявшись вбиваться в её пошло разведённые губы, наполняя мощными потоками резко пахнущего семени её горло и рот, заливая её язык потоками вязкой спермы. Резко вырываясь из дурманящего плена, он залил лицо и тело демоницы потоками белой тягучей жидкости, стекающей по её идеальному обнажённому телу, очерчивая объёмную упругую грудь и западая в ложбинку, стекая до самого низа, где плоский живот делал соблазнительный загиб. Тяжело дыша, оборотень чуть отстранился, скаля зубы и обводя взглядом горящих яростью глаз порочную картину, посвящённую разврату. Неожиданно, с внезапным хрустом костей, который свёл плешивое тело оборотня в искажающей судороге, он стал уменьшаться. Сбрасывать с себя шерсть, вылезавшую клоками, всё сильнее и сильнее усыхать в размерах, скалясь в безумных гримасах, в которых постепенно стали проступать человеческие черты... До тех пор, пока перед подобравшейся и вставшей с колен демоницы не разогнулся с четверенек живой, обычный человек. Медленно, словно всё ещё ощущая в теле ту первобытную мощь, он выпрямился и расправил плечи, хрустнув спиной и дико оскалившись уже человеческими зубами. Всё его тело казалось сухим и подтянутым, ни грамма жира, ни единой капли излишне массивных мышц. Тело атлета, бегуна, разведчика; его болезненно-бледную кожу украшали всё те же замысловатые грубые татуировки, в то время как лицо было до боли идеальным, диссонирующим с тем диким нравом и чудовищной формой мутировавшего зверя. Ни единой морщинки, ни одного шрама. Чуть неряшливая щетина и коротко подстриженные жёсткие смоляные кудри. Но глаза… в глазах плясало что-то инфернальное. Не уступающее в демоничности, дикости и развращённости самому безумному отпрыску Бездны. — Итак… — чуть хрипло хмыкнул человек, ухмыляясь и подходя ближе к суккубе так, что та могла ощутить нечеловеческий жар, исходивший из бледного тела. — Это было очень занимательно. Мне даже понравилось… и я даже раздумал тебя убивать.