Ведьма

Мифик шло по улице и думало. Переваривало в голове недавние события и старалось относиться к этому с максимальным равнодушием. Ему казалось, что именно так оно и относилось, но на самом деле ту склонность, заложенную ему природой уже не вернуть. Существо обманывало себя, пытаясь не жалеть об ушедшем, отобранном прошлом. А может, оно и раньше не было бездушным, и все то, что представлялось «допустимыми легкими колебаниями настроения» было настоящими эмоциями, а каменное выражение лица — всего лишь маской? «О Митол, бедное Митол! Ему было суждено остаться равнодушным и бесчувственным до конца своих дней. Оно справилось со своей задачей, а я — нет. Не зря оно предупреждало обо мне. И его огонек… Огонёк! Блуждающие огоньки не горят в огне! Тот желтый, питомец фауны! Он знает, что со мной не так. Он поможет. Надо его найти.» Мифик как раз дошло до парка — наиболее близкого и приятного для него места. Здешних людей оно не боялось — в их лес часто приходили эти глупые создания и почти всегда в страхе убегали. С такими бешеными, как последние Мифик встретилась недавно впервые. Люди, что ходили по городу были не опасны. Они даже боялись существа — шарахались от него, с недоверием поглядывали, уводили подальше детей, прятали сумочки. Жители цивилизации считали Мифик бомжом, воровкой или цыганкой, кто кем. Но существо это не волновало: не приближаются — и хорошо. Оно уже доплелось до самой густо обсаженной части парка, остановилось и принюхалось. Пахло эвкалиптом, пихтой и кленом. Такие деревья росли в родном лесу. Здесь чудище окружал знакомый ландшафт, с той лишь разницей, что где-то вдалеке виднелась заасфальтированная дорожка и по ней ходили-маячили люди. У Мифик подкашивались ноги. Оно рухнуло на почерневший трухлявый пень, оказавшийся в нужном месте в нужное время. Стресс наконец отступил и оно почувствовало всю свою усталость и боль, которые разом навалились на чудище, пригибая его к земле своей тяжестью. Не в силах больше сопротивляться, оно легло под ближайшую темную синеватую ель, несмотря на колючий игольчатый рыжий покров, закрыло глаза и погрузилось в сон. Странно, ведь раньше Мифик спало только зимой. В жизни флоры что-то сильно менялось. Не только события. Менялась она сама.

***

«Спать так хорошо… В глазах темно, все тело расслаблено, ничего не чувствуешь. Ни-че-го… Но что происходит сейчас? Это сон? Почему черная муть в глазах становится голубой? Ох, нет! Слишком светло!» Существо открыло глаза и в них тут же ударил яркий голубоватый свет. Оно зажмурилось и закрыло лицо руками. Свет немного отдалился и стал приглушеннее. Мифик привстало на локтях и разлепило облегченные после хорошего сна веки. Была слепая глубокая ночь. Сколько времени оно проспало? Голова трещала, как будто стихийное высшее вспомнило молодость и перепило желудевой настойки вместе с простой бродячей нечистью. Мифик поморщилось. Теперь-уже-не-лесное чудище осмотрелось вокруг и замерло от восторга: весь парк, все улицы были заполонены блуждающими огоньками: они были повсюду — на освещенных фонарями дорогах, в темных закоулках и тоннелях, в подземных переходах и метро, во всем парке под каждым кустом, у каждого дерева! Желтые и синие светящиеся шарики медленно парили в воздухе, как на празднике летучих фонариков в мультике о Рапунцель. Это зрелище было невероятно красивым и радующим глаз, особенно для Мифик: оно привыкло видеть их у себя дома и оно было радо, что осталось не одно. Но это нашествие только казалось таким безобидным. Люди, которым не повезло шататься по городу ночью, завороженно следовали за огоньками, которые медленно, но верно влекли их за собой на погибель — в реку, в открытый люк, в шахту лифта заброшенного здания и так далее. Эта ночь стала самым трагическим событием в истории города. А что наше чудище? За сегодня оно испытало еще три необычных чувства: жалость, усталость (хотя это не эмоция, но для его природы тоже не характерно) и восхищение. — Приветссс… — послышался мягкий вкрадчивый шепот от голубого сгустка света, зависшего перед ним.