Хранители

— Давай еще раз. — Да в чем проблема-то?       Билл всплеснул руками, затем хлопнул себя по ногам, состроив полное непонимания лицо. Дипперу казалось слегка забавным, что Сайфер злится, а вот блондин был абсолютно не в восторге. Он просто не представлял, как стоит объяснять чтение символов, их значение, и безмерно бесился из-за этого. Ему казалось, что его объяснения вполне просты в понимании, но по лицу Пайнса было ясно, что все становилось еще более запутанно, чем было.       Они бились с этими знаками уже четыре дня и не прошли дальше второй страницы Книги. Билл был в полном нетерпении, ведь в конце был шифр, который им был нужен. Желание разгадать его было более сильным, чем возможности объяснить, как читаются тексты. — Может, ты просто их прочитаешь, если понимаешь? Не заставляй себя вдалбливать в меня то, что я все равно не понимаю. Посчитать что-то — да, конечно, все, что только в голову придет, но не заставляй меня учить этот сатанический язык.       Диппер говорил серьезно, хоть и с улыбкой на лице. Он понимал, что понять умом язык невозможно, выучить его с таким учителем, как Билл, тоже. Гораздо легче было бы знающему сделать свое дело, а незнающему — удивиться происходящему. Это было настолько заманчиво, что они оба с надеждой глянули друг на друга, будто не веря, что эта фраза все-таки прозвучала. — Ладно, — почти тут же согласился Сайфер и согнулся вперед, чтобы посмотреть на текст.       Желтые глаза забегали по тексту, лицо стало мягким и расслабленным. Ему явно доставляло удовольствие чтение этой Книги больше, чем какой-либо другой. Иногда сердце его резко меняло ритм биения, что было видно по тонкой венке, выступавшей на шее. — Может, возьмешь ее в руки? Будет удобнее. — Нет, нет, все нормально, — резко выдал блондин, даже чуть отсев от юноши. — Пусть будет у тебя. Мне удобно.       Пайнс неуверенно пожал плечами, удивляясь, что Билл резко отсел от него в сторону и теперь тянет нос к Книге, чтобы прочитать что-то. Но Диппер не шевелился с места, будто боясь чего-то. Иногда поведение Сайфера смешило его, иногда — безмерно пугало, и он ничего не мог с этим сделать. Удивительное чувство, когда человек и пугает тебя до того сильно, что хочется оставить его в покое и никогда не подходить, и притягивает настолько ярко, что ты никогда не хочешь оставаться хоть на пару метров вдали.       Вскоре Билл подсел обратно, даже ближе, чем был до того момента. Пайнса это не смутило и не испугало: видимо, Сайфер испытывал те же противоречия в себе, что и он сам. Возможно, не страх был в нем, а злость, которую всегда было видно, когда та пыталась его разъесть изнутри. Возможно, притяжение основанное на какой-то цели, только ему и известной, но все равно явной, нескрываемой.       Сайфер призадумался, подняв глаза от Книги. Затем, нахмурив брови, снова уставился в какой-то из текстов. Громко фыркнув, он усмехнулся и попросил перевернуть страницу. — Может, расскажешь, что здесь написано? — Если честно, ничего особенно важного. Тут все то, что я тебе уже говорил: сотворение мира, становление иерархии Света и Тьмы. Это на страницах сорока будет точно. — Ну, ладно.       По просьбам Билла Диппер переворачивал страницу за страницей, рассматривая причудливые картинки и аккуратные слова на непонятном языке. Он все думал, почему ему никак не давался язык. Он учил алфавит — тот выпадал из головы, он пытался запомнить переводы — все вдруг растворялось в памяти, заменяясь чем-то совершенно иным. Что бы он ни делал, все шло против него. Ему было стыдно признаться в том, что он не мог выучить чего-то, потому избегал взгляда Сайфера. И тот понимал, почему это происходило.       Блондин бормотал себе под нос иногда совершенно непонятные слова и невнятные проклятья. На слух Пайнс улавливал какие-то слова на известнейших европейских языках и старался найти хоть одно знакомое слово в текстах, но все это было бесполезно. Ни единого символа не было знакомо. Даже те, что он учил так старательно, казались далекими и непонятными.       На пятый, на шестой день все было ровно так же. Они сидели на чердаке, Билл читал про себя, иногда сразу переводил вслух, лишь тенью указывая на строки, где он находится прямо сейчас. Они медленно продвигались все дальше и дальше. Впрочем, все могло идти быстрее, если бы Билл постоянно не пропадал с самого утра почти до вечера.       Гидеон просто терроризировал его своими проблемами, забрасывал ненужной информацией, пытал продвижением в поисках библиотеки. Часто Билл стал выходить из кабинета через дверь. Горничные встречали его в коридоре и затаскивали в ближайшие комнаты, отпаивали чаем и старались расспросить, что происходит в этом злостном помещении, где даже аура была жутко испорчена. Сайфер молчал, лишь покачивая головой. Редко когда он вступал в диалог с девушками, но они были настолько настойчивы, что приходилось поддерживать беседу. — Ну, как же? Совсем ничего? — Я же сказал, что нет. Он только и умеет, что злиться.       Он покрутил аккуратную фарфоровую чашечку в руках. Он готов поклясться, что ей не менее полусотни лет. Этот сервиз, наверное, передается по наследству от отца к старшему сыну или дочери, качуя с рук на руки, словно древняя реликвия. Впрочем, кто-то хранит медали, кто-то — картины, а кто-то, собственно, — фарфоровый сервиз.       На самом деле, Сайфер не может быть уверен, что он принадлежит именно Гидеону. Пару дней назад он видел, как прелестная чашка полетела в дверь, стараясь догнать горничную, что не вовремя зашла в его кабинет. Глифул совершенно не дорожит подобными вещами, поэтому странно было подумать, что такой изящный сервиз все еще полноценный, на чашках и блюдцах нет сколов, а золоченая каемка не потеряла прежнего блеска.       Билл не стремился никогда узнать что-то о подобных вещах. Он не стремился становиться как-то ближе с горничными, хотя те подавали множество знаков, говорящих об их желаниях быть ближе. Ответа на них они не получали и были тем безмерно обеспокоены. Причина, впрочем, довольно ясна: ни одна прекрасная девушка не упустит, что кто-то не желает обращать на нее внимания, даже когда она сделала множественные намеки. Это только сильнее ее раззадорит, подольет еще большего масла в горячий пожар ее самолюбия и противоречивых чувств. — Ты вымотан, и я считаю, что тебе не стоит соваться сюда каждый божий день. — Если бы я мог. Думаешь, у меня нет дел поважнее, чем приходить сюда и слушать его нытье?       Девушки вздыхали, иногда позволяли себе касаться его плеч, ласково проводя по ним теплыми ладонями, будто бы успокаивая. Но покой находился лишь в Хижине. Диппер тихо листал Книгу, пытаясь вникнуть в содержание текстов. Он всегда дергался, когда блондин входил в комнату, словно того никогда не должно было быть.       В этот раз Сайфер застал юношу читающим вслух тексты с помощью алфавита, в спешке написанного бледной рукой на каком-то помятом листочке. Пайнс поджимал губы, прежде чем произнести слово, щурил глаза, нервно метал взгляд то с листочка на Книгу, то с Книги на листочек. Казалось, пара мгновений, и он сожмет этот несчастный кусочек бумаги в руке так сильно, что пальцами пробьет тонкую материю. Но он не злился, и такое можно было только представить.       Билл бесшумно прошелся по комнате и навис над Диппером, заглянув в текст. Все старания были оправданы, ведь чтение было медленным, но довольно точным в произношении. Странно было думать, что он не знал язык и не мог его выучить, но мог прочитать безошибочно. Впрочем, Сайфер мог вспомнить множество примеров в истории, когда люди, не знающие толк в каком-то деле, были в основах профессионалами. — Что это значит? О чем тут говорится? — Об Асе. Ас — это созвездие. На старинный мотив название, конечно, но современное точно сказать не могу. — А предположительно? Всегда на такой случай есть интересные теории, наполненные ответами, на которые нельзя найти подтверждения. — Некоторые считают, что это Большая Медведица. — А ты как считаешь? — Не знаю… Наверно, мне безмерно близко, что Ас — это Большая Медведица. Очень уж мне нравится это созвездие.       Диппер усмехнулся и снова уткнулся в Книгу. Карие глаза уставились в текст, в котором не было отклика, в котором не было души и смысла. Картинки были наполнены загадками, что были описаны в тексте, но совершенно были пусты без полного знания. К таким иллюстрациям, что содержали страницы, можно было придумать абсолютно любое описание, будто оно красочное, полное воображения или сухое, научное.       Билл же не смотрел поверхностно, а вчитывался, запоминал что-то. Бледных губ коснулась едва уловимая улыбка: все-таки и простые люди на что-то способны. Ас по описанию напоминал Большую Медведицу настолько сильно, что только самый безнадежный бы не понял этого. Отчего-то Сайфер почувствовал некоторую гордость за людей, хотя и понимал в себе некоторую зависть.       Двенадцать братьев нашли разлад после того, как на них пали цепи подчинения. Бойни до полусмерти, козни и жестокие слухи — чего только не делали братья против друг друга, чтобы отомстить за глупость и подняться в глазах отца. Но все это было бесполезно. Многие этого не понимали. Они не понимают этого и до сих пор.       После одной из битв не за жизнь, а за быструю смерть Авон оглянулся на многочисленные раны, что получил от острых когтей младшего брата. Он не скулил, не отступил, словно трус, а быстрым движением влетел в младшего, уложив его на горячую землю и вцепившись в еле прощупываемое горло. Юный перестал сопротивляться, замерев. Он вдруг перестал чувствовать свою силу и увидел в единственном глазе старшего истинное грешное золото, что взяло в себя всю сладость этого боя.       Младой обессиленно сжимал пепельные кисти брата, умоляя то ли убить, то ли пощадить. Страхом были пропитаны многочисленные маленькие красные глазки, кричавшие впервые о помощи. Голос в горле его застыл и не смог пробиться сквозь каждый из барьеров. Наполовину бесформенное тело неподвижно лежало на кипящей земле, его окутывал черный пепел, попадая в открытые раны.       Авон висел сверху и тоже не шевелился. Цепкие пальцы сжимали малиновое горло. Когти были спрятаны, хотя все внутри него кричало, что ему стоит вцепиться в горло братцу в полную силу. Но он сдерживал себя и просто молчаливо вглядывался в беспомощный силуэт. После долгого молчания он все-таки произнес: «Жаль», — и, резко отбросив брата в сторону, растворился в черном пепле. — Билл? Билл!       Диппер щелкнул Сайфера по носу, и тот судорожно дернулся, будто громкий будильник прозвенел у него прямо под ухом. Они уставились друг на друга, вглядываясь каждый по-своему. Блондин смотрел испуганно, юноша — с непониманием. — Что с тобой? — Все нормально. Просто… Просто задумался. Ты что-то хотел спросить? — Да, смотри, — нехотя он все-таки перевел тему. — Тут постоянно повторяется это слово. Что оно означает? — «Один». Причем, в основном к живым существам. Думаешь, это важно? — Может быть. Надо до запомнить. Нет! Лучше записать!       Диппер сунулся в немного запылившуюся сумку, с которой он ездил в лабораторию. Довольно легко оттуда вылетел пустующий блокнот и почти исписанная ручка. Совершенно не задумываясь, он начал заполнять его, словно бы тот самый забвенный час пришел. Возможно, когда-нибудь он пожалеет об этом, но не сейчас. Быстрый рваный почерк заполняет блокнот так стремительно, что Билл не успевал уследить за ручкой.       Под пунктами появлялось множество слов, которые для Сайфера порой были совершенно не читаемы. Он хотел указать на это, но подумал, что было бы неуместно говорить об этом: это же не его блокнот, а Пайнса, в котором он может писать то, что захочет, и так, как ему это будет удобно. Самое главное, чтобы он потом сам разобрал, что написал.       Юноша пролистывал Книгу так же стремительно, как и писал. Он проглядывал тексты, отыскивая одинаковые слова, и указывал на них Биллу, чтобы тот переводил их. Через двадцать минут перед ним лежал уже целый список, который мало походил на действительно важные записи. — А это что?       Рисунок на одной из последних страниц был совершенно непохож на другие. Он полон различных символов, что привлекали внимание своей особенной красотой. Билл не мог ответить: он с упоением смотрел на знаки счастливыми, тоскливыми глазами. Один только вид этого шифра опьянял его сильнее любого греховного деяния, что совершалось в его честь.       Сайфер перевел Пайнсу все знаки. Юноша перерисовал себе в блокнот шифр, символы вписал уже переведенные и вновь уставился в них усталым, но горящим интересом взглядом. — Это напоминает мне квадрат Полибия*, как бы странно это не звучало. Если переписать это немного иначе, то будет совершенно точно он.       Не дождавшись и намека на ответ, Диппер начал расчерчивать еще одну схемку с цифрами и буквами. Он менял их местами, пару раз перерисовывал. Билл с интересом наблюдал за расшифровкой старинного, будто само время, шифра новым способом. Когда-то им говорили, что человеческими шифрами это не разгадать, но математика вновь побеждала теорию. — «Рошфурша»? — прочитал юноша, нахмурив брови. — Что это вообще такое? — Это во Франции. Я бывал там однажды. Очень красивые места, да и, можно сказать, совершенно безлюдные. — Насколько безлюдное? Стой! — он вцепился в блокнот и судорожно осмотрел список. — Один. Один человек. Да? Я угадал? — Да, ты прав. Гадать тут нечего. Есть еще подсказки? — Ну, я не вижу, во всяком случае. — Билл! — послышался голос Мэйбл снизу. — Тебя к телефону! Какая-то Салли! — Да, сейчас!       Юноша усмехнулся и, состроив хитрое лицо, спросил: «Салли? Что еще за Салли?» Сайфер отмахнулся, тяжело выдохнув. Ему вслед слышался задорный смех Пайнса.       Он действительно не знал, кто такая Салли и почему она попросила позвать его к телефону. Особенно смутило, откуда ей известно его местоположение и номер, по которому стоит позвонить. Но, подняв трубку, все вопросы отпали сами собой. Это была одна из горничных в особняке Глифула. — Он зовет тебя. Срочно. — Он не может подождать? Я занят. — Нет, сказал, что это очень важно. Ему нужно видеть тебя прямо сейчас. — Он сказал, что ему от меня нужно? — Промолчал. Сказал потребовать тебя сюда. Знаешь, не явиться нельзя. — Все на этом свете можно. — Не в мире Гидеона Глифула.       Девушка проговорила эту фразу сильно понизив голос и тут же положила трубку. Выхода не было — нужно было явиться на ковер прямо сейчас. Предупредив о своем уходе, он направился прямо в особняк самым медленным шагом, который только мог себе представить.