Хранители

      Темная комната, ото всюду слышаться шаги и молящие о помощи голоса. Сзади обжигающий холод, заставляющий бежать от него прочь. Чем дальше в темноту, тем ярче начинают сиять ледяные статуи: они смотрят прямо на него, не двигая губами, кричат, преодолевая голосами лед. Каждый из замерших уже никогда не пошевелится. Они обречены на пытки во льдах, там, где их никогда не услышат.       Шаги становятся тяжелее. Медленно светлеет комната. Голоса почти затихают. Все постепенно засыпает. Как бы ни становилось светло, темные пятна только разрастаются в этом свете, будто изничтожая его. Темные силуэты, на лицах их черные маски, скрывающие плоть. Видны лишь только ладони, израненные, редко кровоточащие. Они не дают подойти к себе близко, ставят барьеры такие же пустые и невидимые, как они сами.       Стук каблуков пробивает тишину, нервно висящую в воздухе. Открытые плечи, нежные руки, изящная белая шея, ласковые алые губы, златая маска, легкое черное одеяние, позолоченные украшения, сверкающий камнями платок на голове — она идеальна, она прекрасна. За ней крадутся двое черных паладинов, более похожих на тень. Они меркнут в свете, что излучает их мрачная царица.       Прислужники падают пред ней на колени, читают молитву, и становится вдруг жарко. Словно ад вырастает прямо на глазах, словно Демоны и злые духи восстают из самого пепла. Пальцами она приказывает подняться и величественно ожидает кого-то. Недолгое молчание прерывается криками. Видно, как из толпы прислужников, из их цепких рук, пытаются вырваться, спастись.       Наблюдение превращается в пытку. Крик разрывает уши и сердце. Словно стекло, он разбивается на сотни нот, способных в своем сочетании уничтожить любую ледяную статую. Тощий силуэт пытается вырвать руки, стряхнуть с головы плотный мешок, но все тщетно. Он слишком слаб, слишком неопытен, чтобы избежать этой участи.       Его бросают на землю прямо перед ногами царицы и сдергивают с головы мешок. Золотые кудри падают на лицо, тяжелое дыхание явно действует на нервы идеальной. А он не видит этого. Он все лежит на земле, не способный собрать волю и силы, не желая смотреть на предмет воздыхания. — Я не виновен, — выдавливает он из себя, все-таки поднявшись на руках. — Не виновен!       Царица ласково ему улыбается. Аккуратным движением рук она отстраняет паладинов и делает уверенные шаги к пленнику. Когда она присаживается рядом с ним, он, наконец, поднимает на нее свой взгляд, собирая непослушные ноги. Он чуть не плачет, желая доказать свою правоту. Она это видит, но знает, что он не сможет.       Ее нежные руки берут его лицо, заставляют чувствовать тепло. Пальцы то и дело касаются сухих бледных губ. Он все еще тяжело дышит, со страхом глядит на нее, не веря происходящему. — Я не виновен, — шепчет он ей. — Я знаю, — отвечает она ему смиренным голосом. Таким только любовник может говорить со своей любовью, и потому пленник пугается еще сильнее. — Мы не выбираем, кого любить. — Почему я здесь, если это не преступление? — Всему есть свои последствия, — убирая локоны с его лица, нежно продолжает царица.       Тонкие пальцы расстегивают пару пуговиц на пыльной рубашке пленника. — Нет. Умоляю, пощади. Прошу! — Скоро все кончится… — Молю! Прошу тебя! Сохрани! — Слишком поздно для тебя, — шепчет она с улыбкой.       Нежный палец разрывает тонкую кожу между ключиц, начинает выскабливать оттуда светлые капли, перемешанные с черной кровью. Второй рукой она продолжает ласково гладить пленника по голове, по лицу, смахивая слезы. Ни единого крика — голоса больше нет. Сил — тоже. Он бесполезен и полностью ей подчинен.       Когда остается лишь кровь, она хватает своего пленника за горло, а тот не смеет сопротивляться. Стоит ей протянуть руку, как тут же ей вкладывают в нее острый клинок. Одними губами он пытается что-то говорить ей, но она не видит, не слышит, не понимает. Она не желает понимать. «Он больше не жилец».       Пробуя остроту ножа, она ловко режет пленнику руки, всматриваясь, как скоро белая рубашка окрасится в черный. Губы раскрываются в немом крике, а она смеется. Тонкое лезвие рисует узоры на лице пленника с особой точностью. Кровавый глаз на лбу жжет более всего.       Закончив свое дело, царица смеется и ладонью отталкивает своего пленника. Он повинуется движению и падает, не имея желания вставать. Свет, что был в нем, нежные руки собирают будто бы магнитом. Следом они исчезают в ней, будто их и не было. — Спасибо, что разбудил, мой мальчик. В твоих услугах мы больше не нуждаемся.       Слабые руки бьют в барьер, крик старается пробудить, но все ныне бесполезно. «Так умирают самые преданные». — Диппер, проснись! Проснись!       Юноша резко дернулся и мгновенно распахнул глаза. Он не узнавал место, где был, ведь все еще видел перед собой ту приводящую его в ужас картину. Судорожно он огляделся. Мэйбл продолжала нависать над ним, стараясь понять реакцию, а Билл спокойно сидел в кресле напротив и что-то читал, не обращая никакого внимания на близнецов. — Где мы? — Почти в Лионе. Скоро будем приземляться, поэтому попросили тебя разбудить.       Сайфер продолжал спокойно читать книгу, не смотря никуда, кроме нее. Но его заметно напрягало, что Диппер иногда поглядывает на него, будто тот совершил какое-то преступление. — Что, плохой сон? — подал голос блондин, не отрываясь от чтения. — Можно и так сказать… — Хорошо, что Мэйбл тебя разбудила. Главное, чтобы не вещий был. — О чем ты? Веришь в подобное? — Не особо, если признаться, — он наконец закрыл книгу и поднял глаза на Диппера. — Говорят, что в Лионе первый сон — вещий. Всегда. По правде говоря, он всегда несет негативные последствия: неудачи, болезни, чаще смерть. Нужно изменить некоторым образом будущее, чтобы этого не произошло. Обряды вспоминать ни к чему: все это бесполезно. Только в нужный момент сделать или не сделать что-то. — Как скоро это может потребоваться? — У кого как. Думаю, до конца лета точно. — Времени предостаточно, — фыркнула девушка, чуть поерзав в кресле. — Так только кажется. Скоро все кончится.       Диппер немного дернулся. Интонация Билла была какой-то особенно печальной на его последних словах. Она будто говорила, что Сайфер знает сон юноши и теперь ждет своей участи. Блондин отвел желтеющие глаза куда-то в сторону, стараясь скрыть свою уверенность в произнесенном. Он просто знал, что все закончится. Ему не нужен был какой-то вещий сон, чтобы знать и вечность помнить об этом.       Мысли так сбивали юношу, что он не заметил, как они сошли с самолета, как забрали свои вещи. Все проходило мимо него. Все, кроме жестокого голоса Билла, ранившего окружающих более оружия. Беспощадная интонация сбивала с толку любого, с кем он говорил. Мэйбл не обращала на это внимания, разглядывая очаровательный Лион из высоких окон аэропорта. Певучий язык уносил ее куда-то в далекие дали ее детских мечтаний.       Сайфер быстро говорил по-французски, пытаясь договориться о поездке в Рошфуршу, но никто не соглашался. Никакие деньги не могли заставить мужчин согласиться на поездку. Скрипя зубами и все более свирепея, он сжимал кулаки, будто готовясь нанести удар по собеседнику. Говоря, он несколько секунд мотал головой и крепко закрывал глаза, сдерживая себя. Все было явно против него, но сдаваться не было никакого желания. — Я прошу за него прощения, — проговорил Диппер по-английски, совершенно не задумываясь, что француз может его не понять. — Билл, пойдем, ладно? Не злись, он ничем не поможет.       Короткие поглаживания по плечу и крепкое сжатие рубашки на спине заставили отступить, но напряженность от этого не спала. Сайфер продолжал злиться. Он не мог даже объяснить, почему так торопится. Время не поджимало, сроки не горели — сверху на него давил только приказ Глифула, который исполнять он не желал. Символ клинка, оставшийся покоиться у него на руке, зажимал его в рамки, и, как избавиться от них, он не знал.       Блондин сел на край дороги и закрыл лицо руками. Диппер долго стоял в сторонке, а затем присел рядом. Билл что-то шептал себе под нос, сотрясаясь всем телом. Его колотило, от тела шел невыносимый жар. — Приди ты ныне, помоги немощи нашей, и как Ты некогда запретил волнующемуся морю, так и ныне запрети возмущению сердец наших, чтобы Ты не лишился в один час нас обоих, чад своих, умерщвленных грехом…       Пайнс слегка отвернулся, чтобы не слышать молитвы. Ему хотелось как-то помочь избавиться от лихорадки, явно вызванной им специально, но все равно молчал, стараясь не обращать на происходящее никакого внимания. Даже когда шепот затих, он продолжил молчать, словно ничего не происходило. — Ты считаешь меня безумцем, — вдруг подал голос блондин. — Не смей даже лгать. Вечные сражения на болоте — не то, о чем можно мечтать. За этим даже наблюдать не забавно. А так просто в немилости побуду. — Не думал, что ты веришь. — Верю? — Билл немного призадумался. — Это не вера. Это необходимость. Нельзя жить, не веря в то, что видел собственными глазами. — Эй, молодые льюди! Чего расселис просто такь?       Мужчина в потертой кепке улыбался им. Своим тонким телом он закрыл солнечный свет, чуть нависнув над оппонентами. Его английский был ужасен, но вполне разборчив. Сайфер предпочел говорить с ним по-французски, но тот перебил его, желая, чтобы все понимали, верно расценив, что, кроме них двоих, в этой компании язык никто не знает. — Чего вы еще туть сидите? Чего не уехальи никуда? Дорого, что льи? — Не хочет никто подвозить, куда следует. — А куда следуеть? — спросил наивно мужчина. — Куда хотите завезу! — И в Рошфуршу отвезете? — встряла Мэйбл и с улыбкой склонила голову набок. — Туда никто не ездиль давно. Чего вы туда ехать? — По делам нужно. Больше сказать не можем, к сожалению. — Я заплачу столько, сколько потребуется, только отвезите туда. Любую сумму. Только назовите ее, и вы ее получите. — Какой умник! Только гльяньте на него!       Мужчина смеялся недолго. Взглянув на особенно серьезное лицо Билла, которого еще немного колотило от огненной лихорадки, он понял, что все было сказано взаправду. Стало даже немного страшно, что может сделать или сказать еще Сайфер, поэтому он протянул руку и представился: «Я Пауль».       Блондин первым ответил на рукопожатие и представил всех, чтобы особенно сильно не удлинять этот диалог. Снова повисшая тишина угнетала Пауля, и он немного замешкался. Наконец, снова рассмеявшись, он еле-еле, но довольно четко и правильно проговорил: «Вы психи, что направляетесь туда. Но, боже мой, я с вами, ребята».       Старый небольшой автомобиль Пауля не внушал особого доверия, но выбора не было. Путники уселись на потертые сидения. Билл быстро огляделся и сразу начал расспрашивать водителя о состоянии тех или иных частей автомобиля. Паулю было даже немного в радость, что кто-то интересуется его любимой машиной, и с нескрываемым удовольствием отвечал на все расспросы. Он совершенно не понимал, почему Сайферу так интересен его автомобиль.       Но все всем остальным было предельно ясно, что это для отвлечения внимания: Билла все еще потряхивало, а Диппер достал Книгу из рюкзака. Мэйбл же была совершенно отвлечена и смотрела только на чарующие пейзажи за окном. Зеленые холмики, покрытые яркими цветами, притягивали ее больше, чем простые разговоры о пустом, о земном, что совершенно не было ей интересно. Книга тоже особенно ее не влекла. Она была где-то в ином пространстве, куда не было хода никому другому.       Когда они прибыли на место, алое солнце заходило за горизонт, опаляя кожу последними обжигающими лучами. Мэйбл сонно плела венок из ярких цветов, которые ей нарвал Пауль. Диппер таскался за Биллом, что-то искавшем, но не сумевшем объяснить, что именно. Таинственность, которая нависла над этими похождениями была манящей, что тоже было невозможно объяснить.       Болезненно сверкающие желтеющие глаза отливали кровавым цветом в свете заходящего солнца. Весь силуэт Билла смотрелся каким-то особенно больным, даже немного умирающим. Пауль говорил об этом Мэйбл, а та опечаленно пожимала плечами: «Ему будто недолго жить осталось». Живой таскался за полумертвым, не видя, что тому действительно плохо, если это было не наигранно. Игры в этом девушка не видела и потому беспокоилась.       Яркие звезды клонили в сон, не имели в себе ничего романтичного. В абсолютной тишине Сайфер выбрался из лагеря и выбежал на поляну перед особенно крутым холмом. Он был сильнее, чем в прошлый раз, и переполнен решимостью. Молитва несколько ослабила его, но сейчас именно из-за нее он чувствовал прилив сил. Это была проверка на прочность: если бы он осмелился это сделать раньше, то получил бы многочисленные ожоги и перенес ужасающие страдания за свой проступок. — Дай мне сил. Хоть ты и спишь, но услышь мой голос, услышь мою мольбу к тебе, и я найду в себе силы пробудить тебя ото сна.       Просьба о поддержке в этот раз звучала механически. Внутри он понимал, что все еще служит своей царице, что делает это для нее, но где-то внутри начинал осознавать, что все это бесполезно. Его мольба пуста и бесчувственна. Даже если она оценит его старания, ничего из этого не станется.       Первые заклинания были простые, почти ничего не дающие, но это была лишь небольшая тренировка. Новая сила, которой он еще не знал, как верно управлять, была поразительно послушна. Это давало только большие сомнения. Их нужно было немедленно развеять, ведь тогда даже простое заклинание может пойти против него самого.       Громкие слова стали вырываться с большой энергией прямо у него из груди. Пальцы сводило от яростного холода, шедшего откуда-то из глубин его разума и остатков души. Удар был почти нанесен, как его хлопнули по плечу, застав врасплох. Оборванное заклинание повисло в воздухе. Билл дернулся, даже несколько испугавшись, и ошарашенно смотрел на того, кто осмелился его потревожить так не вовремя. — Ты что же, с ума сошель? — Ты! — оскалившись, резко выкрикнул Сайфер, заставив оппонента дернуться ровно так же, как дернулся он сам, когда его прервали. — Да как ты посмел?! — Что ты! Что ты! Я просто вдруг увидель, что тебя неть, и подумаль… — Нечего тут и думать! Как ты посмел мне помешать?!       Бледная рука невольно сжалась в кулак. Пауль словно язык проглотил. Ему было тяжело дышать, земля буквально уходила из-под ног. Его губы быстро открывались и закрывались, будто он был никчемной рыбкой за толстой стенкой аквариума. Желтеющие глаза наливались кровавым цветом — гнев начинал брать свое. Все демоническое вылезало из Сайфера, не давая возможности контролировать свое состояние. — Ты позволил себе помешать мне, — выделяя каждое слово, чеканил блондин. — Самое глупое, что ты мог сделать, ты сотворил прямо сейчас. Ты поплатишься за это.       Кулак сжался еще сильнее, яркие вены начали окрашиваться в черный. Пауль с ужасом наблюдал за этой картиной, не имея возможности выбраться из цепкой невидимой хватки. Билл стал проговаривать какие-то слова, что еще более приводили в ужас ничего не понимающего мужчину. Голова начала кружиться. Было это из-за недостатка кислорода или из-за странных слов, что произносил Сайфер, он не знал, но на мгновения ему начало казаться, что все налаживается. — А теперь вон! Прочь с глаз моих!       Резко разжав кулак, блондин дернул руку в сторону. Мягкое тело аккуратно приземлилось на ноги и, шатаясь, в сонном обмороке направилось туда, откуда еще в сознании пришло. Долгие, по мнению Билла, попытки успокоить себя почти ничем не увенчались. Весь гнев был направлен на барьер. Быстрые удары, скорые нападки, легкие увиливания от ответных ударов — все это давал ему один лишь только гнев.       Последний удар прогремел на всю округу. Он был увенчан громким криком и треском стекла. Пальцы горели, в глазах полыхал пожар. Черная кровь отступала, возвращая венам привычный человеческому глазу цвет. Взгляд не был налит боле алым. Сердечный ритм становился легким и совершенно не отдавался в ушах. Травы вдруг отступались от него, боясь иноземного гнева.       Вернувшись к машине, он сел около разбитого заборчика, закинув голову назад. Стеклянный звук все еще звучал в его ушах. В груди его зародился смех. Он тихо смеялся, сотрясаясь всем телом. Его тонкие пальцы гладили по головке один из цветков — он был единственный, что ластился к нему после расправы над Паулем.