Хранители

      Стэнфорд сухими руками провел по лицу: ночью энергия скакнула снова, что безумно его озаботило. Ему было нехорошо и жутко неспокойно. Энергия была темной, что говорило только об одном: это был явно не Диппер. Мэйбл была просто не способна получать силу от Книг, потому как не имела к этому предрасположенности. Она была несколько особенной, безусловно, в его понимании.       Впрочем, все чувствовали, что девушка была особенной. В ее магазине появлялись самые интересные люди, в ее мире появлялись самые захватывающие люди, в Хижине появлялись самые странные люди. Самым прелестным в ее жизни был и остается Билл. Он не подходил ни под одно описание и не стремился как-то зарекомендовать себя перед кем-то. Без промедления он отвечал, решал вопросы и совершенно безрассудно порой что-то делал и отвергал. Отвергал он гораздо чаще, чем делал что-то особенно безумное, но именно это делало его в глазах девушки очень странным. Он в принципе был очень странным для абсолютно всех.       Кроме Диппера. Парень не видел ничего особенно странного или безумного в его поведении. Холодный взгляд делал из него загадочного мудреца, резкая разгоряченность составляла больно эмоциональный разум, а его вечная мудрость порождала лишь глубокое уважение, зародившееся далеко в горячей юношеской душе. Казалось бы, ничего удивительного в этом нет, но это заставляло юношу верить в приятное будущее, в котором у него было что-то особенно счастливое и красивое с кем-то очень важным и жутко интересным, чем отличается от всех окружающих их двоих людей. Но пока было только странное ощущение беспомощности, которое он не мог побороть.       Чем сильнее становился Билл физически, тем слабее, казалось, он был эмоционально. Пайнсы стали для него частью жизни. Лучшей частью жизни. Мелодии строгого несчастья становились не такими печальными, когда Мэйбл смеялась над глупой шуткой где-то в глубине дома. Любое приятное событие становилось еще более ярким и радостным, когда Диппер, светлым взглядом оглядывая комнату, останавливался на нем и, не задумываясь ни на секунду, мигал глазами. Порой казалось, что это лишь плод воображения, а иногда это было настолько взаправду, что хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался. Когда это был сон, не хотелось просыпаться. Но хорошие сны были редкостью. В основном существовали лишь кошмары, от которых было невозможно избавиться.       Снилось прошлое, снилось настоящее. Главным кошмаром был момент, когда рука с орудием опускалась и пронзала аккуратную спину Диппера. Это пугало, заставляло просыпаться в холодном поту. Это заставляло задуматься снова и снова. Удивительно, но это ввергало в ужас, что редко случалось с такими Адскими тварями, как он. Билл старался максимально отстраниться от Диппера, чтобы начать отвыкать от его общества, но это было уже почти невозможно: юноша сам лез к нему то с одним, то с другим, что было некстати. Но это был глоток воздуха снова и снова, и Сайфер просто перестал противиться.       Шел уже четвертый день, как попытки были опущены. И руки опускались тоже. Кинжал с болью въедался в кожу, яд был отвратительно колюч для его тела, но он продолжал держать его рядом с собой, в виде символа на теле, чтобы в нужный момент им воспользоваться. Кто попадет под удар — неизвестно, поэтому вечная настороженность стала верной паранойей в его мыслях. Отвратительно было осознавать свою слабость. Но люди ведь считают это началом большой силы, верно?       У Гидеона тоже появилось свое настырное «очень». Он был очень раздражен. Даже сказать, колоссально. Это была та степень раздражения, когда люди чуть ли не умирали от нее сами, наедаясь собственного яда сполна. Правда, Глифул был настолько пропитан своим ядом, что просто прыскал его на других то словами, то действиями. На него самого он действовал только в виде усталости, что приходила после жутчайших вспышек гнева.       Терпение сгорало быстрее дров в его камине. Огонь больше не успокаивал. Сгорающие в нем фотографии и письма — тоже. Он жег все подряд, чуть не кидая туда собственную прислугу. Каждый красный свет напоминал ему о глазе Авона, черно-золотые вещи говорили о его пепельной завесе… Он медленно сходил с ума, чувствуя, что его обманывают везде, где он только может показать свой аккуратный, жутко настырный и длинный нос. И его Демон будет первым, кто предаст его.       Билл даже не имел в голове мысли о том, чтобы предавать Гидеона. Он просто ненавидел его. Если бы у него была возможность оставить его спокойно доживать свои бессмысленные дни Беспутевого, то он бы так и сделал, оставив даже свою особенно важную роль. Все это было не достойно внимания, и, в его понимании, всего этого нужно было избежать. Глифула он уже предал, но только не понимал этого. — А что страшного в смерти? — лежа на спине, спросил Диппер и немного повернул голову в сторону Билла, спокойно сидевшего напротив. — Почему ты спрашиваешь? — Мы говорили сегодня утром, ну, в лесу, во время прогулки, помнишь? Ты сказал, что ее многие боятся. Нас прервали, и я так и не спросил. — Ты об этом… — припоминая, протянул Сайфер, показывая всем своим видом, что не хотел бы говорить о смерти. — В ней ничего нет страшного. Она всего-лишь выполняет свою работу. Забавно, но ее боятся только те, кто считает, что еще не дожил. — А обычно наоборот? — В каком смысле «наоборот»?       Билл заметно потерялся. Он не понимал, о чем ему хотят сказать. С недавнего времени он стал все чаще и чаще терять мысль при юноше, ведь тот умудрялся задавать такие вопросы, что заставляли его мысли разлетаться в непонятных направлениях, даже если они были несколько конкретными. — Люди могут считать, что они прожили уже достаточно? Так только старики, полагаю, считают. — Не соглашусь с тобой, — чуть сморщив нос, проговорил блондин. — Каждый день я удивлен, что просыпаюсь. Я привык думать, что я живу последний день, потому как уже хватит. — Хватит жить? — Просто хватит. Всего хватит. Сполна напился из этого кубка.       Пайнс с печалью посмотрел в эти уверенные, сияющие после последних ночей золотом глаза и грустно улыбнулся. Билл был единственным, кто на его памяти не то что не боялся смерти, а ждал ее. — Не думаешь, что она застанет тебя в самый важный момент? — А разве бывает иначе? В тот самый момент, когда я буду особенно сильно хотеть жить, я умру.       Сайфер улыбнулся, будто это было что-то забавное. Но в этом не было ничего такого удивительного или смешного, как могло показаться, если первый взгляд будет такой же, как и у Билла. Блондин наблюдал, как это происходит у людей, и точно знал, в какие моменты наступает смерть. Когда у него появятся такие причины жить, что бесконечность покажется коротким мигом, настанет и его черед умереть снова.       В ту ночь Билл решил устроить очередную попытку убить юношу. Когда Диппер уснул, он медленно приблизился к его кровати и навис сверху. Взгляд был переполнен отчаянием и эйфорией. Было что-то жуткое в том, что он не способен опустить руку всякий раз, когда решается на это. В руке появляется кинжал. Пальцы крепко вжимаются в его рукоять, в голове звучит та же самая установка: убей и будешь свободен.       Вдох. Выдох. Тишина. Сияние звезд пронзает насквозь. Бледная рука медленно заносится над головой. Тень искажается, превращается в плывущее черное пятно, передвигающееся по стене туда-сюда, хотя сам Сайфер неподвижен. Вдох. Выдох. Гул. В ушах стучит кровь. Вторая рука поднимается над головой. Она крепко вцепляется в запястье руки с кинжалом. Он готовится нанести удар. Вдох. Выдох. Вдох…       Руки резко опускаются. Кинжал летит на пол и возвращается на руку символом, не коснувшись темных досок. Пальцы крепко сжимают голову, глаза зажмурены. Будто в забытьи, он, шатаясь, отходит назад и падает на кровать, не отпуская головы. Руки все сильнее сжимают ее, словно желая раздавить. Ему никогда не было так сложно убить кого-то.       «Отложить на потом? — думал он опять. — А не будет ли слишком поздно?» Он смотрел на мирно спящего Диппера и не мог понять, что же не так. Многое врезалось ему в сознание, но все это он привык за столько часов отбрасывать, ведь, по его пониманию, это было абсурдно. Хотя вечно оказывалось правдой.       «Достаточно пореза, да? Достаточно слегка ранить, верно?» Он понимал, что все это слишком затянулось. Он решил попробовать снова. Билл давно сбился со счета, которая это была попытка «еще разок», но ему отчетливо представлялся очередной провал.       Вдох. Выдох. Он тихонько присаживается рядом. В руке появляется клинок. Он высвобождает чуть загорелую кожу из-под гнета одеяла и замирает. Вдох. Выдох. Лезвие нависает прямо над кожей. Тяжелое дыхание разрывает тишину в комнате на миллионы осколков. Откуда этот странный страх? Он не знает, но он опять поддается ему. Ненавистное ему чувство вновь берет верх. Он медленно встает и возвращается на свою кровать. — Что с тобой не так? — спрашивает он сам у себя. — А что с тобой не так? — спросил он и у Диппера, будто тот мог ему ответить. — Да кто же вас двоих знает…       Вновь повисла тишина. Она была другом. Она была врагом. Ее любили и ненавидели в одно и то же время. Она напоминала о провалах, что случались каждую ночь. Это приводило в ужас. Это заставляло жить в большом беспорядке в голове и в сердце. — Кажется ты владеешь мной, — поникнув головой, прошептал он. — И откуда в тебе столько власти?..