Хранители

— Мне нужно чуть больше времени, чтобы разобраться! — Ну, конечно. Я так и подозревал. — Стэнли, это не поможет ровным счетом никому. А часы — явно уловка! Тут просто зацепиться надо! — Не надо ни за что цепляться, — встряла Мэйбл. Сегодня она выглядела строже обычного. — Он просто слабеет. Диппер чувствовал этот исход до того, как он произошел. Он не железный, — с лаской протянула девушка, смотря Форду прямо в глаза, — рано или поздно все часы пойдут, потому что он не справится. Контролировать время — не его прерогатива. Он с собой совладать не может из-за этой силы, а вы ждете, что он время контролировать будет постоянно. — Часы только у нас идут? — Из тех, с кем удалось связаться, да, единственные. Вполне вероятно, есть где-то еще, но точно не поблизости.       Мэйбл устало выдохнула, и ее плечи нервно дернулись. Остановленное время не давало спать, расстраивало нервы и расшатывало нормальные мысли. Впрочем, что считать нормальным… Кошмары перестали нападать на дом, девушка уже давно не видела призраков из своего сознания. Вспоминать о них ей будет еще долго безмерно страшно. Она больше никогда не испугается так, как это было в те дни, потому как большего кошмара выдумать уже просто невозможно.       Стэны стали часто ссориться, но быстро замолкали, скоро забывая, о чем шел разъяренный спор. День шел за три, по подсчетам должен был выпасть снег. Кровавое солнце, уничтожаемое горячим песком, то и дело гасло на небосклоне. Порывами шел холодный дождь, и капли, долетая до земли, отскакивали легким паром. Это выглядело безумно красиво, но именно в это время откуда-то из недр начинала давить нестерпимая жара. Воздуха не хватало, горло сдавливало мертвой хваткой. Только тогда Мэйбл становилось по-настоящему жалко Билла. Острая жалость разрывала ее изнутри, а сделать ничего было нельзя: ко врагу нельзя испытывать такого для него высокого чувства.       Все кошмары перешли на Гидеона. Дом был укутан призраками прошлого и будущего. О многих Глифул и не подозревал, но его малодушие не давало ему раствориться в истинном страхе как следует — страдали только другие обитатели особняка. Вспоминались забытые молитвы, писались вдруг новые, из потайных уголков появлялись иконы — все это совершенно бесполезно. Сайфер предупреждал каждую из служанок, что там их больше не услышат: слишком много Ангелов изгнали за верность в черные пучины. Те, кто остался, убийственно молчат и помогают лишь любимцам, кому рукой самой Судьбы написано было почти что идеальным.       Гидеона тревожило другое. Он слышал женский голос. Кто-то говорил с ним, заползая терновыми лесами ему прямо в разум, цепляясь ядовитыми иголочками за рассудок. Она говорила ему идти в обитель Билла, говорила о несправедливости к нему, хозяину этого жалкого отродья, говорила о нерушимости договоров. Даже не столь недогадливый Глифул вдруг поймал себя на мысли, что этот голос поведет его на верную гибель. — Но зачем? — вдруг спросил он у голоса вслух. «Разве честно отдать душу за ничего?»       Она говорила особенно уверенно. Шелест забился у темных углах комнаты. Миллионер забегал глазами по пустому помещению в поисках причины шума, но привыкший к полутьме взгляд не мог этого сделать. А он становился все громче и громче, пока не пришлось зажмуриться, закрыв уши руками. Через некоторое время открыв глаза, Гидеон дернулся от удивления. Перед ним бежала бурная горная река, а на одном из камней сидела женщина, полностью укутанная в черный балахон. У ее ног лежал рогатый череп. В воздухе висела чистая темная энергия — казалось, ее можно было резать ножом. — Кто ты? — крикнул Глифул, стараясь хоть немного заглушить шум воды.       Женщина не дернулась, не обернулась, не проронила ни слова. Зачерпнув ладонью ледяную воду, она усмехнулась, отчего вспыльчивое эхо пронеслось по округе, а ее плечи лишь слегка дрогнули. Только когда она отпила бурной воды, она распрямилась, взяв в руки свою костяную игрушку, и сверкнула ядовитыми глазами.       Гидеон сразу понял, кто перед ним. Царица. Вечно прекрасная, вечно нежная, вечно грубая, вечно мертвая. Женский облик был лишь прикрытием грязной черной вселенной, таившейся в ней. У всех Падших Ангелов черная кровь — единственная составляющая этого идеального каменного цветка, расцветающего только от великой силы. Она проснулась. Вышла из своего бесконечно долгого транса. Значит, быть беде. — Подойди ко мне, дитя, — ласково произносит она, подзывая мягкой рукой к себе. — Не бойся меня. Подойди.       Он чувствует то тепло, что идет от нее. Материнское тепло, такое родное и любящее. Нежная улыбка вселяет лишь доверие, и сразу забываешь, кто перед тобой стоит. Глифул делает пару робких шагов ей навстречу, но вдруг отступает. — Что же ты? Я не смогу отдать тебе твою награду, если ты не подойдешь ко мне. — Награду?.. — Конечно. Ты привел моего самого сильного сына в этот мир. Только благодаря этому я сейчас с тобой. И только благодаря тебе я смогу воссоединиться с ним. Вместе мы создадим самое прекрасное королевство во вселенной. Самое жаркое и безразличное. Самое холодное и злое. Никакого страха для нас. Только ужас всем нашим врагам. Им же и смерть.       Чем дальше она заходила, тем быстрее подходил Гидеон. Когда он протянул руку, она вложила ему яркий зеленый огонек в руку. И все вдруг потухло. Очнулся Глифул уже в своем кабинете, ровно там же, откуда и исчез. Часы по-прежнему стояли, хотя секундная стрелка пару раз нервно дернулась. Кто-то плотно засел внутри него, укоренившись в разуме. «Спасибо за помощь, мое дитя. А теперь приведи меня к моему сыну».       И послушной марионеткой миллионер шагнул за порог своего кабинета.       Билл нервно дернулся. Со стен скатилось несколько песчинок. Они со скрежетом пробежали по полу и остановились на середине зала. Золотой взгляд всматривался с ненавистью в стены, разум ожидал подвоха. Диппер сидел за троном, заинтересованно проводя пальцем по каждому черепу и косточке, перебирая в мыслях, сколько столетий назад мог умереть их хозяин. Но нервозность перебивала его занятие, заставляла вечно отвлекаться. — Ты что-то услышал? — Надеюсь, показалось. — Опять твои черти бесятся. Устроили сущий Ад на земле. — А ты все еще не ощутил его? Черная магия, молитвы, проклятья и слепая вера — все это висит в воздухе. Только когда Ад приходит в человеческий мир, все это снова просыпается. Людям нужно верить во что-то, но не в то, что их окружает. — Что поделать! это ведь человеческая природа, — Диппер сел на подлокотник огромного трона, в котором сухая фигура Сайфера смотрелась удивительно внушительно, и с очарованием посмотрел Демону прямо в глаза. — Люди склонны верить в подобное, потому как это спасает их. — Так мило, что все вокруг думают о своей шкуре, — фыркнул блондин, в мгновение отведя взгляд. — Этот мир… Он был так безобразен внутри своем, как мой — снаружи. Любовь, желания, счастье — для чего вы, люди, живете? — вопрос завис в воздухе. Казалось, Пайнс не дышит. — У вас есть все, что нам не досталось, а вы все ищите страхи. Вы боитесь быть преданными кем-то, поэтому наносите удар первыми. Больно осознавать, что вы готовы на все, чтобы этот удар был метким и мгновенно убивающим. Эта боль так глубока, что я не могу дышать…       Он застыл, закрыв глаза. Диппер услышал чужие мысли в родном голосе, но вскоре понял, что человеческая душа сливается с другими душами. Любые мысли принадлежат ему, только ему, каким бы мертвым или падшим он не числился. Живая рука легла на забитую светлую голову. Мэйбл называла этот жест лечебным, и теперь юноша понял почему: когда душа мечется, усмирить ее может только разум. Пылкий разум холодит и убивает только любовь, самое сильное и жестокое оружие. — Не просто же так они бесятся… — прислушавшись, проговорил Билл и снова задумался.       Диппер аккуратно посмотрел на часы на руке: время они до сих пор не показывали, но секундная стрелка нервно проходила оборот за оборотом. Контроль над временем слабел с каждыми прожитыми сутками, даже если часы их не отсчитывали. Песок взвился ввысь, укутывая солнце, сбивая последние листы с деревьев. Песок был словно снег. Непонятная пустыня хоронила лето с каждым не просчитанным часом все больше. От воды веяло зимней прохладой. День шел за три.       Песок переливался в отблесках далекой речки и кровавых горячих лучах. Темные создания кружили в потоках крупинок с закрытыми глазами и подобиями улыбок на мордах. Для Пайнса это было необычно: каждая новая беда приносила столько искреннего счастья, что он начинал понимать, почему Билл создал этот Ад тут, в его мире. Это была удивительная свобода, которой нельзя было достичь внизу. Закрытые в горячей пучине темноты, они уже было утратили способность наслаждаться не только человеческими страданиями. Это было настоящий шанс, бесконечно им дорогой и недооцененный многими. — Зайди за трон. Немедленно.       Сайфер поднялся со своего места. Диппер решил последовать этому подобию приказа и уселся на выступ из костей за спинкой трона.       Билл встретил своего гостя стоя, как подобает при подобных удивительных случаях. Песочные потоки подняли в воздух Гидеона. Его глаза пустовали, в них горел знакомый зеленый свет. Лукавый взгляд с интересом осмотрел помещение и даже слегка выразил удивление. Пара шагов… Барьер. Пойти дальше строго воспрещается. — Ты не рад видеть меня? — Ты знаешь ответ и без меня. — Не будь грубым. Ты всегда был выше этого. А теперь что же? Превращаешься в своего никчемного брата? — Если ты здесь, еще не значит, что я должен пасть к тебе в ноги. — Однажды это произойдет. Рано или поздно. Только последствия разные, будто бы не помнишь.       Пайнс призадумался. Голос был ему удивительно знаком… Что-то смутное, темное таилось в его воспоминаниях. Последствия, последствия… Где он мог это слышать или найти хоть малейшую зацепку? — Вернись на путь свой. Твоя награда будет выше той, что ожидает предателей. — Ты смеешься мне в лицо. Я не дойду тем путем, потому что есть обстоятельства. — Я всегда ненавидела этого человека в тебе. От него даже твоя кровь уже не такая черная… Но со своими плюсами… — Ты не получишь ни капли. — Уверен?       Гидеон впервые шевельнулся. Точнее, она в нем шевельнулась. Маленькие ручки легли на барьер и огромной силой надавили на него. Со стеклянным звоном стена перед ней разлетелась на невидимые частицы. Билл не дрогнул: он знал, что она еще слишком слаба, чтобы навредить ему. Она даже не в состоянии поддерживать свою человеческую форму, не то что использовать какие-то силы.       А вот Дипперу было не спокойно. Голос, диалог, черная кровь — они натолкнули его на верное воспоминание. «Первый сон в Лионе — вещий». Как уничтожить одну реальность, чтобы создать другую, со счастливым концом? Когда помнишь правило: «Где есть смерть, там всегда будет смерть» — практически невозможно. Хотелось сорваться с места, но темная энергетика, наполнившая весь зал, не давала сдвинуться с места. — Хранитель? Ручного завел? — Смешно. — Сейчас ты смешон. Удивительно смешон. Может хватит тебе? Вернись на свой путь. — Я не желаю слушать тебя. Покинь это тело сама или мне придется выбросить тебя из него. — А силенок хватит? Часы уже дают сбой. — Время — атрибут не мой. — Как знаешь.       Шаг. Один. Второй. Зал чернеет, наполняется горячим песком и ледяной пылью. Приказ остановиться. Она смеется. Она не понимает, что не восстановилась достаточно. Не желает понимать. Все всегда должно быть так, как она захочет. Молчи и повинуйся.       Вдруг удар о стену. Слышатся хрипы, чернота покрывает пол, будто новый океан. Еще удар. Еще и еще. И женский крик, прогремевший на весь зал, во всех коридорах. Он сначала безмерно громкий, а потом становится все менее слышен. Снова удар, но теперь о пол. Это приземлилось опустевшее от царицы тело Глифула. Он не скоро пришел в себя: говорил несвязно и совершенно непонятно, не мог справится с руками и ногами, постоянно осматривался, не понимая, куда делся его кабинет. — Ты пришел отомстить, а в итоге привел себя в ловушку, — щелчок. — Ты удивительно глуп, когда дело доходит до мести. Я не инструмент. Я — оружие, которым тебя не научили пользоваться. Зато ты умеешь раздавать себя для самых славных целей. За что тебя благодарить? Мы создали Ад, который погубит всех. Поздравляю, мы отличная команда.       Позолоченная клетка болталась в воздухе, а в ней замерла статуэтка. Она со страхом бегала глазами по Демону. Разрушь ее, и она издаст самый жуткий крик, который донесется до края мира.       Диппер вернулся на свое прежнее место. Не было сострадания по отношению к Гидеону до этого самого момента, пока он не превратился в беспомощное существо, которое тоже может оступиться. И Билл, такой могущественный и бесчувственный, играет с этой фигуркой. Сейчас он такой неживой, такой настоящий для себя и такой далекий для понимания Диппера. «Он больше не жилец». — Но кто из них?.. — чуть слышно проговорил юноша. — Кто же?..