Хранители

      Диппер упал на пол прямо на том месте, где и стоял. Купол все еще нависал над ним, образуя мощную энергетическую сферу. Он знал точно: она спасет его от разрушающегося замка, благополучно доставит на землю.       Свечение еще стояло у него перед глазами. Золотая пленка затмевала взгляд, создавая ореол таинственности, которую он, как казалось, давно уже разрушил. И вот он мир, прежний, без тех необычных явлений, которые вдруг предстали во всей красе, но он больше не доставляет удовольствия. Диппер растерянно посмотрел на Первого. Тот смотрел куда-то за горизонт, прямо навстречу заходящему солнцу, и впервые его лицо преобразила странная легкая улыбка, такая для него неестественная. — Ты исполнил свой долг, юноша, — произнес Первый смиренно. — И чем был его смысл? — переходя на крик, воскликнул Пайнс. — Какой ценой?! — Вселенная вернет тебе должок, Диппер. Не забывай об этом. Она всегда поощряет свое спасение. — Мне не понять тебя… — А я не стремлюсь, чтобы ты меня понял. Роль Хранителя во Вселенной настолько мала, что огромна и безмерно непонятна. Иногда даже мне не суждено понять, к чему Она толкает меня на тот или иной поступок. Что уж говорить о более низших, подобных тебе.       Второй материализовался из темного очага в воздухе. Он равнодушно осмотрел пустующую площадь и с сожалением взглянул на Диппера. Каждый признавал трагедию случившегося, но поделать нечего — пророчество нельзя переписать под себя. Оно не терпит исключений. Даже тот прекрасный Ангел обязан был умереть.       Хранитель хлопнул юношу по плечу, но тот не обратил на этот жест ни капли внимания. Золотой кусочек привлекал его значительно больше, чем пустые попытки утешения. Холодное равнодушие пронизывало его к когда-то близкому городу в таком любимом ему мире. И все, что осталось от его таинственного приключения, способно уместиться в ладонь. Дернуться его заставил Третий, влетевший в него со страдающими объятьями. — Мы оба хотели сохранить ему жизнь, — шептал он, вводя Пайнса в еще больший ступор. — Но это невозможно. Желания во мне больше, чем возможностей. Будь моя воля, я бы спас этого идиота. — Он всегда был такой? — Нет. Он значительно хуже, чем ты можешь себе представить. В нем живет человеческая душа, что может быть ужаснее? — Брось ты это, братец, — подал голос Второй, обращаясь к младшему, — совсем мальчишку растрогаешь. Лучше уж решить, что с этим делать.       Все обернулись на Гидеона, нервно пинавшего камушки. Он был вне себя от злости, готов был задушить любого, появись он в его поле зрения. С самого рождения Глифула Третий знал, что будет его ненавидеть. И сейчас это чувство бушевало в нем особенно сильно. Но он не подавал вида и просто вглядывался в него злостным взглядом, который мог изничтожить кого угодно. Будь он человеком, в его голове бы уже появились мысли об уничтожении этого отвратительного огрызка Вселенной. Но вместо этого Третий рассудительно произнес: «Оставьте его в покое. Все равно его душа уже обречена. Ему не слишком долго осталось».       С непониманием Глифул оглянулся. Холодное золото глаз Третьего пугало его. Сейчас на него смотрели глаза Сайфера, которые так раздражали его. То же золото. Та же ненависть. Та же холодность. Та же обреченность. Та же усталость. На Авона Книга влияла больше всех остальных. В этот момент Гидеон почувствовал, как внутренние часы встряхнулись, время значительно уменьшилось. Конец становился все ближе. Если бы его часы были песочными, он бы чувствовал каждую песчинку. Каждая из них била бы по органам, оседала бы внутри, разлагалась бы там же.       Диппер метался от жестокого лица Третьего к искалеченному страхом Гидеона. В чертах Хранителя он видел Билла, и в груди неприятно кололо. — Вот бы понять вас, людей, — спокойно произнес Третий, крепко схватив руку юноши, но не отводя глаз от своего противника. — Так проще вас спасать.       Руку жгло горячим холодом. Колкие ощущения были особенно болезненными, хотелось вырвать руку, но хватка была такой сильной, что даже пошевелиться он не мог. Только когда Третий разжал руку, Диппер смог резко отпрянуть от него, повалившись на землю. Руки жгло, неимоверная боль пронизывала все тело. Засучив рукав, он увидел те самые символы, которые были на теле Сайфера. — Каждый из них — мой сын, — ответил на немой вопрос Третий. — Их страдание мне непосильно. Теперь его страдание — твое. Носи эти знаки с гордой головой к небу.       И он исчез. Вернулся в библиотеку. То место давило на него особенно сильно. Остатки сильной черной ауры были такими знакомыми и родными, что стерпеть это было непосильным трудом. Библиотека была спокойным местом, нейтральным, где не было ничьей энергии. — Он всегда драматизирует лишнее, — с некоторым сожалением произнес Первый. — Нам его не понять полностью, — отозвался Второй, подняв с земли кусочек золота. — Демоническое золото, надо же. Самое крепкое золото во всей Вселенной. Теплое… — Значит, живое.       Все оглянулись на неизвестный женский голос. Шатенка смотрела усталыми, но такими яркими глазами на Диппера, узнавая в нем героя самых красивых рассказов о свободе. Она улыбнулась, не поворачиваясь ни на одно имя, которое в спину ей кричал Гидеон. Каждое из них было неверно то наполовину, то лишь одна буква была верной. Он говорил ей о свободе, и теперь настало время до нее дотянуться. — Салли, — обернувшись на Глифула, наконец подсказала девушка, а затем снова повернулась на Пайнса, который слышал это имя только один раз. — Я и представить себе не могла, что такой прекрасный человек может оказаться совсем не человеком. Ты знал? Наверно, нет… Впрочем, это не так важно. Важнее то, какой урок он преподал каждому из нас.       Она продолжала улыбаться, глядя на Диппера. Чуть помолчав, Салли продолжила: «Он так часто говорил о том, чем ему есть ради чего жить, что я сама нашла в этих словах свой огромный мир. Погибнуть за свои идеалы… Я уверена, что это именно его случай. Иначе и оплакивать его смерть было бы напрасно».       Юноша смотрел на нее и думал: «Ангел! Точно Ангел!» Первый сделал так, чтобы он усомнился в Билле, и тот проиграл, пал в этой битве. Но если бы Салли несла этот крест, то Сайфер был бы все еще жив. — Возможно, я сделала огромную ошибку, когда отдала ему Книгу. Я считала, что поступаю правильно. Впрочем, что было плохого в этом ночном кошмаре? Сейчас мы заживем не хуже. Только без чудес вокруг, верно? — Почему ты защищаешь его?! — не выдержал Стэнфорд. — В нем человеческого было больше, чем в Гидеоне. Разве нужно больше? — уверенно ответила Салли. — Это достойно памяти. Достойно награды за желание отпустить его.       Девушка посмотрела на Диппера. Она не знала всей истории, но одно то, что юноша все еще сидел на земле, подавляемый окружающими людьми и миром, говорило ей абсолютно все. Ей почему-то были знакомы эти глаза, смотрящие с великой скорбью на всех, ловящих каждую зацепку, пробуждающие к действию, к помощи. Наверно, именно эти глаза смотрели на нее каждый день из зеркала. — Она права, — не выдержал Второй. — Ты сильный парень: самый сильный из всех молодых Хранителей. — Почему?.. — Не каждый способен побороть свои желания и направить их в иное русло. Русло, способное жестокого ранить. Это тот самый талант, которого многим не хватает. Да ведь, Стэнфорд?       Форд отвел взгляд в сторону, практически отвернулся. Он знал, о чем идет речь. Золотой кусочек в руках Второго стал изящной скульптуркой Билла. Он отдал ее Дипперу в память о побежденном желании.       Салли попросила забрать ее с собой, сделать ее частью волшебного мира — она чувствовала нестерпимую нужду в нем. Второй взял ее за руку. Они оба растворились где-то в тени домов.       Первый молчал все это время, поглядывая на каждого. Молча он пожал руку Стэнфорду. Молча погладил по голове Мэйбл. Молча заговорил золотую статуэтку. Положив руку на голову Дипперу, он все-таки произнес свои последние слова перед исчезновением в солнечной вспышке: «Каждый достоин своего спасения. Прими и ты его». В памяти юноши навсегда остались строки, которые должны были лишить Сайфера жизни.