Smith&Wesson

— Без рубашки было лучше, — промурлыкал Наполеон себе под нос. Илья сделал вид, что ничего не слышит и просто подошёл к столу, чтобы убрать карту, уже мозолившую ему глаза. Соло смотрел на Курякина не отрывая взгляда и вертел в руках уже полюбившуюся игрушку. — Хочешь сыграть? — спросил Илья, унося карту в соседнюю комнату и запихивая её в чемодан. — Ты это мне? — С ума я ещё не сошёл. — Что ж, грех отказываться от такого редкого предложения. — Наполеон слегка улыбнулся и положил чёрного ферзя прямо на середину стола. В шахматы Соло играл средне. Это никогда не было его любимой игрой, если быть честным. По его мнению, игре не хватало азарта. Да и здесь Наполеону приходилось напрягаться и продумывать все возможные исходы быстро и скрупулёзно. К сожалению, стоит хоть чему-то пойти не по плану, то Соло тут же забывает обо всём и импровизирует, хоть это и не всегда идёт ему во благо. Почему-то в голове что-то щёлкает, и он сразу же делает какой-нибудь рисковый поступок, иногда во вред себе или окружающим, а иногда все в выигрыше. В последний раз он чуть не получил пулю меж глаз. В общем, импровизация была его не самой лучшей чертой, а точнее недугом. — Неужели я ни разу не предлагал? — Нет, ты предлагал один раз. По пьяни. — Смешно, — сказал Илья с каменным лицом и достал игральную доску. — Не думаю, что у меня есть шансы, так что… — Наполеон завороженно смотрел, как Илья быстро расставляет фигуры на доску. Выглядело, словно он собирает и разбирает винтовку. — Не могу припомнить, чтобы ты осознанно лез в безвыигрышное дело. Помимо игры в нарды. Наполеон сделал вид, что ничего не слышал и поудобнее уселся, чтобы чувствовать себя во время игры хоть немного комфортнее. Илья одним аккуратным движением повернул сторону с чёрными фигурами в сторону сидящего рядом. — Даёшь мне фору? — Наполеон передвинул пешку, стоящую перед королевой, на два поля вперёд. — Пытаюсь. — Илья сделал точно такой же ход. Сначала они играли молча. Ну, как играли, Наполеон пытался, а Илья, по его мнению, даже и не старался победить сегодня. Порой Соло казалось, что он даже не думает над выбором, ибо на пятой минуте была съедена первая белая пешка. Американца это слегка насторожило, но ладно, раз уж хочет ему поддаваться, так пусть. — Ты мне доверяешь? — неожиданно спросил Соло, делая свой ход. Илья нахмурился. Обычно такие разговоры не доводят до хорошего. В крайнем случае каждый раз, когда его об этом спрашивали предыдущие временные напарники, всё заканчивалось не очень хорошо. — Почему ты об этом спрашиваешь сейчас? — Только лишь потому, что вы с Габриэль забываете, что мы работаем втроём. — Наполеон слишком сильно положил белую съеденную фигурку на стол. — И это учитывая то, что она тебя предавала. — Ревнуешь? — Негодую. Разве ты не думал о том, что она предаст тебя ещё раз? — Нас. — Что? — Она предаст нас, раз на то пошло. Но я всё же не думаю, что она так поступит. Она эгоистка, но вряд ли будет рушить чью-либо жизнь себе во благо. — Илья передвинул пешку, которую в следующем ходе убрал Наполеон. — Это потому что вы с ней встречались эти полгода? Пожалуй, после такого ты будешь ей доверять даже после второго предательства. Наполеон тут же услышал знакомый стук пальцев. Задел таки по живому. Но как только Курякин увидел так бесящую его в таких случаях улыбку, то буквально на зло впихивал свою ярость куда поглубже. Пора бы уже привыкнуть. — Мы с тобой не встречались, но я тебе доверяю точно так же, как Габи. — Точно так же? — голос был полон разочарования. — Я тебя не предавал. В воздухе повисла тишина. Наполеона это не устраивало. Он ведь не предавал его ни разу, только если наигранно, спасал ему жизнь довольно часто, да и вообще проявлял себя почаще, чем Габи во время погони. Разве ему не причитается больше доверия? Звучит эгоистично, но чёрт возьми, Наполеон Соло на меньшее не согласен. Самое время, пока этой женщины нет рядом. — И что ты предлагаешь? — Я, конечно, не уверен, как обычно проявляют доверие… — Ближе к делу, ковбой. — Хорошо. Тогда ответь мне на вопрос, - Американец посмотрел на Илью, чтобы абсолютно чётко видеть его лицо. И его желание видеть лицо в этот момент было оправданным. Вообще, любая эмоция, пробегающая мельком на лице Курякина, раскрывала его с потрохами, главное — поймать. — Почему ты не пьёшь. Об Уэверли мы знаем эту грустную историю бывшего алкаша и наркомана, а ты… — Боюсь, на такое я не отвечу. — Илья наконец убрал маленькую чёрную фигурку со стола. — Если считаешь это слишком личным, то могу рассказать и о себе, — Соло подсел немного ближе. — До-ве-ри-е. — Надоел со своим доверием, — Наполеон слегка улыбнулся. Его тоже это раздражало, но ещё больше его эго задевало то, что его профессионализму предпочли женщину. — Раз мы говорим о… до-ве-ри-и, то пусть оно будет не односторонним. — Хорошо. Могу рассказать и о себе. — Если хочешь рассказывать о трудном отрочестве, когда тебе пришлось пахать официантом, из-за чего ты ненавидишь эту профессию, то спасибо, легко догадаться. — Наполеон слегка кивнул и расплылся в улыбке. История была гораздо длиннее и грязнее, но что ж, Илья сам освободил его от этого. — Что бы я у тебя ни спросил, ты всегда ответишь мне только правдой. Наполеон нахмурился. Не то чтобы он постоянно врал, но и просьба стоит иначе. Впредь он больше не сможет лгать о своём прошлом, да и в принципе не сможет скрыть всю грязь, не сможет даже приукрасить. Этого хочет от него Илья. Этот чёрт знает, как заставить его передумать. Но, возможно, это даже может пойти на пользу. Он никогда ничего подобного раньше не спрашивал, так что и теперь не начнёт утруждаться, поэтому нечего бояться. Может, будет хоть немного больше этой чёртовой взаимности в их работе. — Хорошо. Только вот уверен, что я всегда буду говорить правду? — А ты хочешь, чтобы твоё слово потеряло вес? — Ты прав. По рукам. — Соло только что опять лишился фигурки. — Только вот будет ли эта информация того стоить? — Это твоя инициатива, так что поздно метаться. — Резонно. — Соло вновь съел фигурку, вопросительно посматривая на Курякина. — Ну так что за история. Или ты просто меня развёл? Наверняка просто не умеешь пить. — Так и есть. — Если так и есть, то почему об этом не знают А.Н.К.Л.? — Потому что все документы того случая сожгли за красивые глаза. — Когда Илья сказал это, Наполеон слегка напрягся. — Многим рассказывать будешь? — Что? Ну нет. Обойдутся. — Наполеон с улыбкой на лице сделал ещё один ход. Илье такой ответ был по душе. — Я убил человека. — Удивил... — Соло источал сарказм. — Мне было 14, — тут же ответил Илья с лёгкой ностальгической улыбкой, заставляя мгновенно исчезнуть усмешку с чужих губ. — Русские… Ты пил, да что уж там, ты убил в 14 лет?! — Наполеону стало всё равно на шахматы. — Не русские в целом. Родители никогда не позволят пить детям в таком раннем возрасте независимо от страны. Обычно, — Илья оправдывал своих как мог, ведь негоже подпитывать ненавистные ему же стереотипы. Соло было всё равно на это, он ждал историю. Курякин видел во взгляде неподдельный интерес. — Но, если честно, ничего интересного. В то время меня уже начали обучать. Везде была дедовщина, но меня хотя бы не домогались. Поэтому, когда старший по званию приказал мне пить, я не имел права на отказ. Мне впихнули стакан чистой водки. Хватило три глотка, чтобы захотелось напасть, а на шестом я убил его. Мою выходку причислили к особому случаю и не писали рапорт, не знаю почему. Но наказание я, конечно же, понёс. Илья вдруг застыл, продолжая смотреть на шахматную доску мёртвым взглядом, а в голове застыла картина старой тёмной сырой казармы. Он ненавидел об этом говорить в основном совсем не потому, что не хотел, чтобы кто-то об этом знал, он просто не хотел запоминать то время вовсе, а тем более не хотел вспоминать. Он словно опять чувствовал, как в его босую ногу вонзается стекло от разбитой им же бутылки водки. Три быстрых движения розочкой; солнечное сплетение, грудь, горло, вот как всё было. Рука вздрагивает по-настоящему, отчего Наполеон думает, что у кое-кого сейчас будет приступ. Но это просто фантомная отдача от ярких детских воспоминаний. В голове пронёсся ужасный скрип металлической двери. Деревянный стук фигуры о доску заставил его содрогнуться, ведь сейчас русский с замиранием сердца ожидал удара палки по лицу, а вовсе не ход американца во время партии в шахматы. Благодаря Соло, Илья пришёл в себя. Взглянув на мужчину, он увидел ничем не прикрытое беспокойство. Бумаги ему врали, Наполеон Соло способен и на подобное. Курякин не продолжал игру. Точнее, воспоминания заставили его вновь погрузиться слишком глубоко в себя, из-за чего тот просто замер. Соло было невыносимо на него смотреть. Именно это Наполеон пытался вывезти из Ильи, весь этот яд, в который в него вливала жизнь. Да, большевик лучше, немного моложе, но зато Наполеон знает свободу на вкус. Знает этот кисло-сладкий привкус свободной жизни, чувствовал этот свежий ветер надежды в завтрашний день. А вот этот маленький светленький мальчик, будто заключённый, пробовал лишь пресную дрянь, а ветер ему заменяла маленькая душная комната, состоящая из четырёх низких ободранных стен; Наполеон был уверен, что в той комнате не было ни одного оконца, не было даже тусклого света. — Даже по моим меркам это звучит очень ужасно. Илья почему-то улыбнулся. Он сам уже не знал причины половины своих эмоций. — Зато ничем не удивить. — Илья устало посмотрел на часы отца. — Ещё два часа. Тебе бы уже на смену. — Выиграй меня сначала. Ты слишком мне поддавался, теперь расхлёбывай. — Шах и мат, — Илья сделал свой ход и взял чёрного короля, поставив его перед Соло. — Не забывай, кого ты должен защищать. А не этого ферзя. И тогда Соло понял, что вся игра была продумана так, что всё могло кончиться уже на пятой минуте. Он мог закончить игру в любой момент, пока Наполеон пытался ослабить противника и съесть большинство его фигур. И как таким можно не восхищаться. — Ладно, но сначала ты должен выглядеть по-человечески. — Оно ведь у моста, верно? — Так точно. Ладно, пойду работать. — Соло страдальчески выдохнул и удалился из комнаты. Как только захлопнулась дверь, Илья поспешно начал убирать шахматы, так как эту ночь ему точно будет не до них, так что нечего им тут пылиться. Доску он сложил пополам, издавая уставший вздох. На месте не было одной фигуры, думаю, не трудно догадаться какой. Несмотря на раздражение, он и вовсе не был зол, мало того, ему это казалось смешным и, чёрт побери, до глупости милым.

***

Итак. Сегодня его зовут Марк Рабтир, и он немец. Как же хорошо работать в театре, в котором больше зарубежных туристов, нежели местных французов, поэтому больше нуждаются в найме иноязычных, даже французский знать не обязательно, и это учитывая то, что они находятся во Франции. Очень странно, но разве ему не наплевать. Никто ведь не чует ничего странного, и ладно. Место сегодняшнего убийства — одно из самых прекрасных мест по мнению самого Соло. Он, так сказать, не ожидал увидеть здесь подобную жемчужину, выполненную в стиле барокко. Наполеон обожал пышность и был огорчён нынешним минимализмом в большинстве случаев. Нынешнее поколение потеряло изысканное чувство вкуса. Но зато есть подобные театры. И именно этот совмещал всё самое любимое. Роскошный зал, обитый красным бархатом, с мраморными колоннами. И огромная хрустальная люстра, громоздко нависающая сверху. Что уж говорить про расписанный потолок и позолоченные элементы. Ресторанчик - столовой это язык не повернётся назвать - выглядел так же манерно, и освещался он так же люстрой, пускай и не такой впечатляющей, как в зале. Сначала вся смена обещала быть очень скучной. Наполеон уже приготовился к худшему, как обычно и бывало. Кто-то ненавидел его за отлынивание, а иногда наоборот, за изрядную трудолюбивость. Однажды молодняк начал предъявлять ему за возраст, вот до чего дошло. Да и персонал чаще всего был если не ужасным, то очень скрытным. Конечно, сам Соло не стремился общаться с кем-то, но Господи, это задание большую часть времени просто жутко скучное. И было бы таковым, если бы не его сегодняшние коллеги, если так можно выразиться. Их звали Том и Роза. Как только их впервые увидишь, сразу же складывается впечатление, что они брат и сестра, но нет, они просто очень близкие друзья. Соло не хотел вклиниваться к ним в разговор. Он предпочитал сидеть и читать Данте. Не потому что ему нравилась божественная комедия, а потому что на одном из заданий противник начал цитировать ему строчку из ада, нацелив на Наполеона пистолет. Это было странно, но лично его сразу же заинтересовало. Поэтому он просто уселся в уютном уголке, читал и крутил в руке любимую шахматную фигурку. Всё было бы ничего, если бы бледный парень не пытался привлечь его внимание. — Эй, латентный, — шептал худой парень с густой светлой шевелюрой, убранной в хвост чёрной лентой. Хоть это и выглядело красиво, но сзади он походил на девушку. — Марк. Просто Марк, — наконец ответил Соло, когда перечитывал одну и ту же строчу в десятый раз, вообще ничего не понимая из-за зовущего его парня. — Приятно познакомится, латентный Марк, — парень протянул ему свою худую и бледную руку, не скрывая игривой улыбки в своих глазах. — Я — Пуаро. — Разве ты не Том? — Неправильный вопрос, — было видно, что стоящий перед ним официант еле сдерживает свою улыбку, иногда прикусывая губы. — Почему латентный? — осторожно спросил Наполеон. Этот парнишка его немного напрягал. — Итак, — он набрал в лёгкие воздуха и на одном дыхании тараторил, — факт остаётся фактом, по Фрейду все мы от рождения латентны, но главное сейчас не это, а то, кого Вы любите. Ваша фигурка в руках принадлежит не Вам, не так ли? Фигурка в прекрасном состоянии, если не считать лёгкие потёртости, а значит, ей играли часто. Выпуклые места выглядят матовыми. Как я уже говорил, весьма новая фигурка уже потёрта, а значит, этот человек любитель играть в шахматы, а такие любители в основном мужчины, не в обиду женщинам. Почему же она принадлежит не Вам? Потому что вряд ли Вы будите носить с собой фигурку, это несерьёзно для человека, который играл уже сотни партий, да что уж там, вообще странно носить с собой ферзя, только если это не подарок на память или просто напоминание о чём или о ком-либо. И это не подарок от Вашего родственника, потому что в пути Вы уже давно, но если бы Вы вертели её в руках дольше, то потёртости были ещё и в других местах, значит, она у Вас недавно. Он играл этими шахматами давно и часто, поэтому каждая фигура дорога, а значит, Вы тоже дороги. Ну кто, если не любовник? Парень вздохнул полной грудью, щёлкая пальцами. Все его аргументы, казалось, притянуты за уши, но Наполеона это всё равно немного удивило. Но почему сразу влюблён? Понятие позлить и любить очень отличаются по своей природе, неужели их так трудно отличить. Наполеон улыбчиво надел солнцезащитные очки, ибо почему-то похмелье так его и не оставило в покое, и свет причинял дискомфорт. — Что ж, интересная теория, но лишь теория. Скажем так, мне нравится бесить людей больше. — Ха-ха, а вы знаете, что по Фрейду… — По Фрейду то, по Фрейду это… по Фрейду ты дебил. Хватит корчить из себя недооценённого гения, ушлёпок. Парочка прочитанных в туалете книг не делает тебя профессором всех наук, — девушка подошла неожиданно. На её лице читалась ненависть ко всему. На самом деле она милая особа, но тлен в её глазах порою отпугивает. Наверное, поэтому её чёлка закрывала её глаза наполовину, но этой длинны всё равно было мало, чтобы скрыть чернушные мешки под глазами, из-за которых она походила на панду. — Прошу прощения за него. — Что? Тут не за что извиняться. Кое-что сказано верно, Пуаро. — Ты опять выпендривался своей фамилией? Да как тебе не надоест? Пойди лучше протри ещё раз пол, раз нечего делать! Только бы прилипнуть к кому-нибудь, — в её взгляде читалось нескрываемое презрение, — лишь бы не работать… — Ничего, что я тут просто так сижу и читаю? Просто я думал, что всё уже готово к новому представлению. — Что ж, в идеале бы помочь этому лентяю протереть ещё раз этот чёртов пол, в прошлый раз одному посетителю он показался недостаточно сверкающим. Он вообще ничего не делает, поэтому я боюсь, что в этот раз кто-то опять будет чем-то недоволен. А такое меня не устраивает. — Без проблем. — Наполеон ещё налил себе воды. Странно, что сушняк всё ещё преследовал его. Разве что он неправильно принял препарат. Только благодаря своей предосторожности он взял с собой флакон. Странно, он не помнил, чтобы надо было выпивать пузырёк полностью. Проще уже пить аспирин, но тот бы ему не дал нужного бодрящего эффекта. Наполеон выпил отвратную горько-солёную микстуру и пошёл помогать ленивому Пуаро. Будет смешно, если он ещё и бельгиец. Ресторан, находящийся здесь специально для гостей, которым нечем было заняться во время антракта, не имел окон. Освещение исходило от двух больших хрустальных люстр и ламп, похожих на свечи. Для этого помещения работает отдельный генератор, поэтому сидящие в зале об этом не узнают, а персонал подумает, что это всё из-за перенапряжения. Тогда-то он всё и сделает. Наполеон слегка дрогнул, когда вдруг свет на самом деле выключился. Это не входило в его планы. Но как быстро выключился, так быстро и включился. Вместе со вспышкой по нему ударила и головная боль, отчего ему не оставалось больше ничего, кроме как постоять немного с закрытыми глазами. Если эта бурда не подействует — сегодня он будет явно не жилец. Чёрт, ну почему он поступил так опрометчиво вчера. Кто-то крикнул его фальшивое имя прямо перед ухом, отчего голова буквально затрещала по швам, и Наполеон случайно наступил на ногу кричащему. Открыв глаза, он первым делом увидел чужую озадаченную физиономию. Пуаро. Слегка отряхнувшись, Наполеон извинился и взял в руки швабру. — Ты в порядке? — парень заботливо спросил его, положив руку на плечо. — Да, лучше некуда… — Наполеон устало опёрся на швабру, голова слегка кружилась. — Уверен? — Да, конечно. Наполеон попытался протереть пол от первого до пятого столика, но вскоре пошатнулся и устало опёрся на стол. Сегодня явно не его день. — Может отвести в служебный туалет? — Может. — Наполеону казалось, что прямо сейчас он находится в подвешенном состоянии. Это чувство было ему знакомо, его вот-вот накроет. В пузырьке вовсе не средство от похмелья, там точно была налита наркота. Вопрос только хватит ли ему времени вывести всё из организма и остаться в строю. Пуаро хотел подхватить его под руку, но мужчина хорошо держался и без его помощи, что возвышало его в глазах Тома. — Пил вчера что ли? — спросил парнишка наобум. — Было дело, — ответил Наполеон, словно против своей воли. — Правда? Из-за чего? — Да так, просто захотелось. — Просто захотелось? — переспросил Пуаро, подчёркивая сомнение в своём голосе. — Просто захотелось привлечь внимание, — как же Соло сейчас хотел промолчать, но то, что сейчас находилось в нём, говорило вместо него. — Прости, конечно, если я слишком любопытен. Может, это грубо, не знаю, у меня с манерами всегда было плохо, но если что-то беспокоит — можешь сказать. Я много болтаю, ты уже заметил, но чужие переживания держу в себе. — Это не переживание. Всё что угодно, только не переживание. Я был зол, и на этом вся история, — Наполеон вдохнул поглубже и улыбнулся, насколько хватало сил это сделать. Всё вокруг уже плыло. Соло прямо сейчас молился кому угодно, только бы он случайно не раскрыл их с Ильёй прикрытие. Почему именно сейчас всё пошло не по плану. И именно тогда, когда Илья проговорил всё десятки раз, чтобы всё прошло гладко. — Все иногда могут разозлиться. Ничего такого. Это нереально злиться на тех, кто тебя не слушает. Ты бы тоже разозлился, если бы к твоему мнению не прислушивались и предпочитали тебя немецкой девчонке. А ведь я, чёрт возьми, лучше! — Верю… — вот что-что, а услышать от него откровений парень точно не рассчитывал. Парень думал, что он снова скажет, что всё в порядке. Они остановились у служебного туалета. — Вот. — Да, спасибо, я сейчас… — Аспиринчику? — неуверенно спросил Том в сторону закрывающейся двери. — Ладно… ох уж эти ревнивцы. Зайдя в туалет, Соло положил фартук на пол и встал на него коленями, снимая с себя верх, чтобы на нём не оказалось ни одного пятнышка. Сюда наверняка никто не зайдёт, но на всякий случай он запер дверь шваброй. Сложенная белая рубашка одиноко лежала на раковине. Всё вокруг крутилось, у Наполеона буквально не хватало сил продолжать сдерживать наркоту в нём. Ну что ж, два пальца по старинке. В этот момент в его голове вертелось только одно слово — предательство. И ещё то, что он, мать вашу, был прав. Вытираясь бумажным полотенцем, он поймал себя на мысли, что, возможно, это не единственный пузырёк, который будет работать не так как надо. Например, ключ сегодняшней программы — снотворное. Надо будет проверить на каком-нибудь официанте, там найдётся ещё две лишние дозы. Но вдруг оно и правда подменено. Тогда все подумают, что он не справился с заданием, только если он не предупредит Илью. Надеяться на то, что Габи ничего не поменяла, чтобы не ухудшать положение Курякина, слишком рискованно. Можно было бы попросить Илью захватить ещё один пузырёк, но вот если этот не сработает, то где гарантия, что остальные не подменены. Наполеон не прочь рискнуть, но его останавливает то, что из-за его действий Илья может не вернуться. Хоть он и говорил не контактировать, но, видимо, сегодня Наполеону особенно сильно на всё наплевать. Выйдя, он уже услышал тихий гомон толпы. Издавалось из гардероба, но несколько людей уже были в зале ресторанчика. В том числе и осматривающийся Илья. Вот кого не ожидал здесь увидеть, по-крайней мере сейчас, так это Курякина. И только когда большевик повернулся в его сторону, Наполеон заметил, как же ему идёт этот костюм. Нет, Илье нельзя в таком ходить постоянно, иначе роль женского обольстителя перейдёт русскому мишке. Да ещё и волосы зачёсаны назад, вот же ж. Соло старался не пялиться, но по лицам некоторых понял, что не один Наполеон хочет с ним побеседовать. И как же незаметно попросить подойти его на первом антракте, учитывая, что стоящая рядом официантка может всё услышать? Наполеон уверенным шагом пойдёт в его сторону, но якобы мимо, при этом заинтересованно смотря по сторонам, словно кого-то ищет, допустим, Пуаро. О боже, какой он неуклюжий, споткнулся о свою ногу и задел гостя, как не стыдно. Но вот только он и правда споткнулся о собственную ногу и полетел в объятья красного ковра на три шага раньше задуманного. Курякин вовремя успел подхватить того за плечо и в итоге встать в очень странную позу, а точнее, Наполеона останавливали лишь руки Ильи, отпусти он американца, и тот полетит целовать лицом пол. Рука держащего дрогнула, и Наполеон понял, что про больное плечо забывать нельзя. — Ты чего… — прошептал сквозь зубы Илья, пытаясь поставить того на ноги. — Приди выпить сюда чай на первом антракте. Есть важный разговор. — Наполеон отряхнулся, поправил костюм и при всех громко извинился за подобное, слегка касаясь больного плеча. Было видно, что Соло не хотел причинять неудобства. — Налью твой любимый. — Ничего страшного, — ранее нахмуренный Илья теперь даже немного улыбнулся и, поправив костюм, удалился прочь. И почему он улыбнулся, словно он сказал что-то несерьёзное. Наполеон, между прочим, сегодня серьёзнее некуда. Видеть его лицо не кирпичом так непривычно, ведь почти постоянно у него серьёзное выражение лица, словно он сейчас пытается решить все мировые проблемы. Хотя его наверняка рассмешило то, что Соло нальёт ему его любимый чай, ведь мало в каком ресторане подают ромашковый чай. Он ведь любит ромашковый чай? — Красавчик… — протянула Роза, проходя мимо. Звучало очень обречённо. — У нас есть ромашковый чай? — Ромашковый чай? —Да, ромашковый чай. — Нет. В основном Эрл Грэй и Цейлонский и остальное в меньшинстве. Всё же большинство здесь предпочитает кофе. Наполеон перестал слушать уже после слова нет. Сейчас он думал только о том, что должен опробовать на ком-то снотворное. — Как насчёт чашечки кофе?