Smith&Wesson

— Я долго был в отключке? — Наполеон сел в кровати, смотря на спрятавшегося в углу Илью. Мужчина сидел там, закрывая руками лицо, как если бы он чувствовал жуткую головную боль. Курякин не издавал и звука, но, услышав знакомый голос, будто очнулся, пристально смотря с неким испугом на напарника. Наполеон встал, его голова гудела. Непонятно от чего, ведь он не мог вспомнить, чем Илья огрел его по голове, а может это было удушье, так или иначе, последних секунд он не помнил. Как только он встал, Курякин, вздрогнув, вжался в стены, боясь его взгляда, как загнанный заяц боится голодного лиса. — Не подходи, — хрипло сказал он, еле-еле открывая рот. Илья прикрыл лицо ладонью, немного покачиваясь в стороны, явно чувствуя неприятные ощущения во всём теле, как если бы его тянули во все стороны. Содержимое его желудка просилось наружу, но на деле там было пусто. — А я подойду. — Пожалуйста! — взревел он. — Не надо. — Не беспокойся, — мягко сказал Наполеон как бы немного шутливо. — Не беспокойся?! Наполеон, я думал, что убил тебя, а ты просишь меня не беспокоиться! — Но я же жив и, мало того, полон сил. — Наполеон подошёл поближе, стараясь не прихрамывать. Улыбка его выглядела довольно-таки уставшей, но он продолжал улыбаться вопреки себе. — Перестань. Всё хорошо. — А может это галлюцинация… Я уже ни в чём не уверен. Соло присел рядом на корточки, смотря на Илью сочувственным взглядом так нежно, что будто бы по Курякину проводили лучшим в мире бархатом. Недостойный такого отношения, он зарылся лицом в свои раненные ладони, надеясь, что это не злая шутка его порядком поехавшего разума, хотя очень походило на то. — Это такая большая честь быть твоей галлюцинацией. — Наполеон растрепал его светлые волосы в попытке перейти к более лёгкому, куда более привычному разговору. Чужие руки поначалу силой пытались его остановить, но вскоре сдались. Испуг перерос в ничто иное, как апатию. Полное бессилие, но хоть какое-то успокоение. — Что ты делаешь?! — Что такое? Тебя дотронулась галлюцинация? Ну ничего себе. — Ещё немного и я мог убить тебя. Как ты и постоянно говорил, я — опасность. А ты… играешь с огнём. — Какой есть. — Наполеон присел рядом, облокачиваясь спиной о стену. — Забудем и поедем, время поджимает. — Что именно я тогда сделал… просто я ничего не помню. — Ничего такого. — Я душил тебя. — Илья пристально посмотрел на его шею, вблизи видя своё творение. Соло потрогал свою шею, по настоящему чувствуя лёгкую тягучую боль. Тогда Наполеон посмотрел на себя через большой осколок зеркала, лежащий рядом с Ильёй на полу, то увидел ужасные синяки, которые еле-еле закрывались рубашкой, одной на соплях держащейся пуговицей. — Немного. Ты и до этого любил так делать. — Он провёл ладонью по своей шее. — Может, у тебя фетиш такой? — Ещё чего. — Перестань. Всё закончилось. — А если нет? — Тогда я тебя ударю в ответ. — А что ж не ударил до этого? — Я споткнулся. — Ты выгораживаешь меня от меня же. — Да нет же! — Соло раздражённо выдохнул. — Мне тебя на руках донести до машины? — Нет, спасибо. — Тогда давай выпьешь снотворного и повезём тебя, как дрова, на задних сиденьях. — Кончились. Габи выпила последнее. — Пожалей же ты меня! — Наполеон устало плюхнулся на его плечо. Илья дрогнул и тут же замер, боясь пошевелиться, будто на него прилёг кот. — Я устал и просто хочу наконец уехать. Скажи ещё хоть слово, и я уеду без тебя. — Прости. — Прощу, если мы наконец покинем это место. — Соло встал, протягивая руку Курякину. Впервые за долгое время Илья взялся за протянутую руку. — Чёрт. — Илья осторожно коснулся рваной части чужого костюма. Вскоре он уже бесцеремонно оттягивал чужой воротник, чтобы увидеть, что он натворил в полной красе. — Ты не мог бы раздеться? — Это ещё зачем? — мужчина, кажется, впервые в жизни был смущён таким предложением. — Хочу оценить причинённый мной ущерб, так сказать. — Это странно. Но ладно, так и быть. — Наполеон осторожно расстёгивал каждую пуговицу, боясь, что какая-нибудь ненароком отвалится, ведь тогда Илья знатно тянул туда-сюда, наплевав на любые протесты. Курякин осторожно коснулся его шеи своими необычно холодными пальцами, от чего Соло вздрогнул, вытягивая шею, словно там только что оставили жадный поцелуй. Он проводил по побитому телу аккуратно, словно каждый синяк это трещинка на фарфоровой статуэтке. Но одна травма заставила Илью удивиться как никогда прежде. — Это… — Илья дотронулся небольшого красного следа в задней части шеи. — Укус? Я тебя укусил?! — Это было не больно. — Нет-нет, я не об этом, — в голосе Ильи слышалось беспокойство. Он боялся того, что он сделал, а точнее того, что мог сделать. — Что ещё? — Перестань, я почти цел и невредим, — устало протянул Наполеон, не желая упоминать, что синяки на его шее не совсем вина сильной хватки его рук. — Теперь я могу одеться? Курякин испуганно, словно он тронул раскалённое железо, убрал свои руки с чужой шеи, понимая, что не мог оставить некоторые синяки своей рукой в тех местах, где они располагались. Наполеон слегка улыбнулся столь странному его поведению. Застегнувшись, мужчина вышел из спальни, удивляясь тому, как там теперь было чисто. Теперь вопрос был в том, сколько он в итоге был без сознания. Илья шёл следом в очевидном смятении. Они зашли в соседний номер, где Габи с детьми спокойно играли в карты. Чужое присутствие лишь на миг отвлекло их от интригующей игры, но в их взгляде читалось неприкрытое возмущение, стоило им только увидеть Наполеона. Только дрожь в пальцах и пристально смотрящий на мужчин взгляд выбивались из общего настроения. Мужчина выглядел на удивление радостным, будто ничего и не было, и именно это выражение на его лице заставляло бровь Рамоны медленно подниматься вверх. — Вы закончили? — Габи собрала стрит-флэш во время игры в дурака, из-за чего она отказалась продолжать эту дурацкую игру, в которой ей явно не везло. — Да. — Наполеон снял порванный в паре местах пиджак и такую же рубашку. Всё это время Илья пристально смотрел на него, всё ещё ища различной тяжести побои, но вместо этого смог отметить только то, в какой же он всё-таки прекрасной форме. — Замечательно. — Габи собрала карты и убрала их в сумку с облегчением, что она не останется сегодня в дураках. — Времени у нас мало. — А доиграть… — Мало! — Илья? — Рядом со столом стоял Влад, умело прячась так, что Курякин всё это время его не видел. — Teraz boisz się mnie? — Nie. Chyba, że trochę… — Przepraszam, — сказал Илья, осторожно подходя к Владу. — To się więcej nie powtórzy. — W takim przypadku w ogóle się nie boję. — Влад улыбнулся, давая к себе подойти. Наполеон в очередной раз ловил себя на мысли выучить уже этот чёртов польский, потому что он не понимал ни слова из того, что они говорят. Сколько бы он мог выведать, учитывая, что Илья бы не знал об его новом достижении в виде владения польским языком. — Не отвлекайся, гáучо*. — Как ты… — Ха-ха, нет, так могу делать только я, — вдруг рассмеялся Илья, стараясь забыть о недавно случившемся, особенно когда рядом находится мелочь вроде Влада. — Почему это? Не помню, чтобы ты выкупал на это права. Тем более…откуда ты знаешь это слово? — Книги, Рамона. Всё книги. — Что такое гаучо?! — Наполеон с долей интереса затянул галстук. Илья и Рамона засмеялись, вынося вещи из номера. Девушка уже была на грани желания начать строить Курякину глазки, но, смотря на его задумчивый взгляд, она вновь останавливала себя. — Так и хочется ударить… — пробубнил им вслед Наполеон. — И как давно у тебя возобновилась бессонница? — Сам как думаешь. С лета. — И ты пьёшь абсент, когда кончаются таблетки? — Не совсем абсент. Там было… кое что ещё. — Она надела очки, хватая свою сумочку и маленького Мишу. Она видела, как Соло начинал злиться. Видела она это редко, но взгляд его и правда будоражил. — Лёгкие. — Хорошо, что он вообще выжил после такого. Твою мать, Габи, могла попросить у меня. — У тебя есть? — Да. Мне их выдают постоянно. Целые пачки валяются, хоть перепродавай. — И ты не пьёшь? — Габи удивилась, не понимая, как такое вообще возможно. — Виски перед сном и большего не надо. — Но это же не помогает… — Я знаю.

***

— А теперь скажи мне, почему ты был так доволен? — спросила Рамона на хорошем немецком, зная, что разговор в этой машине Владу знать не надо. — Разве? — Не то слово. Ты вышел весь избитый, но настолько умиротворённым я тебя ещё никогда не видела. — Ну, знаешь. Возможно, ты была права. — По поводу? А-а-а, про то, как ты крашнулся. Точно-точно. Извини, продолжай. — Я не… эм, нет! Он мне нравится как человек. — Человек, которого бы ты уговорил на..? — Нет же, твою ж мать, Рамона, — Наполеона аж передёрнуло от этой мысли. Как бы Илья ему не нравился, он всё равно никак не мог представить себе, как они могут заниматься сексом. То есть, ладно бы это был кто-то другой, более готовый к такому, но Илья? Представить подобное то трудно, а сделать, наверное, и вовсе невозможно. Хотя, он ведь никто иной как Наполеон Соло. Но с другой стороны, хочется ли ему этого. Удивительно, но нет. Это было удивительно, ведь ранее понятие «платонические отношения» он немного осмеивал, обосновываясь тем, что это отмазки очень стеснительных девственников. Но что ж, теперь мужчина мечтал не о бурной ночи, а об обычной встрече. Его желание коснуться чужой кожи, светлых мягких волос превышало все бывалые дикие инстинкты. И апогеем его желаний был обычный поцелуй куда угодно, да хоть в макушку. Отвратительная мягкая нежность укутывала его с головой, но то, что он не может даже этого, делало Наполеона каким-то разбитым. — Что? Ты же вроде кутила с большой буквы. — Да, но Илья. Да он не в жизнь мужчину не поцелует… — на его лице проскочила улыбка. — Если он, конечно, в своём уме. — Что это за улыбочка. — Ты прекрасно понимаешь о чём я. — Брось, не может того быть, — Рамона удивлённо рассмеялась. — Он правда поцеловал тебя? — Ха-ха, ну да, и не только это, — Наполеон понизил голос, вновь вспоминая те невероятные моменты. — Может, выпьем в честь этого? — Рамона многозначно улыбнулась, дёргая бровками. — Всё, что захочешь. — У тебя не хватит денег. — Тогда украдём. Девушка победно рассмеялась, уже чувствуя во рту вкус её любимого ирландского сливочного ликёра.

***

— Ты как? — спросила Габи, выходя из машины. — Нормально. — Илья чувствовал себя отвратительно, тем более, что больше всего на свете сейчас он хотел съесть целую пачку активированного угля. — А выглядишь на двоечку… из ста. — Габи взяла красный чемодан на колёсиках, в другой руке держа спящего Мишу. — Наш номер на третьем этаже. Сто тридцать пятый. Алек… Уэверли ждёт нас там. — Хорошо, но где… — Твой ненаглядный уже здесь, — перебила его Габи, передавая вещи ему в руки. — Они от нас жутко отстали, а потом обогнали. Но тебе то что, ты ведь спал. — Я спал? — С открытыми глазами. Илья с неохотой шёл за женщиной. Он передвигался неторопливо, с виду сонно, но на деле мужчина просто не хотел видеть сейчас Соло. Курякин будто чувствовал, что рядом с Наполеоном его снова одолеет чувство вины. Не будет сил ничего сказать, глядя в его чистые синие глаза. Несмотря на все его успокаивающие слова, на совершенно спокойное выражение лица, словно Илья ничего не делал. Всё выглядело странно, как если бы все действия Курякина являлись одной большой галлюцинацией. Но он видел синяки на чужой коже, его собственное творение, созданное с помощью неуправляемой ярости к самому себе. А значит, всё это взаправду. Что сотворила с ним его запретная привязанность к напарнику? Кем он теперь стал? Под описание Курякину в голову приходило только слово «сумасшедший», коим он себя негласно нарекал и до этого. Но чего-то не хватало. Какого-то кусочка огромного пазла, из-за которого Илья не мог увидеть целиком картину того, кто он теперь есть. Единственное, в чём он был уверен, так только в том, что он по настоящему болен, но как излечиться от этого, он не знал. Что может избавить его от чувства странной пустоты, словно в нём нет кусочка себя? Какие таблетки он должен принять, чтобы его тело больше не просило мягкого тепла чужих прикосновений? Илья не запомнил того, как они дошли. Казалось, он один раз моргнул и уже стоял у двери в номер. Она была, понятное дело, открыта. Илья распахнул дверь, но вопреки ожиданиям увидеть знакомый до раздражения костюм, там сидел Александр. Мужчина сразу же ринулся помогать даме, а она была только рада. Разве что Мишу девушка не отпускала ни в коем случае. — Какие новости? — спросил Илья. — Через два дня вы проведёте спасательную операцию по освобождению заложника. — И где он? — В Монако. — В Монако? — Илья немного удивился. — Что это за террористы такие? — Пока не знаю. Но нам нужно вернуть его любой ценой. — Александр уже начал собираться, чтобы уйти в свой номер, но остановился. — Данные я оставил на столе. Передайте это Наполеону. — Разве Вы его не видели? — К сожалению, нет. — Ладно… Илья вышел, как только их номер покинул Уэверли. Большими шагами он дошёл до чужого номера, легонько стуча в дверь. Какое-то время никто не отвечал. Вскоре раздалось какое-то шуршание, переходящее от конца комнаты до двери. Что-то стукнулось в метре от Ильи. Только тогда уже замок щёлкнул, и за дверью оказался Влад, отодвигающий табуретку от двери. Он выглядел весьма обиженным, видимо, на свой рост, потому что просто так до глазка он достать пока что не мог. — Где они? — Вышли недавно. Сказали, чтобы я посидел тут минуток десять. А прошло двадцать. Двадцать! — Ладно, пойдём к нам. Или хочешь сидеть здесь один? — Ну хорошо. — Влад вышел первым, строя из себя уже самостоятельного человека, делающего свой выбор самостоятельно. Илья захлопнул дверь, задаваясь вопросом, где же эти двое.

***

— Признайся ему. — Ещё чего. — Наполеон, не стесняясь, пил скотч прямо из горла. Вокруг было темно. Ни людей, ни полицейских. Поэтому Рамона и Наполеон спокойно проходили холодные улочки Реймса. — Да послушай, Илья же вообще подобных намёков не понимает. Он знает, что такое флирт? Не думаю. — Мне с ним ещё работать… — И что? Лучше молчать да постанывать? Если что — уйди, лучше станет всем. — Нет, мало ли что ему в голову пришло тогда. Он был не в себе. Может, он имел в виду кого-нибудь другого! — Ты не хочешь, чтобы твои чувства были взаимны, или ты просто тупишь сейчас? — Я просто хочу, чтобы мне было не так херово. — Не понимаю. — Ну, знаешь, иногда я смотрю на него и мне становится трудно дышать, как будто я забыл, как это делается. — Нет, сейчас с тобой невозможно говорить. Давай залпом.

***

 — Мне нужно тебе что-то говорить, или ты достаточно пьян, чтобы забыть всё, что я скажу? — Илья сидел в кресле комнаты Наполеона и Рамоны, в темноте смотря на Соло исподлобья. — Не достаточно. — Не достаточно? — недовольно мяукнула сзади девушка, но, почувствовав чужой толчок, притихла и проскользнула дальше, пошатываясь, ища другой номер. — Как ты мог оставить Влада одного? — А что? Лучше бы он шёл в нашей ужасной компании? — Поставлю вопрос по другому. Зачем вы вообще сегодня напились? — Просто захотелось. — Не поверю. — Илья устало выдохнул. — Если не можешь меня теперь видеть трезвым, то так и скажи. — С чего это вдруг? Я в этом не нуждаюсь. А вот тебе, видимо, надо выпить абсента с лсд, чтобы ты наконец объяснил мне, почему ведёшь себя как милый придурок. — Соло захлопнул дверь, вздрагивая от громкого хлопка. — Что… — Спасибо огромное. Поговорили по душам, а потом избил меня. Сердиться на тебя за это невозможно, но чёрт возьми… я же всё пойму. Словно я расскажу обо всём ЦРУ, которое, между прочим, убить меня пытались. — Что я говорил? — Илья начал заметно нервничать. Соло замолчал, кладя наконец бутылку шампанского на столик напротив Ильи. Он не знал, что сказать, хотя, если быть точным, то не хотел, ибо боялся дальнейшего исхода. Впереди был поворот, за который он страшился заглянуть, а уж тем более пройти. Курякин встал, сгорающий от желания узнать свои же слова, ведь это возможно и было его потерянной частью пазла. — Наполеон… — Илья подошёл к нему ближе в кромешной темноте, привыкая к освещению. — Хочешь ли ты это знать? Я отвечу сразу — нет. По мне так лучше просто забыть об этом. — Соло отошёл немного назад, но Курякин не позволял ему сократить дистанцию и подошёл к нему ближе. — Но это было чем-то важным. — Тебе это никогда не было важно. — А для тебя? — А какая разница? — Соло грустно хмыкнул. — Вся эта ситуация отвратительна, и я хочу забыть об этом. — Что я сказал? — Илья повысил голос. — Перестань! — Я ничего не помню, и меня не покидает чувство, что это было чертовски важно! — Ха-ха, Илья… знаешь что. Ладно. Ладно! Да, и правда, давай покончим с этим. Я устал, — Наполеон хмыкнул, печально улыбаясь, при этом пытаясь спрятать своё лицо, видя, что Илья уже пожирал сквозь темноту чужие очертания лица. — Я не знаю, за кого ты принял меня тогда, но ты назвал меня треклятым дурманом и укусил, будто я твоя собственность, позже отвратительно долго извиняясь и оставляя на моей коже засосы. Илья закусил губы, зло смотря вниз. Затем его взгляд перешёл с махрового пола на Наполеона. Он искал в нём хоть тень усмешки, но видел лишь его потерянный вид, по причине которого не получалось сомневаться в чужих словах. Соло ждал ответа, но Курякин не знал, что и сказать. Всё вокруг замерло, при том что каждая минута была на счету. Илья боялся того, что он скажет, и того, что ответят ему. — Я… извини… — начал было Илья, но Соло вовремя перебил его. — Заткнись. — Прости, что мне… — Заткнись, пожалуйста. Не смей извиняться. — Я не хотел этого. — А я был не против! — Наполеон истерично засмеялся, стыдливо пряча лицо, словно он был в чём-то виноват. — Господи, о чём я думал?! Так глупо. Твою мать… нет, забудь. Просто, блять, забудь. Наполеон отвернулся, нервно заправляя выбившееся волоски назад. Скорым шагом удаляясь от двери, он чувствовал, как проваливается вниз. Он больше не был уверен в себе, а его хорошее положение друга развалилось вдребезги. Мог ли он дольше это скрывать? Но что сделано, то сделано. Сейчас его щемящая боль в груди была лучшим лекарством от его глупой патологии. Сильная обида властвовала над ним, из-за чего Наполеон до привкуса метала во рту прокусывал свою губу. И лишь сильная хватка остановила его. Наполеон резко обернулся, удивлённо смотря на Курякина. Илья выглядел не менее шокированным, словно он и сам не понимал своих действий. Соло встал как вкопанный, боясь малейшего его движения, ожидая удара. Но вместо этого он почувствовал лишь тёплые прикосновения, перерастающие в большое неловкое объятие. Соло устало положил голову на его плечо. Он весь странно подрагивал, сам не зная от чего именно. Илья сжимал его крепче, словно Наполеон «вытекает» из его рук. Соло чувствовал чужое сбитое дыхание у своего уха и не понимал, что происходит. — Зачем? — Наполеон легонько оттолкнул Курякина, отчего тому пришлось отступить. — Зачем ты всё усложняешь…