***
Ехать в рейсовом автобусе куда менее комфортно, чем на поезде — и не полежишь толком в откидных, жестких креслах, и по коридорам не разомнешься. Поэтому до турбазы четверка спелеологов добралась злющей, усталой и потирающей затекшие шеи. По приезде их — вечером, около двадцати одного, и ни единого фонаря по обочинам, вокруг поросшие диким лесом горы — ждало аж два принепреятных сюрприза: во-первых, пошел дождь, а во-вторых, база оказалась закрыта и темна. Ведущая к воротам грунтовка кое-где уже успела порасти травкой, намекая — давно неезжено и нехожено, а сами воротные створки, скрепленные толстой цепью, металлические, были заперты здоровенным, проржавевшим амбарным замком. Озадаченные, друзья немного прогулялись вдоль досчатого забора, заглядывая в щели и выискивая горящий хотя бы в одном из домиков свет, но тщетно — база стояла вымершая, обезлюдевшая. Возвращаться было некуда — автобус в город прибудет только завтра к полудню, поэтому, посовещавшись, спелеологи решили переночевать на базе без разрешения каких-либо властей. Слабая доска отыскалась без труда, и Влад и Женя, слаженными, общими усилиями и подсвечивая вынутым из рюкзака налобным Дининым фонариком, оторвали ее с места, следом — две соседние. Мужчине и парню явно понравилось работать в паре: закончив, оба довольно пожали друг другу руки и жестами пригласили остальных — влазьте, пожалуйста, дорогие и любимые спутники и товарищи по несчастью, путь свободен. Пыхтя и матерясь, компания, вновь общими усилиями, пропихнула в проем себя и поклажу и, щурясь от попадающего в лица дождя, поспешили к ближайшему из домиков, сулившему укрытие от разыгравшейся непогоды. Здесь тоже, вполне ожидаемо, было заперто, но взломать простой дверной замок не составило и полуминуты. И вот друзья уже вошли в домик. Внутри оказалось прохладно и пахло плесенью, электричество не работало — напрасно Женя пощелкал тумблером. Вся свойственная турбазам небогатая мебель стояла на местах, покрытая густым слоем серой пыли, свернутые матрасы лежали поверх пружинных кроватей. Порывшись в шкафу на кухне, Лекс нашел початую пачку свечей, и спелеологи зажгли две из них. Еще они обнаружили в выдвижном ящике стола гору бесполезных им алюминиевых ложек и вилок, во втором шкафчике, более похожем на тумбочку, алюминиевые же, тарелки и чашки и закопченную чугунную сковородку, а в углу — несколько помятую, но годную к употреблению кастрюлю. И никаких съестных припасов. Дров у кухонной печки тоже не имелось. Зато колодец был там же, где и раньше — в центре базы, в нем стояла чистая, приятная на вкус вода, и ведро, ее набрать, ждало на бортике, примотанное за дужку намертво крепкой нейлоновой веревкой. Проблему с топливом «на сейчас» решили просто — без сожаления разломали стоящий у входа в домик старый, колченогий стол, и еще отодрали от стены сарая с десяток досок, пользуясь альпинистскими топориками. Вскоре в печурочке уже весело потрескивал огонь, а в нагревшейся на ее комфорке кострюле побулькивал крупяной, на тушенке, густой супец. Хорошо, уютно… Пока Дина готовила незамысловатый туристский ужин, мужчины раскатали четыре матраса и разложили их для просушки прямо на табуретках, поближе к печному боку. Женя принес от колодца отвязанное ведро и тоже приткнул нагреваться, рядом с кастрюлей. — На сполоснуться, — пояснил, и засмущался проявленной инициативе, почесывая подмышкой. — Дине. Она женщина, ей в первую очередь надо, а мы, мужики, уже до завтра как-нибудь перетерпим, или холодной… Хоть частями… Логично — опосля двух суток пути все четверо пахли забористо. Постираться бы тоже не помешало. Но не ночью — спелеологи слишком вымотались. Потому, когда суп, наконец, сварился, они быстро, молча, поели, застелили так и не переставшие вонять сыростью матрасы спальниками, почистили зубы, поплескали в лица теплой водицы и попадали спать.***
А погодка действительно резко испортилась. Утром дождь и не подумал прекращаться, наоборот, усилился и перешел в ливень. Присоединился порывистый ветер. Понявшие, что застряли, спелеологи, впрочем, расстроились не очень — всем четверым абсолютно не рвалось топать несколько часов по мокрому гористому лесу, а потом спускаться в Провал. Ради чего? Распить ставшую традиционной заупокойную бутылку водки в пещерной мрачной темноте, оставить на валуне восьмой пластмассовый букетик и вернуться на поверхность еще на год? Жестоко, наверно, по отношению к душе умершего товарища. Но… Даже Влад вел себя по-иному. Мужчина не ходил мрачной тучей, как в предыдущие разы, не сидел сам с собой на крылечке, отгородившись невидимой друзьям стеной тоски и впялившись в одну точку. Отнюдь. Вот на данный момент он стоял в дверном проеме, выставив под дождь раскрытую ладонь, ловил падающие с крыши капли и рассказывал что-то опирающемуся рядом о стену плечом Жене. Улыбаясь. Неслыхано. Та же турбаза, возле Провала, на носу трагическое 26 июля, день гибели возлюбленного Влада, сам Влад — и светлая, свободная улыбка на его лице. Обращенная к улыбающемуся в ответ, в принципе, чужому парню. И вообще, подглядывать нехорошо, но Лекс не удержался. Вот Влад повернул к скалящемуся радостно русому голову — тот смотрел чуть исподлобья, скрестив на груди руки, облизнул быстро губы кончиком алого языка. Миг, и мужчина и парень шагнули друг к другу, будто их притянуло мощным магнитом, замерли, вплотную, не разрывая сцепки взглядов. Ближе, еще ближе… Еще…