***
Не говоря ни слова, в кабинет Миры зашла Исра, блокируя за собой двери. Затем она смахнула рукой голограмму над поверхностью стола Миры. — У меня собра… — Собрание подождет, — резко оборвала ее Исра. — В смысле подождет? У меня встреча через час. — Я перенесла твое собрание на другой срок. — Какого… Что происходит? — в секунду вскипев, поднявшись со своего места, проговорила Мира. Раздражение, дремавшее все время, теперь стремительно просыпалось заполняя собой все тело. Достаточно было малейшей искры, чтобы Мира взорвалась, как пороховая бочка. Фитиль уже не маячил, а был крайне близко к ней. — Я перенесла все твои собрания на другой день. Нам нужно поговорить. — Поговорить так, что ты вмешиваешься в мои планы? Да кто тебе разрешил? Исра круто развернулась к Мире, впечатывая в нее твердый и тяжелый как свинец взгляд. — Мы не выйдем отсюда, пока не решим один вопрос. — Не то что? — с насмешкой отозвалась Мира, скрещивая руки на груди и облокачиваясь на свой стол, — запрешь меня здесь до скончания века? — Если нужно будет — да. Хотя я очень надеюсь на благоразумность, и что нам не придется прибегать к столь радикальным мерам, — Исра выглядела не менее раздраженной. Это было что-то новенькое. Мира еще ни разу не замечала, чтобы ее супруга была столь эмоциональной. Обычно ее реакцией было безразличие ко всему, к ней в том числе, и полная отчужденность от любых проблем. — Ну и о чем мы будем с тобой говорить? — О нас, — Мира не сдержалась и так презрительно фыркнула, что Исру передернуло. — Да неужели? С чего бы это? С чего вдруг тебя волнуют наши отношения? — Исра не подозревала, что, сказав это, ударила Миру по самому больному. Это была та болезненная тема для посла, о которой она никому не рассказывала и старалась даже не думать. Мысли, которые терзали бессонными ночами и которые она усиленно заталкивала по наступлению утра и заваливала тонной работы. Мысли о том, что их отношения на краю пропасти. Исра всегда была для нее слишком отстранённой, слишком беспристрастной ко всему. Когда Мира смотрела на жену, ее часто посещали мысли, что в этой жизни едва ли найдется хоть что-то, что сможет вывести ту из себя. Всегда учтивая, внимательная и готовая дать дельный совет, Исра делала это настолько холодно, что становилось невыносимо больно от осознания, что она во всем могла быть такой. Мира советовалась с ней в делах политики и прислушивалась к ее мнению, так как слова Исры действительно имели смысл и логическое основание. Но все, что касалось остального… Мира никогда не откровенничала с ней, даже когда ей было невыносимо плохо, потому что знала, — она столкнется с отрешенностью. Мимо Исры проходили все эмоции боли, любви, заботы, даже нежности. Она словно была выше этого и их всех. Налиф было бы крайне неприятно и унизительно, если бы в постели Исра была такой же беспристрастной. Она бы не смогла этого пережить, поэтому даже не рассматривала эту сторону их отношений. Кроме того, госпожа Налиф не хотела, чтобы ее личная боль была видна столь безэмоциональному воину. Был еще один момент, о котором она даже боялась думать — причина, по которой Исра взяла ее в свой дом и дала ей полное покровительство. — В последнее время ты слишком много уделяешь времени Карлае. Ты готова ради нее пойти на край света, при этом совершенно не учитывая ее эмоции и даже желания, — Мира фыркнула. — Ты хочешь, чтобы она признала тебя, но при этом не даешь ей возможности принять этот мир. Критикуешь ее и постоянно недовольна тем, как она реагирует. Ты противоречишь сама себе. Либо принимай ее полностью, либо не принимай. — И причем здесь мы? — все слова о Карлае она пропустила мимо ушей. Мира не хотела обсуждать эту тему, которая несказанно ее злила. — С Карлаей все понятно, но причем здесь мы? Каким образом? Исра молчала. — Карлая для тебя никто по сути, но при этом ты уделяешь ей столько времени, сколько ты ни разу не уделяла своей семье. — Не поняла? — Ты не принимаешь Карлаю, не даешь ей свободы и при этом все свое свободное время тратишь на нее. Я ни разу не замечала, чтобы ты делала это по отношению ко мне, хотя мы с тобой уже не первый год вместе. — То, что я делаю со своим свободным временем — мое дело. Не лезь, пожалуйста, в мою семью, — отрезала Мира, поджимая губы, прожигая Исру злым взглядом. — Не смей меня обвинять в том, что я делаю по отношению к Карлае. Она не твоя кровь и не часть твоей семьи. Не тебе пришлось укрываться в чужом доме, просто чтобы сохранить свою жизнь и беспомощно наблюдать за тем, как один за одним твои родственники погибают. Даже не вздумай заговаривать на эту тему, — сейчас она ее ненавидела всей своей душой. — Или ты ревнуешь меня к Карлае? Что я не все свое внимание уделяю тебе? — зло процедила Мира сквозь зубы. Она решила не скрывать своих эмоций и мыслей по этому поводу. Исра молчала. Молчала и смотрела, как ярость распирает Миру, отражаясь в ее глазах отблесками стали. Ее больно ранили слова о том, что Мира считала своей семьей кого угодно, но только не ее. И пусть Карлая и была ее родственником по крови, но по сути это были две незнакомые друг другу килланки, которые сейчас едва находили общий язык. Ее задели слова о том, что о ее доме отозвались как о чужом. Мира всегда отгораживалась от нее. Любые эмоции она подавляла, прятала, стоило им только приблизится к какому-то личному разговору. Мира надевала на лицо спокойствие и «все хорошо», внутренне отдаляясь от нее, как от зараженного. Они никогда не откровенничали, супруга не делилась тем, что ее тревожило, а Исра просто не настаивала и не напоминала об этом, хотя видела, что были темы и ситуации, когда Мире нужна была помощь и поддержка. Их совместная жизнь протекала в русле взаимного уважения, они знали друг о друге все, но при этом оставались неуловимо чужими. Они были как хорошие знакомые, иногда даже друзья, но никогда парой и уж тем более семьей. Им не хватало искры, доверия, открытости. — Ты никогда не уделяла мне внимания, — спокойно и тихо произнесла наконец Исра. — Что? — Мире показалось, что она ослышалась. — Ты никогда не уделяла внимания своей настоящей семье, своему дому и тем, кто рядом с тобой. — С каких пор тебя это волнует? Ты всегда такая холодная, такая спокойная и сдержанная, почему именно сейчас ты вдруг вспомнила, что мы семья и у нас, оказывается, должно что-то быть? Разве тебе не все равно? Разве тебе не все равно, как было все это время? — Меня всегда это волновало, — в голосе звучала многовековая усталость, — Но мы никогда не можем поговорить с тобой откровенно. Ты уходишь от любых разговоров на эту тему. Ты отгораживаешься от меня, как от чужого тебе килланца. Все время мы живем с тобой как чужие друг другу. Я просто тебя не трогаю в такие моменты, а ты еще сильнее закрываешься от меня, — Мира молчала, смотря на нее широко раскрытыми глазами. — Думаешь, я не чувствую этого? — Это обвинение? — тише, чем обычно спросила Мира, готовясь отразить удар. — Нет, — с печалью в голосе произнесла Исра, — это просто факт, с которым мы с тобой живем вот уже двадцать три года. Я не раз пыталась поговорить с тобой, но безрезультатно. — Ты всегда настолько отстраненная от всех дел, от всех проблем. Ты никогда не проявляла эмоций, сколько я тебя помню, ты всегда ведешь себя так, словно… Тебя здесь нет. Почему именно сейчас? — Потому что мне надоело быть тенью в своем доме. Ты спрашиваешь совета по работе, но что касается тебя лично, ты молчишь. Молчишь, как если бы всего этого не существовало. Ты считаешь себя выше этого, сильной, а вместо этого губишь нас, — это было произнесено с надрывом. Мире показалось, что это был вопль, который оглушал, хотя Исра даже не повышала голоса. — В конце концов мне надоело засыпать в одиночестве и каждый раз слышать от тебя, что ты занята, устала, или тебя вообще нет дома. Мне надоело чувствовать себя одинокой, зная, что я не одна. Мира отказывалась верить своим ушам. Сейчас Исра вела себя именно так, как ей бы и хотелось — эмоционально и открыто. За долгие годы, проведенные вместе, Налиф уже привыкла, что ее супруга — эталон спокойствия и деликатности, и сейчас, когда этого даже близко не было, это было по-настоящему пугающим. Она видела эту усталость, эту боль в глазах и немой вопрос: «Что мы с этим будем делать?» Исра не упрекала, не осуждала, она просто говорила то, что Мира и сама знала, но они никогда не обсуждали столь очевидные вещи. — Я никогда не уделяла тебе времени? — наконец выдавила она из себя. — Да, — повисла пауза. — По какой-то причине, ты всегда находишь повод отстраниться от меня. Это касается многих аспектов нашей жизни, но по большей части в русле личной. Если я тебя попрошу, ты можешь прогуляться со мной, пообедать, даже куда-то сходить. Но делаешь ты это не потому, что хочешь сама, а потому, что я тебя попросила. Молча, сухо, вежливо. В этом не было твоего желания и участия. В это время ты оставалась такой же отстранённой, как и всегда. Закрытой для любых эмоций, которые бы затронули тебя как личность. — Ты может быть и хотела чем-то поделиться, но молчишь, словно я тебе, чужая, — последнее слово далось Исре с трудом. Она выдавила его из себя, чувствуя, как оно режет гортань и наполняет рот неприятным привкусом крови. Мира вспомнила, что они действительно пытались что-то сказать друг другу. Даже Мира, порой будучи готовой открыться, сама просила Исру о совместном времяпрепровождении. Однако само присутствие Исры делало ее проблемы незначительными и мелкими, поэтому она каждый раз молчала. Госпожа Налиф всегда считала это некой традицией дома, и потому, если что-то предлагала Исра, она не обращала на это должного внимания, принимая это как задачу, которую нужно выполнить. — Я хотела, чтобы это отвлекло тебя от твоих постоянных внутренних мыслей, и ты рассказала, что тебя тревожит, — Исра сделала к Налиф пару шагов, оставаясь в паре сантиметров от нее. Посол могла уловить тонкий аромат цитрусовых, который исходил от ее пары. — Зачем ты предложила мне покровительство своего дома? Ты пожалела меня? Ответь честно, — вопрос, который терзал Налиф годами и ответ на который она боялась услышать. На секунду Мире показалось, что она сейчас увидит, как Исра может плакать, но это было лишь мимолетное видение. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы у нее застыло сердце. Супруга не торопилась с ответом. Она разглядывала не лицо Миры, а ее душу. — Зачем ты это сделала? Ты подвергла опасности весь свой род. Тебя никто не просил этого делать, и тем более я. Зачем тебе это было нужно? — Мира говорила тихо, но уверенно. — Я должна знать, почему, — наконец закончила она, облизывая пересохшие губы. Молчание. — Почему? — потребовала от нее Мира. Молчание и все такой же внимательный, печальный взгляд. — Исра, не молчи, ответь мне, — вновь чувствуя, как начинает закипать гнев, чуть повысив тон переспросила Мира. — Потому что любила и люблю тебя, — наконец ответила Исра, беря ее за руку.***
Большую часть процедур Карлая молчала. Молчала и тогда, когда они вышли пройтись по саду резиденции посла Налиф. Триша не настаивала на разговоре. Удивительно, но с Карлаей было комфортно молчать. Они понимали друг друга без слов. — Природа на Киллане гораздо ярче и красивее, чем на Земле, — наконец проговорила килланка, прерывая молчание, — я даже представить себе не могла, что он такой красивый. — Это лишь его малая часть, — с готовностью отозвалась доктор Айдера. — Киллан разнообразен по климату и ландшафту. Здесь есть все, и даже больше. — Надеюсь, килланцы хотя бы не так бездумно уничтожают все вокруг, как это делаем… мы, — она резко поправилась, — то есть люди. Триша улыбнулась, заметив эту маленькую поправку. — Нет, мы знаем цену тому, что имеем. Когда ты живешь двести, триста, а то и больше, то уже не так бездушно относишься к тому, что тебя окружает. Сейчас ты поступишь по причине своей прихоти, а в более зрелом возрасте будешь пожинать плоды. Последствия твоих поступков будут видеть не твои дети, а ты лично. Это немного остужает пыл жить одним днем. — Расскажи мне о Киллане. Как он устроен? Что такое дома? — спросила Карлая, неторопливо идя с доктором Айдерой. — Когда-то в древности весь наш народ был поделен на тринадцать домов, со временем их стало двенадцать. Каждый член дома носит его имя, и все, кто входит под их покровительство, автоматически считаются его членами. Например, как Исра и Мира Налиф. О других ты тоже слышала — например, Кварк, — лицо Карлаи дернулось в злобном оскале, но она ничего не сказала. Это не укрылось от пытливого взгляда доктора. — Есть еще и другие. Возможно, если твоя судьба сложится удачно, ты даже познакомишься с ними. Всего их двенадцать вместе с теми, с которыми ты уже знакома. Раннох, Клинсаль, Эдол, Янири, Иморкан, Цирцея, Аллуса, Лис, Вазир и павший дом Крон. У каждого дома есть лидер, или по-другому глава дома — тот, кто является самым главным и к кому прислушивается всё младшее поколение этого рода. Следом идет представитель дома. Они воплощают будущее как всего Киллана, так и своего дома. Они являются наследниками дома и в перспективе могут стать главой дома. Представители дома занимают место в сенате и имеют право одного голоса. Каждый дом относится к определенной фракции. Фракция на Киллане — это позиция, которую занимает дом по отношению к политике Империи. Нефритовая фракция поддерживает старые традиции и предпочитает в вопросах политики опираться на древний закон. К нефритовой фракции относятся дома Налиф, Лис и Клинсаль. В прошлом дом Крон тоже относился к нефритовой фракции, но так как этот дом разрушен, право голоса перешло Императору, но по факту никогда не используется. Изумрудная фракция придерживается строгого нейтралитета. Она не высказывает предпочтений ни в сторону традиций, ни в сторону новаторства. Они отдают свой голос лишь в тех ситуациях, когда требуется принять крайне важное решение. Чаще всего это относится к каким-то важным политическим вопросам, которые имеют долгосрочные последствия. Политики нейтралитета придерживаются дома Иморкан, Цирцея, Аллуса и Вазир. Они больше сконцентрированы на экономике Империи. И наконец рубиновая фракция. Выступает за новаторство и отказ от древнего закона. Они поддерживают лишь некоторые традиции, которые чаще всего, затрагивают вопросы наследия дома и престолонаследования. Они полностью следуют сказаниям — законам, которые были приняты и оглашены во времена Первородных. К рубиновой фракции относятся дома Кварк, Янири, Раннох и Эдол. На данном этапе отношений нефритовая и рубиновая фракция — два непримиримых лагеря, которые отказываются вести диалог. Чаще всего конфликты возникают именно на почве разного понимания закона. Есть древний закон, который был еще до времен домов, он опирается на трактаты и древние свитки, а есть сказания, которые возникли тысячелетия назад, может чуть больше. Сказания связывают с появлением Первородных на Киллане, или как их по-другому называют — с Эниннгами. Проблема в том, что древний закон существовал в смутные времена, а сказания — это более новые, а порой и диаметрально противоположные древнему закону трактовки. Сказания отвергают существование этого мира и наличия разумной жизни до прихода Эниннгов. Они отвергают все, что было до смутных времен, если что-то было, конечно. А вот как раз древний закон уходит своими понятиями во времена легенд, то есть в то время, которое принято было считать до смутного времени. — Интересно тут у вас, однако, — задумчиво протянула Карлая, рассматривая камни под ногами. — А какой тринадцатый дом? — Тринадцатого дома уже давно не существует. Кто-то говорит, что это был еще один дом, имя которого затерялось во времени, а кто-то говорит, что это был даже не дом, а отдельная фракция, которая объединяла в себе жречество. — Это значит, что у вас нет религии, если у вас нет жрецов, или что вы вкладываете в это понятие? Доктор Айдера мягко улыбнулась. — У нас нет такого понятия, как религия, как принято это у людей. Каждый килланец верит в то, что ему ближе и понятнее. Каждый может поклоняться тому, кого он посчитает нужным. Будь это Бог из древности или вообще некое понятие космоса, а может и вовсе просто единый живой организм под названием «Вселенная». На Киллане официально не существует структуры, которая отвечала бы за религию. — Это действительно что-то новое, и это работает? — Да. По крайне мере у нас еще не было войны по причине разных религий. Видишь ли, каждый килланец с детства воспитывается в тех понятиях, что верование — это личное дело каждого и лезть в эту часть отношения воина с кем бы ни было — это кощунственно и неправильно. Это ограничение его свободы. Карлая молчала. Ей нечего было сказать. Килланцы были не людьми, следовательно, у них были и свои законы. Между тем Триша продолжала. — Империя подчиняется Императору или Императрице, которая выбирается сенатом. Сенат состоит из представителей или глав домов. У каждого дома по одному голосу. Последняя Императрица Аталанта Лис была избрана монархом при помощи всеобщего голосования воинов. Ее поддержало большинство. Это был прецедент, которого не было ранее. — Почему? — На тот момент Империя очень нуждалась в крепкой руке, которая восстановила бы порядок. Выбор Императора в традиционном ключе, то есть путем голосования сенаторов занимает несколько месяцев, может дойти до полугода в совсем тяжелых случаях и того больше. Кандидаты должны пройти несколько этапов проверок, а также быть достойными по крови. — Как у вас все сложно, — едва слышно заметила Рифт, чувствуя, что она едва ли запомнила и половину того, что ей рассказывали. — Это пока не разберешься. — Любой вопрос, по которому нужно принять решение, рассматривается сенаторами и голосуется «за» и «против». Если количество голосов «за» больше, чем «против» вопрос подается на рассмотрение Императрице, которая окончательно принимает решение. Если же вопрос не набирает необходимого количества голосов, он снимается с обсуждения. Если Императрица возвращает вопрос с пометкой «пересмотреть», это обозначает, что вопрос, как и его решение, требует доработки и, возможно, изменения некоторых решений. Так же Императрица имеет право единолично принимать решения по каким-либо вопросам, без участия и одобрения сената. — Императрицу любят? — напрямую спросила Карлая, вопросительно смотря на Тришу. — И да, и нет. Аталанта Лис, несмотря на свой молодой возраст, снискала уважение и любовь своих поданных, и многие считают, что при ее правлении Империя процветает. Чего нельзя сказать про многих, кто находится в сенате. Она была выбрана без их одобрения и фактически без их ведома. Многие были против и, стиснув зубы, признают ее власть. Кроме того, ходят слухи, что она была выбрана на престол именно тогда, когда дом Кварков готов был выдвинуть свою кандидатуру и она должна была пройти по всем критериям. — Аталанта принимает решения, которые идут на пользу Киллану, а не отдельным лицам. В отличии от ее предшественницы, она лишь прислушивается к сенату, но не руководствуется их словами. Она сильный лидер, который является эталоном для многих молодых воинов. Ей удается находить баланс между теми, кто тяготеет к древним Законам, и теми, кто следует Сказаниям. Карлая хмыкнула. — Тяжелый баланс. Рано или поздно что-то перевесит. Триша одарила ее внимательным взглядом. — Почему ты так думаешь? — они остановились у места, с которого открывался потрясающий вид на горы. Склоны были усеяны синими и фиолетовыми цветками, которые плющом стелились по камням, пням, основаниям деревьев. Иногда проблескивали редкие желтые цветки, добавляя пестроты в картину. Нежно-персиковое небо и легкая вуаль туч вдали скрывали кончики гор. Карлая медлила с ответом, наслаждаясь открывшейся ей картиной. Сейчас больше всего ей хотелось запечатлеть это у себя в голове и потом в мыслях возвращаться сюда. Это была та панорама, которая приносила спокойствие и душевный трепет. Запахи, дикие, резкие, горькие и сладкие, приправленные влажностью, которые хотелось законсервировать и сделать из них духи, приятно ласкали нюх, вызывая волны экстаза. — Это как словить равновесие на трапеции. С одной стороны у тебя кипящая лава, с другой — бурный водоворот. Пока затишье, ты можешь ловить баланс, но стоит подняться хоть небольшому ветру — и тебе уже будет сложнее. Стоит подуть сильному ветру — и тебя обязательно начинает клонить в какую-то одну сторону. — Ты думаешь баланс недостижим? — Я думаю, баланс — это то, к чему нужно стремиться, но это не значит, что мы находимся в нем. Так или иначе по жизни мы одному отдаем больше предпочтений, чем другому. Нам кажется, что это равновесие, а другому — приверженность чему-то. Каждый думает по-своему, поэтому баланс — это некое субъективное понятие. Рано или поздно каждому из нас приходится выбирать сторону или дорогу. Это своего рода развилка, где тебе нужно выбрать то, к чему больше лежит сердце. — Это касается всего или конкретно тебя? — Наверное, меня, — спокойно ответила собеседница. — Тогда это не так страшно, — ярко улыбнувшись, ответила Триша. Некоторое время они стояли, наблюдая за природой. — А к какому дому ты относишься, Триша? — Я? Ни к какому. Я не отношусь ни к какому правящему дому, как и мои дети. — У тебя есть дети? — с любопытством спросила Карлая, поворачиваясь к ней всем телом. — Да. Дочь постарше тебя, наверное. Она тоже врач, как и я. Правда, она специализируется на хирургии. — А ты на чем? — Я специалист по инопланетным расам — людям. Меня всегда больше увлекала биология других видов, нежели своего. На станции я изучала людей, их поведения, болезни, симптомы, это было очень познавательно. — Но ты же знаешь много и о килланцах, не так ли? Иначе… как бы ты восстановила меня? — Конечно. Более того, моя работа требует даже более детального знания двух видов для проведения анализа и сравнения. Они снова немного помолчали. — Мое время здесь скоро закончится. Ты уже поправилась, мне осталось провести лишь небольшие тесты и посмотреть, как ты и твое тело справитесь с нагрузками. — Это значит, что ты скоро улетишь? — Карлая не смогла скрыть тревоги в голосе. Она настолько привыкла к постоянному присутствию доктора Айдеры, что принимала это уже как данность, совершенно забыв, что это лишь временное явление. Когда она была рядом с ней, Карлае становилось тепло и уютно. — Да. Но ты всегда сможешь ко мне обратиться, даже если просто захочешь поговорить, Карлая, — Триша чуть наклонила голову, улыбаясь смотря на собеседницу. Этот взгляд был лукавым, теплым и очень добрым. Карлая чуть прищурила глаза, смотря на Тришу. — Ты же сказала это не для того, чтобы меня утешить? — Нет. Я серьезно. Если тебе понадобится помощь, или совет, что угодно, ты всегда сможешь ко мне обратиться, — и Рифт знала, что доктор Айдера не врет. — Почему? — в одном слове был весь смысл вопроса, который Айдера правильно уловила. — В этой вселенной некоторые встречи бывают жизненно важными, и наша задача не обесценить их значимость и не потерять то, что мы находим, — Триша ответила туманно, но Карлае не хотелось портить такой момент подозрительностью. — Я бы… с радостью, — наконец ответила Рифт. — Вот и славно, пойдем, покажешь мне, как твое тело готово к физическим нагрузкам.***
Мира стояла оцепенев. Ответ как удар молота разрушил всю ее защитную стойку. Она тяжело облокотилась на стол, вцепляясь ладонями в стол. Она хотела что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался странный булькающий звук. — А ты думала, ради чего все это? — Мира не хотела отвечать, что она думала. В мыслях были какие угодно варианты, но любви там не было. Она смотрела на Исру совершенно другими глазами. И при всем своем каламбуре эмоций она смогла задать лишь один вопрос: — Правда? Исре даже стало немного обидно, что все это время от нее ничего не ждали. Ни хорошего, ни плохого. О ее чувствах не знали ровным счетом ничего. Если бы не трагичность ситуации, она бы непременно спросила, а знает ли Мира о том, что они вообще семья? — Почему ты никогда об этом не говорила? — Я думала, это и так понятно, разве нет? Это же очевидно. Я бы не стала терпеть кого-то рядом, кого бы не считала близким человеком. — Нет, — после паузы ответила Мира не отводя взгляда, — это совсем не очевидно для меня. — Ты никогда этого не говорила. Ты всегда настолько безучастно ко всему относишься, настолько холодно и правильно, что у меня… возникают сомнения, что ты можешь чувствовать то же, что и я, — голос Миры внезапно сел от напряжения, которое она сдерживала. — Я никогда не видела эмоций на твоем лице. Я не знаю, что скрывается за твоей улыбкой, взглядом, — Мира вдруг с четкостью осознала, что не знает практически ничего об Исре как о воине, который тоже может ощущать эмоции. С таким подходом это меняло совершенно все. — Я не знаю тебя, — тихо призналась она, наконец отводя взгляд от лица своей пары. — Ты никогда не говорила ласковых слов, не пыталась соблазнить, ты никогда не реагировала, когда я тебе что-то рассказывала. Только молча слушала и смотрела, как я бьюсь об стену проблем. Исра была ошарашена. «Все из-за этого?», — промелькнуло у нее в голове. — Ты отдаляешься, закрываешься от меня, потому что тебе кажется, что мне все равно, что происходит с тобой, с нами. Потому что я никогда не демонстрирую эмоции, не говорю о них, — это даже был не вопрос, а скорее печальный факт. — Да, — короткий честный ответ, — мне было бы крайне неприятно столкнуться с таким безразличием и в других вопросах, — добавила Мира. — Мне не безразлично, — тяжело обронила Исра, — я просто никогда не настаиваю, и возможно, в этом моя ошибка. Повисла тишина. — Мне всегда казалось, что ты уходишь от меня, потому что слишком боишься быть той настоящей, которую я когда-то знала. Это так? — Да. Смотря на тебя я не уверенна, понимаешь ли ты, о чем я говорю, что я чувствую. Твой взгляд говорит о том, что все слишком мелко и не стоит переживать по любому поводу. Исра тяжело вздохнула. Ей бы в голову не пришло, что проблема может заключаться в ее привычном отношении к миру. Для нее это было в порядке вещей — не эмоционировать по пустякам, но кого-то такой подход обижал. По крайне мере Мира честно сказала, почему она не может к ней относиться по-другому. Исра подошла к столу и облокотилась на него стоя совсем рядом с Мирой, почти касаясь ее руки кончиками пальцев. — Меня задевает в тебе то, что ты никогда не рассказываешь ничего. Ты все таишь в себе, лишь глубже и глубже погружаясь в себя. Ты закрываешься, пытаешься самостоятельно решить все вопросы и проблемы, и у тебя это не получается. Мне больно, когда ты меня игнорируешь и когда отказываешься провести время вместе, даже не потрудившись это объяснить. Раньше ты хотя бы пыталась сгладить эти моменты, но в последние годы ты просто отказываешь. И часто делаешь это с таким видом, словно я предлагаю тебе нечестную сделку. Ты говоришь то, что думаешь. Мне неприятно осознавать, что мы с тобой стали скорее соседями, чем парой. Я не знаю, что произошло с нами, но я все чаще вижу, что в тебе нет этой искры, этой жизни, любви, теплоты по отношению ко мне. Я для тебя не больше, чем советник по вопросам политики, иного ты во мне не видишь. — А ты хотела… — слова встали поперек горла. — Хотела бы я быть кем-то больше советника? Ощущать жар твоих ладоней и запах твоих волос? Да. Хотела ли я тебя? Да. Всегда хотела и хочу. Но ты решила по-другому. По началу я думала, что тебе нужно время, чтобы принять то, что произошло. Потом я поняла, что это привычка, а затем это перешло в жизнь. В обыкновенную жизнь, и ты даже не заметила этого. Мире было больно от этих слов. Она прикусила нижнюю губу, повернувшись и смотря в зеленые, как нефрит, глаза Исры. Она бы хотела ответить, что это не правда, но совесть подсказывала ей, что она не имеет права отрицать. — Во что мы превратились с тобой? Когда мы с тобой только познакомились, ты была как солнце, ты вся горела, ты могла согреть любого. Мир был у твоих ног. Где это? Почему я не вижу даже маленького уголька, который мог бы согреть тебя и меня? Я вижу лишь пепел, который развевается на ветру. Я не могу тебе ничем помочь, потому что ты закрыта от меня на семь печатей, — Исра положила ладонь на руку Миры, и на это раз, та не убрала ее. — Я думала, что наши отношения умерли, что нам больше не вернуть ничего, что было в прошлом, до того момента, пока я не увидела тебя с Карлаей. Ты вся преображаешься с ней. В тебе есть тот огонь, который способен разжигать сердца, и тогда я поняла, что не все еще потерянно. Но это возможно, только если мы обе этого захотим. Между ними висела тишина, не прерываемая ни единым звуком. В голове Миры было так же тихо. Впервые за долгое время на нее вдруг опустился покой. Прошлое словно отпускало ее спину, перестав давить к земле. Непонятно почему именно сейчас и почему в этот момент, но она понимала, что хочет изменений, так сильно, что ей стало даже все равно, что будет с Карлаей. Она сократила расстояние и поцеловала Исру, закрыв глаза. Она ни о чем не думала, просто делала то, что ей хотелось больше всего. И ей ответили с теплотой, взаимностью и нежностью. Для Исры этот поцелуй был значимее, чем все слова, и в какой-то степени он стал неожиданным и приятным. Это был ответ, тот самый, который она хотела получить, но уже не надеялась. Он был с солоноватым привкусом. Мира вдруг порывисто прижала ее к себе, разорвав поцелуй. Она была импульсивной, совсем как Карлая, неожиданной и эмоциональной. Исра ждала этих прикосновений, и сейчас, когда Мира обнимала ее, это было, наверное, самым красноречивым выражением всех эмоций. — Прости меня, — послышался голос у ее уха. К нему прижались мокрой щекой, не разжимая стальных объятий. Исра в ответ лишь обняла, склонив голову к плечу своей супруги.