***
Над ней склонилось чье-то лицо. Кто-то с силой тряс за плечо. «Они пришли за мной», — мелькнула короткая мысль. В ту же секунду Карлая выкинула вперед руку, нацеливаясь вцепиться в горло, а вторая нырнула под подушку за кинжалом. Схватить и убить. Нанести удар в ухо. Потом в горло. Обезвредить. Левую руку перехватили за запястье и повернули так, что малейшее движение грозило сломать кисть. Кинжала на месте не было. «Черт», — недолго думая, Карлая бросила подушку, отвлекая внимание противника и потянулась за оружием на столе. — Госпожа Карлая, очнитесь! — прозвучал откуда-то голос. Сознание медленно возвращалось к женщине. Перед глазами сфокусировалось перепуганное лицо девушки гвардейца, которая двумя руками держала советника за руку и смотрела на нее ошарашенными глазами. Рифт быстро окинула взглядом комнату. Точно. Она на Киллане. Она во дворце Её Величества. — Ты кто? — хрипло бросила она, вырываясь из захвата. — Пэйлант Янири, младший состав гвардии Её Величества. Меня прислала генерал Клинсаль. Она ждёт вас в своем кабинете в течение получаса. — Сколько сейчас времени? — спросила Карлая, протирая глаза. — Девять часов утра. Точно. Вчера был первый урок у ее мастера, и сегодня она должна была в семь утра явиться на тренировку. Карлая похолодела внутри, когда она поняла, что мало того, что проспала, но еще и накинулась на девушку. Хорошо, что кинжала под подушкой не было, иначе она бы наделала много проблем и очень много крови. — Передай генералу, что я буду, — сухо обронила Карлая, вставая и направляясь в ванную комнату. На полпути она обернулась и посмотрела на шокированного гвардейца, который не ожидал такого бурного приветствия. — Спасибо, что напомнила про встречу, и извини, что накинулась, — она кивнула головой, отпуская девушку. Через полчаса она вошла в кабинет генерала. Та стояла к ней спиной, обсуждая какой-то вопрос по голографической панели. Когда Карлая приблизилась к ее столу, генерал свернула панель и повернулась к ней лицом. — Сегодня дополнительно два часа физических упражнений. Будешь заниматься под присмотром Яры. Твое время тренировок уже началось. Твой преподаватель по фехтованию ждет тебя, — В голосе Мередит не было даже тона претензии. Она была спокойна, как океан, что даже немного удивило Карлаю. Она ожидала, что женщина будет ее отчитывать, но Мередит словно приняла как должное ее опоздание. «Хорошо, что ей не доложили про то, что я чуть не прирезала гвардейца». — В зал тебя проводит пэйлант Насан Янири, — Карлая чуть вскинула бровь, но молча склонилась, направляясь на выход. — И пожалуйста, не пытайся ее задушить. В этот раз тебе не удастся застать ее врасплох. Мои гвардейцы хорошо обучены, и мне будет очень неприятно, если с тобой что-то случится, — Рифт покраснела так, что еще немного, и из ее ушей повалил бы пар. «Значит, доложили. Зря надеялась, что об этом не узнают». Она чуть повернула голову, но в целом предпочла сделать вид, что не расслышала генерала. Конечно, кто хочет признаваться, что в свой первый день он облажался, а еще по глупости чуть не проредил состав гвардейцев?***
Карлая, запутавшись в собственных ногах и пропустив удар сбоку, рухнула на песок, подняв вокруг себя облако пыли. Мередит, не останавливаясь ни на секунду, перешла в низкую стойку, готовясь нанести еще один удар. — Стоп, стоп! Хватит! — Карлая поспешно выкинула руку вперед, останавливая своего мастера от очередного выпада. Мередит остановилась в паре шагов от нее, беспристрастно смотря на распластанное тело на песке. Она отвела нагинату от лица ученицы. Почувствовав, что ей больше ничего не угрожает, Карлая откинулась на спину, с трудом переводя дыхание, молясь, чтобы этот день уже закончился. — Что случилось? — спокойно спросила генерал. — Надо передохнуть, — проговорила килланка, смотря в синее небо, мечтая, чтобы ее никто не трогал. Прошло больше трех месяцев с момента ее пребывания в замке императрицы, а Карлае казалось, что прошла вечность. Каждый день ее словно избивали камнями и замораживали в лед. Каждый день начинался с боли и проклятий. Она опаздывала на первые уроки, получала дополнительные часы нагрузки и молчала, что с каждым днем ей все больше хотелось умереть на тренировках. Карлая не могла признаться ни себе, ни другим, что она была не в состоянии тягаться с килланцами. Ей была противна даже сама мысль, что она была не такой ловкой, сильной, выносливой, как воины, которые ее обучали. Она не хотела признаваться, что здесь, на Киллане, ее опыт бойца был просто ничтожным. Гордость и упрямство диктовали ей, что если она попросит поблажки, то ее, мягко говоря, уничтожат. Она знала, что килланцы делали с теми, кто был по их меркам слаб. После арены смерти Рифт поклялась, что никто больше не увидит ее на коленях. Что ни одна живая душа на этом Киллане не посмеет смотреть на нее свысока. Поэтому она падала и вставала. Падала и вставала. Падала и вставала, даже когда тело было категорически против подъема и посылало импульсы боли, заставляя мышцы зажиматься. Карлая тренировалась с Мередит три раза в неделю и каждый раз терпела фиаско. Она готовилась к этим спаррингам, хотела показать, что она действительно чему-то научилась и что у нее есть чем похвастаться, но вместо этого бесконечное количество раз получала болезные тычки и столько же раз, и даже больше, оказывалась на полу. Подсознательно Карлая ждала, что в один прекрасный день генерал устроит ей выволочку по итогам ее тренировок. Она готовилась к этому и злилась, что у килланцев довольно извращенные понятия о возможностях каждого воина. — Передохнула? — Мередит склонилась над ней, — Еще раз. Левую руку держи ровнее, — она ткнула нагинатой в руку Карлаи. Женщина скривилась от боли. Пару дней назад на тренировке ей рассекли руку мечом, и рана не спешила затягиваться. Карлая перекатилась на бок, вставая на колено, прижимая пульсирующую болью руку к животу. — Генерал, я так больше не могу, — Клинсаль обернулась к колено преклонной ученице. — Что ты больше не можешь? — Я не могу тренироваться в таком темпе. Эти тренировки… Они убивают меня. Я проклинаю тот день, когда я согласилась остаться на Киллане. Каждый день — это проклятье богов, — Карлая встала, прогибаясь в спине, чувствуя, как кости закостенели за секунды лежания на песке. Мередит слушала. — Я не выдерживаю этого ритма. Мне нужна передышка, выходной, хоть что-нибудь, пожалуйста, — в голосе Карлаи проскользнула мольба. Она смотрела на генерала, чувствуя, что близка к тому, чтобы расплакаться. Она настолько устала, что весь страх перед мастером и желание «быть на коне» были забиты ногами в угол. Тренировки выматывали не только ее тело, но и эмоциональное состояние. Она стала раздражительной, злой, резкой. Она дерзила наставникам и часто нарывалась на скандалы. Ее обижало совершенно все, даже мимолетно брошенный взгляд. Она не высыпалась, и единственным ее желанием было просто дожить до следующего дня и чтобы ее никто не трогал. Сейчас она хотела либо отдыха, либо чтобы ей объявили приговор, и она уже жила с ним дальше. Непомерные нагрузки и отсутствие какой-либо опоры в огромном мире Киллана подтачивали ее силы, как вода глину. Она могла бы обратиться за помощью к Мире, но… Гордость. Она знала, что тетке и без нее хватало забот. Кроме того, идти плакаться в жилетку было ниже ее установок. Если бы был хоть кто-то, с кем она без опаски могла бы поделиться тем, что переживает и чувствует. Но она запрещала себе такие мысли и даже надежды. Она должна быть сильной, твердой. Она должна вынести все сама. По бинту, который скрывал рану, начало медленно расползаться кровавое пятно. Заметив это, Карлая поспешно завела руку за спину, скрывая увечье. Подняв взгляд, она увидела, что мастер смотрела туда же. Мередит протянула руку ладонью вверх, молча требуя показать руку. Ученицу бросило и в жар, и в холод одновременно. — Я хочу взглянуть на твою левую руку, — спокойно проговорила Мередит. «Вот он и упал, Дамоклов меч», — подумала Рифт. — Просто царапина, — соврала она, — вам не стоит из-за этого беспокоиться, — показать рану, чтобы в нее тотчас ткнули пальцем? Ну нет. — Карлая, я просто хочу взглянуть на твою левую руку, — терпеливо повторила генерал. Рифт не посмела отказать ей второй раз. Она подошла к ней, не сводя настороженного взгляда, где-то внутри ожидая удара. Как только она закатала рукав прозрачной блузы, Мередит остановила ее и сама осторожно сняла бинт. Карлая запротестовала внутри себя. Она не хотела, чтобы Мередит видела ее увечье и думала, что она слабее остальных килланцев. Рана кровоточила и в целом выглядела плохо. Её края были красными и припухшими. Мередит провела пальцами по краям пореза, и внутри Карлаи все сжалось от боли. — Больно? — Карлая утвердительно промычала в ответ, не разжимая зубов. — Когда ты получила эту рану? — Пару дней назад. — А почему молчала? — Мередит стояла очень близко. Карлая набрала в легкие воздуха, чтобы сказать «забыла», но, столкнувшись с выразительным взглядом мастера, лишь молча выдохнула и опустила глаза. — Карлая, — произнесла генерал, не отводя взгляда. Ученица ссутулилась. Ей захотелось стать меньше, ниже, более незаметной. Она попробовала выдернуть руку, но та словно попала в стальные тиски. — Что, Карлая? Вы, килланцы, хорошо переносите боль. Вы ее не замечаете, игнорируете. Вам ничего не стоит сражаться с кинжалом в бедре. Уж с этой царапиной я как-то справлюсь, — попыталась она оправдаться. — Тебе очень больно, и ты не можешь тренироваться с такой раной, — заключила Мередит, не сводя пристального взгляда с лица Рифт. — Если у тебя пуля в колене и ты, имея возможность, не извлекаешь ее — это глупость. Если ты не можешь извлечь пулю, а твоя цель зовет тебя идти дальше, не взирая на рану — это умение перенаправлять боль. Килланцы терпеливы к боли не потому, что молча терпят ее, а потому, что не позволяют эмоциям брать верх. Если мы можем это вылечить — мы лечим. Мы заботимся о своем здоровье также, как и о том, чтобы быть сытыми. — Сейчас ты ощущаешь дискомфорт. Ты можешь вылечить эту рану, но продолжаешь ее игнорировать. Ты не перенаправляешь эмоции, ты их запираешь в себе. Это не проявление стойкости. Это проявление глупости, — Карлая ощерилась. — Ты думаешь, что тебя осудят из-за того, что ты более чувствительна к боли? Ты боишься сказать, что не можешь тренироваться на ровне с обычными килланцами? — Рифт вздрогнула. Молчание. Она опять не могла заставить себя поднять глаза на Мередит. Ей захотелось провалиться сквозь землю от своей никчемности и от понимания, что генерал прекрасно знает о ее способностях. — Почему рана не затянулась в первый же день? — генерал знала ответ на этот вопрос. Она уже посетила доктора Айдеру и уточнила у нее все интересующие моменты. Она знала про особенность регенерации тканей Карлаи, но ей было важно, чтобы ее ученица сама научилась озвучивать свои проблемы. Еще она заметила, что доктор относилась к ней как-то по-особенному. Довольно давно зная Айдеру и ее характер, она бы назвала это материнской заботой. — После арены смерти я потеряла возможность регенерировать, как все килланцы. Теперь все мои раны заживают так же, как и у людей. Моя кожа она… не такая, как у вас, — с трудом произнесла Карлая. Мередит не давила. Ученица решилась посмотреть на мастера, сталкиваясь с ней взглядом. Только сейчас она заметила, что у Мередит выразительные темно-изумрудные глаза с ярко-желтой окантовкой у зрачка. Почему она этого раньше не замечала? Клинсаль видела, что в ученице все больше проступает настоящая натура. Не та, которую она стремилась всем показать, в том числе и ей. Сейчас на нее смотрела вымотанная женщина, которая устала бегать от себя и наконец нашла в себе силы признаться в этом. Карлая хотела утвердиться, показывая, что может быть как все килланцы. Она доказывала себе и ей, что она такая, как они, полностью игнорируя особенности своего тела, умений и возможностей. Видела ли генерал, что Карлая плохо обучалась? Да. Знала ли она, с чем сталкивается Карлая? Да. Знала ли она, к чему это может привести? Тоже да. Мередит ждала, когда до Карлаи дойдет, что она должна вести диалог, а не замыкаться в себе. Она также понимала, что, если сама Карлая этого не поймет, ей придется остановить ее самоуничтожение. И возможно, учитывая упрямый и вспыльчивый характер ученицы, ей пришлось бы применить силу. — Не бойся озвучить то, что тебя тревожит, — голос мастера был доброжелателен. Он располагал к откровенности. Вокруг них словно создалась аура теплоты и умиротворения. И Карлая сдалась. — Мне нужно больше времени на заживление, — она замолчала, опуская голову, — больше времени на все. Я не могу следовать тому темпу, который вы мне задали. Мне тяжело физически и морально. Я не справляюсь с поставленными задачами. Триша, — она быстро поправилась, — доктор Айдера сказала, что если я продолжу так тренироваться, то рано или поздно снова окажусь на больничной койке с растяжениями и защемлениями. Мое тело не готово к таким интенсивным нагрузкам. — Ты была у доктора Айдеры? — Мередит сделала себе заметку, что у Карлаи был тот, кому она доверяла. Первая, к кому она пошла за советом, был ее доктор, тот, кто восстанавливал ее и вернул к жизни, что было логично. Нельзя не проникнуться доверием к тому, кто вытащил тебя из рук смерти. — Да. На днях. Она сказала, что необходим отдых и менее интенсивные тренировки. — И когда она тебе это сказала? — Позавчера, — конечно же, Карлая не послушалась Тришу. После расслабляющего массажа, на следующий день не почувствовав боли, она решила, что сильная и все выдержит. Правда, в этот же день ей распороли руку. А сегодня, когда начался спарринг с Мередит, она поняла, что очень сильно ошибалась. Тело словно проснулось и вспомнило все. На тренировке она чувствовала себя разбитой фарфоровой куклой, которую пинали во все трещины и синяки. — И сегодня ты решила продолжить обучение в стандартном режиме, ничего не сказав мне? Даже несмотря на рану? — упрямство Карлаи было просто феноменальным. Это было даже выше понимания генерала. — Да. Я думала, мне полегчало. Я ошибалась, — тихо призналась Карлая, не смотря на Мередит. Генерал скользнула пальцами к запястьям, разворачивая руки ладонями вверх и смотря на белые шрамы. Карлая резко дернула руки назад. Горячий стыд обжег ей лицо. Она не хотела, чтобы Мередит их видела, но вырваться из хватки мастера было непросто. — Карлая, — спокойно начала наставник, смотря на ее ладони, — я тренирую не только твой ум, но и твое тело. Я должна знать все, что касается его: когда болит голова, когда порезалась, или когда потянула мышцу. Целостность физического тела может предрасположить исход битвы, точно так же, как и психологический настрой. Малейшая неучтенная деталь может стоить тебе как жизни, так и победы. Важно, чтобы и дух, и тело, и психика были в здоровом состоянии, — генерал немного подумала, потом продолжила: — Ты могла бы сказать мне об этом раньше. Мы бы смогли скорректировать твои тренировки. Мне важно, чтобы ты развивала свои данные, а не уничтожала их. — Да ну? — не успев прикусить язык, саркастично спросила Карлая. Она думала, что генерал осадит ее за дерзость и неприкрытый сарказм, но та лишь провела пальцами по шрамам и спокойно ответила. — Я твой наставник, а не палач. Я хочу тебя научить. У меня нет цели заставить тебя мучиться и делать что-то через силу. Действие, выполненное через сопротивление — бессмысленно. Действие через насилие себя не приносит хороших результатов. Это разрушает тебя. Уничтожает изнутри и снаружи, — она говорила медленно, так, чтобы ученица поняла каждое ее слово. Так, чтобы она услышала ее. Карлая была поражена тем спокойствием и пониманием, которое демонстрировала генерал. До этого она казалась ей ментором, который хотел вымуштровать ее до идеального солдата. Сейчас она видела в генерале что-то «человеческое». — Просто сказать, что я не могу тренироваться? Сказать, что мне тяжело? — Карлая не верила, что это сработало бы, хотя Триша говорила ей: «Карлая, поговори с Мередит. Она прекрасная женщина и мастер. Она выслушает тебя. Она поймет тебя». — Да. Просто сказать. Я открыта к диалогу с тобой. «Так можно было? Вот так просто сказать?» — подумала Карлая. — И вы бы меня выслушали и поверили бы? Это же… ненормально… — в голосе звучало недоверие. — Нет понятия «нормально» и «ненормально». Это лишь в твоей голове. Есть ты и твои способности. Тренируясь, нужно исходить только из своих ощущений и умений. Нужно слушать себя, понимать себя. Только так ты сможешь добиться успеха. Ставя рамки, ты ограничиваешь себя. Кроме того, ты думаешь, что по тебе не видно, с каким трудом тебе даются тренировки? — ученица не ответила. Она смотрела на ладони, которые генерал продолжала держать в своих руках. — Уродливые? — спросила она Мередит. — Нет. Необычные — да. У Килланцев нет шрамов, и они не остаются после каких-либо повреждений кожи. Она наконец отпустила ее руки и, убрав волосы с виска ученицы, провела пальцем там, где виднелся след клинка. Карлая посторонилась генерала, пряча глаза. — Твои шрамы не уродливые. Они не портят тебя. Они придают тебе особенность. Носи их с честью, — заключила Мередит, убирая руку с ее лица. Ученица криво усмехнулась, в оскале проскользнуло презрение к самой себе. — Если тебе что-то трудно выполнить, если тебе некомфортно — говори об этом. Нет такой вещи, о которой нельзя было бы поговорить или договориться. Я всегда готова тебе помочь, — Карлая молчала. — Ты помнишь, как дралась в круге смерти? Как смогла защитить себя? — ученица поникла. — Нет, генерал, не помню. Вы не первая, кто спрашивает меня об этом, — Мередит, немного помедлив, подошла к ней, чуть ближе положенного, внимательно смотря в лицо килланки, видя, что она хочет что-то сказать, но не может решиться. — Продолжай. — Я боюсь вспомнить, — коротко выдохнув, честно ответила Карлая, — я боюсь повтора, — генерал нахмурилась. — Повтора чего? — Боли. Это была не та боль, которую можно вынести или которая проходит. Мышцы, сейчас они перестанут болеть через неделю или две. Через год я об этом не вспомню. Но та боль была всепоглощающей. Я ее чувствовала каждой клеточкой, она поглощала меня лишая мыслей. Я вся была одним сплошным сгустком боли. Мне казалось, что если я останусь на месте, то мне обеспеченна бесконечная мука. Мой момент смерти в пик сожжения на костре был растянут в вечность. Генерал задумчиво смотрела на нее, подперев тонкими пальцами подбородок. — Расскажи мне, что ты помнишь. — Огонь. Он был во мне, я была им, он был везде. Я боюсь, что снова могу это увидеть или ощутить. Я… боюсь, что могу этого просто не пережить. Я боюсь боли, генерал, и ничего не могу с этим поделать. — Это нормально — бояться боли. Это говорит о том, что ты живая. Килланцы не машины, которые ничего не чувствуют. Как я уже говорила, мы не позволяем эмоциям боли брать верх. Мы их перенаправляем в другое русло. Боль, как и счастье, как и злоба, может стать источником силы. Ты сама в этом убедилась. Главное — распределить ее по правильным каналам. Когда ты думаешь о боли, ты концентрируешь на ней свое внимание, культивируешь ее и таким образом зацикливаешься на этом, не видя ничего вокруг. В терпении боли нам помогает быстрая регенерация тканей, что сводит к минимуму страдания, и постоянные тренировки. Когда ты постоянно тренируешь свое тело, боль перестает быть неприятным гостем. Также мы уделяем много внимания концентрации, умению сфокусироваться на определенной цели или задаче. — Лично тебе придется приложить больше усилий, чтобы уметь управлять этой эмоцией. В этом тебе помогут уроки концентрации. Важно, чтобы ты понимала, что нет ничего постыдного в том, чтобы бояться боли или иметь менее выдающиеся физические возможности. Все это тренируется точно так же, как и мышцы, — Карлая молчала, переваривая слова наставника. — Что ты чувствовала до огня? — Карлая думала. — Покой. Радость, но не помню, почему, — некоторое время генерал молчала, потом указательным пальцем подняла голову Карлаи, заставляя ее посмотреть себе в глаза. — Постарайся вспомнить, что произошло на арене. От этого зависит твое обучение. Это очень важно. Не беспокойся о боли. Я буду рядом и смогу тебе помочь, — Карлая поняла, что каким-то образом Мередит давала ей ту поддержку, о которой бы она сама никогда не попросила. — Ты можешь мне доверять. Я твой мастер, и, если ты хочешь что-то знать — спрашивай меня. Если тебя что-то волнует — делись со мной. Все зависит от того, насколько сильно ты позволишь себе стать частью этого мира, — Карлая чувствовала проницательность Мередит и верила ей. Генерал была женщиной, в которой скрывался ум и опыт, наращенный годами проб и ошибок. Ученица кивнула, давая понять, что запомнит это.***
Карлая стояла на одном колене, погрузив руки в желеобразную массу. Она стояла у небольшого бассейна — «целительная купель», как назвала это генерал Клинсаль. Руки горели огнем, а она опять опаздывала на первый урок. Буквально пару дней назад Мередит показала это место — гвардейский лазарет. Здесь было все, что могло оказать быструю медицинскую помощь воину. И самое главное — целительная купель. Карлая не запомнила всех сложных слов и формул, которые ей рассказала генерал, просто запомнила, что именно эта купель может залечить любые раны крайне быстро. Карлая зашипела, когда, достав руки и перевернув ладони вверх, она увидела несходящие красные ожоги. Она уже пять минут пыталась унять боль и привести ладони в норму, но даже купель была бессильна. — Поверить не могу, — процедила она, — просто поверить не могу, — тихая злоба быстрее разгоняла кровь по жилам. Вместо того, чтобы показывать достойные результаты своему мастеру, Карлая то и дело садилась в лужу или на песок. Причем она делала это с таким грандиозным размахом, что ей бы позавидовал любой лицедей. — Чтоб вас… — тихо ругнулась она, — понимая, что снова опаздывает на урок с генералом. Карлая не могла позволить себе явиться с такими обожжёнными руками и тем более тренироваться. Она в принципе не могла представить, как снова возьмет в руки свои клинки. — Карлая, ты опоздала на урок, — спокойный голос заставил спину Карлаи покрыться мурашками. Генерал в вопросах времени была крайне щепетильна. По ней можно было сверять часы, и каждая секунда у нее была расписана. Если Карлая опаздывала хоть на минуту, генерал уже была занята другим делом. Она ценила время, уважала его и пыталась привить это уважение своей подопечной. Ученица же относилась ко времени крайне безалаберно. И Рифт подозревала, что это не нравилось Мередит. Хоть мастер ни единым словом не выдавала своего недовольства, Карлая порой чувствовала в воздухе легкое раздражение, когда она снова и снова опаздывала, не делая никаких выводов. — Почему ты не пришла вовремя на урок? — Решила осмотреть гвардейский лазарет, — ядовито ответила ученица, прежде чем успела прикусить язык. Опять, опять и снова ее мастер застает ее в момент слабости. «Это моя карма — стоять перед ней на коленях», — обреченно подумала Рифт. Она не могла принять мысль, что перед Мередит ей не нужно играть какую-то роль. Она воспринимала ее как своего профессора на экзамене. Их спарринги она расценивала как сдачу экзамена, к которому она должна была подготовиться. У Карлаи был хорошо развит синдром «отличницы». Всегда быть первой, быть лучшей. И до прилета на Киллан ей с легкостью удавалось соответствовать ему. Сейчас она едва ли дотягивала до слабой троечницы. Генерал окинула лазарет взглядом. Шкафчики были открыты, на столе вперемешку стояли чуть ли не все порошки. Мази, жидкости — все они стояли как попало. У Мередит была идеальная визуальная память, поэтому заметить хаос, царящий во всегда сдержанном лазарете, не составило труда. В воздухе остро пахло сухими травами и озоном. Карлая явно что-то искала. В спешке и раздражении. Она сидела к ней спиной, склонившись над купелью. — Ты бросила свои клинки на арене. Непозволительно так обращаться с оружием. Мы уважа… — Да знаю я эти правила, — вдруг резко оборвала ее Карлая. Мередит поджала тонкие губы. Во-первых, ее никто не смел перебивать, а во-вторых, кто-то явно встал не с той ноги. При всем своем упрямстве Карлая еще ни разу так резко с ней не общалась. — Я знаю все эти правила, Мередит. Не нужно мне их рассказывать по сто раз. Я с первого раза все прекрасно поняла, — более спокойно добавила Карлая, — просто не успела их убрать на место. — Что случилось? — Мередит глубоко вздохнула. — Да так… Мередит села рядом с ней, властно взяв за кисть и силой развернув к себе ладони. — Что с руками? — Обожгла. — Где? — Карлая молчала. Мередит смотрела на красные ладони и длинные пузыри на пальцах. Она еще сильнее поджала губы, оставляя вместо них тонкую ниточку. — Давно ты держишь руки в купели? — Минут пять, десять, — Мередит достала обе руки из купели и встала, потянув за собой Карлаю. Ей не нравилась картина. Совсем. — Это необычные ожоги. Купель их не лечит. Карлая, что случилось? Где ты их получила? — ученица повернула голову, улавливая в голосе мастера тревогу. — Вы мне не поверите, если я расскажу… Пару часов назад Карлая пришла в зал тренировок, гораздо раньше, чем было нужно. В последнее время ее терзали ночные кошмары. Впрочем, кошмарами это трудно было назвать. Просто каждую ночь она просыпалась в холодном поту от картины собственного сожжения и четвертования перед глазами. С того момента, как они с Мередит скорректировали ее нагрузки, она начала больше уделять времени урокам концентрации и дыханию. Ее главной задачей было фокусировка внимания на своих мечах в купе с дыхательными упражнениями. Она посетила лишь пару-тройку уроков, но и этого хватило, чтобы каждую ночь ее начали одолевать картины уничтожения собственного тела. Боль, которую она при этом чувствовала, была такой же реальной, как и если бы это происходило наяву. Ей снились клинки Ока. Они были сплошным блестящим вращающимся кругом, который кромсал, калечил, отрезал конечности и лишал ее жизни. Вместо крови женщина чувствовала, что из ее ран течет раскаленная лава, из порезов вырываются языки пламени. Клинки делали из ее тела решето. Иногда это были просто раны, а иногда ее словно протыкало раскаленное железо. Ей хотелось кричать, но к губам будто подносили огромный ком ваты, который глушил любые звуки. Каждую ночь боль, которую она пережила на арене, воскресала в ее снах. Каждую ночь были пробуждения в холодном поту, а места, отмеченные во сне порезами и ранами, горели огнем. Это было невыносимо страшно. Карлаю одолевала паника, и она едва сдерживалась от звонка Трише. Ей хотелось, чтобы рядом была хоть одна живая душа, которая смогла бы привести ее в чувства. Хоть кто-то, кто сказал бы, что это лишь кошмар. Сегодня утром Карлая пришла на тренировку с твердым намерением доказать себе, что ее оружие — это просто кусок стали. Что ей нечего бояться, и что все ее страхи — это всего лишь плод перегруженного и воспаленного воображения. «Нужно больше отдыхать. Нужно расслабляться», — твердила она себе каждый вечер, падая на кровать не подгибая ног. Зайдя в зал, она кинула взгляд на свои клинки. «Просто кусок металла. Просто сталь. Ничего необычного. Это всего лишь кошмар. Это нереально.» Взяв в руки оружие и сжав его со всей силы, она испытала облегчение. Обыкновенные клинки, прохладная рукоять. Просто очередной кошмар, который не имел никаких оснований для реальности. Что произошло в следующую секунду, она так и не поняла. Рукоять раскалилась докрасна и обожгла ладони острой, жгучей болью, точно такой же, как во сне. Карлая с криком откинула клинки в сторону, шипя и тряся руками, стараясь остудить горящие ладони. На ладонях моментально появились следы ожога. Ужас моментально перешедший в панику заставил Карлаю шарахнуться от клинков в противоположную сторону. Первая мысль была, что она все еще спит, вторая — она сошла с ума. До начала тренировки было еще полчаса, и за это время она могла попытаться заживить свои руки и умолчать об этом крайне странном, неподдающимся логике инциденте. *** — Вот, собственно, и все, — закончила Карлая, не особо веря в то, что ей поверят. Мередит усадила ее на стул, обильно присыпая руки каким-то синим порошком. Генерал молчала. Она словно вообще не слышала того, что говорила Карлая, погрузившись куда-то глубоко в свои мысли. — Вы мне верите, генерал? — не выдерживая напряженного молчания, спросила Карлая, чувствуя себя последним идиотом. — Да, — не спеша ответила генерал, — посиди так с ладонями вверх, не стряхивая порошок. Она подошла к клинкам ока и провела пальцами по их рукояти и лезвию. — Что… Что это было, генерал? — Оружие предупредило тебя. — Что? — с сарказмом переспросили ее. — Ты не готова к нему. И не готова им владеть, — спокойно заключила генерал, поворачиваясь к ученице и смотря на нее сверху вниз каким-то задумчивым взглядом. — Как это? В каком смысле не готова? — Чтобы владеть оружием, мало его держать в руках. Нужно понять его волю, слиться с его сущностью. Тогда клинок и воин становятся одним целым. Для этого нужно, чтобы сила одного и воля другого совпадали. Если воля клинка сильнее воина, оно ведет себя так, как повело с тобой. Если сила воина больше воли оружия, то клинок становится всего лишь куском металла, которым размахивают без знания. — Но оно меня выбрало! — запальчиво ляпнула Карлая и прикусила язык. Она проболталась о том, что почувствовала с самого начала. Мередит облокотилась на стол, скрещивая руки на груди. — В тот момент ты отчаянно нуждалась в защите и помощи, и оружие тебе предоставило и то, и другое. Ты не сопротивляясь приняла его, дала его воле выйти через себя. Оружие вело тебя. Ты позволила ему проявить свой характер через себя. Твоей силы было недостаточно, чтобы слиться с оружием воедино. Когда воля оружия покинула тебя, она оставила на тебе свой след в виде замедленной регенерации. Воля любого оружия, если воин не в состоянии справиться с ней и дать ей свою силу для появления узла, который скрепляет их воедино, оставляет след. Связка силы воина и воли клинка очень гармонична сама по себе. Они оба дополняют друг друга. Но если этого нет, воля клинка может разрушить воина. Тем более такая сильная, как у твоих клинков Ока. — Какая-то жестокая воля у оружия, — мрачно ответила Карлая. — Она не жестокая, просто твоих сил не хватает, чтобы образовать со своим оружием прочную связку. Клинки Ока признали тебя как своего покровителя, но ты еще слаба, чтобы принять оружие полностью. Сейчас ты анализируешь, поддаешь логике все, что видишь. На арене ты не думала, ты действовала. Ты подчинилась воле клинков, это тебя и спасло. Если бы ты попробовала сопротивляться, оно бы сломало тебя, как физически, так и психически, — порошок с рук Карлаи ссыпался ей на ноги. Мередит подошла, чтобы насыпать новую порцию на ладони. — То, что оружие предупредило тебя, и есть проявление его благосклонности. Оно предупреждало тебя и во сне, но, когда ты не поняла этого, решила силой взять его, оно дало о себе знать. — Генерал, вы так говорите, словно оружие… живое, — с некоторым замешательством произнесла Карлая. То, что было с ней на арене, перекликалось с тем, что говорила мастер, и это ее пугало. Это было не ее выдумкой, это было реальностью. — Килланцы верят, что каждое оружие — это частичка матери Киллана, той, которая дала ему жизнь и обучила будущих воинов воинскому делу. Оружие — это проявление ее самой. Для Карлаи это прозвучало как бред. Она не привыкла, чтобы к таким вещам относились серьезно. В ее прошлой жизни к таким рассказам относились как к байкам, историям на ночь, чтобы дети засыпали. К этой бы она отнеслась точно так же, если бы не ожоги на ладонях и не поддающиеся объяснениям события. То, что говорила Мередит, объясняло все, что с ней произошло и не только сейчас, но верилось в это со скрипом. — В это трудно поверить, — наконец проговорила она, наблюдая, как Мередит равномерно размазывала порошок по ее ладоням. — Ты скоро к этому привыкнешь. На Киллане ко многим вещам отношение не такое, как на Земле. — И что мне теперь делать? — Оружие пока что будет храниться у меня. Будет лучше, если ты пока что с ним вообще никак не будешь соприкасаться. — А как я его получу обратно? — Думаю, ты сама поймешь, что готова с ним воссоединится. Пока тебя пугают огонь и боль, даже не думай о нем. Я позабочусь о клинках, не переживай. Со мной они в полной безопасности, — они немного помолчали. Мередит полила руки какой-то жидкостью и ладони задымились. Больно не было, наоборот, нестерпимый жар спал, а пузыри ожога ушли, оставляя лишь воспаленную нежную кожу. Генерал достала мазь и начала осторожно втирать ее в ладони, игнорируя, что Карлая каждый раз пыталась вырвать ладони из ее пальцев. Наемница не привыкла, чтобы к ней кто-то прикасался без ее разрешения, и вообще чтобы кто-то так просто и легко нарушал ее личные границы. Кроме того, отголоски прошлого не спешили ее оставлять. — Тебе неприятны прикосновения? — Мередит проницательно посмотрела на Карлаю. У собеседницы аж горло сжалось. — И да, и нет, — тихо ответила она. — Потерпи немного. Мазь уймет боль и поспособствует более скорому заживлению, — они немного помолчали. Карлая как завороженная смотрела, как ловко генерал растирала мазь по ее ладоням. — Почему ожоги не смогла вылечить купель? Мередит не торопилась с ответом. Смотря на нее сверху вниз, на ее гладко убранные волосы, Карлая словила себя на мысли, что удивлена, что генерал так спокойно ухаживает за ней. С осторожностью и уважением. «Где генерал с ее положением, и где я?» — Твои ожоги необычные. Если бы ты просто обожгла руки, купель бы вылечила их. Твои раны сродни магическому ожогу. Такие следы нельзя вылечить обычным способом. Порошок, мазь — они не лечат. Не восстанавливают твой кожный покров. Они лишь обеззараживают и снимают болевой синдром. Тебе придется самой заживлять эти раны. Сколько времени потребуется на это — зависит от тебя. — Вы с таким уже сталкивались? Мередит подняла голову, смотря на Карлаю внимательным взглядом. — Нет. — Почему… почему это происходит со мной? — Мередит встала с колен, вытирая руки от мази. — Потому что ты сама притягиваешь эти ситуации. Ты прикладываешь много усилий, чтобы быть, как все, тем самым выделяя себя. Кроме того, ты сама по себе необычна. И все, что с тобой происходит, так или иначе выбивается из общего понимания, — мастер говорила это спокойно, но одного ее мимолетного взгляда хватило, чтобы Карлая оробела. «Эмрийская кровь…» — А вам… Вам Клинки не сделают такого? — спросила ученица. Мередит впервые едва улыбнулась. — Нет. Мы с ними договоримся. — Каким оружием мне теперь тренироваться? Тренировки отменяются? — в голосе прозвучала нотка надежды. Мередит не спешила с ответом. Она думала. — По праву победителя, оружие твоей противницы досталось тебе, так? — утвердительный клинок. — Попробуй почувствовать его. — Еще чего, даже не подумаю, — с ходу обозлившись заявила Карлая. — Оружие и его покровитель часто разные миры. То, что меч принадлежал твоей сопернице, не значит, что он такой же, — Карлая скривилась. — Ну и как же называют этот меч? У меня клинки ока, а это какой? — Мередит перестала вытирать руки и начала методично и ровно расставлять все порошки и мази по местам. По тому, как все расставляло по местам, было понятно, что Клинсаль педант. — Его знают как меч милосердия, — Карлая зашлась ироничным смехом. — Серьезно, что ли? Меч милосердия? У Кайяны? Боже, да вы просто Боги сарказма, — Мередит повернулась к ней, серьезно смотря на нее. Карлая закашлялась и замолчала. — Отношения покровителя и меча — это личное. Килланцы относятся к этому типу отношений с трепетом и почтением. То, что Кайяна так себя вела, не значит, что воля меча совпадала с ее желаниями и силой. Может быть, она проиграла именно потому, что клинок не захотел находится под ее покровительством, — Карлая фыркнула, сгибая и разгибая пальцы. Она не верила, и Мередит чувствовала это. — Кайяна и ее меч не одно и тоже. Ненавидеть клинок за то, что он причинил тебе боль, все равно, что желать смерти ребенку, родитель которого оскорбил тебя. Это два разных мира, возможно, несвязанных между собой. Твои отношения с Кайяной только ваши личные. Никто больше здесь не задействован. Карлая вздрогнула. Мередит сказала тоже самое, что и она недавно своей тетке. Только она не думала, что к оружию это тоже относится. — Если Кайяна вообще была на что-то способна, кроме унижений и властолюбия, — Мередит, расставив все по своим местам, повернулась к Карлае. — Выбор за тобой. Но я бы на твоем месте подумала над этим. Пока у тебя не заживут руки, я освобождаю тебя от тренировок. Будешь приходить только на мои уроки концентрации. Постарайся, пожалуйста, быть вовремя, — она развернулась, чтобы выйти из лазарета, когда ее окликнула поднявшаяся следом Карлая. — Мастер, почему вы думаете, что у нас что-то получится с клинком? Мередит повернулась, отметив, что впервые Карлая к ней обратилась как к учителю. Она чуть улыбнулась. — Задай этот вопрос ему сама.***
Костер. Ночь. Теплый ветер. Алмазная россыпь звезд на ночном небе. Карлая сидит у костра, закутавшись в черный плащ, под которым ничего нет. Она не хочет, чтобы кто-то видел ее наготу. Ей неловко перед ночью. Ей нравится здесь. Здесь безопасно. Свободно. Спокойно. — Ждешь кого-то? — из-за спины появляется обнаженная женщина. У нее стальные глаза. Твердый взгляд в самую душу. Тело расписано линиями, которые заменяют одежду. Руки, грудь, бедра. Широкая, красная полоса начинается где-то у корней волос и, спускаясь спиралью, заканчивается у самых пяток. Карлая заворожено смотрит на эти изгибы, чувствуя, как теплеет ее тело. Она не в силах оторвать взгляда от линий. — Нравится? — молчание. Карлая поглощает красоту глазами. — Можешь коснуться их, — голос теплый, как кровь. Карлая опасается дотрагиваться до этой женщины. Она чувствует соленый привкус на губах. Он вязкий, соленый. Она боится, что это обожжет ее. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Карлая не хотела встречаться с ней. Она ей почему-то не нравится. Но чем дольше она смотрит на нее, тем больше чувствует расположение к ней. — Боишься. Хорошо. Мы просто посидим у костра, — собеседница садится прямо напротив Карлаи, скрещивая ноги и руки, так что ее тело полностью открыто для взора. Рифт всматривается в рисунок — он живой. Перетекающий как волны. Она всматривается в тело — оно живое. Полное силы и красоты. Чистоты. Она всматривается в изгибы рук, бедер, ног — они изящны. Пропорциональны. Линии мерцают в языках оранжевого пламени. От них исходит синеватое сияние. — Эта линии могут стать твоими. Просто позволь им растворится в тебе. Просто позови меня, и я стану на твою сторону. Я знаю, ты хочешь, чтобы мы были вместе. Ты желаешь этого в укромном уголке своего сердца. И ты тоже это знаешь. Мы с тобой встретились раньше, чем я попробовала тебя, — борьба. Страсть и страх. Боль и желание. Отторжение. Тень. — Не думай о том, что было. Бери то, что есть. Тебя тянет ко мне. Как и меня к тебе. Мы связанны кровью. Мы связанны болью и жизнью. Ты — ключ к нашему полету. Я дверь в другое. Я могу дать тебе то, что ты просишь. Мы должны стать единым целым. Отторжение. Страх. Паника. Костер гаснет.***
Костер. Ночь. Теплый ветер. Изумрудная россыпь звезд на ночном небе. Карлая сидит у костра, скинув плащ до пояса, обнажая тело. Она хочет, чтобы ночь коснулась ее. Ей нравится здесь. Здесь безопасно. Свободно. Спокойно. — Ждешь меня? — нагая женщина подходит к ней со спины, едва коснувшись обнаженного плеча Карлаи. Стальные глаза обдают жаром. Красные линии еще более отчетливые. Они пульсируют, наливаются кровавым цветом. Они переливаются. Карлая смотрит на них. Протягивает руку, касаясь рисунка на ноге, и медленно доводит пальцами до стоп женщины. — Мне нравятся твои прикосновения. Они чистые. В тебе нет страха. Ты другая. В тебе есть то, чего нет ни у кого. Я хочу прикоснуться к этому. Я обогащу твой свет. Он станет многогранным. Их взгляды встречаются. Зеленый изумруд и сталь. Искры костра вспышками освещают их лица. — Не веришь. Остерегаешься. Мы посидим рядом, — она садится плечом к плечу к Карлае. — Хочу коснуться тебя, — нагая проводит пальцами по рукам, плечам, ладоням. Она целует ладони. — Место, где мы встретились. Отголоски боли. Ужас. Паника. — Не бойся. Я не возьму большего, чем ты можешь мне дать. Я не буду тебя калечить. Я хочу идти с тобой, а не уничтожать тебя. Ты нужна мне. Всегда нужна была. Мы обе выросли для этой встречи. Сомнения. Подозрения. Недоверие. — Тебе нужна сила. Тебе нужна защита. Опора. Я дам тебе это. Просто прими меня. Сделай меня частью себя. Интерес. Любопытство. Пауза. — У меня нет узлов. Ты будешь моим первым узлом. Я хочу этого. Я подарю тебе возможности. Время. Больше времени. Сомнение. Костер медленно гаснет.***
Костер. Ночь. Теплый ветер. Рубиновая россыпь звезд на ночном небе. Карлая сидит у костра, обнажив тело. Она хочет, чтобы ночь вошла в нее. Ей нравится здесь. Здесь безопасно. Свободно. Спокойно. — Ты ждала меня, — нагая женщина прижимается к ней со спины. Тепло. Жар. Узнавание. Любопытство. — Тебе нравится, — горячий шепот на ухо. — Встань. Взгляни на меня, — Карлая поднимается на ноги, оставляя плащ у костра. Она смотрит в глаза женщине, видя там лишь расплавленную сталь. Линии меняются. Первое прикосновение к животу, груди, шее. От тела исходит жар, несильный, приятный. Умиротворяющий. — Я не причиню тебе вреда. Наш огонь будет един. Сила. Радость и удивление. Пальцы Карлаи втянуты в рубиновые волосы женщины. Они шелковистые. Ей приятно. Радостно. Она нашла то, что искала. — Почувствуй меня. Открой свое сердце огню. Услышь меня, — нагая медленно двигается, как в танце. Карлая не может убрать руки от волос. Они вросли в кожу головы обнаженной. Она начинает двигаться вместе с ней. Страх? Нет. Любопытство. Ей хочется узнать, что за той гранью. Что она может ей открыть. Она нравится ей. Нравилась с самого начала. Шанс? Да. — Закрой глаза. Почувствуй все, — Карлая закрывает глаза, чувствуя тепло обнаженной женщины, нежность стальных глаз и простор пустыни. Ее обволакивает покой. Тот самый, который уже был однажды. Ей хорошо. Она знает, что здесь ей ничего не грозит. Рядом… — Кто ты? — Зови меня Шани. Шани танцует в такт с Карлаей. Их тела тесно соприкасаются друг с другом. Между ними пробегают синеватые разряды. Они не болезненные, лишь приятно щекочут тело. — Если ты примешь меня, я стану частью тебя. Я всегда буду рядом. Незримо и мысленно. Я буду помогать тебе. Если ты позволишь мне, я покажу тебе то, что ты ищешь. Мы обе будем идти по этому пути. Сомнение. Что было до этого? — Не думай. Не сомневайся. Мы росли для этой встречи. Ты должна была прийти, а я должна была вкусить тебя. — Почему именно так? — Так сложились обстоятельства. Ты доказала, что достойна меня. Как и я тебя. Ты выросла, стала сильнее. Ты обрела возможности. Их танец становится более страстным. Карлая взяла инициативу на себя, прижимая к себе тело нагой женщины, ускоряя темп. Песок под ногами мягкий, как шелк, летит от их движений в ярко горящий костер. Чем быстрее движения, тем выше они поднимаются в воздух. Карлая чувствует глубину, которая наполняет ее. В ней словно раскрывается целая вселенная. Многогранная, переливчатая, ароматная. Она втягивает ее сущность в себя. Она перестает ощущать себя как тело. Есть только безграничный простор, космос, который постепенно заполняется теплом, вязким, соленым. И теперь уже приятным. Красные линии с тела Шани начинают медленно перетекать на тело Карлаи, они начинают переливается синим светом. Глубина. Пульс. Такт. Нет костра. Нет пустыни, они единственные на фоне алмазных, изумрудных и рубиновых звезд. — Прими меня, — отдается в ее ушах мягкий шепот. — Прижми к себе. Я часть тебя. Твой узел и часть твоего мира, — слова замирают в голове Карлаи как первый поцелуй на губах. Она сильнее прижимает к себе обнаженную женщину, чувствуя, как она входит в нее, сливается с ней в одно целое. Карлая проникает сквозь ее кожу, дотрагивается до ее сердцевины. Живой пульсирующий рубин. — Ты можешь коснуться его. Не бойся. Он соединит нас. Коснись меня пальцами, взглядом, слухом, дыханием. Коснись меня губами. Шани мягкая, тягучая. Она заполняет собой все тело Карлаи. Она все больше растворяется в Карлае. Страх. Испуг. — Я не уйду. Я буду с тобой. Внутри тебя. Карлая стоит напротив потухшего костра, угли которого мерцали бархатным цветом. Подняв пальцы к глазам, она увидела, как от них подымается легкий дым. От всего ее тела поднимался пар. Ей было тепло, приятно. Умиротворенно. Она была защищена. — Мы с тобой одно целое.***
Карлая открыла глаза, лежа на кровати, залитая синими лучами луны. Сон был таким явным и таким живым, что от осознания, что это была не реальность, стало немного грустно. Три ночи подряд ей снился почти один и тот же сон с разными вариациями, но сегодня… Сегодня ночь была невероятная. У нее не болели мышцы, тело словно наполнили живительной жидкостью. Она ощущала странный покой. Взгляд упал на меч Кайяны, который стоял прислоненный к креслу. Лунный свет, проходя через рубин, кидал красноватый оттенок на пол. Из-за этого казалось, что на нем разбрызганы капли крови. Карлая почувствовала, что боль с ладоней ушла. Она достала руку из-под подушки. Кожа полностью зажила, и на ней не было никаких отпечатков от ожогов. Она вспомнила, как переплетала пальцы с нагой женщиной из сна. Как та горячо прижала ее руки к своей сердцевине. Как они слились в едином страстном танце на фоне космоса. Взгляд метнулся к мечу, а затем к кинжалу. Рубин. Рисунки. Стальные глаза. Все встало на свои места. «Быть того не может… Правда?» Она выскользнула из-под одеяла, босыми ногами прошлепав к мечу. Нужно было только взять в руки. Карлая кончиками пальцев провела по рукояти и камню. Легкая дрожь пробрала ее. Что-то затрепетало в ней в предвкушении. Она взяла его в руки, положив ладонь на ножны. — Шани, — задумчиво сказала она, — уж не тебя ли так зовут, женщина из моего сна? — на губах расцвела улыбка, когда гибкие пальцы обхватили рукоять вытаскивая меч из ножен