***
… сидела на ступеньках у здания суда. Было не просто холодно, а так, что все тело промозгло до костей. Мелкая снежная морось пыталась покрыть все поверхности тонким слоем снега, который, впрочем, моментально таял, стоило ему соприкоснуться с асфальтом. Карлая успела продрогнуть до костей. Весенняя куртка не грела точно так же, как и обувь со штанами. Она обхватила себя руками, съёживаясь и пытаясь удержать в себе остатки тепла. Живот давно выдавал голодные рулады, и это лишь усугубляло её мрачное настроение. Перспектив на горячий обед не было. На работу тоже. Всё, что сейчас Карлае светило — это прозябание в поисках дешёвой подработки, и осознание такого будущего вгоняло в самую настоящую депрессию. Суд, на котором она присутствовала, выдернул из её обычного ничегонеделания только для того, чтобы сказать, что все обвинения с неё сняты из-за нехватки улик, и что она может быть свободна. От себя судья добавила, что если она ещё раз увидит Карлаю на скамье подсудимых по обвинению в непредумышленном убийстве, то на свободу Рифт больше не вернётся. Видимо, у судьи день был таким же паршивым, как и у Карлаи. — Эй, красотка, так и будешь сидеть и охлаждать пятую точку? — рядом с ней послышался прокуренный голос. Карлая подняла голову, увидев перед собой женщину лет сорока с крашеными в блонд волосами и одетую в чёрное тёплое пальто, под которым виднелась леопардовая рубашка с чёрным жилетом. От неё вовсю разило душным парфюмом. Что-то вроде лаванды и ещё какой-то гадости, от которой чесалось в носу и хотелось чихнуть. Что, собственно, Карлая и сделала, вытерев нос потёртым рукавом куртки. «Мерзкий запах». — Тебе какое дело? — огрызнулась она, окинув её недружелюбным взглядом. Женщина пожала плечами и прямо в пальто села рядом с ней на ступеньки. — Мне? Никакого. Только я вижу, что симпатичная девушка гробит свою жизнь почём зря. — Вы обо мне ничего не знаете, — зло прокомментировала Карлая, отодвигаясь от неё подальше. От прикосновения к заледеневшему камню, из которого были сделаны ступеньки, её пробрал озноб, а зубы едва ли не застучали от холода. «Господи, лаванда так не воняет, какую мерзость они в эту бурду намешали?» Запах духов был не просто душным — от него начинало тошнить. Женщина неторопливо достала из золотого портсигара сигарету, такую же золотую зажигалку, чиркнула ею и неторопливо закурила. — Будешь? — предложила она Карлае, но та отрицательно помотала головой. — Два обвинения в ограблении и подозрении в непредумышленном убийстве. Тебе двадцать два года. Многовато вызовов в суд для твоего возраста, — наконец меланхолично ответила женщина, выдыхая дым через нос и искоса смотря на девушку, которая сверлила её глазами. — Вы коп, — утвердительно заявила Карлая. — Почему сразу коп? Просто я очень наблюдательная. Я тебя уже третий раз вижу в суде, — видя, как оскалилась девушка, женщина хрипло рассмеялась, запрокинув голову. — Расслабься, я просто состою в присяжных и была на всех твоих делах. Сложно не запомнить такую простую информацию. Кроме того, работа присяжным неплохая практика, если хочешь понять логику правосудия. Карлая фыркнула, гордо вскинув голову. — Чего тебе надо? — не особо церемонясь, спросила она. Голод, холод и скверное настроение делали из неё крайне неприятного собеседника. — Сразу к делу? Мне нравится такой подход. Скажем так, я могу предложить работу, — и женщина хитро улыбнулась, обнажая идеально белые зубы. — Кем? Проституткой? Торговля наркотой, внутренностями? — Неужели я похожа на того, кто практикует подобное? — обиженно насупилась дама. — Хуже, — отворачиваясь, буркнула Карлая. — Ты похожа на ту, которая лезет не в своё дело, — мрачно добавила она, кидая на неё усталый взгляд. Женщина широко улыбнулась, а Карлая, которой уже порядком надоел этот разговор, встала, сильно ссутулившись, отряхнула брюки и пошла восвояси. Глядя на одетую в поношенную одежду фигуру, которая словно хотела оказаться как можно ниже к земле, незнакомка тихо хмыкнула и поднялась. Зажав сигарету в зубах, она в несколько широких шагов догнала Карлаю и, обогнув её, встала у неё на пути. Девушку можно было бы назвать красивой, если бы не чрезмерно впалые щёки, горбатый нос и острые скулы на бледном лице. Она выглядела как лысый стервятник, который зло и голодно смотрел на уходящую из-под носа еду. — Очень невежливо отказывать, даже не дав мне закончить. — С любовником будешь кончать, — буркнула Карлая, намереваясь пройти дальше, но дама, наклонившись вбок, загородила ей дорогу. — Не так быстро, милая, — она вытянула визитку из заднего кармана джинсов и затушила об неё сигарету. — Приходи по этому адресу. На входе покажи визитку. Работа, которую я тебе предлагаю, несложная. А будешь хорошей девочкой, никто и обижать не станет, и деньги неплохие получишь. Рекомендую подумать. Если не понравится — откажешься. Можешь мне верить, — и смотря на неё, Карлае как-то с трудом верилось, что эта женщина — с таким дерьмовым вкусом в духах, с ярким макияжем и с перстнями на каждом пальце — сдержит своё слово. — Хорошая у тебя фигура, — кинула дама через плечо, подмигивая Карлае. Всё произошло так быстро, что Карлая не успела даже высказать своего «фи». Она исподлобья смотрела в спину удалявшейся женщине, всё ещё держа в руках визитку. — Обойдёшься, сучка, — процедила она сквозь зубы, но визитку, смяв, засунула в карман куртки.***
Придя в свою комнатушку, Карлая села на продавленную, скрипучую кровать. В чём-то та женщина была права. В свои двадцать два года Карлая уже три раза успела побывать в суде и каким-то чудом выходить из него оправданной. Прошло два года со смерти матери, а Карлае казалось, что больше. Корпорация отказалась платить за апартаменты, в которых они жили с матерью, аргументируя это тем, что такая льгота была предоставлена только Ламии, и очень скоро Карлае пришлось съехать в дешёвый мотель, в котором разве что тараканы не трахались. Трагедия на шахтах произошла почти сразу после того, как Карлая закончила учёбу, а вся последующая кутерьма с переездом и событиями в мегаполисе очень быстро заставили Карлаю повзрослеть и сурово, хоть и с присущим ей подростковым максимализмом, смотреть на мир, в котором она видела своего врага. Чтобы выжить, ей пришлось браться за любую работу. Чего только не было в её списке: и уборщица, и горничная, и грузчик, и посыльный, и многие другие немаловажные, но не почитаемые и низкооплачиваемые работы. Один раз она даже попробовала себя в роли помощника повара, но после того как спалила кухню, поняла, что это не её, и больше к готовке не притрагивалась. На хорошую работу без навыков, да ещё и с такой скандальной историей жизни, её не спешили брать, а на тяжёлой, но хорошо оплачиваемой конкуренция была дикой. Пару раз ей всё же удавалось устроиться на стройку, но долго она там не продержалась. Люди словно чувствовали, что она не из них числа, и постоянно подстраивали ей пакости: начиная от мелкого вредительства её инструмента и заканчивая открытым столкновением. В конечном итоге руководителям было проще попросить её уйти и тайком дать взятку, только чтобы среди людей не вспыхнул бунт. Забастовки очень жестоко карались со стороны корпорации, вплоть до тюрьмы для всех, кто в них участвовал. Совсем отчаявшись, Карлая решила поддаться на уговоры её знакомых, с которыми она пересеклась на одной работе по доставке еды. Парни были шустрые, смышлёные, горячие. Они, видя, что Карлая не против разжиться лёгкими деньгами, взяли её в долю с тем условием, что пару дней после ограбления ювелирного она подержит у себя украшения. Потом они это всё продадут на чёрном рынке, и все будут в выигрыше. То ли по глупости, то ли по наивности, поддавшись на красноречие парней, Карлая согласилась на эту аферу. Сейчас, уже с запятнанной репутацией, она понимала, что это было самым глупым и недальновидным решением. Тогда ограбление прошло как можно хуже. Парней взяли с поличным, не успели они даже выйти за двери магазина. Обоих в свои стальные руки загребло правосудие, отправив их в колонию строгого режима, так как оказалось, что это не первый их поход и не первая попытка заработать лёгкие деньги. Карлаю спасли только железное алиби и слишком большой список претензий государства к тем двоим. Второй раз всё прошло хорошо, но Карлаю засветили камеры, и ей удалось выкрутится только потому, что нашла себе свидетелей, которые подтвердили, что в это время она была дома, а на камере был кто-то другой похожий на неё. На этом дело и замяли. На третий раз всё закончилось даже не начавшись. Она слишком сильно толкнула любопытного свидетеля, который, поскользнувшись на льду, упал, раскроив себе череп. Её напарник, увидев это, заверещал как недорезанная свинья, моментально привлекая к себе внимание. Через пару часов Карлая в наручниках уже сидела за решеткой, пока выяснялись все обстоятельства. Так как свидетелей не было, а её напарник просто испарился, то судья из-за нехватки улик списала это на несчастный случай. Сидя перед лишённой любых человеческих эмоций, сухой во всех местах судьёй, Карлая подсознательно боялась, что именно сейчас каким-то образом могла всплыть история восьмилетней давности — та, в которой она убила и молча скрылась с места преступления. Наученная горьким опытом, Рифт знала, что коллапс мог поджидать именно там, где его меньше всего ждёшь. Если бы судья узнала о той истории, её дорога лежала бы прямиком в тюрьму, до конца её дней. Все эти события не придавали ей сил и уверенности в завтрашнем дне. Где-то в сердце она чувствовала, что с уходом матери свернула не на ту дорогу, которая стремительно вела её к гибели. Сидя на кровати, смотря на отвалившиеся обои, пожелтевшие и потрескавшиеся стены, на вечно протекавший кран, из которого капала ржавая вода, вдыхая запах плесени и слыша, как проститутка усиленно отрабатывает свои кредиты, Карлая поняла, что если и существует дно, то она его достигла. Оставшись сама, Карлая жила за чертой бедности. Денег едва хватало на самый дешёвый мотель и какую-нибудь еду. Поддержки, как и родных, не было. Единственный человек, на которого она могла положиться — она сама. Со смертью матери из её жизни ушёл весь воздух. Она чувствовала себя обнищавшим калекой, который в метель, сидя на дороге, клянчит копейку, чтобы не умереть от холода и голода. «Да смирись ты! Умерла и умерла! Нечего из этого делать трагедию, можно подумать, что ты так переживаешь о матери, хотя по-настоящему тебя ничего не волнует, кроме твоей тощей задницы и пустого живота». Но проблема была в том, что Карлая очень любила свою мать, и её уход стал для неё ударом топора по ногам. Она со злостью пнула бутылку. Та со звоном покатилась и разбилась о стену. Тотчас рядом послышался отборный мат, перебиваемый судорожным кашлем. Соседом Карлаи был наркоман, который большую часть своих органов продал ради дозы наркоты. — Пошёл на хуй! — рявкнула Карлая со злобой. — Без тебя тошно, мудак, — в ответ послышался ещё больший кашель, в котором выплевывались все остатки внутренностей, а потом он затих. «Хоть бы сдох», — мрачно подумала Карлая, подходя к шкафчику на кухне. Отворив его, она взяла бутылку водки и, отвинтив крышку, принялась хлебать прям с горла. После смерти матери она начала пить. Невыплеснутая боль, злость на себя, на мать, на весь мир притуплялась только алкоголем, и то ненадолго и несильно. В моменты, когда Карлая старалась напиться, она ненавидела себя больше, чем всю свою жизнь и проблемы вместе взятые. Кровь килланца не позволяла ей пьянеть даже от самого мощного человеческого пойла. «Жизнь — дерьмо. Я даже напиться не могу, как все нормальные люди. Ах да, я же не человек, мать вашу за копыто…» — часто думала она. Выпив ровно половину, как обычно, в бессмысленной попытке забыться, Карлая вытерла губы рукавом и тупо уставилась на ручку холодильника. Что ей было терять? Кроме чести, в наличии которой Карлая сомневалась, и гордости — ей было нечего терять. При всём своём образе жизни она до сих пор была девственницей и даже ни с кем не целовалась. Все подкаты к ней были либо от не особо трезвых мужей, либо от баб, при взгляде на которых тянуло минимум стошнить, максимум выколоть себе глаза. Карлая чисто физически не могла себе представить, как она ляжет с кем-то на подобии в кровать. «Это до какой степени мне надо надраться, чтобы я переспала с таким?» Она сделала глоток. Горло неприятно жгло, и Карлая поморщилась. — Дрянь какая, — процедила она сквозь зубы. Засунув руку в куртку, она достала визитку. На ней значились только адрес, написанный золотыми толстыми буквами, и след от сигареты. «Может попробовать? У меня три вызова в суд — о хорошей работе можно и не мечтать, — мутная история с шахтами и никаких рекомендаций. Видимо, мне светит только панель…» — Карлая поняла, что больше всего сейчас ей хочется забыться от всего этого кошмара. Она вылакала последние остатки водки и, швырнув бутылку в мусорку, пошла приводить себя в порядок.***
По адресу, который был указан на визитке, Карлая нашла клуб. Внешне он выглядел не то чтобы презентабельно. Единственное, что в нём было выдающегося — это яркая неоновая вывеска и небольшая очередь на вход. У дверей её встретили два бугая, которые напоминали две восковые фигуры. Карлая попробовала войти, но её остановила тяжёлая мужская рука, которая одним движением могла сломать ей ключицу. — Полегче, приятель, — сказала Карлая, показывая визитку. Охранник посмотрел сначала на визитку, потом на девушку, потом снова на визитку и, коротко кивнув головой, впустил её внутрь. Карлаю сразу окутала атмосфера тяжёлых, приглушённых битов, ароматы кальяна, травы и дорогого алкоголя. Стены клуба были отделаны чёрной и красной кожей, поверх которой висели портреты обнажённых женщин. В кожаных креслах, расставленных по периметру зала, сидели люди. На столиках стояли искусственные цветы орхидей, салфетки и бокалы с напитками. Кое-где были и подносы с дорогими фруктовыми, рыбными и мясными закусками. При виде таких яств Карлая сглотнула слюну. Живот заурчал. Она заворожённо смотрела, как одна дама, взяв с подноса банан, почти полностью заглотила его, не сводя пристального взгляда с мужчины, который был, как весьма впечатлён этим зрелищем, так и довольным. Женщина неторопливо положила свою узкую ладонь ему на брюки. «Да это же бордель!» — подумала Карлая, придя в себя. Только сейчас она заметила, что почти все присутствующие занимались тонким и не очень сексом. Первым желанием у неё было развернуться и уйти. Страх колотился где-то в животе, но только мысль о том, что ей придётся вернуться в затхлый, провонявший отель, заставила её сделать шаг вперёд. Карлая, ссутулившись, медленно пошла, оглядываясь по сторонам. Были люди чуть ли не сплошь одетые в золото, а были и поскромнее — костюм либо платье. Запах дорого одеколона, поблёскивающие перстни с камнями и печатки, дорогая обувь, часы, сигары. Все эти мелочи выдавали в них людей выше среднего достатка. Девушка в своей поношенной куртке, довольно обтрёпанных штанах и таких же мокасинах чувствовала себя пляжным отдыхающим, который случайно забрёл на премьеру в театре. Но люди были настолько поглощены своими делами и разговорами, что попросту не замечали её. «Будь что будет. Главное расслабиться, может, будет легче и не так больно», — она не обольщалась по поводу того, для чего её сюда позвали. И уже даже почти смирилась с таким положением. Она вышла к танцполу, и её затянули тяжёлые биты, которые методично выбивали ритм, пробуждая внутри что-то древнее и дикое. Только посмотрев на людей, которые двигались как в трансе, Карлая почувствовала, что ей самой хочется раствориться в этом ритме, который пульсом просыпалась в её теле. Запахи. Здесь запахи буквально сбивали с ног. Карлая даже прикрыла глаза, на секунду затаив дыхание. Острые, кислые, солёные, терпкие запахи пота и секса. Приторно сладкий, как сахарная вата, аромат лёгких наркотиков. Обволакивающий, вечно царствующий запах ни с чем не сравнимого алкоголя. Всё это смачно и добротно приправлялось самыми разными одеколонами и духами. Смешиваясь в бурую смесь, варево ведьмы, в составе которого не было разве что костей динозавров, и все они плотно и сильно заправляли общее блюдо запахов. У Карлаи начала слегка кружиться голова. Она открыла глаза, и взгляд медленно перетёк на широкую барную стойку, где стояли два бармена и две элегантно одетые девушки. Не зная, что делать, Карлая пошла к барной стойке и в растерянности остановилась, взирая на стену алкоголя. — Что будете пить? — спросил бармен — широкоплечий и гладко выбритый мужчина. — Или, может быть, желаете что-то более мягкое или кого-то? У нас роскошный выбор всего. Ваше блаженство — наше счастье. — Я… — Карлая запнулась, видя с каким любопытством на неё смотрят две девушки за стойкой. — Ищу женщину. Белые волосы, лет сорока. У неё все руки в кольцах, она дала мне эту визитку, — и положила её на стол перед барменом, придерживая указательным пальцем. Бармен только глянул на клочок бумажки и тотчас же растёкся в широченной улыбке. — Наша Донна. Она скоро спустится вниз. Вы её сразу увидите. Может быть, пока ждёте, чего-то желаете? За счёт заведения. Карлая ещё больше растерялась, но виду не подала. Не могла же она в их глазах быть настолько неумелой и зелёной. Поэтому она широко шагнула и уверенно села за барную стойку. — Ваш фирменный коктейль, и побольше, — сказала она первое, что пришло в голову. Краем глаза она заметила, как девушки прыснули в кулачки, подавив смех. Её это задело. Она повернулась к ним лицом, впечатывая их взглядом в барную стойку. Но те, увидев, что на них смотрят, приторно-сладко улыбнулись, а затем, отвернувшись, начали что-то говорить, многозначительно кивать в сторону Карлаи и давиться от смеха. Карлая внутренне стушевалась. Она кожей и носом чувствовала то снисхождение и превосходство, которое во всю исходило от барменш. Она незаметным жестом постаралась пригладить волосы, которые уже несколько недель не знали воды. Чувствовала она себя не то что ужасно — отвратительно. Даже если бы она искупалась в дерьме, она бы не чувствовала себя столь мерзко, как под давлением неприкрытого злорадства. В это время бармен, не переставая учтиво улыбаться, начал смешивать жидкости. Карлая, чтобы немного отвлечься от двух шушукающихся девушек, оглянулась. Сам по себе клуб был довольно респектабельным. Жёлтые неоновые огни, которые волнистыми линиями шли по потолку, сиреневые зигзаги на стенах, красивые женщины, танцевавшие на кубах, возвышавшихся над танцполом. Они задавали ритм танцу, красиво изгибались как змеи, и было видно, что им это приносит удовольствие. Запахи начали ощущаться сильнее. Они стали более душными, ароматными и стали притуплять чувства, сильнее обнажая желание отдаться ритмичным звукам, закрыть глаза и быть частью этой культурной оргии. Между тем перед ней возник большой бокал с оранжевой жидкостью. Карлая осторожно понюхала его и, не уловив ничего алкогольного, сделала пару глотков. Прохладный, но согревающий горло коктейль с кислинкой действительно был вкусным. Бармен уже отвлёкся на других посетителей, а Карлае оставалось только пить и смотреть по сторонам, стараясь избегать взгляда на двух барменш. Через полчаса от совершенно безумной смеси запахов, ярких световых вспышек, музыки, которая уже играла не только у нее в ушах, но и меж её внутренностей, Карлая поняла, что её на полном серьёзе тошнит. Вдобавок ко всему она унюхала мерзкую лаванду, от которой у неё вдвойне кружилась голова. — Где у вас туалет? — бармен учтиво показал прямо, а потом налево. Карлае становилось плохо с каждой секундой, и когда она добралась до туалета и вошла в кабинку, её стошнило, едва она склонилась над унитазом. Её рвало так сильно, что в помутнённом сознании мелькнула мысль, что она выблёвывает весь алкоголь, который когда-либо пила. Карлая села, чувствуя, как у неё дрожат ноги, и она просто была не в силах стоять. Перед глазами плавали жёлтые круги, а вертолёты в голове крутили мёртвые бочки, и потолок казался Карлае полом, а стены равниной. Рядом послышались синхронные приглушённые женские стоны. «Я в дерьме, я в полном дерьме. В незнакомом клубе, надравшись, как собака, без гроша в кармане, с какой-то тупой визиткой». Новый, резкий и терпкий запах секса заставил её склониться над унитазом. Её рвало желчью. «Блядские запахи. Если бы я с кем-то спала, я бы подумала, что залетела. Господи, как же мне хреново», — так она сидела над унитазом пару минут, пока мир не превратился в мутную жёлто-зелёную жижу, через которую пробивались чьи-то стоны, разговоры и везде проникающий парфюм этого места.***
Открыв глаза, Карлая обнаружила, что укрытая пледом лежит на кожаном диване в каком-то кабинете. В кабинете остро пахло свежезаваренным кофе и новой кожей. Собственно, именно эта однородность и спокойствие аромата позволили Карлае прийти в себя после череды какого-то нескончаемого бреда. Она попробовала встать, но голова с такой болью отозвалась, что она застонала. — Очнулась? — послышался знакомый хриплый голос. — Должна честно тебе сказать: пить ты совсем не умеешь, милая моя, — Карлая, не открывая глаз, почувствовала, как рядом с ней кто-то сел. — Выпей, станет легче, — ей в руку сунули холодный стакан. Карлая, не глядя, молча подчинилась и тотчас поперхнулась. — Боже, дрянь какая. Это отрава? — Не больше чем то, что ты пила, но на ноги это тебя поставит. Пей, — и последнее слово прозвучало как приказ. Карлая вновь подчинилась, чувствуя, как её выворачивает внутри. — Встань, сядь прямо, — Карлаю за плечи подняли в вертикальное положение, а головная боль в её голове каталась подобно кегли вокруг своей оси. — Что со мной? — едва шевеля губами, спросила Карлая, сидя с закрытыми глазами и давая себе клятву, что никогда больше не будет до такой степени нажираться. — У тебя, дорогая моя, отравление, — она не видела женщину, но в голосе слышала тонкую нотку издёвки и сочувствия. — Что вы мне сделаете? — Я? Ничего. Ты уже всё сделала за меня. Голос говорил ещё что-то, но мысли Карлаи путались, и она провалилась в нескончаемый эротичный бред, где танцевали голые тела, а женщины звали её разделить с ними постель. Через пятнадцать минут похмелье — если это было похмелье, — как рукой сняло. Её голова соображала ясно, из тела и головы ушла боль, и она почувствовала, как по телу разливается приток сил. — Можно воды? — уже спокойным и крепким голосом попросила она даму. Та подала ей большой стакан, и Карлая жадно припала к нему, словно никогда не пила. Вытерев губы курткой, она наконец посмотрела на даму, которая сидела на краю стола, болтая одной ногой и с интересом наблюдая за своей гостьей. — Ты сказала, что у тебя для меня есть работа, — произнесла Карлая без лишних реверансов. — О да, — женщина прикурила длинную сигарету. — Что ты умеешь делать? — тут Карлая растерялась. — Всё. — Даже если я скажу раздвинуть ноги и ублажить себя на моем столе? — ехидно спросила женщина. Девушка нахмурилась и гневно скривила губы. — Расслабься. Мне требуется помощник. Мне нужно, чтобы кто-то приглядывал за порядком, моими девочками и поддерживал хорошие отношения с VIP-клиентами пока меня нет на рабочем месте. Обычно я это делаю сама, но иногда хочется отдохнуть от этой суеты, — женщина достала сигару и, обрезав кончик, неторопливо закурила. — А с чего такая честь? — саркастично спросила Карлая. Дама стряхнула пепел с сигары и, затянувшись, спустя некоторое время выпустила ровное колечко дыма. — Ты мне кое-кого напоминаешь, — Карлая фыркнула. — Ой, да ну? Из всех живущих в мегаполисе только я тебе кого-то напомнила? Ты это сразу поняла или только с третьего раза, когда была на моем суде? Женщина продолжила молча курить сигару, не сводя пристального, внезапно ставшего внимательным взгляда. — Вы не очень похожи на женщину из ордена святой Терезы, — едко заметила Карлая — А ты на ту, у кого денег куры не клюют, — резонно заметила дама, стряхивая пепел в мраморную пепельницу. Карлая напряглась и выпрямилась в кресле. — О-о-о, какая гордость, — довольно прокомментировала дама в леопардовом, — только посмотрите на эту ярость, эту злость. Да в тебе грация обнищавшей королевы. Откуда столько спеси? Карлая сжала кулаки и наклонилась к ней. — Может быть, я и нищая, но, по крайней мере, у меня есть достоинство. А вам это понятие вообще не известно, судя по тому, что происходит у вас в клубе. Дама затянулась сигаретой. — Какая дерзость, — и в её голосе звучало, как ни странно, удовлетворение. — Нести себя как сосуд с золотом, даже когда обблевала мой туалет и валялась трупом на моём диване? Да, это надо уметь, — Рифт гневно выдохнула. Она готова была придушить эту стерву голыми руками. Она её бесила — своим высокомерием и снисходительным отношением. Скривив губы, Карлая встала во весь рост и надменным голосом процедила: — А вы только и умеете, как судить людей по внешним признакам и ситуациям, в которые они попали. На большее у вас нет чести. Собственно, как и у ваших работничков. Дама глубоко затянулась и, не переставая изучать Карлаю, склонила голову набок. — Гордая и несломленная, — наконец сухо проговорила женщина. — Именно это мне и нужно. Ещё в суде ты вела себя на удивление бойко, на грани с дерзостью. Мне это нравится. Отстаивать свою позицию, даже когда все шансы против тебя — смело. Жить в таких условиях и сохранить в себе достоинство — мастерство. Мне нужен такой помощник. Такой, который не будет поступаться своими принципами ради выгоды. Который не будет лгать в лицо и за глаза, и который не крадёт всё, что криво лежит. Карлая медлила. Ей хотелось принять предложение этой странной Донны, особенно учитывая, что платить за свою квартиру, пусть даже и такую отвратную, было нечем, а о еде можно было забыть ещё на пару дней. Но, учитывая специфику клуба, она колебалась. Пока что её никто ни к чему не принуждал, но что будет после? — Ты не ответила на мой вопрос, — твёрдо стояла на своём Карлая. — Я ведь уже ответила. Ты мне кое-кого напоминаешь, — терпеливо ответила дама. — А конкретнее? — Скажем так. Кого-то очень близкого. Карлая чувствовала, что женщина говорит правду. Пару секунд висела напряжённая тишина. Карлая смотрела на женщину, плотно сжав губы. — Если я соглашусь на эту работу, то хочу подписать полноценный контракт, где будут прописаны мои обязанности и зарплата. И никакого интима. И если поступит хоть одно предложение — я уйду. «Я, конечно, не в том положении, чтобы диктовать условия, но если меня хотят, то почему бы не назвать свою цену?» Дама довольно ядовито улыбнулась. — Нет проблем. Так ты согласна? Ещё пару мгновений Карлая колебалась, потом протянула ладонь для рукопожатия. — Да. — Вот и чудно, — весело сказала дама, сверкнув зубами и глазами. Она в ответ пожала руку Карлае. — Детка, у тебя нечеловеческая хватка, — сказала она, поморщившись от боли. — Никаких интимных услуг, никогда. Я не проститутка, — понизив голос, ответила Карлая, сжимая в ладони тонкие человеческие пальцы. — Что у тебя за пунктик такой? Мы же вроде выяснили этот вопрос? — спросила дама. — Как тебя зовут? — спросила Карлая, отпуская её руку и заметив, что от её пожатия остался красный след. — Для всех я Донна. Для тебя Екатерина, — ответила дама.***
Первым делом Донна привезла Карлаю к себе домой и велела ей как следует вымыться. — Ты, дорогая моя, воняешь так, что от тебя скоро крысы будут вешаться. Карлая вспыхнула краской и опустила глаза. Вручив ей в руки полотенце и все банные принадлежности, Донна приказала не показываться ей на глаза, пока та не приведёт себя в порядок. Зайдя в ванную, Рифт ахнула. Огромная, белая, изогнутая — в ней могли бы поместиться даже две Карлаи, и это не смотря на её рост. Она с блаженством погрузилась в неё, с восторгом намыливая волосы, щедро поливая себя водой и без устали натирая тело ароматным гелем. Она проплескалась в ванной больше часа, с тайным восторгом смывая с себя двухгодовую грязь: и не только внешнюю, но и, как ей казалось, внутреннюю. Выйдя из ванной — распаренная, счастливая, с рассыпанными по плечам волосами, которые наконец пахли не дешёвой ночлежкой, а кокосом и шоколадом, — Карлая села в кожаное кресло. Правда, не успела она как следует оглядеться, как из дальней комнаты вышла Екатерина. Она скинула пиджак и сейчас была в белой блузе и жилетке, отделанной бархатом и парчой. В одной руке она держала сигару, а вторую заложила в карман жилетки. — Вымылась? Отлично, — её голос звучал по-деловому сухо. — Встань и сними полотенце, — скомандовала она. — Прости? — спросила Карлая, думая, что ослышалась. — Встань и сними полотенце. — Зачем? — её пробрала паника. — Мне нужно осмотреть твоё тело. Там, где ты жила, подхватить заразу проще простого. Карлая мешкала. Раздеваться не входило в её планы. Видя её смущение, Екатерина вздохнула и, вынув руку из кармана, протянула её девушке, предлагая подняться. — Карлая, мне нужно осмотреть тебя. Девушка, смотря на неё колючим взглядом, нехотя поднялась и, жутко стесняясь, скинула полотенце. Она невольно закрыла пах и встряхнула головой так, чтобы волосы скрыли грудь. Она была выше своей начальницы, и та доходила ей едва ли до середины груди, но это не мешало Карлае чувствовать себя в два раза ниже неё. Взгляд Донны оценивающе и медленно скользил по обнажённой фигуре. — Господи, да ты же скелет ходячий, — вырвалось у Донны. — Ты когда в последний раз ела? Как ты вообще ещё ходишь? Неудивительно, что тебя так вынесло с одного бокала. Карлая упрямо сжала губы. Донна сделала шаг к ней и, встав на носочки, дотронулась до её шеи, ключиц, плеч. Затем провела пальцем по выпирающим рёбрам. Когда-то Карлая могла похвастаться неплохой мышечной массой, но в ходе длительных, вынужденных голодовок и отсутствия нормального питания, вся её мышечная масса быстро ссохлась. Екатерина не стесняясь дотронулась до обнажённой груди — единственной округлости, которая была на этом теле, — и обхватила её пальцами, слегка сжав, приподняв и рассматривая тёмные соски. Карлая чувствовала, что грудь чрезмерно остро реагировала на влажный фильтр сигары, на замысловатые движения пальцев, на едва заметные колебания температуры от присутствия уголька на сигарете, и хотела провалиться сквозь землю. — Хотя бы формы не пострадали, — довольно прокомментировала Екатерина. Удовлетворившись осмотром верхней части тела, Донна провела пальцами по рукам Рифт, которые больше напоминали плети, скользнула по обтянутым кожей тазовым костям и внезапно дотронулась до промежности Карлаи. Та ахнула и отшатнулась. — Ты девственница? — спросила женщина, смотря прямо в глаза Карлае и делая затяжку, но не убирая рук от её половых губ. — Что? — Я спрашиваю, ты девственница? — если бы не сумрачный свет, то можно было увидеть, как Карлая густо покраснела. Донна неторопливо раздвинула губы и средним пальцем неглубоко вошла в неё, не отрывая взгляда от лица девушки. — Да, — очень тихо ответила Карлая, чувствуя, как своими вопросами и осмотром Донна ставит её на колени. — Правда? — в голосе женщины послышалось неподдельное удивление. Она убрала руку и поднесла её к носу, обнюхивая. У Карлаи от унижения на глаза навернулись слёзы. — Фантастика, — сказала Екатерина и не спеша продолжила обследовать её тело. Она присела на корточки и сильно затянулась: так, что уголёк вспыхнул яркой искрой. Этой же рукой она потянулась к ноге Карлаи, и та, испугавшись, что Екатерина хочет затушить об неё свой окурок, шарахнулась назад. Женщина подняла на неё взгляд. — Спокойно, никто не собирается тебя калечить. Я не живодёр, — и провела руками по длинным ногам, потом встала и, обогнув Карлаю, начала осматривать её спину. Пальцы скользили по позвоночнику, затем по ягодицам, а затем и вовсе обхватили их, сжимая как фрукт. Девушка, чувствуя взрослые, совсем не невинные ощупывания сзади, которые граничили с сексом, готова была сгореть от унижения и стыда прямо на месте. Она вспомнила торги рабов, которые описывались в старых книжках. Когда тела и зубы осматривали на наличие повреждений и оценивали степень их здоровья. «Боже мой, куда я попала». Она вся съёжилась, ссутулилась, стараясь стать как можно ниже и незаметнее. Не успела она согнуться, как ей прилетел болезненный щелчок по лопаткам. — С момента как ты работаешь у меня, ты должна забыть, что такое сутулость. Выпрямись, — Карлая подчинилась, чувствуя себя малолетним нашкодившим ребёнком. Екатерина снова появилась перед её взором. — Ты совершенно здорова, хотя и худая как смерть, и, должна признать, я удивлена, учитывая условия, в которых ты жила, — Карлая стояла низко опустив голову. — Пару месяцев нормальной еды, регулярные тренировки и хорошая одежда сделают из тебя человека. Екатерина свободной рукой взяла её за подбородок и подняла голову. — Тебе нужно заняться собой. Выглядишь ты, мягко говоря, паршиво. А мой помощник не может выглядеть так, словно восстал из могилы. «Сейчас будет смотреть зубы», — подумала Карлая, и от этого сдерживаемая крупная слеза покатилась по щеке. Донна нахмурилась. — Ты чего? Ты что никогда не проходила медицинский осмотр? В том то и дело, что нет. Карлая и её мать старались избегать лишних посещений врачей. Они знали, что могло всплыть при всяких анализах, и всячески скрывали это. — Видимо, нет. Как ты жила до этого? — Карлая ещё больше сжала губы. Она злилась на саму себя, что позволила этой стерве так легко вывести себя из состояния условного равновесия. Екатерина тем временем, осторожно вытерев слезу, всё же не преминула возможности повернуть её голову в разные стороны, осматривая уши. — Покажи зубы. Карлая вложила всю свою глухую ярость и обнажила крупные, здоровые, белые зубы. — Ого какой оскал, — довольно сказала женщина. Карлая недовольно вырвалась из цепких пальцев Донны, снова опуская голову и по-бычьи упрямо смотря на будущего босса. Екатерина с внезапной осторожностью и даже какой-то нежностью коснулась её подбородка и, приподняв голову, тихо сказала: — Я вижу ярость, но не гордость, — в зрачках Донны плясало адское пламя, — ты теперь не девочка из шелудивого района, ты моя помощница, и вести должна себя соответственно своему статусу. Родные есть? Карлая отрицательно покачала головой. — Документы? Карлая согласно кивнула. — У доктора где-то числилась? Кредитные истории? Страховка? — опять отрицательное мотание головой. — Что ж, ладно, это можно оформить. Сейчас займёмся твоим гардеробом. Карлая, превозмогая собственные замкнутые челюсти, сказала: — У меня нет денег. — Я тебе одолжу. Потом отработаешь и… — смерив её глазами, добавила: — Если захочешь, можешь натурой. Видя, как напряглось от сдерживаемого гнева тело помощницы, довольно хмыкнула. — Ты такая милая, когда злишься, — и отвернувшись, продолжила: — Пока не освоишься, будешь жить у меня, — Карлая, пока та говорила, осторожно взяла полотенце и завернулась в него. Сразу стало легче дышать. Екатерина широкими шагами мерила комнату, докуривая сигару. — Никаких попоек, секса и травки у меня в доме. Пока не будешь снимать свою квартиру — об этом можешь забыть. На работе — никакого секса, травки или алкоголя. Узнаю — уволю и выпишу волчий билет. Все свои развлечения оформляй вне рабочего времени. На работе ты должна быть трезвой, всегда вовремя, опрятной и в хорошем расположении духа, — Донна, круто развернувшись, ткнула пальцем на Карлаю. — Запомни раз и навсегда: ты моё лицо и представлять ты его должна соответственно. Она смотрела на серое лицо помощницы. — Справишься с простыми задачами, поговорим о повышении. Карлая осторожно…***
…подняла глаза на Мередит. Генерал всё это время неотрывно смотрела на неё, едва заметными движениями пальцев делая заметки в своём планшете. Её лицо ничего не выражало, но взгляд… Он был до такой степени глубоким, что Рифт снова начала рассматривать свои ноги. — Как долго ты работала на Екатерину? — Лет шесть-семь. — Что именно входило в твои обязанности после того, как стала помощницей Донны? — Да всякое, — неопределённо ответила Карлая, но вспомнив, что это не вечер за чашкой чая, спохватилась. — Сначала я следила за кассой, делала заказы в бар. Следила за танцовщицами и выступлениями. Решала конфликтные ситуации в клубе, если кто-то был слишком пьян. Ездила на концерты к исполнителям и заключала контракты на выступление у нас в клубе. А потом… — Карлая замолчала. — Ты стала сутенёршей? Тут Карлая сникла. — Я никогда и никого не призывала стать нашим подопечным. Я просто следила, чтобы наших девочек никто не обижал, — и замолчала. Повисла пауза, которую никто не нарушал, затем послышался вздох и Карлая добавила: — Да. Я была сутенёршей. Ведь я решала конфликты, защищала от буйных клиентов, если нужно было договаривалась о встрече и о комфорте, об анонимности. Но я никогда не спала с нашими девочками, по крайней мере, с теми, кто зарабатывал сексом, и не обижала их. Я всегда была на их стороне. Рифт было до такой степени стыдно рассказывать о своём прошлом, что она бы не отказалась ещё раз пройти арену смерти — только бы не сидеть перед Мередит и не чувствовать её взгляд на себе. — Я старалась облегчить им жизнь, сделать её чуть-чуть легче, — наконец добавила она, смотря куда угодно, но только не в глаза генералу, — возможно, я оправдываю свою работу, как и саму себя, но мне было искренне жаль их. — Ты занималась наркотиками, контрабандой? — последовал следующий вопрос. Голос Мередит не изменился ни на тон. Было невозможно понять её личное отношение к этому допросу. «Господи, это же только начало», — с тоской подумала Карлая, желая утопиться в ближайшем озере. — Нет. Наркотиками никогда. Контрабандой — иногда, когда была наемницей. — Работорговля? Карлая как-то странно поперхнулась, и её лицо изрезала мрачная злая улыбка. — Да, на убой. Ноздри Мередит чуть дрогнули и, помедлив пару секунд и чуть понизив голос, она спросила: — Что ты имеешь в виду? — Все работорговцы, которых я встречала, служили мишенями для моих пуль, — Мередит приподняла бровь. «Неожиданно», — подумала она. После того, как Карлая глухим голосом, не поднимая глаз, напряжённо рассказывала о своей молодости. Сейчас видеть злорадную месть на грани удовлетворения было странно. — Причина? — Личная, — сразу сказала Карлая, не успела Мередит закончить. — Я хочу знать об этой причине, — Карлая испытывающее посмотрела на Мередит. — Это относится к официальному делу? — генерал неторопливо провернула ручку в пальцах. — И да и нет, — Карлая в наступавшем вечере долго рассматривала мастера. Та сидела, склонив голову над планшетом и что-то строча в нём. Гладко зачёсанные волосы сзади были убраны в сложную, напоминавшую большую китайскую хризантему причёску. «Должно быть, у неё роскошные волосы. Интересно, какие они, когда она их распустит?» Карлая заметила несколько шпилек, которые были украшены бриллиантами. При малейшем повороте головы они вспыхивали яркими, почти слепящими, искрами. На тёмных волосах камни напоминали большие капли росы в рассветный час. В ушах генерала поблёскивали гвоздики из того же камня. «У неё не просто серёжки с бриллиантом, а из бриллианта. Никогда такого не видела». Взгляд Карлаи скользнул ниже, и она увидела в ямочке на шее небольшой подвес, который держался на тоненькой, как леска, серебряной цепочке. Камень был не очень большим, но так же ярко вспыхивал при движении. Карлая нашла это очень сексуальным и притягательным. «У неё простые, но очень изысканные украшения. Все камни с королевской огранкой, и на земле они бы стали произведением искусства, а Мередит просто носит их как украшение. Потрясающе. Потрясающая женщина. Святые первородные, о чём я думаю?» Генерал подняла голову, видя, что ученица поглощена осмотром её груди. — Я жду, — сказала она, возвращая Карлаю в реальный мир. Та тяжело поднялась с кресла, обогнула его и упёрлась…***
… руками в стол. Нестерпимая горечь, как горькая степная полынь, жгла горло, наворачивала слёзы на глаза и требовала выпить, залить неимоверным количеством воды или алкоголя тот вкус, который она широкими жестами раскидывала по всему рту, заставляя тело покрываться мурашками и передёргиваться. — Значит, ты отказываешься мне помочь? — Карлая мрачно смотрела на Екатерину. Та сидела за своим письменным столом, спокойно соединив пальцы домиком. — Да. Мы не вмешиваемся в чужой бизнес. — Бизнес? — Карлая с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. — Ты называешь рабство бизнесом? Продажу свободных людей — бизнесом? Ты в своём уме? — у неё дрожал голос, и всё перед глазами постепенно застилала кровавая пелена ярости. — Зира была моей девушкой, мы собирались строить будущее. Она должна была быть со мной, а не секс-рабыней, которая сейчас улетает ещё дальше! Екатерина презрительно скривила губы, одаривая Карлаю насмешливым взглядом. — Во-первых, на полтона ниже. А во-вторых — будущее? Какое? Она танцовщица в клубе, считай, проститутка, а ты сутенёрша. Рано или поздно она бы ушла к более богатому, а ты… — Заткнись, — прошипела Карлая, перегибаясь через весь стол, практически вплотную к Донне. — Ещё одно слово о моей девушке, и я превращу твоё лицо в фарш — и мне плевать на последствия. — Смею и буду говорить, — с нажимом проговорила Екатерина, подаваясь к Карлае и без тени страха смотря в её карие глаза. В последнее время её помощница всё чаще и чаще проявляла свой характер и отказывалась выполнять какие-то поручения, если в них было хоть что-то сомнительное. Екатерину это злило. Поначалу, когда Карлая только пришла к ней, она была рада любой работе и беспрекословно бралась за неё. Так и было несколько лет, но чем старше становилась Карлая, тем чаще она показывала свой характер. Знакомство с Зирой не принесло ничего хорошего. Девушка, как заметила Донна, плохо влияла на Карлаю. Помощница стала более своенравной и всё чаще оспаривала решения Донны. Она вдруг решила проявить каким-то чудом выжившее в ней благородство. Хотели клиенты чуть подвыпившую девушку, или девственницу, или полностью обездвиженного подростка? Карлая смело отказывала им. Поначалу таких отказов было мало, но в последнее время Рифт начала отказывать в таких просьбах больше и чаще, и это моментально вызвало недовольство. Сейчас Екатерина смотрела на свою помощницу, видя, как из озлобленного, угловатого подростка она превратилась в красивую, образованную женщину. В ней была и грация, которую Донна не замечала, и сила, и надменность, и даже презрение, которое, как фимиам, окутывало фигуру Рифт. Карлая словно возомнила себя Богиней и позволяла себе взирать на всех то ли с жалостью, то ли с откровенным превосходством. — Ты прекрасно знала, куда шла с самого начала. Здесь нет места благородству и чести. Здесь каждый выживает как может. Я дала тебе кров, образование, деньги, в конце концов, своё покровительство, и ты знала, что я это даю не просто так. Всему есть своя цена, — Карлая поджала губы, с ненавистью смотря на Донну. Зира, её девушка, с которой она жила уже несколько лет и совсем недавно решила сделать ей предложение, в один день просто не вернулась домой. Когда обеспокоенная Карлая приехала к ней на работу, оказалось, что Зиру по окончанию выступления сразу забрал Гер Хауер. Карлая прекрасно знала, кем был Хауер. Пару раз они сталкивались в клубе Донны, и женщина не питала к нему никаких доброжелательных чувств. Впрочем, такой же антипатией ей платил и сам Гер. — Ты конченная мразь, — процедила сквозь зубы Карлая, — ты и твой хер. — Ты ничем не лучше нас, — спокойно комментировала Донна, — только спеси в тебе больше. Ты требуешь вмешаться в чужие дела ради какой-то паршивой девчонки, к которой ты воспылала чувствами? Требуешь невозможного, строя из себя благородную королеву, основываясь лишь на том, что я тебе дала? Не забывай, благодаря кому ты всё это получила, и будь благодарна, что ещё до сих пор живёшь, а не сдохла в подворотне. Губы Карлаи презрительно изогнулись в улыбке. — Я никогда не была одной из вас. Ты и тебе подобные считаете, что весь мир крутится вокруг вас, и как ты сказала — ваши особые милости к таким, как я. Но если я хотя бы пытаюсь быть лучше, то вы уже забыли, что такое быть честным и благородным. Лицо Екатерины побелело, она встала из-за стола и, обогнув его, подошла к своей помощнице. — Скажи пожалуйста, какие речи мы завели, — пару секунд висела тишина, и Карлая, не моргая, смотрела на Донну, которая за пару секунд превратилась в самого ненавистного ей человека. Она была ей мерзка, а Донна это чувствовала и ничего с этим не могла поделать. — Я знаю тебя слишком хорошо, чтобы обратить своё внимание на твои слова. Через полчаса ты должна забрать девочку. Соберись, если хочешь быть гордой и свободной до конца своих дней. Ещё одна такая выходка — и я тебя уволю. Будешь торговать своим телом в переулке за кусок хлеба. Свободна, — Донна говорила это со всей возможной ей силой. Обычно, когда Карлая видела её такой разъярённо-спокойной, это помогало. Карлая слушалась и подчинялась. Екатерина знала, что Карлая боялась нищеты и ни за что бы не согласилась снова опуститься на дно. Она также знала, что ничего хорошего ей не светит, и что её место было самым лучшим, которое Карлая могла себе найти. Но сейчас…. Сейчас всё поменялось. Помощница даже и не подумала сдвинуться с места. Она смотрела на неё сверху вниз, без тени страха и даже уважения. Это было что-то новенькое. — Обойдёшься, — с ледяным спокойствием ответила Карлая. — Прощу прощения? — Екатерина, в свою очередь не ожидав отказа, даже оторопела. — Я отказываюсь работать с теми, для кого жизнь не ценнее ржавой монеты. — Ты отказываешь мне? — удивлённо переспросила Донна, всё ещё не веря ни своим глазам, ни ушам. Карлая сейчас действительно была гордой и властной. — Да. Я не собираюсь есть дерьмо и говорить, как же это хорошо и вкусно. — Да ну? И куда же ты пойдёшь? Кто будет тебе платить, как я, и кому ты такая своенравная нужна? — и не успела Екатерина ещё что-то сказать, как ей в лицо прилетело портмоне Карлаи. Донна отшатнулась, а помощница уже была в дверях. — Подавись, — и круто развернувшись на каблуках, вышла из кабинета Донны, оставив её в остолбенении.***
Некоторое время в комнате Карлаи висела тишина. Мередит, не поднимая взгляда, молча писала в своём планшете. Наконец, когда прошло достаточно времени, она спросила: — Значит, Екатерина отказалась тебе помогать искать твою девушку, и ты ушла от неё? Карлая молча кивнула головой, всё ещё смотря не на мастера, а только на свои сцепленные пальцы. — Что ты делала после этого разговора? — Взяла первый попавшийся билет на Марс и покинула мегаполис, — коротко ответила Карлая. — Вот как… — протянула Мередит, изучающе смотря на женщину. — Почему именно Марс? — Потому что туда отвозят всех рабов и там же их продают. Я хотела догнать Зиру. Я должна была сделать хоть что-то. — Ты нашла её? — в ответ было отрицательное мотание головой. — К тому времени, когда я прилетела на Марс, её уже и след простыл. — Почему? Карлая выпрямилась, размяла шею и тяжело выдохнула. Эти воспоминания были тяжёлыми, мрачными и до сих пор болезненными. Они возвращали её в один из самых мрачных эпизодов её жизни. — Когда я летела на Марс, корабль потерпел крушение на астероиде. Я смогла выбраться где-то через полгода. Ни один работорговец не будет хранить свои записи — даже если они и были, — так долго. — Кто-то ещё был, кто продолжил вместе с тобой путь на Марс? — Карлая поджала губы, села и устало прикрыла глаза, проводя рукой по лбу. — Нет. В том путешествии никто не выжил. Корабль не вынес нагрузки, и его буквально разорвало на части. — Как тебе удалось спастись? — Карлая мрачно усмехнулась. — Благодаря глупости и чрезвычайному везению. Я застряла в кабинке туалета, и когда корабль разорвало, эта часть плотно загерметизировалась, создав что-то вроде спасательной капсулы. Когда обломки упали на астероид, то часть, где были санузлы, меньше всего пострадала. Мередит про себя улыбнулась. «Всегда на грани», — подумала про себя генерал. — Как ты выбралась оттуда? — Мне помог один янус. Он нашёл меня в почти полузадохнувшемся состоянии и выхаживал пару дней. — Кто был этот янус? Ты можешь его описать? — Карлая едва улыбнулась кончиками губ. — Олимп. Меня тогда спас Олимп. Это мой информатор на Марсе. Он тогда был никому неизвестен и прятался от своих сородичей, выбрав наиболее дальнюю и заброшенную точку в нашем пространстве. Он опасался погони за ним и пережидал там возможные поиски. Мередит, чуть приподняв бровь, спросила: — Вы тогда с ним познакомились? — Да. И вместе с ним прилетели на Марс. Вместе встали на ноги, он стал торговцем, как и хотел, а я наёмником. Мы… через многое прошли, — в голосе Карлаи вдруг прозвучала теплота и нотка признательности. — Проще назвать в какие проблемы мы не вляпывались, чем те, в которых мы побывали. — Какие отношения вас связывают? — Карлая подняла глаза на Мередит и, не смотря на всю патовость ситуации, не удержалась от немного саркастичного ответа. — Чисто платонические. Олимп предпочитает мужчин, так что проблем на этой почве у нас никогда не возникало. — Что было после того, как ты очутилась на астероиде? — Когда я поправилась, то отправилась в местную полувоенную группировку, которая охраняла здешних шахтёров от всяких напастей, например, от сильно охочих до лёгкой наживы рейдеров. Там же научилась азам военного дела. Познакомилась с другими людьми, которые больше ценили мои умения и не задавали лишних вопросов. А потом, собрав необходимую сумму, отправилась на Марс. — А после? — А после всё так же наёмник, специализирующийся на перевозках, охране оружия и людей. Через некоторое время я покинула их и ушла к другим людям. — Почему покинула эту группировку? — Не сходилась во взглядах с начальством. Я не люблю, когда мной пользуются как куском мяса, не отвечают на вопросы и отказываются давать комментарии. В этом плане военный из меня крайне плохой, — Карлая безразлично пожала одним плечом. — Дальше, — попросила Мередит. — Я примкнула к людям, которые занимались антиквариатом, камнями, книгами, деньгами, акциями. Охотники за реликвиями — так мы себя называли. Забирали у одних, отдавали или продавали другим. Опасное дело, но крайне прибыльное. А через пару лет я у этих же людей стала наёмником-одиночкой. Меня познакомили с парой лиц, которые заправляли всем этим бизнесом и оказывали другие, более деликатные услуги. Назовём это так. — Киллерство, — не сводя глаз, продолжила Мередит, отслеживая реакцию Карлаи. Ученица помедлила, слегка поёрзала на месте, стараясь не смотреть на неё, но в конечном итоге выпрямилась, снова сцепила пальцы и твёрдо ответила: — Да. Я была киллером. Молчание. Мередит изучала лицо Карлаи, отмечая, что когда та не улыбается у неё довольно скорбное лицо и тяжёлый взгляд. В принципе, смотря на Карлаю, когда она была не в настроении, создавался образ довольно мрачного воина, с тяжёлым характером, очень себе на уме. Мередит до конца так и не могла разгадать Рифт. С одной стороны, Карлая была у неё как на ладони: Мередит видела все её страсти, сомнения, желания. С другой — сидя сейчас друг напротив друга, Клинсаль понимала, что очень многое было лишь на поверхности, и внутри таилась неизвестная вселенная, скрытая от всех. Карлая была младше Мередит, но внешне она выглядела её ровесницей, может, чуть моложе. Генерал подумала, что ещё ни разу не видела, чтобы ученица смеялась или вела себя расслабленно. Мередит чувствовала, что между Карлаей, которую она видит почти каждый день, и той, которая могла по-настоящему любить, восхищаться и радоваться, разница была не просто колоссальной, а космической. Сейчас на допросе, в ситуации, которая даже близко не была приятной, слушая рассказ Карлаи, буквально видя его своими глазами и чувствуя каждую эмоцию, пытавшуюся скрыться за маской равнодушия и небрежности, Мередит понимала, что такая Карлая ей нравится больше, чем та, которую она знала до этого. Эта настоящая, неприкрытая, крайне ранимая нагота была завораживающей. Мередит наконец могла увидеть то, что сделало Карлаю такой, какой она была сейчас. Мередит чувствовала себя археологом, который в предвкушении какого-то великого открытия, что было способно потрясти весь мир и её саму, постепенно откапывал реликвию. Шаг за шагом, слой за слоем, мусор за мусором. Генерал не раз замечала за собой, что эти раскопки всё больше и больше занимают её, и что она всё больше уделяет им как своих личных мыслей, так и внешнего внимания. «Она молодая, полная жизни и силы женщина, но багажа за её плечами хватит на сто лет вперёд», — отстранённо думала Мередит, неторопливо покачивая ручку в своих пальцах. Её взгляд плавно сместился куда-то в сторону, и теперь, чувствуя, что на неё не смотрят, Карлая косо поглядывала на молчавшего мастера. «Ей это не нравится. Кому понравится советник, который в прошлом был киллером и убивал за деньги? Да ещё и бывший наёмник, который занимался, откровенно говоря, воровством и сутенёрством. Как же мне не хочется терять хоть каплю из того, что я сейчас имею. Мередит прекрасный наставник, но простит ли она мне моё прошлое? Оставит хотя бы рядом не с Её Величеством, но с собой? Будет ли обучать меня? Когда я только оказалась у неё в учениках, я проклинала тот день, когда Её Величеству пришла мысль отдать меня к ней, а сейчас я готова проклинать всех, кто угрожает отнять это у меня… Что со мной будет, если мою невиновность не смогут доказать?» На пару секунд в её голове повисла немая, чёрная пауза. Такая, когда нет ни одной мысли в голове, не слышится ни одного голоса, а из глубины сердца растёт ответ, который замораживает всё твоё нутро. «Я сломаюсь», — и этот ответ был таким чётким, таким осязаемым, что Карлая поняла, что так и будет. — Если Мередит не сможет меня отстоять, если произойдёт самое худшее, я окончательно сломаюсь». Сейчас Карлая понимала, что всю жизнь её вела какая-то слепая, неосознанная надежда, что когда-то всё может измениться. Не с её помощью, нет. Обстоятельства сами так сложатся, что всё поменяется, и ей нужно будет просто правильно почувствовать эти изменения и отдаться им. В конечном итоге эта надежда привела её сюда, где у неё даже появилась крошечная вера, что она на своём месте, но, если бы у неё отобрали эту надежду… В этот момент Карлая крайне остро почувствовала свою беспомощность, и ей безумно захотелось, чтобы был кто-то, кто мог бы её пожалеть и сказать пару утешительных слов. Она всегда корила себя за эту слабость, аргументируя тем, что она не имеет права быть слабой и тем более желать того, чтобы кто-то тратил на неё своё время и силы. Её проблемы всегда были только её проблемами — и ничьими другими. Говорить о них, просить помочь с ними — Карлая считала, во-первых, ниже своего достоинства, а во-вторых, понимала, что они никому не нужны. — Кого тебе заказывали? — прервала затянувшееся молчание Мередит. — В основном вышестоящих чиновников, политиков, торговцев наркотой и работорговцев. — В твоём списке находился кто-то, кто был лидером целого народа? Карлая понимала, что своим ответом она отпускает нож гильотины, но тем не менее она не могла — и даже не хотела — врать в глаза мастеру. — Да, были, — очень тихо ответила она. Мередит как ни в чём не бывало записала это и задала следующий вопрос. — Что стало с тем, кто купил твою девушку? — Карлая дёрнулася от этого вопроса как от пощёчины, и лицо невольно залила краска. Мередит не могла этого не заметить. — Я его утопила в унитазе, — так же тихо ответила Карлая. Мередит бы усмехнулась, если бы не вся ситуация в целом. — Утопила в унитазе? — Да. Подкараулила его в туалете, и когда он остался один, схватила его за галстук и держала под водой до тех пор, пока он не задохнулся. Собаке — собачья смерть. «В мстительности ей не откажешь», — подумала про себя генерал и продолжила. — Последний вопрос, как ты столкнулась с капитаном Кехой? — Просто, — со злым смешком ответила Карлая. — Он хотел разнести бар после того, как барменша залепила ему пощечину, когда он решил распустить свои руки. Мередит невольно выгнула бровь, внимательно слушая Карлаю. — У меня был с собой пистолет, и я вступилась за бармена. Пришлось прострелить Кехе руку и ступню. А после того, как он пригрозился меня убить, посоветовала ему убраться, пока у него колени живы. Видимо, сейчас он решил отыграться и если не убить, то утопить меня. — Когда это было? — Лет пять назад, наверное. Я точно не помню. Я-то запомнила эту встречу только потому, что это было моё первое открытое столкновение с килланцем. До этого я всячески избегала любого контакта с ними, — Карлая замолчала, разглаживая невидимую складку на своих штанах. — Я ненавидела их, боялась и безумно хотела быть такой же, как они, и понимала, что это невозможно. — Почему? — осторожно задала Мередит вопрос. — Как сказала Екатерина: ни рода, ни крови, — злобно усмехнувшись, ответила Карлая, снова замыкаясь в себе и быстро переходя к другой теме, — поступок Кехи возмутил меня до такой степени, что мне было плевать, если за мной придёт вся армия килланцев. Он вёл себя мерзко и крайне грубо. Унижал всех, кто был в баре, говоря, что ни одна собака не способна дать ему отпор, а все люди трусы и шавки продажные. Меня это задело. Меня всегда бесили килланцы с завышенным самомнением, и я это высказала ему в глаза. Если бы не пистолет у меня в руке и возможность пустить пулю ему в лоб, он бы, скорее всего, меня убил. Мередит, не говоря ни слова, сделала себе пометки в планшете. Наконец она вздохнула и произнесла: — Это всё, что я хотела узнать. Спасибо, Карлая. Если мне необходимо будет что-то ещё, я сообщу тебе, — Карлая молча кивнула головой, смотря на то, как Мередит поднимается со своего места, чтобы уйти, и чувствовала, как вместе с её уходом из неё ускользает вся надежда на лучшее. — Мередит, — она окликнула её, тоже поднимаясь с места и подходя к ней. — Помогите мне, — проговорила она, не до конца веря, что просит кого-то помочь. — Я не могу справиться сама, и без вас… Без вас эта история может стать для меня концом всего, — в эти слова она вложила всю свою боль и прошение. Она даже готова была умолять. К счастью, этого не пришлось делать. Генерал пару секунд смотрела на осунувшееся лицо ученицы и чувствовала, что именно сейчас та нуждается в тепле и опоре, а она не может этого дать. Мередит была связана по рукам и ногам беспристрастностью и необходимостью быть объективной в вопросах безопасности. Какие бы чувства она не испытывала к Карлае, её долг был превыше всего. Она лишь обхватила себя руками и тихо ответила: — Я постараюсь сделать всё возможное, что в моих силах. Большего обещать не могу, — хотелось сказать что-то ещё более ободряющее, но уста сами сомкнулись в замок. Карлая лишь молча кинула. Она с болью смотрела на удалявшегося мастера и чувствовала, что и допрос, и воспоминания, и ситуация, в которой она была, нагнали на неё настроение — сесть и расплакаться.