(в моём плейлисте только ты)

Первое, что Хёк делает, увидев льющийся поток контента о тусиче Чихо в сраной Японии, – смотрит, что из алкоголя есть дома. Чуть позже, перестав задрачивать инстаграм, он звонит друзьям и зовёт завалиться в клуб. "Soap" полупустой и немного холодный, Хёк натягивает рукава по самые пальцы и капюшон – по самые брови. У него покрасневшие от недосыпа и откровенной нажратости веки, но в этот раз никакую хуйню он творить не собирается. Никаких трансляций, – своих или чужих – ничего подобного. Люди в клубе встречают Хёка небольшим шоком, – заявлено же не было – но из-за их последующей реакции постепенно становится теплее. На самом деле, Хёк особо ничего не делает, только мурчит в микрофон "хэндсап" и всё в этом роде, пока другие исполняют свои треки. На большее он не способен: месиво алкоголя вяжет язык горьким горячим вкусом, мешает ощущения рецепторов, как миксер, и – самое классное – вообще выключает мозги. Не думать о Чихо с выключенным мозгом гораздо проще, и Хёк тычется ладонями и телом в серую стену позади, ползая туда-сюда. Ему ни перед кем не стыдно. Но он очень-очень скучает. Эта мысль всплывает внезапно, очень нечестно и несправедливо, – как вообще так? он же так старался это всё в себе заглушить – почти подкашивает ноги. Почему Чихо так часто уезжает? Почему они так редко видятся после окончания шоу? Хёк жмурится от света софита, прикрывает глаза и бахается затылком о стену. Так заебало. Желание вспыхивает в нём довольно предсказуемо и ожидаемо, – позвонить там, написать – и Хёк рад бы лелеять свою неадекватность, но крохи аудитории верещат и отвлекают, свет лупит даже сквозь веки. К нему подходят, трогают за плечо. Хёк открывает слабые глаза неохотно, отлипает от стены через силу и улыбается. Он чувствует, как улыбка тянет кожу на лице (наверняка ужасная), выдавливает из себя кряк, который типа смех, и облокачивается на чужое плечо. Тепло. Нахуй Чихо. Плечо остро упирается в грудь, пока Хёк гудит в микрофон и смеётся. Все потихоньку расходятся, но к концу его так уносит, что он даже воет "дифрент арэнби", сразу же заглушая неловким смехом. Всем нравится, все рады. Хёк ни с кем не фотографируется. Они с компанией выходят перекурить через заднюю дверь. На улице душно, но просторно: несколько больших деревьев, кованый низкий заборчик вокруг них и широкая для двора дорога. Хёк садится, стягивая толстовку и укладывая её на колени. Фонарь лупит в глаза, и Хёк отворачивается, смотря вдаль, на сплетение высоких домов, закрывающих собой от большого ночного Сеула и создающих атмосферу провинции. В провинциях нет высоток. - Йо, Хёк-а! Хёк поворачивается, сжимая сигарету в пальцах, и ему в лицо тычется телефон со вспышкой. Хёк смеётся. Снова его пьяное лицо будет во всех соцсетях. Он отворачивается и вдруг злорадно думает, что Чихо это выбесит. Чихо ненавидит пьянь. По дороге домой, сползая вниз на заднем сидении такси, Хёк набирает ему короткое: "я такооой пьяный." Он перепроверяет несколько раз, чтобы не было опечаток, и отправляет. Телефон из рук Хёк не выпускает, но как-то забывает про него до самого дома. Вспоминает, только плюхаясь на кровать прямо в одежде. Капюшон сползает до середины глаз, захватывает голову в тёплый плен, и только тогда Хёк замечает три пропущенных. Он перезванивает. - Это нечестно, я не люблю оставлять тебя таким, - голос у Чихо тихий и вяжущий, как опьянение, гуляющее внутри Хёка, и это значит, что он дома, в кровати, скорее всего. - Каким? - Скучающим? Не знаю, ты кажешься грустным, - Хёк слышит, как тихо плямкают губы Чихо, соприкасаясь друг с другом. Этот звук такой уютный и потрясающий. Хёк потягивается, выдыхая: - Мне нравится звук твоих губ. - Я не уверен, что понимаю, о чём ты. - Не грузись. Они молчат какое-то время, и Хёк добавляет: - Не злись на меня. Чихо в ответ смеётся. Ночью, когда он уже сонный, но всё ещё не позволяет себе заснуть, думая, что ещё слишком рано, надо бы хоть что-то сделать, его смех совсем не такой, как днём. Хёку вообще-то всё в Чихо нравится, любой из миллиона оттенков его смеха, но этот похож на классную подушку, в которую хочется уткнуться лицом, а Хёк так сильно устал. - Я не злюсь, я скучаю. "Почему ты тогда совсем не обращаешь на меня внимания?", - хочется ответить. Хёк отвечает: - Я не уверен, что мне хочется... что я могу делать всё правильно, когда тебя нет. - Эй, Хёк-а, - с претензией начинает Чихо, но Хёк его перебивает. - Без тебя всё неправильно, - это звучит, как скулёж, как какое-то романтизированное "не бросай меня". - Ты хочешь, чтобы я приехал прямо сейчас? - Нет?.. Я хочу спать, - Хёк затихает всё больше, и под конец как-то совсем естественно, будто они каждый день подобное говорят, выдаёт, - с тобой. Это брякает в ленивой сонливости, повисшей между ними, как монета о стол – со звоном, а потом с гудёжем, будто закручиваясь. На самом деле, между ними давно всё так раздражающе и напряжённо, как крутящаяся монетка. И никто не может придавить её ладонью. Чихо старается быть рядом, Чихо подчёркивает своё отношение, как неловкий мальчишка, в компании выделяющий одного друга больше других. Так неловко. Так смущающе. И так сложно, потому что им не по пять. Хёк придавил монетку своей пьяной ладонью, и по ощущениям – ещё и смахнул к херам со стола. А потом Чихо шумно выдыхает с этим своим "кхх" – Хёк выныривает из пьяного полусна (того самого, когда в глазах туман, они не до конца закрыты, а мозг уже будто спит) – и отвечает: - Давай так и сделаем. Ты в серой толстовке? - Хёк сопит. - Я всё уже видел, забей. Тебе стоит прекратить спать в уличной одежде. - Я не смогу подняться, даже если очень захочу. - Хотя бы ляг вдоль. Хёк уныло переворачивается, плохо соображая и вообще толком не осознавая, что между ними действительно это всё происходит. Чихо громко зевает. - Спок- - Я хочу тебя поцеловать, когда вернусь. Можно? - он тихо смеётся. - Не хочу тратить время на этот разговор потом, чтобы было красиво, - смеётся громче, Хёк знает, что Чихо так делает, когда смущается. - Может, даже возьму тебя за руку, если мои не вспотеют... Это стрёмно. Я волнуюсь. - Пожалуйста, приезжай скорее. Я готов... - Хёк сглатывает вязкую от алкоголя слюну, - держаться... - переворачивается на бок, забивая на одеяло и залезая глубже в капюшон, - за твою потную руку. - Ты наклоняешь голову вправо или влево? - Господи боже... - Ладно-ладно, прости, спи, - быстро тараторит Чихо. И добавляет тише: - Блять, как же неловко. - Влево. Последнее, что Хёк слышит, – как шумно сглатывает Чихо. Он кидает телефон за спину, нажимая сброс, и думает, что завтра, вероятно, умрёт. Ему снится длинная, холодная и влажная ладонь. Так классно, потому что в толстовке ну очень жарко.