Кошмар, хранящий Тайну

      Долгие годы мне снова и снова снился тот роковой день, когда струи дождевой воды, щедро окрашенные пролитой кровью, бесчисленными бурыми ручьями стекались к центру деревни, объединяясь в неистовый, бурлящий поток, с шумом несущийся дальше, вниз по уступам скал, к гроту, выходящему на побережье, где на мокром песке пологим холмом белело безжизненное тело Кос.       Каждую ночь я, засыпая, вновь и вновь возвращалась в погибающий рыбачий посёлок — и много позднее, покончив с собой, вернулась окончательно и навсегда, добровольно заняв место привратницы у входа в селение, хранительницы ключей от истинного сердца кошмара, теперь уже снившегося не мне.       И пусть чужой сон вовсе не был столь же педантичен и дотошен в отображении хранимых памятью мелочей, как собственные сновидения, терзавшие меня при жизни… О, напротив, воспоминания тут бестрепетно изменялись, искажаясь порой едва ли не до неузнаваемости, дополняя картину прошлого новыми деталями, тем самым нередко доводя её до абсурда, абсолютно гротескного и совершенно невозможного в реальном мире…       Пусть так, неважно! Основа-то всё равно оставалась единой, и уж для кого-кого, а для меня — прекрасно узнаваемой.       Это очень странное чувство — когда обнаруживаешь, что с другим человеком тебя теснее всякой дружбы или родства связывают одинаковые сюжеты и декорации ужасных снов, общее чувство вины и кровь невинных, обагрившая ваши руки.       Воистину, ничто так не сближает двух охотников, как один кошмар на двоих.       Думаю, я смогла бы вычислить биографию и даже имя спящего, имея весьма значительные шансы на успех: в конце концов, не так уж и многие из подходящих подо все приметы окружающего сновидения коллег нашего, первого поколения до сих пор остались в живых.       Почему именно из нашего, отчего не из тех, кто пришёл нам на смену?       Всё просто.       Он ведь тоже охотился в ночном Ярнаме, выслеживая и настигая странных, но неизменно хищных и опасных тварей, вырвавшихся на волю из тысячелетнего заточения в темнице пыльных лабиринтов птумеру, вечный покой которой был столь опрометчиво потревожен жаждущими знаний и сокровищ экспедициями открывших древние катакомбы археологов.       Он поднимался со мной по серпантину скользкой горной тропы сквозь холодный осенний дождь, направляясь к злополучной деревушке на берегу моря.       Он шёл по истекающей кровью улочке меж покосившихся хибар, насквозь пропитавшихся сыростью и рыбным смрадом, справа или слева от меня, а может — впереди или чуть позади, и рубил, колол, резал, стрелял…       Он вместе с нами, своими соратниками-соучастниками на службе Церкви, убивал Великую и погубил её неродившееся дитя.       Он, как и многие другие охотники, рыскал в паутине дворов и закоулков спящего города, убивая новых и новых, ночь от ночи более многочисленных чудовищ — несчастных мещан, обратившихся лишь потому, что имели неосторожность довериться нашим обещаниям и кажущейся спасением ото всех болезней панацее, на деле и оказавшейся настоящей, истинной чумой.       Он, очевидно, не раз бывал в моей Лечебнице и видел, что творилось во благо человечества и науки с пациентами-подопытными за дверьми её лабораторий.       Он пережил многих из нас — меня, Лоуренса, Гратию, Людвига, и пока не присоединился к нам здесь, оставаясь вынужденным зрителем происходящего…       Всё это своеобразными вехами отпечаталось в искажённом мире сновидения. Заметить их, прочесть, расшифровать не представляло для меня труда.       Так кто же этот охотник?       Ответ, ничуть не скрываясь, лежал на поверхности, на самом видном месте, как жемчужно-белёсый труп богини рыбаков посреди пустынного пляжа.       Да, я давно уже догадывалась, кем он был — товарищ по несчастью, такая же жертва и пленник крепких тенет собственного сновидения.       Но как проверить свои догадки? Покидать Астральную башню её хранительнице дозволено лишь в одном направлении, город же для меня закрыт, и доподлинно узнать, кого из соратников ещё не затянуло на его улицы, чтобы методом исключения подтвердить предположения, мне не удастся.       Да и… зачем?       Всё равно в своём нынешнем состоянии я — всего лишь тень — бессильна спасти своего невольного тюремщика.       Всё, что до сих пор было в моих силах — блюсти покой нашей общей памяти, стеречь от глаз праздно любопытствующих самые болезненные воспоминания.       Впрочем, теперь…       Если странному отряду, состоящему из трёх призраков прошлого и единственной живой, по нелепой случайности во плоти угодившей в сонное царство мёртвых, удастся завершить затянувшийся кошмар, то, возможно, и спящий сумеет проснуться?       Увы, это вовсе не обязательно станет ему спасением.       Слишком долгой, бесконечной и непроглядной оказалась его ночь, слишком жестоким — время.       Скорее уж наоборот: пробуждение для хозяина кошмара — если вообще, конечно, уместно считать хозяином почти такого же, как и мы с лучником, узника, — означает верную смерть.       Но и свободу — тоже.       Будь сейчас я на его месте, молила бы о том, чтобы кошмар наконец закончился.       Любой ценой.       — Мария? — раздался позади негромкий голос ведьмачки, и я пришла в себя, словно проснувшись от долгого сна.       — Извини, — тряхнув головой, чтобы окончательно отогнать некстати нахлынувшие видения прошлого, я решительно шагнула с обитого медью обода Астральных часов вперёд, на широкий выступ парапета под ними. — Слишком много воспоминаний.       Само это место склеено из них, как разбитое зеркало из осколков стекла.       — Есть места, куда мне тоже не хотелось бы возвращаться, — понимающе кивнула молодая охотница, спрыгнув рядом и ведя в поводу Кэльпи — благо карниз, на котором мы стояли, был достаточно просторным, чтобы без труда вместить четырёх человек и одну кобылу, по праву претендуя на почётное звание балкона.       Следом за Цириллой и её лошадью на площадку вышел Саймон, а последней — закутавшаяся в подаренную лучником и слегка великоватую для неё одежду, молчаливая и настороженная в компании малознакомых и вовсе незнакомых ей людей Аврора.       Невольно подслушав наш разговор у подсолнечного дерева, узнав о планах и некоторых затруднениях, с которыми мы бы непременно столкнулись в пути, она предложила свою помощь.       Не уверена, правильно ли я поступила, согласившись и взяв подругу с собой. В своём нынешнем состоянии она почти беззащитна, мы же отправлялись отнюдь не на увеселительную прогулку, и произойти могло всякое: случись, к примеру, оказаться возле какому-нибудь проскочившему мимо нас рыбаку, и бывшая охотница сможет полагаться разве что на крепкие кулаки и слишком длинные для обычного человека руки, чего едва ли достаточно против гарпуна или остроги. Однако, если будет держаться в арьергарде и просто присматривать за лошадью, пока мы расчищаем путь, то риск для неё, всё же, сведётся к минимуму, насколько это вообще возможно…       Ну и доверить Кэльпи попечению секретарши, самим полностью сосредоточившись на противнике, — однозначно разумнее, чем раз за разом тратить время, перед каждой назревающей стычкой с рыболюдами подыскивая импровизированную коновязь, чтобы привязать к ней вороную, а затем вновь отвязывая её обратно… чтобы повторить спустя два десятка шагов.       — На редкость паскудная погодка, — отметил очевидное лучник, без какого-либо энтузиазма рассматривая бесчисленные пузыри и круги, расходящиеся по поверхности вездесущих луж.       Спускаться под мелкий, но активно моросящий дождь он не спешил, и я вполне могу его понять. Мой охотничий костюм из плотной качественной ткани, пропитанной воском и привозимым из заморских колоний каучуком, пошитый лучшей модисткой Кейнхёрста по специальному заказу, достаточно стойко противостоит проникновению любой влаги, ведь одна из первоочередных задач одеяния охотника и состоит в том, чтобы не позволить ядовитой звериной крови попасть на кожу человека и отравить его… Но даже такая защита далеко не столь надёжна, сколь хотелось бы, особенно если под дождём предстоит провести не один час, а уж изорванное, до крайности ветхое, покрытое бурыми пятнами жира и разводами застарелого пота нищенское тряпьё, в котором выдававшему себя за одного из вездесущих попрошаек соглядатаю Церкви так удобно было высматривать симптомы начальной стадии болезни у горожан на многолюдных рыночных площадях, не привлекая к своей персоне излишнего внимания, — явно неподходящий выбор платья для продолжительных прогулок в ненастный день.       Хранившийся же в заплечном мешке добротный плащ с капюшоном, брюки, рубаху и остальной сменный наряд, включая чистую пару носков и щегольские остроносые лаковые туфли с бархатными бабочками-пряжками, стрелок, как истинный джентльмен, отдал Авроре, весь костюм которой в противном случае составила бы старая больничная пижама, пояс к ней и поизносившиеся зелёные тапочки.       — Здесь всегда такая. Так что нам, скорее всего, предстоит промокнуть до нитки, прежде чем доберёмся к цели, — обрадовала я спутников. — А сапоги начнут хлюпать даже раньше, чем дойдём до ближайших домов.       — Ну, не мне про обувку переживать, а обмотки и выжать недолго, — шпик Церкви демонстративно пошевелил грязными пальцами на босых — не считать же обувью портянки, прикрывающие едва половину стопы, — ногах. — Не привыкать. Куда больше меня беспокоит тетива, — досадливо скривился он. — Отсыреет же.       — Так сними её. Твой лук ведь, помнится, можно использовать и как клинок, — предложила я очевидное решение, после чего, каюсь, не удержалась от шпильки: — Года за четыре, если не пять до своей смерти, — нейтральным тоном, будто вспоминая, издалека зашла я, — довелось мне заглянуть в Мастерскую по делам, и там краем уха услышать, как некоего охотника, ценителя архаичного оружия, более опытные товарищи по-дружески предупреждали об очевидных недостатках и слабостях его выбора вооружения применительно к охотничьему ремеслу, притом явно не в первый раз, но упрямец лишь отмахивался от советов и самих советчиков…       — И был совершенно прав! — лучник тут же клюнул на провокацию, как голодная рыба на блесну. — Главное в нашем деле — возможность выстрелить без шума, не перебудив посреди ночи половину города грохотом пальбы и не привлекая других чудовищ со всей округи. К тому же, можно подумать, пороху на полках твоей «Эвелины» сейчас не грозит та же участь?!       — С чего бы? — с чувством собственного превосходства ухмыльнулась я. — Вокруг ведь не настоящее, а условность, тут это так не работает. Уж сколько с меня крови натекло, а никаких проблем с воспламенением. Только твоё, с позволения сказать, оружие, оказывается, настолько капризно и прихотливо…        — А вам не кажется странным, — повысив голос, чтобы привлечь к себе внимание, обратилась к нам ведьмачка, видимо, решившая вмешаться и перевести разговор на другую тему, пока наша с Саймоном пикировка не переросла в перепалку, как уже дважды происходило за весьма непродолжительный отрезок пути — от подсолнечного дерева до выхода из башни… что поделать — да, до поры, до времени мы с церковным разведчиком стали союзниками, но это вовсе не означало, что я забуду или прощу ему всё те случаи, когда он подговаривал других охотников убить меня! — что с этой стороны у часов вообще нет стрелок?       Хм?       — Действительно, — как по команде, мы оглянулись и посмотрели вверх, на монументальную металлическую конструкцию, через открывшееся отверстие в которой пару минут назад покинули Зал исследований.       Куранты и в самом деле оказались развёрнуты стрелками вовнутрь здания.       Если задуматься, то получилось даже по-своему символично.       — Обычное дело для места, где мы находимся, — пожав плечами, ответила я. Чему тут удивляться? — Не страннее прочего.       Мы ведь находимся во сне и всё вокруг нас — иллюзия, где реальность воссоздаётся и воплощается несовершенным человеческим разумом в меру его скромных сил и бурного воображения, а потому в процессе неотвратимо искажается самым причудливым образом, будто отражения в павильоне кривых зеркал.       Вывернуть часы наизнанку?       Запросто!       Заменить глухой стеной дверь, о которой ты совершенно точно помнишь, что она должна быть именно здесь и нигде более?       Отличная идея!       Соединить два городских квартала воедино, произвольно перемешав составляющие их здания, или разместить на самой вершине часовой башни выход к далёкому морскому побережью, проигнорировав недели пути между ними?       Да легко!       — И что вы привязались к несчастным курантам? — фыркнул Саймон. — Тоже мне, Тайна Пропавших Стрелок. Может и были они, да деревенские сняли, скажем, из вон тех домов? Это же сколько всякого полезного в крестьянском быту толковый кузнец сможет из такого-то количества металла выковать! Лопаты, грабли, тяпки, мотыги, вилы и серпы, или чем там ещё мужики на поле орудуют… Странно ещё, что полностью часики-то не разобрали.       — Во-первых, рыбаки после смерти хозяйство не ведут, а только слоняются без дела по всей округе, им хоть железо, хоть дерево или камень — одинаково без надобности, — не согласилась я. — Во-вторых, на центр циферблата посмотри. Никаких следов того, что там вообще раньше хоть что-то ещё было. Ось аккуратно заглушена навершием, как так и надо.       Впрочем, отсутствие стрелок по эту сторону механизма едва ли хоть кому-то причиняло неудобства.       Рыболюды и при жизни-то вполне обходились в своей размеренной и неторопливой жизни без знания точного времени суток, а уж за гранью реальности, где оное всегда неизменно, практическая польза любых приборов для измерения его течения представлялась и вовсе крайне сомнительной…       — Такие же часы мастеровые Цеха Часовщиков установили по церковному заказу вместо старых на нескольких зданиях по всему городу. Например, помимо ратуши и соборов кровослужения, заменили ими давно не работающие водяные на башне бывшей королевской резиденции в Старом Ярнаме, — внезапно заговорила Аврора. — Стрелки двигались в пространстве под наружным диском циферблата, между ним и собственно механизмом. Вот паз, по которому они ходили, — она ткнула в сторону довольно широкого желоба, отделяющего внешнюю часть циферблата от внутренней, слишком длинным костлявым пальцем. — Снаружи их положение было прекрасно видно через большие круглые окна. Внутри — не было видно вовсе, внутреннее пространство башен занимали всевозможные шестерни, валы и рычаги, трибы, колокола и молотки, ну и всякое прочее.       — Ясно. Собственно, что и требовалось доказать — кошмар внёс в окружающие декорации свои коррективы.       — Цифры совсем другие, чем у нас, — продолжила ведьмачка. — Больше на какие-то странные значки похожи, или иероглифы. Вот, например, перевёрнутый семисвечник. Если ваш язык отличается от нашего настолько же сильно, насколько разнятся числа, то удивительно, как вообще мы сейчас понимаем друг друга…       — Во сне многие сложности, въявь неодолимые, теряют значение. Порох не отсыревает, кровь не останавливается и не заканчивается. Видимо, языковой барьер оказался такой же несущественной условностью, — предположила я. — А эти символы — значки и есть. Вернее сказать, руны, изобретённые Кэриллом из Бюргенверта для расшифровки языка Великих. Если память меня не подводит, то, прежде чем механизм сработал, стрелки указывали на «Руководство» и «Объятия Зверя». После — обе опустились к «Глубокому Морю».       Что-то в этом определённо есть…       — Эм-м, допустим. И зачем вместо цифр изображать на часах руны?       — Понятия не имею, — развела руками я. — Подобные вопросы имеет смысл задавать тому, кто раздавал указания архитекторам, строителям и мастерам часового цеха.       — Эта замена удивила бы монсеньора Первого викария не меньше, чем вас, леди Мария, — педантично вступилась за Лоуренса Аврора. В присутствии посторонних она всегда прибегала к деловому стилю общения, демонстративно строго соблюдая субординацию. — Наяву в орнамент на ободе были вплетены только одни-единственные «Объятия Зверя», как общепризнанный на тот момент символ веры Церкви Исцеления. Позднее, когда руну объявили запретной, руководство Хора потребовало убрать еретическую символику с главного фасада Центрального Воинского Лазарета, однако в казначействе Церкви смету реконструкции часов не утвердили, а выделять, цитирую, на «чью-то пустую блажь» немалые средства из текущего бюджета Клиники вы отказались наотрез.        — Таких подробностей не помнила, спасибо, — я благодарно кивнула подруге. — Что же, выходит, перед нами очередное несоответствие сна и яви.       Одно из множества ничего не значащих — или очень даже значащих, но не для нашего понимания.       Саймон, похоже, мыслил в том же направлении:       — При всей своей природной и профессиональной любознательности, не вижу резона искать подоплёку каждой мелкой детали, — Искатель секретов безразлично пожал плечами, показывая, что тайны механизма Астральных часов перестали его интересовать, как только сквозь куранты открылся проход в неизведанное. — Может быть, конечно, в подборе рун, как и в развёрнутых вовнутрь стрелках, и кроется некое глубокое содержание… но нет никаких гарантий, что оно, значение-то, действительно во всём этом присутствует. Что во сне было ясным, после пробуждения всегда оказывается бессмыслицей.       Я согласно кивнула, а он продолжил:       — Разве то, что, взобравшись на вершину одного из самых высоких зданий в Ярнаме, мы через дыру в курантах прошли на какое-то северное морское побережье за тридевять земель от города, меньше удивляет, чем отсутствие стрелок и орнамент на циферблате?       — Видимо, верхушка башни, торчащая из большой лужи, слишком очевидно невозможна за пределами сна и является переходом к следующей части кошмара — предположила я, — а руны могли быть на часах и в действительности. Но, вообще, нам пора бы уже выдвигаться — туда, по прямой, вон к тем хижинам, — и указала рукой на едва различимые сквозь сумеречный полумрак и довольно плотную стену дождя тёмные очертания жилищ.       — Там тот самый посёлок на побережье, о котором ты рассказывала? — спросила Цири.       — Да. Он самый, — подтвердила я.       — Есть впереди что-то, о чём нужно знать заранее? — предусмотрительно поинтересовался лучник. — Опасности, враги, ловушки? С чем вообще мы столкнёмся? Ты ведь тут уже бывала, мы — нет.       — Резонный вопрос, — кивнула я. Разведчик Церкви был прав, стоило провести инструктаж, раз уж мне известно о предстоящем пути больше других.       На практике, как и у Зала Исследований, заметных отличий между реальной деревней и местной её копией хватало с лихвой, причём, как на мой взгляд, воссозданное кое-чьей дырявой памятью местечко получилось хоть и несколько скромнее по занимаемой площади, но — в качестве компенсации — куда омерзительнее настоящего. А ведь, казалось бы, куда ещё гаже-то…       Увы, нет предела совершенству — на выручку чьим-то ослабевшим воспоминаниям пришла богатая фантазия.       Впрочем, с другой стороны, на то это и кошмар, чтобы быть хуже действительности. Беда лишь в том, что для нас сновидение — и есть действительность.       Тем не менее я, и правда, неплохо изучила местность, когда впервые обнаружила проход сквозь циферблат.       Итак, начнём:       — На входе в селение бродит старейшина… шаман, жрец, или кем там он считался у соплеменников. Эдакая высокая сгорбленная фигура, закутанная в хламиду из парусины, с тощими костлявыми ногами и худенькими ручками-веточками, как у дистрофика или ребёнка, вечно что-то невнятно бормочущая, призывающая на головы проклятых богохульников, то бишь наши, охотничьи, все кары небесные…       — Ну уж к последнему-то наш брат-охотник последнее время привычный, — умыльнувшись, встрял с комментариями Саймон. Я бросила на него недовольный взгляд и продолжила:       — Старый тритон не опасен и настолько одряхлел, что уже не в состоянии удерживать ритуальный посох, а без этой сучковатой палки при всём желании не способен причинить кому-либо вред. Единственное, что нам грозит с его стороны — выслушивание потока бессвязной ругани. Так что постарайся не превратить его в ежа своими стрелами, — обратилась я к стрелку.       — За кого ты меня принимаешь? — возмутился он.       Хм… Может быть, за того, кто настойчиво убеждал всех встреченных охотников убить меня — просто потому, что жаждал любой ценой удовлетворить своё болезненное любопытство и выяснить, какую же тайну я охраняю?       — Зато после, на улицах, можешь смело стрелять во всё, что движется, — снисходительно обнадёжила я лучника. — Кроме нас с Авророй и Цири, разумеется. Предупреждение насчёт колчана остаётся в силе, знаешь ли.       — Лучше бы ты её убила! — с укоризной обратился к ведьмачке Саймон. — Какая благодушная наивность с твоей стороны оставить в живых эту язву…       Хм. Ну-ну. Даже любопытно было бы узнать, насколько далеко в таком случае стрелок сумел бы пробиться самостоятельно, в одиночку? О том, что ему удалось бы пробраться через полный враждебно настроенных рыбаков посёлок незаметно, без боя, и речи идти не может: маскировка под нищего абсолютно бессмысленна среди изменённых влиянием Кос местных, утративших всякое визуальное сходство с родом человеческим, за исключением прямохождения, и больше похожих на первых доисторических амфибий или обретших ноги рыб.       Кстати, об аборигенах — пора продолжить инструктаж:       — Рыболюды выглядят не слишком опасными, иногда даже комичными неуклюжими уродцами, однако внешность обманчива. Они куда более прыткие, чем кажутся на первый взгляд, и могут крайне неприятно удивить, так что не расслабляйся, — предупредила я, обращаясь к девушке. Стрелок в подобных предостережениях не нуждался, с его-то опытом охоты, едва ли уступающим моему, а скорее — даже превосходящим. Всё же я, забросив охотничье ремесло и — вполне буквально — верный клинок, довольно долго проработала на административной, сугубо кабинетной должности. — Не щади побеждённых и обезоруженных, не оставляй за спиной раненых врагов, даже кажущихся беспомощными. И не столько потому, что это опасно, сколько из-за того, что в каком-либо милосердии здесь попросту нет смысла: противники уже и так мертвы, наяву их кости давно истлели и обратились в прах. Они не живые существа, а лишь тени, чужие воспоминания… собственно, как и присутствующие, за исключением тебя.       — Давай не будем обобщать? — раздражённо перебил меня Саймон, до того вполголоса выводивший сомнительную взаимосвязь между женской язвительностью и отсутствием семьи. — Ты можешь сколько угодно считать себя частью местного спектакля или вовсе самих декораций, если смирилась и перспектива провести вечность в этой нелепой тюрьме тебя устраивает. А как по мне, сдаваться нельзя, надо искать выход. И ещё — вот хоть убей, но не ощущаю я себя трупом. Cogito ergo sum…       — Ты сейчас договоришься до того, что она засомневается в самый неподходящий момент, этично ли рубить какого-нибудь обросшего плавниками да ракушками бывшего матроса-рыболова, и нельзя ли с ним договориться и разойтись миром — тут-то её и продырявят.       — Зря переживаешь. Девчонка уже успела хорошенько испачкать руки в крови, не гимназистка чай какая, у меня на охотников глаз намётанный. Опять же, она живой и невредимой пробилась к тебе через все этажи твоей психбо… Клиники. Не подведёт и наши спины никакому недобитку не подставит — не трать время на чтение наставлений, как для только что завербовавшихся в охотники крестьянских щенков или молокососов из мещан. Лучше вернёмся к местным жителям. Так чего вообще от них ожидать?       — Того же, чего и от любого, кто, будучи несправедливо и жестоко убит, на том свете неожиданно повстречал одного из своих былых убийц, — я пожала плечами. — Ненависти, слепой ярости, жажды отмщения — самоубийственной и самозабвенной, благо порождения кошмара не испытывают боли и страха, да и умереть снова не могут, как ни старайся: хоть на мелкие кусочки поруби — а спустя некоторое время сон вновь возродит их.       — Да плевать на их возвышенные чувства, мотивы и жажду отмщения, — скривился лучник. — Всё это лирика. И на воскрешение я уже в городе насмотрелся, пока добрался до твоих угодий — оно не сразу происходит, времени с достатком хватит, чтобы хоть десять раз уйти до того, как покойнички вернутся. Насколько эти твои деревенщины опасны в сражении? Чем вооруженны? Есть ли у них, скажем, вожаки, которых стоит подстрелить первыми?       — Во-первых, они не мои. Во-вторых, их много, а нас всего трое и безоружный, хм, обоз, и предстоит нам не выслеживать одинокого обратившегося бедолагу, а прорываться с боем через улочки. В-третьих, рыбаки не брезгуют засадами… Впрочем, и толку с того немного: они всегда устраивают их на одном и том же месте, и я все подобные ловушки давным-давно запомнила. Так что просто не вырывайтесь вперёд. В-четвёртых, все до единого рыбаки отменно точно и довольно далеко бросают копья, остроги, гарпуны, сети, да хоть лопаты или жерди от забора — любое, что под руку попало и что может сойти за метательное оружие.       — Как низушки прям… — пробормотала Цири.       — Что?       — Вспомнила одну историю, пустяк, — махнула рукой она. — Продолжай, пожалуйста.       — Хорошо. Итак… В центре посёлка, помимо обычных рыболюдов, бродит пара громил высотой в три человеческих роста.       — Что, прямо-таки выше тебя? — искренне изумился лучник.       — Первый здоровяк затаился в тупичке, выходящем на площадь с колодцем, — я решила проигнорировать наглеца.       Пока что.       В конце концов, я — терпеливый и не злопамятный человек.       Однако при случае обязательно припомню…       — Второй — после неё, на подъёме к скалам, и он намного опаснее, поскольку очень уж лихо размахивает якорем от какой-то шхуны, видимо, севшей на мель в окрестностях деревни. Этих двоих проще обойти десятой дорогой, чем пытаться одолеть, наша задача ведь не в том, чтобы снова-заново вырезать всю деревню подчистую. Берегитесь собак: быстрые, вёрткие твари с пастью от уха до уха и акульими клыками, чуть зазеваетесь — враз вырвут у вас откуда-нибудь приличный кусок мяса. Не подходите слишком близко к амфорам и кувшинам с маслом — с местных станется взорвать их, ну и всех оказавшихся рядом заодно. Если услышите длинную фразу на непонятном булькающем наречии, а затем шипящий звук откуда-то сверху, с неба, не стойте как истуканы на одном месте, отпрыгивайте подальше, иначе угодите под молнию с небес и прожаритесь до хрустящей корочки. Желательно вообще профилактически обнаружить и застрелить заклинателя, пока он не закончил бормотать свою мантру. Аналогично — с шаманами, насылающими рои летающих черепов. Вот с последними точно потребуются твои таланты как стрелка, Саймон, пытаться прорваться к мерзавцам через их волшбу и толпу соплеменников одновременно — не лучшая идея. Хм, что же ещё… А! От здоровенных улиточьих раковин просто держитесь подальше и не давайте себя схватить. Они очень медлительные.       — Пока, кажется, ничего страшного, — оценил лучник.       — На слух — да, — согласилась я. — Но скучать не придётся: желающих выпотрошить чужаков тут очень уж много.       И в данном случае, к сожалению, количество запросто может взять верх над качеством, стоит лишь допустить одну-единственную ошибку.       — Это всё?       — Нет. В бою постарайтесь колоть противника в грудь, ну или же срубать им головы — шеи у рыболюдов хлипкие. А вот удары наискось через грудину, рубящие или колющие в брюхо — скверная затея.       — Почему? Мужички такие крепкие и толстокожие, что пузо им не пробить, а укол полуторником их только пощекочет?       — Чем-то подобным могут похвастать разве что верзилы. Остальных, напротив, без труда можно развалить пополам.       — Тогда в чём проблема?       — Они тошнотворно смердят тухлой рыбой. А разрубленные — ещё оглушительнее. В буквальном смысле слова.       …       — Итак, порядок движения следующий: первой иду я, затем Саймон. Цири, ты третья, ну и замыкает построение Аврора.       — Я могу за себя постоять, — нахмурилась ведьмачка.       — Знаю. Но ты — единственная живая среди нас, и если тебя убьют, наш поход, по большей части, теряет смысл.       — Ну почему же, — не согласился Саймон. — У меня там свои интересы.       — Да-да, тайны Церкви, помню, — отмахнулась от лучника я. Устный пересказ его, видите ли, не устраивает, труп Кос надо непременно лицезреть самолично, своими глазами. — На чём я остановилась? Ах, да! Сходить с тропы, пока не достигнем жилья, настоятельно не рекомендую: в нескольких шагах по обе стороны от дорожки начинается обрыв, отвесный и глубокий, как сама бездна. Хоть слой воды перед пропастью едва достаёт до середины голени, из-за ряби на поверхности границу крайне сложно увидеть. Если не заметишь и оступишься, даже вскрикнуть не успеешь…       — Я неплохо умею плавать, — пожала плечами ведьмачка, лучник же просто принял моё предупреждение к сведению. — Но я тебя поняла. Водичка определённо не располагает к купанию.       Не то слово. От одного взгляда на море по коже пробегали целые табуны мурашек.       — Вот теперь — вроде бы всё, — покопавшись в памяти, я не нашла там ничего, достойного упоминания. Предварительно обо всём предупредила, руководящие указания раздала… — Вспомню что-нибудь важное — скажу. Теперь идём, — и я спрыгнула с карниза.

***

      В миг, когда подошвы сапог погрузились в мягкую как масло грязь, сквозь проход в циферблате откуда-то из недр Башни донёсся звук — очень характерный и узнаваемый для всякого, кто хоть единожды имел дело с какими-либо изделиями мастерской Пороховых Бочонков.       Эхо мощного взрыва ощутимой дрожью прошлось по камню стен, толчком передавшись даже раскисшей земле под ногами.       — Да что там вообще происходит? — нахмурилась я. Взрываться на нижних этажах Клиники было решительно нечему. Тем более — так сильно.       Цири, спрыгнувшая вслед за мной, молча пожала плечами.       — Ого, уже началось? Быстрее, чем я ожидал… Стоит поторапливаться, — последовав за нами, отметил церковный шпион.       — Ты что-то знаешь? — сузив глаза, я с подозрением уставилась на лучника.       — Ну, видишь ли, — протянул он, — перед тем, как подняться сюда в надежде, что кое-кто при содействии одной очаровательной молодой охотницы наконец-то обретёт долгожданный и заслуженный покой, я бродил снизу, у запертых ворот. Может, знаешь — вблизи того самого пригорка, который облюбовала сумасшедшая горбатая карга, что пытается всякому зазевавшемуся прохожему выковырять глазные яблоки, чтобы повесить их на свою хламиду… — одна из хемвикских ведьм? Она-то какими судьбами угодила в охотничий кошмар?!       — Не знаю. Для меня туда нет прохода, так что я там не бывала.       — И, надо сказать, немного потеряла, — заверил меня лучник. — Пакостное местечко, недружелюбные обитатели. В городе разве что чуть потеплее, чем в твоей больничке, и солнечно, а не пасмурно, как здесь, пусть это солнце и закатное. Зато постоянно кто-нибудь хватает за ноги, ну и слишком уж много крови, на мой вкус: когда ходишь по щиколотку в красном бульоне, кожа на ногах разбухает, как если долго принимать ванну, а обмотки, напитавшись влагой, так и норовят отмотаться и остаться позади…       — Ближе к делу, будь добр.       — А про мокрые онучи совсем не интересно, значит? — обиженно выпятил губу он. — Ну ладно… Так вот, внезапно, но очень своевременно я заметил, как ко входу в Клинику направляется изрядная толпа.       — Насколько изрядная?       — Не считал, но навскидку — десятка три, если не больше, успел увидеть. Они как раз сцепились с двумя церковными служками-верзилами…       —… и ты поспешил ретироваться.       — Да. Само собой. А что мне оставалось делать? Дожидаться, пока неизвестные освободятся, чтобы поинтересоваться их целью визита в наши края? Охотник и дурак — отнюдь не синонимы, знаешь ли. Да что там, сам Людвиг бы сбежал от такой оравы, не выживи бедолага окончательно из ума. Хотя вряд ли восьминогая туша несчастной скотины пролезла бы в дверь…       — Кто они? Охотники? Городская милиция? — предположила я, понимая, что оба предположения одинаково сомнительны. Первое — потому, что наши коллеги крайне редко собирались даже небольшими группами, предпочитая охотиться самостоятельно и обладая, зачастую, склочным, неуживчивым нравом, а второе…       — На патруль ополченцев, вчерашних мирных горожан, эти были похожи не больше, чем несчастная дурочка Ром на истинных Великих, — фыркнул Саймон. — Чтобы мещане так грамотно держали строй? Чувствовалось в них нечто… целеустремлённость, дисциплина и воинская выучка, наверное. А ещё — слаженность, умение и привычка действовать сообща. Так что вряд ли пришельцы принадлежат к нашей охотничьей братии, скорее уж какие-то вояки, которых целой ротой неведомо как занесло в пространство кошмара. Может, кто-то воспользовался наработками Миколаша и его Школы Менсиса?       — Как они выглядели, эти солдаты? — насторожилась Цири. — Уши как у людей, или острые?       — Под бармицей и височными пластинами не видно, да и с чего бы мне солдатские уши разглядывать? — удивился Саймон. — А выглядели забавно, будто нашли по-настоящему древний армейский склад, или ограбили развалины Кейнхёрста, забрав оттуда все кольчуги, какие только удалось отыскать…       — В королевском замке не было никаких кольчуг и копий, только старинные парадные латы в нишах да церемониальные мечи с булавами на стенах, — не удержалась от замечания Аврора, но шпион от перфекционистки только отмахнулся:       — Не придирайся к словам. В общем, больше всего те ребята походили на легионеров античности: серебряные шлемы с гребнями, алые плащи, латунные щиты, простые короткие мечи и пики… Никаких кирас, фузей и алых мундиров, полная нелепица в наш просвещённый век, — хохотнул лучник. Насмешка над устаревшим обмундированием и вооружением неизвестных довольно лицемерно звучала из уст человека, среди всех вариантов оружия дальнего боя отдавшего предпочтение и свои симпатии луку.       Цири коротко, но ёмко выругалась.       — Эльфы, — мрачно резюмировала она. — Я надеялась, что миры вне Спирали для них недоступны, но, видимо, Эредин как-то сумел провести отряд по моему следу…       — Твои преследователи, значит, — нахмурилась я.       Всё же не зря Аврора отправилась с нами.       Внутри кошмара любой выбор может привести к несчастью: конечно, она может погибнуть по пути через посёлок, но и останься подруга там, у выхода на балкон с деревом-подсолнухом, её могли бы убить чужаки.       Жаль, что при всём желании не удалось бы забрать остальных подопечных.       — Да, — кивнула в ответ Цири. — Явились, не запылились. Dearg Ruadhri, Красные Всадники.       — Может, и всадники, но в городе им явно пришлось спешиться, в отличие от тебя. Коней при них не было, — пожал плечами шпион Белой Церкви. — Надо же. Я-то думал, ты одна из множества ничем не примечательных молодых охотников и охотниц, которые как мухи слетаются в Ярнам, ищут добычу на ночным улицах и повсюду разнюхивают тайны, даже в чужих снах, а тут, оказывается, скрывается целая история, притом явно прелюбопытнейшая… и мне определённо не послышалось про миры. Во множественном числе. Расскажешь?       — Нам нельзя задерживаться, — охладила я пыл охотника за тайнами. — Нашёл время для расспросов!       Лично мне менее всего хотелось в ближайшем будущем оказаться между молотом и наковальней, когда с одной стороны — обезумевшие от жажды мести рыболюды, а сзади подпирает взвод пришедших из другого мира солдат.       Люди опаснее зверей — даже тех, что раньше тоже были людьми. Наглядный пример тому — судьба дворян Кейнхёрста: никакое высокое, извращённое искусство кровавой охоты не спасло моих полубезумных родственников, когда по их души пришли Палачи.       — Брось! — отмахнулся лучник. — Разве не чувствуешь, что время здесь не течёт, а стоит на месте, как море в полнейший штиль. Тебе ли не знать?! Можно бежать со всех ног, но всё равно опоздать, или никуда не спешить, однако прийти вовремя. Да если я и не прав… Чужаки, судя по всему, аккурат в этот момент схлестнулись с Проклятым Клинком, а значит, сперва будут сражаться, потом им придётся решать, что делать со своими раненными и убитыми, затем — обыскивать палаты и лаборатории, а там наверняка сцепятся с твоими психами-подопечными, и на шум драки сбегутся все остальные уродцы… И только в последнюю очередь, перебив несчастных калек и проверив здание до последней каморки, они, возможно, сообразят, куда мы делись, и станут пробиваться сюда.       — Твои слова, да Великим в уши… Думаешь, солдаты справятся с Людвигом?       — Безусловно. Конечно, никакие доспехи не спасут от ударов Лунного клинка, да и копытами зверушка может просто впечатать в пол любого богатыря, так что, будь чужаков поменьше раза эдак в два, я предположил бы, что у них нет шансов. Вот только этих ваших эльфов, кем бы они ни были, слишком уж много. Я не заметил у них мушкетов, но даже это вряд ли спасёт лошадку при таком численном превосходстве противника. Я — чего таить, было дело — рассчитывал, что и с тобой заодно разберутся, если вдруг девчонка не справится…       — …но теперь убивать меня нет необходимости, а потенциальные помощники превратились в потенциальную же угрозу, — усмехнулась я. — Кстати, не иначе мой слух обманывает меня: ты признал пользу ружей?!       — Исключительно для армейских. Охотнику лучше выбрать лук, если он, конечно, не фанатичный любитель взрывов из числа Пороховых Бочонков.       Зато их поделки эффективны. Возможно, даже слишком эффективны, учитывая, как много Бочонков было среди опьянённых кровопролитием старых охотников, угодивших в сети кошмара.       — Всё, довольно болтовни, пора идти, — скомандовала я уже второй раз за несколько минут. Не хочу полагаться на теории о сути времени в кошмаре, и тем более — на предположения о том, насколько долго враг провозится с препятствиями. Ошибка может дорого обойтись.        — Ладно. Расскажете про миры по дороге. Кстати, эти твои часы можно закрыть с этой стороны?       — Не знаю, — задумалась я. Идея определённо выглядела привлекательно, с учётом фактора преследования. — Как-то не довелось попробовать, нужды не возникало.       — Ну так попробуй. Самое время для небольшого эксперимента.       С тех пор, как я была тут в последний раз, кто-то заботливо сложил по обе стороны от дорожки столбики из округлых морских камней, обозначая безопасный путь. Не то чтобы в подобных мерах предосторожности действительно имелась насущная необходимость: достаточно ведь просто идти вперёд, не сворачивая…       Интересно, кто и зачем это сделал? Чем неизвестного не устроили в качестве ориентира, скажем, редкие деревца, растущие на тропе?       — Там… город? — негромко спросила охотница, остановившись возле гниющего на мелководье трупа, объеденного крабами почти до состояния голого скелета, и глядя в открывающийся за ним провал, где ниже мачт затонувших кораблей, под чудовищной толщей воды виднелись тёмные силуэты зданий.       — Да, — вздохнула я.       Помнится, впервые увидев затопленный Ярнам, я долго не могла оторваться от завораживающего зрелища.       Зритель и невольный создатель пленившего нас кошмара, несомненно, обладает недюжинной фантазией и невероятно развитым пространственным мышлением: настолько точно вообразить городской пейзаж в том ракурсе, с которого его могут лицезреть лишь Великие — с высоты птичьего полёта…       Завидую.       — Что с ним случилось? — Цирилла не отрывала взгляд от высоких и острых шпилей, венчающих крыши и башни. — Наводнение?       — Нет, — ответил ей лучник. —  Видимо, таким — мёртвым, безвозвратно погибшим — Ярнам запомнился — или просто казался — тому, кто видит этот сон. И не сказал бы, что спящий ошибается. Городу действительно пришёл конец, и без всякого потопа.       — Пойдёмте, — поторопила я, наклонив голову и наблюдая, как тоненькой струйкой с переднего края треуголки стекает успевшая собраться вода.       Не стоило лишний раз задерживаться.       Промокнуть раньше, чем мы достигнем пляжа, будет неприятно, пусть простуда не грозит ни Саймону, ни Авроре, ни мне самой.       Притом дождь — не первая и даже не вторая угроза в нашей ситуации.       Даже с учётом того, что Астральные часы снова были закрыты, в их циферблате хватало достаточно крупных отверстий, и вероятность того, что подобной преграде удастся надолго задержать погоню, представлялась довольно-таки низкой.       Как только эльфы обыщут Клинику и сообразят, что добыча скрылась, им не понадобится много усилий понять, куда именно та могла сбежать, особенно если среди них есть достаточно толковые следопыты. А поняв, они отправятся за нами, и отсутствие ключа к механизму им не помешает. Пусть для того, чтобы всем солдатам пролезть на балкон, и понадобится некоторое время, это не повод расслабляться. Тем более, что нам придётся оставить Кэльпи у лифта и вернуться за ней после того, как спустимся вниз и запустим подъёмное устройство.       Впереди, освещая деревянные борта дрожащими огоньками поминальных свечей, плавно раскачивались на неспешно бегущих к берегу волнах лодки с умершими, терпеливо ожидающими отправления в своё последнее путешествие.       Не знаю, кем они были при жизни, какое отношение имели к деревне и отчего очутились здесь в таком виде… Опознать их не представлялось возможным. Одно могу сказать с уверенностью: эти покойники — не из местных рыбаков, обычные люди.       — Что за дрянь?! — воскликнула ведьмачка, уставившись на, видимо, лишившегося своей лодки мертвеца, чьё разбухшее тело, почти полностью погрузившееся в песок прямо на тропе, преградило нам путь.       Ну труп и труп, что в нём такого?       — Треснувшая голова с гнилыми мозгами внутри, — описала увиденное я, всё-таки присмотревшись к покойнику. Вода, успевшая собраться в полах и на колпаке треуголки, тонкой струйкой полилась под ноги, стоило немного наклонить голову. — Кто-то когда-то, видимо, проломил бедолаге череп. Если судить по характерно запёкшимся краям раны, били, скоре всего, малым тонитрусом. Ну а прибрежная живность основательно потрудилась над остальным, приведя тело в нынешнее состояние.       Выглядит мерзко, пахнет ещё хуже. Да ещё студень мерцающий на мозгах шевелится…       Хм.       Действительно дрянь.       Но удивительно знакомая.       — На одной из лекций в Бюргенверте… надо же, до сих пор помню лектора — забавный такой крохотный старичок-профессор, явно из дворян: при шпаге, в накрахмаленном завитом парике и расшитом камзоле по моде середины прошлого века… так вот, на той лекции по естествознанию он рассказывал нам про разных обитателей морских глубин, способных к самосвечению, — припомнила я. — Рыбы-удильщики — явно не наш случай, а вот всяческие моллюски, медузы и черви… Первые и последние— как раз вот вроде этой желеобразной жижи. Не знаю только, почему колония глубоководных существ обосновалась здесь, а не на дне. Хотя… зарекалась же искать логику в кошмаре…       — Вероятно, перед нами нечто схожее с Авгурами Ибраитас, — внезапно предположила Аврора, присев рядом и, по всей видимости, изучая труп. Каким, интересно, она, лишённая привычных нам, людям, органов зрения и восприятия, видела мир? — Порождения и пророки Великой, впервые их нашли в Бюргенверте — много прежде, чем саму Ибраитас, и даже раньше, чем был создан Хор.       — Это знания, — внезапно заявил Саймон, склонившись над черепушкой. — Знания безумца, крохотная частица утерянной мудрости Великих. Если вы не возражаете…       Присев и сложив ладони лодочкой, он щедро зачерпнул ими фосфоресцирующую слизь из пролома во лбу и темени покойника.       — Возражаем! — поморщилась я. С каких пор знания стали фосфоресцирующими слизнями? — Фу, брось бяку!       Куда там.       — Как всегда, всё, что мне нужно, знают убитые, — лучник поднёс вяло трепыхающуюся массу к лицу и на мгновение замер, будто вглядываясь в неё через ткань своей повязки, закрывающей пустые глазницы. — И не отмалчиваются — напротив, они на редкость красноречивы. Только дай им волю, будут говорить без конца. Спать не дадут своими рассказами.       Я уже поняла, что сейчас произойдёт.       Да, среди персонала Клиники ходили смутные слухи о том, что, якобы, некоторые из учёных Бюргенверта и младших церковных чинов, не будучи гениями и отчаявшись самостоятельно выйти за пределы возможностей даже среднего человеческого интеллекта, не говоря уж о том, чтобы преодолеть естественные ограничения дарованных людям органов чувств и постигнуть Истину, наловчились похищать или даже отнимать силой вожделенное понимание у более талантливых коллег. Однако, поскольку такой хищнический способ познания, мягко говоря, не поощрялся и всячески пресекался, лицезреть процесс осознания воочию мне не доводилось.       До сей поры…       — Трупы, свидетельства всех преступлений охотников Церкви. Вспышки наития, озарения, постигшие их перед смертью. Ответы на все вопросы, — Саймон резко сжал руки, обрызгав лицо и повязку на глазах светящейся жижей. — Ты и правда думаешь, что я могу отказаться?       … и мне не понравилось то, что я увидела дальше.       Сколько раз стрелок уже поглощал «знания» таким образом?       Эти существа, облюбовавшие гниющий человеческий мозг, не внушали мне ни малейшего доверия.       Сперва они показались одним из множества видов морских голожаберных моллюсков, не представляющих, в большинстве своём, никакой опасности для человека, но затем я вспомнила другую зоологическую лекцию, а заодно и одного представителя фауны нашего края, о котором так увлечённо рассказывал всё тот же сухонький старичок-профессор.       Leucochloridium paradoxum.       Несчастные глупые пташки, склевав опрометчиво выползшую на ярко освещённую солнцем травинку ярко-оранжевую улитку-янтарницу с необычайно крупными рожками, и не подозревают, что вместе с пищей поглотили и омерзительного паразита, использующего улитку как наживку.       Не являлись ли раздавленные лучником слизни такими же подлыми кровососами, привлекающими свечением, обещаниями раскрытых тайн мироздания, и заражающими своими яйцами или личинками, попадающими на кожу вместе с ошмётками тел-приманок? А знания их прежнего носителя, якобы получаемые раздавившей их следующей жертвой, — всего-навсего галлюцинации, банальные видения, вызываемые, к примеру, содержащимися в слизи наркотическими веществами либо ядами?       Хотелось бы верить, что жажда знаний, демонстрируемая Искателем секретов, — проявление его собственного неимоверного любопытства, а не проявление управления им мерцающими червями, расплодившимися внутри черепа бедолаги.       Но должен ли образованный человек полагаться лишь на веру?       Нет, я не к тому, что стоит срочно провести вскрытие, чтобы убедиться в безосновательности подозрений. Но...       Жаль, что с нами нет Вальтра. Вот уж кто был лучшим специалистом во всём, что касалось паразитов. Посоветоваться бы…       Впрочем, сама разберусь.       — Говорят, те, кто прикасаются к тайному знанию, очень часто теряют рассудок, — сказала я, внимательно наблюдая за охотником. — Так можно сойти с ума.       — Или обрести свободу, — парировал лучник хриплым голосом. — Не переживай, я пока не нуждаюсь в успокоительном, не говоря уж о смирительной рубашке, и не собираюсь бросаться на вас с клинком в руках. Да и невозможно тут обезуметь, мы же во сне! Все безумцы уже попали сюда такими, какими мы все их тут видели, — бесцельно шатающимися недоумками, истекающими слюной, подобно чудовищам, собственной бывшей добыче. Пойдём дальше.       В иной ситуации я бы предпочла перестраховаться. Ни один опытный охотник не отнесётся легкомысленно к возможному сумасшествию другого человека, тем более - коллеги. Все знают, чем это чревато.       Но что делать мне? Избавившись от подозрительного спутника, я осталась бы только с Цири и практически совершенно бесполезной в бою Авророй. Не то чтобы этого было мало...       — Полагаю, ваши действия имели практический смысл? — поинтересовалась Аврора. В отличие от меня или ведьмачки, она отнеслась к увиденному предельно прагматично. — Вы добились успеха?       — Увы, ничего особо ценного я не узнал, — печально вздохнув, ответил ей мужчина. — Покойник — студент из Бюргенверта, один из нескольких особо доверенных, направленных на побережье ректором для установления первого контакта с Кос. Вместо этого ворвавшиеся в деревню охотники попросту убили некстати подвернувшегося под руку беднягу. Надо думать, остальные заучки-неудачники тоже где-то тут валяются, — усмехнулся Саймон. — Бедные ублюдки. Какая трагичная судьба…       Судя по сквозившей в его словах неприкрытой насмешке, о печальной участи посланников мастера Виллема лучник нисколько не сожалел.