Будь начеку, держи ухо востро (Ear to the Ground, Eye to the Sky)

Как и писал Торин, за неделю до начала лета он стоит во дворе дома Беорна, залитом солнцем, а стража томится у ворот. Несколько минут хозяин и гость обмениваются приветствиями. Беорн как всегда подозрителен. Торин же всерьёз задумывается, уж не кажутся ли гномы остальным жителям Средиземья такими же осторожными и скрытными. И всё же продолжает разговор: — Дом твой так же просторен и красив, как я слыхал, мастер Беорн. — От кого же слыхал? — дружелюбно интересуется Беорн, всё же на всякий случай нависая над Торином и сложив руки на груди, широкой как бочка. — Гендальф Серый разносит слухи, — бесстыдно отвечает гном. — Да и вороны. — Да и воробьи, — парирует Беорн. — Я слыхал, ты суеверный гном. Ты, что ль, веришь, что дружба с тем, кто шкуру умеет менять, защитит тебя от дикого зверья или что-то вроде? — Нет, — отвечает Торин, искренне удивляясь. А потом с любопытством уточняет: — А защитит? Беорн отвечает со смешком: — Не защитит, принцик. Полуденное солнце нас поджарит, если мы продолжим тут языками чесать. Заходи да заноси сливы, что ты привёз. Так пахнут, что я из-за них обед пропущу. Всего через три часа (за это время Беорн наконец соизволил впустить в дом спутников Торина и усадил их за огромный стол, ломящийся от сладкой выпечки, козьего сыра, ягод и орехов в меду) прилетает ворон с письмом. Торин быстро пробегает по написанному взглядом и встает. — Отец упал с пони. Глубокая рана на голове… и слишком много крови потерял из пробитой ноги. Ему недолго осталось, — озвучил гном полумёртвым голосом. Когда они отправляются в путь к Эребору, Беорн начинает: — Быстрее всего ехать… — Эльфийской тропой, я знаю, — отзывается Торин, отъезжая без красивых речей на прощание. Они мчатся во весь опор к Лесным вратам и на всём скаку влетают в Лихолесье. Длинная неделя. Истощённые скачкой пони. Крам. Всего несколько часов сна. Но всё же, по счастью, лес светлее и зеленее, чем помнит его Торин, а тропа куда наезженней, и ехать по ней проще, кроме как по нескольким тёмным участкам. Принц знает, что всё хорошо, когда весь отряд переправляется через зачарованный ручей без происшествий, но после переправы за ними кто-то следит. Всё время, пока путь лежит через лес, пони прядают ушами, будто слышат что-то, что их всадники слышать не могут. Принимать происходящее как должное нельзя: использовать эльфийскую тропу без приглашения и притом без последствий никому не удаётся. Торину нужно найти какой-то способ выразить благодарность лесному народу. Лес наконец-то начинает светлеть, воздух — свежеть, и вскоре они выбираются на плоскую зелёную равнину, с облегчением выдыхая и глядя на открытое небо над головой. Отряд пересекает реку в самом узком месте и с топотом несётся дальше по равнине. Одинокая гора наконец-то закрывает им обзор. Торину в память врезаются лишь ощущения и звуки: боль в ногах, сбитое дыхание его и Сребронога, невероятно тихо открывающиеся благодаря правильно смазанным петлям огромные ворота в Гору, бьющаяся в ушах кровь после бега вверх по лестнице к покоям отца. В ушах его звенит, а в горле ком, когда Торин видит Фрерина и Дис, вцепившихся друг в друга у дальней стены покоев. После толпа членов совета и благородных гномов расступается, давая принцу пройти, и вот он наконец, наконец-то преклоняет колени у ложа отца. Отца, который так бледен, и так жалок, и моргает так медленно, глядя на старшего сына и кладя слабую руку на склонённую голову Торина. Принц, не видя смысла лгать, говорит в пол: — Позор тебе оставлять нас таким образом. Я тебя прощаю, но всё ещё это бесит. Торин поднимает взгляд на отца. На обмотанную бинтами голову. Как мгновенно Траин постарел! Умирающий же смотрит на сына устало и говорит: — Мне жаль делать это. Но… Я всё равно начал чувствовать её. Торин молча трясёт головой, не желая на этот раз обсуждать их болезнь открыто, не желая прагматично принимать неизбежное. Отец складывает руки на животе, словно глубокий старик, и хрипит: — Даже сейчас зовёт. Аркенстон зовёт. И моя шкатулка с золотом. И серебряная парча твоего кафтана. Изводит меня это, и начало изводить задолго до того, как я сверзился с пони. Может, от жажды, а может, из-за присутствия посторонних Торин не плачет. Отец начинает возиться с серьгами, пальцы никак не могут справиться с маленькими гладкими замочками. — Вот, возьми. Они достаточно отягощали мой разум. Хочу, чтобы у тебя были. Будут вот так тихо и доставуче звенеть, если поворачиваешь голову, и тогда будешь вспоминать меня. Будешь вспоминать, что должен превзойти меня, должен не только стать предметом моей гордости, а и сбросить наше проклятье любой ценой. Знаю, что сможешь, Торин. Ты в самый раз упрям для этого. Торину хочется вырвать себе волосы. Хочется трясти отца, чтоб тот с перепугу поправился. Но всё же сердце Торина радуется, что острожный и хитрый Траин говорит всё это перед собравшимися специально. Так что когда принц будет вести бой со златой болезнью на упреждение, все будут знать, что это неофициальная посмертная воля регента ведёт его. Траин с силой дёргает серьги, и Торин аккуратно вынимает их из отцовских ушей, тихо роняя: — Сделаю. Принц убирает украшения в карман и поднимается, чтобы присесть на край постели. Наклоняется, чтобы легко прикоснуться лбом ко лбу Траина, и руки его лежат поверх рук отца. С трудом узнаёт Торин свой голос, спрашивая: — Ещё… Ещё что-нибудь? Глаза умирающего прикрыты, но на ресницах собираются слёзы. А потом Траин говорит: — Я скучаю по твоей матери, Торин. Так сильно скучаю… Принц не отнимает своего лба от лба отца, даже когда тот издаёт последний протяжный вздох и затихает, расслабляясь. Прошло много времени, прежде чем Торин отстраняется. В голове его пусто, сердце онемело, продолжая судорожно биться в предвкушении бега, хотя бежать теперь уже не нужно. Хотя в покоях двадцать гномов и гномм, стоит такая тишина, словно все они умерли вместе с Траином. Торин напрягает ноющие бёдра и встаёт, говоря: — Я скажу королю. И не спрашивает, где искать короля. Торин идёт по чертогам, уже наполненным криками скорби, и тихо входит в сокровищницу. На идущего к нему принца поднимает глаза Король-Под-Горой, отрываясь от описи горы рубинов, и мягко окликает молодого гнома в полном изумлении: — Фрор. Торин даже не поморщился, когда король назвал его именем своего давно умершего брата. В бреду златой болезни сам Торин чуть не назвал Фили Фрерином. Болезнь эта отбирает не только здравый смысл, но ещё и бег времени. Так что принц подходит ближе и говорит: — Нет, дед. Я Торин. Я пришёл, чтобы сказать тебе, что твой сын умер. Трор смотрит на внука пустыми глазами, бессознательно крутя на пальце кольцо. А потом Король-Под-Горой отворачивается к столу, безмолвно оканчивая аудиенцию, и комнату наполняет стук рубинов друг о друга. Торин не презирает деда, оставляя его пересчитывать и сортировать сокровища. Трор, сын Даина поддался болезни после многих лет борьбы с влиянием Аркенстона, седьмого гномьего Кольца власти и давления золотой казны, что было с ним и днём, и ночью. Кто он, Торин, таков, чтобы презирать Трора? Сам он не выдержал и недели. Дис прокалывает Торину уши тем же вечером, чтобы тот мог надеть украшения отца, идя на похороны. И она, и Фрерин выглядят юнее обычного, жмутся друг к другу, заглядывая внутрь себя, обнаруживая потерю, чувство, которого прежде не знали. Деда выманили из сокровищницы и он сидит рядом с Торином все тридцать минут, пока звучат погребальные песнопения. Когда последние слова сказаны и присутствующие встают, чтобы попрощаться с телом отца, Король-Под-Горой словно вспоминает, что должен возглавить эту процессию. Он, шаркая, поднимается по ступеням и наклоняется над саркофагом, чтобы бросить последний взгляд на лицо единственного сына. То, что он видит, заставляет старика развернуться и опрометью побежать к сундукам в сокровищнице прежде, чем Нар и другие члены совета успевают уговорить Трора остаться. Торин наблюдает, как его отца целуют на прощание сотни подданных. Как его тело помещают в погребальный чертог, как укрывают его в камне. Всё это время гномы плачут, не скрываясь, о своём регенте, а заодно оплакивают неизвестность, что теперь нависла над ними. Ключ от Боковой двери вкладывает в его руку третий советник отца, Ганир. — Твой дед не берёт его. Вот и всё, что говорит гном. Ключ маленький и с жёсткими углами, а в черенке легко углядеть силуэт песочных часов. Ключ холодный. Это — память, воплощённая в предмете, и каждый раз, когда Торин касается ключа, кажется принцу, что он снова стоит перед стеной, которая никак не хочет становиться дверью. После… Трор просто угас. Это, возможно, самые длинные два месяца в жизни Торина, но в общем течении времени они проходят быстро. Он похоронил деда в саркофаге, где Аркенстон был вделан по самом центру крышки, и оставил Кольцо власти на пальце старика. Были возражения… Но совет легко поддался на уговоры, когда перед ними предстал всхлипывающий Нар, воющий, чтобы и камень, и кольцо сбросили во тьму недр, чтобы они умерли, как умер их король, чтобы закончить этот отвратительный круговорот, будьте вы Махалом прокляты… Так Торин стоит перед чертогами мёртвых во второй раз за эти два месяца, вместе с Фрерином и Дис, бледными, осунувшимися, стоящими пообок от него. Они смотрят, как блестящий саркофаг исчезает во тьме, смотрят, как камень с треском принимает короля обратно в своё лоно. И Торин вновь получает Эребор.