don't push me away

Омеги рождаются у оборотней очень редко, оттого наверное так ценны. Тэхён об этом слышал. Парень не может вспомнить лица своих родителей, их улыбки. Расплывчатые силуэты, не более того. Но он знал, был уверен, что альфа — это непременно защита и опора, а омега — воплощение нежности и любви. Папа остался в его воспоминаниях расплывчатым образом, с добрыми карими глазами и теплыми руками. Отца он помнит немного лучше, и это самое светлое воспоминание об альфах в его жизни. Потому что, потом всё превратилось в кошмар. Однажды ночью он проснулся от удушающей гари, но тогда он ещё не мог и представить, что это последний раз, когда он видит родителей. Окровавленное тело отца стерлось из его памяти очень быстро, но мёртвый папа, которого глупый шестилетний Тэхён обнимал, заливая солёными слезами и умолял открыть глаза, преследовал его долго в кошмарных снах. Потом была новая, дикая стая, в которой все смотрели на мальчика, как на кусок мяса. И тогда он впервые возненавидел свою природу. Почему бы ему не быть бетой или альфой? Человеком наконец. Но нет, он — чёртов омега, хотя, кажется, окружающие считали его инкубатором. Бездушным существом, созданным только для выполнения репродуктивной функции и удовлетворения потребностей альф. Когда он вспоминает о своём первом разе, на глаза наворачиваются слёзы. Первое унижение, первый нож в спину. Единственное, за что он благодарен, если за такое можно быть благодарным, они дождались его первой течки. Тэхён множество раз слышал о случаях, когда совсем маленьких омег насиловали без жалости. И всё-таки, это была его стая. Первое время, он, конечно, пытался сбежать, но быстро понял, что здесь его насилуют несколько человек, а там, за пределами стаи, его ждёт нечто ещё более жуткое. Он старался не думать о том, что именно. К тому же, он сыт, одет, обогрет. Альфа ведь беспокоился о своей подстилке. Но когда Тэхёну исполнилось семнадцать, всё опять изменилось в худшую сторону, хотя, казалось бы, хуже уже некуда. Тэхён оказался бракованным. Бесплодным, бездетным. Бесполезным. Впрочем, это немного и порадовало омегу, мысль о том, что он будет плодить оборотней, подобных вот этим чудовищам, вызывала в нём отвращение. В тот день он впервые пытался покончить с собой. Его брали всю ночь, насухую, без какой-либо жалости, разрывая его изнутри. Он даже не знает, сколько их было, наверное, чуть ли не вся стая принимала участие. Под утро они просто оставили его разбитого, в крови, слезах и сперме, зная, что он всё равно регенирирует. А он мечтал о смерти. Нож в руке ощущался так правильно, как будто Тэхён всегда был с ним неразлучен, как его лучший, единственный друг. Первая полоса далась ему легко, дальше было немного тяжелее, но он упорно кромсал руку, надеясь, что всё это наконец-то кончится и он воссоединится с родителями. Но он выжил. И сожалел об этом каждый день с тех пор. Хотя, лучше бы он вообще не рождался. Эта мысль укрепилась в его сознании настолько прочно, что сейчас кажется единственно возможной. Меньше всего ему хотелось переживать всё это заново, снова. Его бросили в том лесу, на чужой территории специально. Они прекрасно знали, что его найдут. Будут допрашивать, возможно пытать и… Об этом «и» Тэхён старается не думать, но других омег в этой стае нет, а Чонгук есть. Ещё один грёбаный альфа, и, кажется, пары у него нет. Нужно быть слепым, чтобы не замечать плотоядного взгляда, который Чонгук упорно маскирует под раздраженный. Тэхён всем своим искалеченным существом уверен, что все альфы видят в нём лишь дырку. Совершенно не замечая огромную дыру в груди. Там где должно быть сердце. На какое-то мгновение ему показалось, что Чонгук не такой. Что он большой и сильный, заботливый волк, совсем как отец. На одно чёртово мгновение, но альфа наглядно показал ему всю глубину собственного заблуждения. Глупый, глупый Тэхён. — Тэхён? В темноте подвала раздался осторожный голос и Тэ напрягся, забиваясь в угол. Один из бет Чонгука виновато улыбаясь, поставил перед ним поднос с едой, и, присев рядом, опустил глаза. — Извини Чонгука. Я понимаю, как глупо это звучит, — бета растерянно взглянул на Кима, — но он на самом деле не такой плохой, правда. Тэхён приподняв бровь слушает и пытается понять, что за игру с ним ведут. Опять напускная забота для того чтобы… А, собственно говоря, для чего? Опять будут расспрашивать? Бета, Хосок, если не ошибается Тэхён, немного наклоняется к нему и указывает пальцем вверх. — Он сожалеет. Я это точно знаю, — поспешно кивает и продолжает, — я же читаю его мысли. Тэхён хмыкает и отворачивается. Слабо верится. Хосок видимо понимает это, потому что, кивает пару раз сам себе, очевидно, не рассчитывая на реакцию со стороны омеги, и вздохнув поднимается на ноги. — Ты поешь. Я не знаю, что ты любишь, но мы так обычно питаемся. Голос беты с каждым словом становится всё тише и тише, пока он неуверенно пятится к выходу. Тэхён рассматривает принесенную им еду и хмурится. Желудок, удручающе ворчит, но страх и недоверие заставляют его отставить поднос от себя подальше. Кто знает, что они могли туда подсыпать? Хочется довериться Хосоку, но печальный опыт прошлого не позволяет ему так поступить. Тэхён мысленно корит себя за слабохарактерность и осторожно подтягивает колени к животу, кривясь от боли. Неплохо бы поспать. А сон у Тэхёна чуткий. ***** — И что это было? — осторожно интересуется Намджун, пока Чонгук буравит взглядом стену. Альфа наигранно удивленно оборачивается и сжимает стержень карандаша, кроша его на мелкие кусочки. — Что ты имеешь в виду? — аккуратно стряхивая с руки грифель. — Ну хотя бы об этом, — кивает бета на остатки карандаша, — что с тобой? Чонгук молчит, прислушиваясь к сердцебиению того, кто в это время мучается, гонимый призраками прошлого в его подвале, и прикрывает глаза. Ощущение неправильности происходящего накатывает уже спустя секунду после того, как он отпускает тонкую омежью шею. И его крошит, ломает от собственной ничтожности, как стержень мягкого карандаша. Чонгук никогда бы не причинил вред омеге. Неважно, своей или чужой. Альфа вспоминает загнанный взгляд Тэхёна, рассеченную скулу, множество ран и натужно сглатывает. — Я не знаю, Намджун, — Чон не узнает своего голоса, — не знаю. Дело вовсе не в том, что этот парень вызывает в нём какие-то чувства. Хотя, это исключать тоже нельзя. Но он — омега, Чонгук знал это, когда сжимал его горло, осознавал, что он слаб и беззащитен перед ним. Знал, но почему-то не смог остановиться. Теперь же он ненавидел за это себя, а ещё своих бет, и Намджуна, который вмешался слишком поздно. — Нужно разобраться с этой стаей. — в горле у Чонгука пересыхает, но он разворачивает карту, и спрашивает, не поднимая глаз. — Что ты думаешь о них? — Я попросил Хосока покормить его. Альфа переводит раздраженный взгляд на Джуна. — Зачем? — Думаю, он голоден. — Зачем ты говоришь мне это? — цедит Чон, прожигая бету взглядом. Намджун вальяжно разваливаясь в кресле, отвечает вопросом на вопрос. — Потому что тебя это интересует? Волк внутри альфы рвёт и мечет. Чонгук с таким усилием сдерживает его, а Джун продолжает подливать масла в огонь. Он иногда его до чертиков ненавидит, потому что Ким знает его лучше, чем он сам. — Возьми Джина и Хосока, защитите особняк. Кто знает, чего нам ждать от этой стаи. — Что с Тэхёном? — интересуется Джун. — Займетесь им позже, — безразлично бросает Чонгук, углубляясь в изучение карты, но Намджун слышит в его голосе гораздо больше, чем альфа может себе представить.