Шоколада?

Первой неожиданностью для «Любящих» и «Оберегающих» родителей стало то, что характер их «Любимого» чада изменился. Еще до этой мерзкой, по словам Лайелла, раны и ситуации в целом, Ремус был мирным и послушным ребенком, который во всем угождал матери и отцу. О том, что это именно слегка отдаленное отношение Хоуп, и презрительные взгляды самого Лайелла, взрослые и думать не могли, скинув все обвинения на «Проклятых оборотней!». Ремус только презрительно фыркал сам себе, и в особо эмоциональные моменты пытался успокоиться, чтобы хвост и ушки исчезли, не оказываясь. К полной луне еще нужно дожить, а он уже начал, благодаря сове, предоставленной матерью, покупать книги об оборотнях и магии. Потому что мистер Лайелл, несмотря на свое обещание обучить мальчика, ничего, кроме как махать палочкой, не показывал. И сказал, что если через три превращения, он не возьмет под контроль свою болезнь, он будет выгнан из дома. Или его заставляют слушаться, всеми методами, что могут быть. Тогда в памяти снова появлялся белый кафель с кровью. Первое обращение проводилось в подвале. Дверь в подвал, куда вела лестница, был закрыт всеми чарами мистера Лайелла, которые тот только знал, а миссис Хоуп решила переждать все у своей соседки-подруги. О том, чтобы войти и дать ребенку поесть, во время обращения, не могло идти и речи: Как же, он ведь оборотень, зараженный, прокаженный, и так далее… Сначала было больно. До крови, из-за прикушенной губы, больно, а ошейник на шее начинал сжимать ее. А потом он понял, что все не так. Боль исчезла, оставляя пустоту, и какой-то азарт, желание что-то сломать, кого-то убить, кого-то съесть и… Не сидеть в тюрьме. Наконец-то увидеть мир.

Перед глазами пронеслись белые стены, детский плач, и крик о том, что она обязательно увидит тот мир, за стенами. Перед глазами стояли каменные и белые стены, сливаясь в одну, и оба желания сливаются, с желанием выбраться и быть свободной всегда, а не тогда, когда этого хотят другие. Наконец-то свободной, а не под замком. Не псом на поводке.

Договориться выходит сразу же. Волк только хочет, как и та девочка, из воспоминаний, — Или это была его фантазия, чтобы лучше понять волка? Откуда он, Ремус, мог видеть ту девочку, в маггловской…. Больнице? , — быть свободным, найти свою стаю, семью и развлечение. Азарт, который вбирал с головой, заставляя сглатывать вязкую слюну во рту. А за небольшим окошком, на потолку, которое выходит на кухню, из-за окна уже там, слышится вой вожака. Он зовет его, зовут всю его, — Предположительно, может ли он считать их своей стаей так же? — стаю, чтобы… А что будет дальше? Волк рвался, он хотел туда. Ремус так же выл, пытаясь придумать, как пойти к вожаку, поговорить, узнать, как все делать правильно, и наконец-то найти хоть какую-то свободу или тепло. И волк был согласен на тепло, вместо свободы, потому что те люди, — Лайелл и Хоуп. Маг и Маггл, — тепла не дадут. Будут притеснять к стенке, наставив на него палочку или нож, ружье. — Домой… Тихо, как в бреду, шепчет сознание. А небольшой, черный волчонок, с удивительными карими с синим глазами, только прижимается к земле. *** Через три дня, дверь открыли. Ремус чувствовал во всем теле боль, и вероятнее всего, магическое истощение, и обычное недоедание. За три дня, ему только на второй дали какой-то большой кусок мяса, который долго не продолжался. В углу подвала была горка из пятерых убитых крыс, которых Люпин-младший побрезговал съесть. Одежда на маленьком мальчике не порвалась, а была все та же, что удивляло, и только он понимал, что найти свободу будет сложно. Когда Лайелл, с палочкой наперевес, вошел в подвал, и увидел неподвижно лежащего сына, который принюхивался к умопомрачительному аромату из кухни, — Хоуп готовит? Интересно… — он только выдохнул, сквозь зубы. Мальчик, как побитое жизнью животное, не выглядел: Скорее, как злой щенок, который обещал в будущем отплатить за обиды. — Его нужно выпустить, — уверенно произнес пятилетний ребенок, смотря своими карими, с чем-то синим, глазами, на Лайелла: — Волк не будет, как цепной пес, сидеть на привязи. — Он будет это делать, пока мы не найдем способ убить его, — прошипел мужчина, и принял более надменный вид: — Ремус, пошли на обед. Хоуп приготовила индейку, и овощной салат. Ремус послушно поднялся, и шатаясь, последовал за мистером Лайеллом. Делать было нечего, а на следующее полнолуние он вполне успеет убежать, и возможно, если повезет, встретить вожака стаи, чтобы тот ему помог. Стая — одна семья, в конце-то концов, а вожак несет за нее ответственность, и он не может оставить за своей спиной ребенка, из стаи. Иначе, мнение о нем, как о вожаке, может ухудшиться, как минимум, и как максимум, не дадут уже узы. *** Обед был тих. Непривычно тих, даже для потерявшего память Ремуса, который привык, что хотя бы миссис Хоуп рассказывает о чем-то, бредя тем, что он все вспомнит. Люпин-младший, как и старший, прекрасно понимают, что нет, он уже ничего не вспомнит, и попытки бесполезны. Поэтому Ремус просто тихо сидит, и медленно ест кусок индейки, заедая тот салатом, думая о том, что куска мяса — Маловато на два, три дня. И в лесу, он сумеет, если это возможно, поймать какую-то добычу. — Ремус, дорогой, ешь… Здесь, Лоули подарила шоколад, говоря, что сожалеет твоей проблеме, с потерей памяти… Хочешь? Слово «Шоколад» заставляет болезненно поморщиться, и вспомнить какую-то книгу, с подарочной упаковкой шоколада на ней. И слова, такие веселые и живые, какого-то мальчика, который зовет его съесть его любимый шоколад, и прочитать эту книгу. Кажется, книга была по высшей арифметике, и что там читать, Ремусу было непонятно, — Книга была легкая и для легкого чтения…. Взрослый. Набатом в голове крутится лишь один вопрос, «Какой еще взрослый?», и немного меньше, но вполне беспокоящее «Тогда почему я ребенок? Что происходит?». А шоколад Ремус Люпин съел, сказав, что он теперь его будет есть всегда, чтобы не забыть последние дни, как это случилось с пятью годами жизни. На самом деле, он собирается есть его, чтобы не забывать о том, что ребенком он не был. Кто же он тогда…? — Ремус, есть много сладкого вредно, — пробормотала под нос Хоуп. — И это не даст тебе ничего не забывать, — спокойно сообщил мистер Лайелл. — Мистер Лайелл, если у вас нет ничего, что может сдержать ваши воспоминания… Это не значит, что у меня тоже этого нет, — появившиеся на голове уши были прижаты к голове, на лице отобразилась раздраженность, а хвост начал мотыляя в разные стороны: — Я понимаю, вы ненавидите оборотней, но я, в конце-то концов, ваш сын… — Пока ты болен, ты не мой сын. На этом разговор закончился, и все ели тихо. Хоуп едва сдерживала свои слезы, и посмотрела на Ремуса с жалостью и какой-то замешанностью, Лайелл делал вид, что его нет за столом, а сам Ремус… Он думал о том, что да, лучше он сбежит отсюда, чем будет жить здесь. *** На следующее полнолуние, Ремус Люпин, молодой оборотень, который сбежал в лес, так и не нашел стаю. Нужно было прийти в прошлый раз. Сейчас придется разбираться в одиночку.