Little Games

Юра слегка приоткрыл глаз, потом второй. Было хорошо, тепло, мягко, пахло кошатиной. Он навел фокус и увидел, что на половине Отабека устроился кот. Мягкий утренний свет залил комнату, и Юре совсем не хотелось выбираться. Ленивое воскресенье, теплый плед, можно он останется здесь навсегда? Он мечтающим взглядом скользил по потолку, по книжным полкам, по полочкам с наградами. Запахи долетели до него быстрее, чем звуки. Пахло из кухни, вкусно. Пришлось выкатиться из кровати прямиком на пол. Кот недовольным взглядом проследил нарушителя покоя, но быстро воспользовался ситуацией и развалился посередине кровати. Юра решил не заходить на кухню, остался у дверного косяка любоваться открывшейся картиной. Отабек у плиты в одних домашних штанах и в наушниках, подпевает чему-то, прикрыв глаза, подбрасывает хлеб на сковороде. Не признавал тостер. Наверное, заметил Юру краем глаза. Отложил лопатку, снял наушники и позволил им повиснуть на шее. Улыбнулся. — Юр, подай яйца, — вместо приветствия. У Плисецкого было желание бросить в него этими самыми яйцами, но он послушно передал лоток. Отабек еще раз застенчиво улыбнулся, переложил хлеб на тарелки и разбил яйца в сковороду. — Мне глазунью, — зевнул Юра и потянулся за баночкой кофе. — Я знаю, — на автомате ответил Бека. Юра насыпал две ложки с горкой в турку, поставил рядом на огонь. Позволил своему взгляду скользнуть по торсу Отабека, задержаться на всех любимых местечках, некоторые были с его же отметинами. — Хватит пялиться, — пробормотал Отабек. — Мое. Хочу — пялюсь, — Юра сложил руки на груди. У Отабека очень мило покраснела шея, но он промолчал. Ели молча. Юра не мог усидеть на месте, его голая нога под столом путешествовала по ноге Отабека, пока не уперлась в пах. Отабек перестал жевать. Юра быстро убрал ногу. — Кофе? — с невинным видом поинтересовался он. Отабек молча кивнул. Юре показалось, что он даже сглотнул. После завтрака Юра мыл посуду, а Отабек складывал мусор в мусорный пакет. — Потом вынесешь, — сказал Юра, вытерев последнюю чистую тарелку. — У Анфисы Ивановны приступ будет, если увидит тебя в таком виде в подъезде. Пожалей старушку. — Она не старушка, она — женщина в возрасте, — не сдержав улыбки, сказал Бека. Никто не мог отрицать слишком явной симпатии их консьержа к Отабеку. Они еще не доели ее яблочный пирог, который она испекла к Рождеству. Долго и лениво целовались на кровати. На фоне шла какая-то передача по Дискавери. Отабек их любил, хотя в последнее время все пропускал, уж Юра за этим следил. — Ты сводишь меня с ума, — тихо сказал Отабек, убрав упавшую на глаза прядь Юре за ухо. Юра обожал эти редкие моменты. Когда тихим, хриплым голосом Отабек признавался в том, в чем никогда не признается в обычной ситуации; когда он говорил от сердца, не стесняясь и не сдерживаясь. Юра ткнулся носом в его ладошку как довольный кот, поцеловал. И как он раньше жил без этого? Он не умел говорить такие вещи, еще больше, чем Отабек, не умел. Потому он просто поцеловал его. Целомудренно, нежно, неспешно, так, будто у них в будущем еще много поцелуев, много ленивых дней, много совместных завтраков, и можно не спешить, можно вот так лежать, и ни о чем не думать. Кроме его губ, его руки на Юриной щеке, его длинных ресниц, древесного шампуня и вкуса кофе на языке. Где-то рядом заурчал кот.