***
Он объявился во вторник, когда Гоша занимался первоклашками, а я разгребался с бумагами. Увидел его через стекло в своем кабинете и сразу же вышел. Он заметил меня и сунул руки в карманы джинс в непринужденном жесте. — Привет, — сказал я. Он поджал губы и кивнул несколько раз, будто был смущен и не ожидал наткнуться здесь на кого-то вроде меня. Или именно на меня. Я не знал что сказать. Парень медленно обвел взглядом коридор, глянул на кафешку в самом конце коридора. Мила скучала за барной стойкой, жонглировала маленькими Сатурном и Нептуном. Мы припасали такие для того, чтобы украсить коктейли или просто радовать мелких. Наконец, он посмотрел на меня. — Покажешь… покажете мне че у вас тут? — Конечно, — сказал я, пожав плечами, будто на них не лежал груз лабы, которую нужно сдать завтра. Мы ходили по этажам и заглядывали в каждый закуток. Парню, кажется, было интересно абсолютно все, даже машина с попкорном и игровые автоматы в развлекательном секторе. Мы лазили так больше часа и я решил, что хватит. — Не хочешь выпить? — спросил я. Кончики его ушей порозовели и он повел плечом. — А че нет. Я усадил его за один из дальних столиков, дабы не травмировать его более близким знакомством с Милой. Возможно, я просто ревновал, потому что парень выглядел так, что казалось это от него нужно защищать людей. Плевать, я увидел его первым, он мой. — Два сидра, — сказал я. Мила вздернула брови. — Ему сколько лет-то? — Достаточно. — Ясно, понятно, — подвела она итог и вытащила два прозрачных стакана с россыпью звезд. Я посмотрел на него. Он смотрел в ответ, но бысто отвернулся. Мила побарабанила по стойке длинными ногтями и я забрал заказ. — Сок? — нахмурился он. — Сидр, — сказал я и он расслабился. Мы пили молча. Парень барабанил по столу пальцами, будто нервничал. — Как оно вообще? — Работать здесь? — переспросил я, отодвигая стакан. Он кивнул. — Ну… — Юра, — быстро сказал он, краснея. — Понимаешь, Юра, — сказал я, стараясь не выдавать свое ликование. — В большинстве случаев, скука смертная, но иногда случаются просветы. Как в тот день, когда появился ты, подумал я. Тебе все было любопытно, я давно не встречал тех, кому по-настоящему интересно. — Я сам хотел бы… — он помолчал, подбирая слова. — Не знаю. — Работать в планетарии? — не понял я. Он закатил глаза. — Неа, поступать, — он отпил из стакана. — Оу, — ответил я. — Таких вещей пока не прочувствуешь не поймешь стоило ли, но подготовительные курсы здоровски помогают. — Да хожу я, — отмахнулся Юра. — Все в поряде. Но деда считает, что не стоит. Ну, бля, понятно, у юриста там, или у экономиста больше перспектив. Устроился в фирму, сидишь, бумажки перекладываешь. Не пыльно и вообще. Я сказал что-то вроде «мгм». Он быстро посмотрел на меня. — Мне еще долго учиться, — сказал я. — Но потом — обсерватория, наверное. — Далеко? — Далековато, да. В идеале Байконур. Юра присвистнул. — А че, — спросил он. — Не уезжая хер знает куда нельзя? — Да можно, — сказал я. — Можно и в Москве, но ведь кому что, как говорится. — А тебе че? — Хочу наблюдать за близкими к Земле небесными телами, — ответил я. Юра слушал внимательно, и я немного расхрабрился. С ним было легко, не так, как с остальными. Мы просидели до конца моей смены. Мила не стала упоминать об этом Вере Андреевне.***
Юра приходил стабильно два раза в будни и на выходных. Мы много говорили, он задавал сотни вопросов. Иногда мы решали задачки, иногда пробирались на сеансы, иногда просто сидели в пустом зале. Однажды глаза разболелись от долгого чтения и я снял очки, потер переносицу. Все было размытым, но линзы я не носил из принципа. Возможно, мне только показалось, но Юра наблюдал за мной и его скулы порозовели. Его челка стала внезапно слишком отвлекающей и я потянулся к ней, убрал и его глаза опять пригвозидил меня к месту как в тот первый раз. Я надел очки. — Серьезно, ты… — начал он, но его превала малышня, которая завалилась парами в зал. Мила зашипела на нас и вытолкала. Мы сгребли книжки и убрались. Какое-то время мы просто молча шли, потом я заметил Звездный зал. Глупая идея пронеслась в голове и я схватил Юру за руку. — Пойдем, — сказал я и он не задал ни единого вопроса. В зале уже включили звездное небо, я знал, что сеанс скоро начнется. Черт возьми, я завел его на сеанс для парочек. Меня охватило странное чувство будто я был воздушным шариком, который все поднимается и поднимается. Мы бегали между рядами и дурачились, пока Юра не споткнулся и не упал. Я опустился рядом на колени, спросил как он, не ударился ли, но Юра схватил меня за галстук внезапно сильной хваткой и притянул к себе. Его волосы растрепались и рассыпались как нимб над головой. — Выбрось галстук с Дартом, — прошептал он. — Кайло Рен горяч как гребаное пекло. — Вот как, — шепотом ответил я. Юра качнул бедрами и, серьезно, сейчас я готов был сжечь любой свой галстук, да весь свой гардероб, если он попросит. — Значит, ты по брюнетам? — Только по кареглазым, — сказал он. — И по… И я поцеловал его, пока он опять не пошутил про казахов. И это было лучшее, что случалось со мной. Его руки сжимали мои в районе бицепсов и я чувствовал, как Юра довольно хмыкнул и улыбнулся. Серьезно, я могу и привыкнуть. Я целовал его медленно, и он сдержанно отвечал, но, когда я провел языком по его верхней губе, он рассыпался, я почувствовал это. Юра весь обмяк и стал податливым, и таким покорным. Я сам чувствовал, что ни за что не смогу подняться. Пусть заходят и видят нас, мне плевать. Пусть смотрят. Пусть вынесут нас сцепленными, я не возражаю. Я физически не могу оторваться от него. — Отабек, — сказал он, прикусив мою нижнюю губу. — Дай подышать. И прозвучало это так глупо и невозможно, что я рассмеялся. И он рассмеялся тоже. — Серьезно, — сказал Юра. — У тебя охрененный смех. Делай так чаще. Я не мог сказать, что только он может рассмешить меня. Нельзя так давить на человека. Мы лежали под звездным небом, целовались, иногда Юра рандомно тыкал пальцем в потолок и спрашивал «а что это?» и я придумывал звезде дичайшее имя, а он говорил «какой ты горячий, когда умничаешь» и мы опять целовались. И серьезно, это был лучший день. Когда в тот день я провел его домой, он обронил, что Байконур не такая уже и дичь кромешная и мне пришлось поцеловать его еще раз. Серьезно, как я мог устоять?