Но ведь я буду рядом

      На следующее утро ни Кайл, ни Стэн не появляются на остановке и это, в принципе, ожидаемо. Картман встречает Кенни потрясающей новостью о вчерашнем пожаре, участии в нем Кайла и о том, что «кто-то в этом городе наконец-то взялся решить еврейский вопрос, и очень жаль, что это не я», за что получает кулаком под ребра и бонусный пинок под зад. Ворчит:       – Нет, я не понимаю, ну чего ты такой нервный, Кенни? Это все от замороженных вафель, ты явно застудил последние мозги.       – Это оттого, что ты жирная сволочь, Картман. Что с Кайлом? – запинается, осознав, что вопрос звучит однобоко. – И Стэном?       – Да в порядке они. Жиды и хиппи всегда выкрутятся, ты же знаешь, – протягивает Эрик и неясно, чего больше в его тоне: сожаления или непонятной гордости.       Кенни кивает и оставшееся до автобуса время молчит, периодически затягиваясь. Молчит он и в школе, честно, как паинька, отсиживая первые два урока. Но после второго подрывается с места, закидывает рюкзак за плечо и покидает класс, даже не озаботившись сносным прикрытием на случай переклички.       Если Кайлу плохо, и он лежит дома, сегодня к нему едва ли пустят, так что Кенни даже не пытается прорваться через миссис Брофловски и сразу сворачивает в сторону от дорожки, ведущей к крыльцу. Снег растаял, так что можно не беспокоиться насчет следов. Он подходит к нужному окну, стучит. Ждет с минуту, которой с лихвой хватает, чтобы накрутить себя, решив, что Кайл пострадал достаточно, чтобы сейчас лежать в больнице, но тут шторы распахиваются, за ними виднеется сонное лицо и рыжая макушка.       Маккормик подпрыгивает на месте, машет рукой, улыбается и перелазит через подоконник, как только Кайл открывает окно.       Он оказывается с ногами на кровати, и его тут же обхватывают забинтованные руки, держат так крепко, насколько могут, и Кайл утыкается лицом ему в плечо, отчего его кудри лезут в рот и щекочут шею.       Кенни замирает от неожиданности, чувствуя, как резко разгоняется сердце. Его отпускают прежде, чем он успевает что-либо сказать или сделать, Брофловски отстраняется, и Кенни ловит странное ощущение пустоты там, где только что было теплое после сна тело.       А потом смотрит в лицо Кайлу и понимает, что предпочел бы, чтобы тот вовсе ничего не помнил о вчерашнем вечере. Кайл весь занят изучением бинтов на своих пальцах, хмурится, отчего между бровей морщинка, кусает губу и выглядит настолько виноватым, словно уничтожил как минимум половину населения планеты своими руками.       – Прости, – он, наконец, заговаривает, и голос у него хриплый, как от ангины, – я не смог спасти тебя.       Кенни вздыхает, но находит в себе силы улыбнуться:       – Если бы ты меня спас, я бы валялся сейчас в больнице, забинтованный, как египетская мумия. Рановато еще готовить костюм к Хэллоуину, если ты не в курсе.       Он ждет, что вызовет улыбку, или хотя бы разгладит морщинку между бровей, или немного развеет давящую атмосферу вины и запаха медикаментов. Но Кайл, этот невозможный, упертый Кайл, качает головой и все так же не смотрит Кенни в лицо.       – Я обещал, что больше не позволю тебе умирать в мучениях. Выходит, что мое слово ничего не стоит. Я должен был пойти до конца, понимаешь? А вместо этого бросил тебя там, как последний слабак.       С каждым словом он все ниже опускает лицо, отчего голос становится тише. Кенни не знает, как его успокоить наверняка, так что просто кладет ладонь ему на голову, зарываясь в рыжие волосы, взъерошивая и тут же приглаживая.       – Слушай, у меня особые отношения со Смертью. Скорее всего, я просто настолько хорош, что она предпочитает видеться со мной почаще. Но ты один из моих лучших друзей. Я не хотел бы тебя ей отдавать.       Несколько секунд Кайл молчит, не пытаясь выскользнуть из-под ладони, что гладит по голове. Потом неожиданно произносит:       – Чел, ты бы хоть обувь снял.       Кенни спохватывается, снимает кеды и скидывает их прямо на пол. На покрывале остается пара мокрых грязных пятен на месте, где только что были его ноги, но Кайл просто машет рукой, мол, забей; спрашивает:       – Есть будешь?       Кенни сразу вспоминает, что пропустил школьный обед. А еще он чувствует, что Кайл оттаивает, и это само по себе хорошая новость.       – Когда это я отказывался? – улыбается и расстегивает куртку, снимает капюшон.       – На тумбочке тарелка, – Кайл кивает куда-то в сторону. – У меня все равно аппетита нет, да и вилку такими руками не удержать.       У Кенни екает внутри, когда он впервые по-настоящему обращает внимание на повязки. Он прежде не мог и представить себе, что кто-то будет готов рискнуть своей жизнью ради него. Совесть начинает скрестись изнутри, призывая отплатить хоть чем-нибудь, и Кенни не может придумать ничего лучше.       – А хочешь, я тебя покормлю?       Кайл фыркает, откидываясь на подушку.       – Я что, ребенок?       – Ты растущий организм, – Кенни внушительно поднимает вверх указательный палец, – к тому же, тебе нужны витамины, чтобы поскорее поправиться.       – Чел, это жареная картошка с курицей, – смеется Кайл, – там нет никаких витаминов.       Кенни забирает тарелку с тумбочки, ставит ее себе на колени. Цепляет ломтик картошки и кладет в рот. Второй подносит к губам Кайла:       – Давай-ка, ешь. Или мне тебя силой кормить?       Он тыкает ломтиком картошки в нижнюю губу Брофловски, пока тот не сдается и не открывает рот. Жует картофель и бубнит что-то про «одной мамочки мне вполне достаточно» и «детский сад», но Кенни даже не трудится его слушать.       На двоих они съедают всю порцию, Кенни впихивает в Кайла последний кусочек курицы и вытирает руки салфеткой, когда Кайл вдруг становится серьезным и касается его плеча, привлекая внимание.       – Чел, я обещаю, что в следующий раз я сделаю все возможное и даже больше, чтобы ты не пострадал.       Кенни неожиданно ведет от этого контраста температур: нынешней, почти детской, беспомощности Кайла и уверенности такой, с которой и на тот свет не страшно отправиться хоть сейчас. У Брофловски на нижней губе крошка, и Кенни смахивает ее, проведя указательным пальцем.       – Спасибо, – но не удерживается и добавляет. – Обещаю, что снова покормлю тебя, если в следующий раз ты тоже повредишь руки.       Кайл пихает его ногой в бок, но в глазах пляшет веселье.