Но ведь я буду рядом

      Кенни открывает глаза в темноте и несколько минут просто лежит, сонно оглядывая очертания предметов. Комната его, и он полностью одет – значит, только что воскрес. Правда, все еще мерещится запах бензина…       Кайл! Он подрывается с кровати, запутывается в одеяле, приземляется босыми ногами на холодный липкий пол. Кайл ведь был с ним на той заправке, и он не может даже представить масштабы взрыва, и он толком не понял, что именно там стряслось.       Кроме того, что Кайл, возможно…       В прихожей он натягивает кеды на босые ступни, прыгая на одной ноге, и морально готовится к пробежке – до заправки идти минут пятнадцать, бегом получится за пять. Но только стоит ему выскочить на крыльцо, как он замечает сидящую на ступеньках фигуру. И замирает. Внутренности несколько раз делают сальто.       – Кенни!       Кайл оборачивается, и в свете уличных фонарей видно его улыбку. МакКормик напряженно вглядывается в его лицо – ни царапинки – потом окидывает взглядом руки-ноги – тоже целы, выдыхает и садится рядом.       – Что вообще, черт возьми, там произошло?       – Утечка бензина. Скорее всего, как раз у той машины, что подъезжала ночью, была трещина в баке. Потом – твой же окурок, Кенни, нельзя же настолько не думать головой! Курить рядом с бензоколонкой! Владелец заправки сказал, что тебе придется выплачивать баснословный штра…       – Ты не пострадал?       Кайл, перебитый на полуслове, раздраженно пожимает плечами.       – Отделался парой царапин от Берримора. Но это сейчас не важно. Ты что, думаешь, если ты бессмертный, можно совсем не думать о собственной безопасности?       Под конец Кайл повышает голос с яростного шепота на пару тонов, так что последняя фраза эхом разносится по темной пустой улице. Вместе со словами из его рта вырываются облака пара, и Кенни только тогда осознает, что на улице мороз. Кайл сам пугается того, насколько громко получилось, молчит пару секунд, затем продолжает уже спокойнее:       – Ты вчера школу пропустил. Заставил меня поволноваться, я не сразу сообразил, что ты ведь, – ему все еще трудно говорить об этом как абсолютно естественном явлении, потому получается короткая пауза, – умер уже после полуночи. Но на всякий случай я пришел сегодня прямо к тебе и пораньше.       Кенни чувствует, как за грудиной что-то сладко ноет. Никогда прежде никто не вставал ради него засветло и не шел по холодным улицам просто удостовериться, что он в порядке. Он чувствует себя так, будто выиграл джек-пот. Для его странной, дурацкой судьбы это даже слишком хорошо.       – Кстати, уговорил маму дать котенку испытательный срок. Так что теперь он живет у меня. Жаль, что пока шугается громких звуков…       Вот оно. То самое, что должно было отравить ему радость. Кенни судорожно вдыхает холодный воздух, борясь с желанием прямо сейчас закурить.       – Кайл, ты снова чуть не погиб из-за меня.       Тот хмурится, пожимает плечами.       – Но ведь не погиб же. Тем более, чел, вспомни любое из наших детских приключений. Мы все регулярно оказывались на волосок от гибели, но больше всего доставалось тебе.       – Это другое, ты… – Кенни опускает взгляд, думая, что вообще сказать теперь. «Я не прощу себе, если что-то с тобой случится»? «Я не переживу, если ты пострадаешь из-за меня»? «Я жизни без тебя не представляю»? Но это все прозвучит настолько кошмарно сопливо, что он в глаза Кайлу смотреть не сможет, если что-то из этого бреда всерьез произнесет.       Он медленно вдыхает. Выдыхает. И понимает, что всего одну шаблонную глупость ему сказать все равно придется, а там – хоть трава не расти на его могиле.       – Ты должен держаться от меня подальше. Для твоей же безопасности.       Кайл удивленно приподнимает брови:       – Ты шутишь что ли?       Кенни мотает головой, кладет ладонь ему на плечо, слегка сжимая:       – Нет, серьезно. Тебе не…       Брофловски раздраженно отталкивает его руку, окидывает его своим сияюще-яростным взглядом, перебивая:       – Чувак, я не ожидал, что ты можешь придумать такую фигню. Я не стану тебя бросать, я ведь говорил уже об этом. Я твой друг или кто? И если я обещал быть рядом…       У Кенни, видимо, закружилась голова от постоянного вращения в колесе Сансары. Или, возможно, он успел подхватить простуду от постоянных прогулок в одних кедах в конце октября, и теперь его вовсю лихорадило. Но объяснить как-то иначе то, что он обхватил обеими ладонями лицо Кайла и прижался к его губам, было невозможно.       Прижался – и сам оцепенел. Спину как будто окатили кипятком, и он поспешно отпрянул, испугавшись не столько своего порыва – он сам чувствовал, что к тому его дурная голова и вела – сколько реакции Кайла.       Кайл старательно смотрел на свои колени. Потом, как в трансе, медленно вытер губы рукавом. А у Кенни внутри словно что-то треснуло.       – Кхм, я, наверное, пойду. Увидимся в школе? – Брофловски медленно поднялся со ступенек, отряхиваясь и все еще отводя взгляд.       – Да, конечно. До встречи, – Кенни сам удивился, но голос совсем не дрожал.       Он проследил, как… друг быстрым шагом уходит в предрассветных сумерках до самого поворота и только после этого позволил себе тихо взвыть и ударить кулаком о бетон крыльца.       В школе он, естественно, не появляется. В этот день он вообще не встает с кровати, не реагируя даже на предложение поесть. На следующий – приходит на заправку, пострадавшую, в целом, в меньшей степени, чем он думал. Там на него орет начальник, угрожая вытрясти из него кишки и оставить с голой задницей. Кенни просто слушает его, все еще будучи оглушенным. Молча.       На следующий день он находит себе новую подработку: его берут санитаром в больницу на две ночи по будням и круглосуточно в выходные. Ему теперь очень нужны деньги, чтобы выплатить штраф.       Но оглушенность никуда не уходит. Он не появляется в школе еще неделю и умирает каждый из этих гребанных дней.       В четверг он давится хлопьями.       В пятницу его сбивает машина скорой помощи – прямо на территории больницы, иронично, правда?       В субботу он падает с лестницы.       В воскресенье в него бьет молния.       В понедельник на него нападает медведь, забравшийся прямо к нему в комнату, так что Кенни успевает только проснуться и сразу ощущает на горле мощные челюсти. Неприятный хруст – и вот он уже лежит на облаках, зная, что и это ненадолго. Понедельник в принципе тяжелый день.       Во вторник ему на голову падает тот же самый медведь, тушу которого Нед и Джимбо зачем-то пытались затащить в дом с улицы через второй этаж. И это уже ни в какие ворота.       В среду он наступает на гвоздь и к вечеру в судорогах умирает от столбняка. Это оказывается болезненным и новым опытом. Кенни, в конце концов, понимает, что отвык за последнее время умирать каждый день, как по расписанию.       Как будто Кайлу и правда удавалось беречь его от смерти.       Утром в четверг Кенни собирает рюкзак.       Кайл сидит на уроке и вяло просматривает параграф по истории, который мистер Гаррисон задал выучить к концу занятия, а сам сел читать какой-то роман в мягкой обложке, периодически смущенно хихикая. «Среда, первое ноября» – значится на дисплее телефона. То есть уже неделя с того дня…       При мысли об этом Кайл мрачнеет. Он не может не думать об этом, даже если настроение от этого портится, как молоко в жару, потому что все оправдания, которые он придумывает такому поступку Кенни, кажутся очень зыбкими.       «Возможно, это такой побочный эффект воскрешения. Или он хотел обнять меня, просто по-дружески, и промахнулся. Или так выразил благодарность… Или хотел напугать меня, чтобы я перестал с ним общаться».       На этом моменте Кайл резко дергается и выпрямляется, так что Стэн, почти задремавший над учебником, просыпается и поворачивается к нему. Кивком спрашивает, мол, ты чего? Брофловски в ответ только машет головой, снова склоняясь над книгой. Последняя идея кажется более-менее реалистичной, и он временно успокаивается и даже кое-как дочитывает главу до звонка. Мистер Гаррисон сообщает, что задание переносится на следующий урок, а затем спрашивает:       – Кстати, кто-нибудь знает, где Кенни? Он не появляется в школе уже неделю!       На соседней парте Картман прыскает в кулак:       – Да помер, наверное, этот нищеброд.       Кайл дергается, но почему-то только крепко сжимает пальцами карандаш.       На следующий день Кенни появляется в школе, но толком не здоровается ни с кем, только приветственно машет рукой. На все вопросы отвечает, что болел, и даже отдает Гаррисону справку из больницы. Кайл украдкой смотрит на него весь день, абсолютно забыв об уроках.       Когда звенит последний звонок, Кенни собирает сумку очень медленно, что в принципе нелегкая задача, если из вещей у тебя только мятая тетрадь и ручка, и тогда же первый раз пересекается взглядами с Кайлом. Кайл вздрагивает и тоже не торопится, просит Стэна подождать его внизу, а сам остается с Кенни один в кабинете, и тут же чувствует, как вспотели ладони, потому что то быстрое касание губ он помнит в идеале. Как будто это вообще самое последнее событие, которое происходило с ним.       Кенни первым начинает разговор, сперва откашлявшись, будто у него и правда сел голос от простуды.       – Слушай, я хочу извиниться за тот раз. У меня был жар, и я ничего…       – Все в порядке, чел, забыли. Считай, ничего не было, – Кайл улыбается, хлопает его по плечу и направляется к выходу из кабинета, – Ну что, идем?       Кенни замирает на секунду, потом кивает и шагает следом, плотнее натянув капюшон.       Он понимает, что увяз сильнее, чем думал, потому что от облегчения, отразившегося на лице Кайла во время их короткого разговора, его начинает тошнить.