Не ходите, дети...

      Когда я планировал этот побег от Влада, я совсем не предполагал, что мне будет так тяжело. За последнее время я думал так редко, что, уже казалось, эта способность пропала из моего арсенала сама собой, как отмороженный собачий хвост.       Короче, я четко просчитал все ходы в своем дьявольском плане.       Что мне в итоге было надо? Мне надо было исчезнуть из поля видимости Сергеева. Исчезнуть совсем, и так, чтобы меня невозможно было отследить. Именно с этой мыслью я пришел к Василию Карповичу, зная, что он не сможет мне отказать. Он удивленно уставился на меня, когда я озвучил свою просьбу:       — Что тебе надо, Максим? — словно не веря своим ушам, переспросил он.       Я, сохраняя все свое терпение, повторяю:       — Мне нужен отпуск без содержания на неопределенное время.       — Зачем? — главред непонимающе стучит пальцами по столу, недоверчиво косится на меня, и вообще слабо соображает, к чему я веду.       Я вздыхаю, нет, так дело не пойдет. Карпуша, в своей обычной манере, начинает тормозить, а если так дело дальше пойдет, этот разговор затянется до вечера. Подхожу к нему со стороны спинки кресла, кладу руки ему на плечи, сдавливаю массирующими движениями. Главред обмякает, сгибает шею, подставляется под мои руки. Я наклоняюсь к его уху и очень тихо, едва слышно, говорю, чуть касаясь губами кожи:       — Мне очень нужна смена обстановки, Василий Карпович. Накопилось слишком много проблем, мне надо побыть одному — все обдумать.       Да, это правильный ход. Потому что, хрен знает, что конкретно я имею ввиду. Карпуша может фантазировать по этому поводу хоть до самого ухода на пенсию.       — Да, да, конечно, Максим, — он уже не соображает, он уже готов сказать «да» на любое мое предложение. — Ты хочешь куда-то уехать?       Естественно, есть у меня идея. Хорошее место, чтобы привести мысли в порядок и разобраться со всем бардаком, который начал твориться в моей жизни с появлением в ней Сергеева, это, без сомнения, мой родной город. Я там давно не был, и это была отличная возможность навестить родственников, а так же проверить теорию насчет того, что дома и стены помогают. Василий Карпович оживляется, услышав название моего города.       — Максим, — он с удовлетворением поднимает на меня голову, — зачем оформлять без содержания, если я могу тебя туда командировать со специальным заданием от редакции. Глава администрации твоего города собирается выдвигать свою кандидатуру на следующий срок, с этим не согласны некоторые товарищи. Поедешь — накопаешь на него компромат, лучше тебя и придумать кандидатуру невозможно.       Да уж, Карпуша никогда не упустит возможность совместить приятное с полезным. Согласно киваю. Хотя тут, есть одно «но». Обхожу кресло начальника, сажусь прямо на стол, совсем рядом с ним, так близко, что мое колено в сантиметре от его руки, лежащей на дубовой поверхности. Он ёрзает, косится на мои ноги, а я спокойно говорю ему:       — Но имейте в виду, Василий Карпович. Я не знаю, как вы это провернете, но если хоть кто-то узнает, куда я уехал, вы меня в вашем журнале больше не увидите.       Да, детка, это был шах и мат. Самое сильное оружие, которое можно было придумать. Главред теперь сделает все, чтобы эта информация осталась только между ним и мною. Как же, лишить себя возможности сублимировать на свою фантазию, да вы что? Я почти уверен, что в квартире начальника есть комната, обклеенная моими фотографиями, он запирается в ней по ночам, и, о, ужас, что там делает.       Но это, как мы понимаем, уже издержки профессии, да и ничего против того, чтобы быть чьей-то ночной фантазией, я не имею.       Итак, я свалил из города в то же утро, как только покинул свою квартиру, я сменил симку, я удалился из социальных сетей — я дал Владу шанс забыть меня, я не хотел мелькать перед его глазами хоть где-то.       Я все сделал правильно, так я считал, но, боги, как меня ломало. Мне хотелось связаться с ним каждую минуту, память услужливо подсовывала мне в мельчайших подробностях все, что между нами происходило. Но я держался, я гордился бы собой и своей выдержкой, если бы мне не было так хреново.       Оставалось лишь признать правду, совсем неприятную для меня, я действительно влюбился в мальчишку, именно в того, в кого влюбляться мне совсем не стоило. И что бы я там ни говорил, насчет его сучности и козлячества, факт оставался фактом, именно эти качества стали приоритетом того, что моя больная натура выбрала его.       Знать бы, что на самом деле двигало поступками Сергеева. Если всего лишь месть, в чем я был практически уверен, то я тем более поступил правильно. Нельзя питать демонов, которые, с каждым новым глотком чужой крови, становятся лишь сильнее. Это прямой путь или за решетку, или в психиатрическую палату. И неизвестно, что в этом случае более лояльный вариант.       Но если я ошибся, и Влад тоже испытывает ко мне чувства? Тогда я поступил, как последний еблан. Бросил единственного человека, который что-то для меня значит, в трудной для него ситуации, из которой он точно в одиночку не выберется.       И все же я надеялся, что мой мальчик разберется в себе, пережует все свои обиды на меня, он ведь уже должен был натешить свое ущемленное мною эго, переступит эту черту, положит на воспоминания обо мне большой и жирный хрен, и начнет уже жить по-настоящему, не таща за собой неподъемный мешок с ненавистью и обидами.       Да, первый раз в своей жизни я думал о ком-то, а не о себе, я ставил чьи-то интересы выше своих собственных. Мне казалось, что Влад сам подсознательно хотел, чтобы вышло именно так, просто не находил в себе сил самому отказаться от этой извращенной привязанности. Вот надо было сходить нам с ним к психологам, они бы нам разложили по ящичкам все наши язвочки и болячки, сорвали бы все гнойники с подживших ранок.       Думать надо, детки, думать, когда затеваете очередную шалость. За все рано или поздно приходится платить. Избитая истина, не так ли? Да, избитая настолько, что живого места на страдалице нет. Но откуда вам знать, в какой именно момент последствия вашей шалости вернутся в вашу жизнь и шандарахнут вам лопатой по затылку? Этого вы знать наверняка не можете.       Дайте мне машину времени и разрешите слетать туда, в прошлое, в день знакомства с одиннадцатым классом «А». Вёл бы я себя по-другому, когда знакомился с милым зайчиком Славочкой? Поступил бы я иначе, когда привел сладкого мальчика к себе домой? Выгнал бы я его ранним и солнечным утром прочь из своей жизни? На каком этапе я решил бы поступить по-другому? И смог бы вообще?       Зайчик Славочка, теплый и пушистый, нежный и доверчивый, что бы я делал с тобой, если бы знал, что ты вернешься ко мне и перевернешь мою жизнь так, что я потеряю всю свою хваленую способность к анализу и синтезу, потеряю свое знаменитое хладнокровие в любой ситуации, что я впаду от тебя в такую зависимость, что не снилась и наркоманам.       Захотел бы тогда я не прогонять тебя? Я не знаю. Ну, честно. Я вспоминаю тот вечер, я вспомнил его детально, я могу разложить его по фрагментам. Единственным ощущением был тогда азарт, стремление распять под собой подаренное мне тело.       Нет, с мальчиком Славой дело не пошло бы дальше пары ночей. Слишком скучно, слишком пресно, не драйвово, детки. Это была бы жизнь наподобие той, что я видел вокруг: гулящий и неверный муж и вечно плачущая, издерганная наседка-жена. Фу бля, даже представить противно.       А Влад, блядь, это вам похлеще коктейля Молотова. Причем с разбегу и прямо в лицо. Вот это драйв. Поймет лишь тот, кто в курсе, в какой экстаз впадаешь от прилива адреналина. С Владом, каждый раз — это бой не ради победы, а ради жизни. Любой ценой выжить — это не зайчиков ебать.       Я знаю, я почти уверен, что делал Влад, как только за мной захлопнулась дверь. И без разницы, что он чувствовал: то ли разочарование от того, что его жертва сбежала, то ли горечь от утраты его единственной любви. Я закрываю глаза и вижу картинку: Сергеев потерянно смотрит на закрывшуюся перед его носом дверь, прижимается спиной к стене и медленно сползает на пол, утыкается головой в колени и сидит в таком положении так долго, что затекает тело и немеют мышцы.       Ему сейчас больно, ему так же больно, как мне сейчас. Причины этой боли у нас могут быть разные, но боль — чистая кристальная боль — она у нас одна на двоих.       Совсем оставаться в стороне я не могу, мне надо знать, насколько я был прав в своем решении, мне надо знать, сколько Влад будет сопротивляться реальности, когда он решит, что хватит и сам покинет поле нашей битвы.       В редакции журнала у меня есть преданный мне тайный агент, завербованный мной так давно, что я и не помню причин привязанности этой девочки к своей персоне. Тихая, незаметная, уверен, влюбленная в меня по уши, мышка из отдела рекламы. Постоянно забываю её имя, приходится напрягать память… Алёна? Алина? Как же тебя, блин. Зачем так много похожих имен… Наконец, вспоминаю — девочку зовут Ангелина.       Связываюсь с ней по мылу, прошу сообщать мне обо всех движениях в редакции, особенно меня интересует информация, касающаяся Влада.       Ангелина присылает мне регулярные отчеты. Сказать, что Сергеева ломает, это исказить саму суть этого действия. Письма короткие, но достаточно емкие по содержанию.       «Влад не явился на работу в понедельник, ему звонили — он не брал трубку».       «Во вторник Влад приехал на работу весь помятый и с похмелья, метался по редакции, спрашивал, где Соболев, докопался до Валерика — довел его до слез. После этого куда-то уехал, до конца рабочего дня его не видели. Валерика отпаивали валерьянкой всем коллективом».       «Василий Карпович интересуется, почему Сергеев не ходит на работу — все пожимают плечами. Главред разорялся минут тридцать, что в редакции бардак и скоро он всех разгонит. Все сделали испуганные лица и пошли пить кофе. Сергеева сегодня не было».       «Валерик сказал, что Сергеев на больничном. Что с ним — никто не знает».       «Сегодня Петя-маркетолог сказал, что видел Сергеева в ночном клубе "Зона" пьяного в ноль. Странно он ведет себя, находясь на больничном».       «Влад был на больничном десять дней. Сегодня появился — ни с кем не разговаривал, выглядит плохо, видимо, в самом деле болел. Может, Петя его с кем-то перепутал? Влад сам на себя не похож. Наверное, у него что-то случилось».       «Сергеев устроил скандал в кабинете Карпуши. Что-то орал насчет того, что главред что-то знает и обязан ему сказать. Потом выскочил и так дверью хлопнул, что стекла задрожали, а у Валерика сам собой перезагрузился компьютер».       «Влад ведет себя со всеми по-хамски. Странно, он всегда был таким милым».       «Сегодня Влад с самого утра пошел в кабинет Карпуши, закрыл за собой дверь на замок и сидел там часа два. О чем они там говорили — неизвестно, но никто не орал. Мы зря ждали продолжение недавнего шоу. Потом он вышел из кабинета и куда-то свалил. Валерик говорит, что вроде видел его заявление об уходе».       Ну вот, кажется, я добился своего. Влад постепенно успокоился, понял, что так будет лучше для него. Понял, что самое правильное решение, которое мы можем с ним принять, это постараться забыть друг о друге.       Только вот сейчас я понимаю лишь одно. Как бы там лучше ни было — забыть я его уже не смогу. Слишком глубоко вошли его когти в мое тело, слишком глубокие следы оставили в моем сердце, чтобы была хоть какая-то возможность излечиться, чтобы была надежда на то, что когда-нибудь эти раны затянутся.