Верный клятве

После того, как Эйгон и его драконы уничтожили объединенные армии Простора и Утёса на Пламенном поле, король Торрхен Старк преклонил колено и дал клятву верности Таргариенам для того, чтобы Винтерфелл и его люди уцелели. После этого он был известен как Король, преклонивший колено. После того, как Дейенерис и её драконы спасли Джона от армии мертвецов, он преклонил колено и дал клятву верности Таргариенам для того, чтобы Винтерфелл и его люди уцелели. Многие глумились над его великим предком, забывая, что могут глумиться лишь потому, что Торхен возложил свою древнюю корону к ногам Эйгона и их предки не оставили свои сожжённые кости на Трезубце, а их искорёженные мечи не были сложены в основу трона Эйгона. И сейчас, сидя в стенах замка, названного в честь первого Хранителя Севера, Джон никак не мог избавиться от одной единственной мысли, мучившей его головной болью днем, и не оставлявшей даже ночью, насылая всё новые кошмары. Мысль не о том, будут ли его помнить как того, кто преступил свою гордость ради спасения своего народа, или будут презирать и глумиться. Будет ли кому сравнить его с великим предком?.. Отчаяние подходило медленно, но верно, порой выбирало момент, когда он был наиболее уязвим, запуская свои мерзкие щупальца во внутренности, сжимая лёгкие и прерывая противной слизью всё к чему могло дотянуться. В волосах прибавилось седины, так много, что его с легкостью можно было бы принять за ровесника отца. Он бы не показал своё отчаяние никому. Не выдал бы ни малейшим движением рук, ни мельчайшим проблеском скорби во взгляде. Он бы не признался в этом даже самому себе. Но она увидела. Дейенерис никогда не уходила. Она всегда была рядом. Во время бесконечных советов, с каждым днём становившихся всё бессмысленней. Ночью, когда в редкие часы неспокойного сна, его мучили кошмары. Она переставала быть королевой и просто садилась рядом, ничего не говорила, просто держала за руку. И становилось легче. — Ты слишком мало спишь. — Ты тоже, только мы ведь оба знаем почему. Оба слишком много пережили. За последние месяцы в сто крат. Утешать друг друга, говорить о том, что есть шансы, ничего ещё не кончено… Это для других. Для сиделок в госпитале для раненых, для солдат, что от голода и холода скоро начнут бредить. Для тех, кто пропах гарью и уже давно не чувствует отвращения от запаха горелых тел. Немая скорбь вперемешку со страхом висит в воздухе, проникает в лёгкие, глубже некуда. Всех слов любого известного языка не хватит, чтобы описать то, что можно увидеть в глазах любого из тех, кто вокруг. И если когда-то об этой войне будут петь тихим голосом слепые старцы, их никто не станет слушать. Слишком страшно. Слишком больно. Скорбь повсюду, в воздухе, в сердцах, в глазах. В её глазах тоже. Но в её глазах страшна вовсе не скорбь, а сомнение, странная неуверенность, каждый раз когда она садится рядом. Джон всё чаще видит её, всё чаще замечает. Он хорошо помнит, когда увидел эту странную неуверенность в глазах драконьей королевы. Ещё лучше помнит странную просьбу брата перед этим. Говорить с Дейенерис Таргариен. Наедине. Джон давно перестал вникать и задумываться над странными желаниями Брана. Ему более чем казалось, что у, того, кого он до недавнего времени считал лишь мальчиком, словно есть полная картина. Даже во время разговора юный Старк не всегда смотрел в глаза, хотя, нет сомнений, слушал очень внимательно. Очень внимательно… Но будто без интереса. С разочарованием. Будто наперёд знал, что услышит. — Бран, расскажи, что ты знаешь. Если это может спасти всех нас, а я знаю, это может нас спасти… — Рано. Ты не можешь этого понять. Никто не может. Ещё рано. Ещё рано. Ещё рано. Ещё рано. Рано… Рано… рано. рано… рано… рано… Для чего? Вопросов больше, чем ответов. И это просто невыносимо. — Что сказал тебе Бран? О чём вы говорили? Сноу задает вопрос, который мучает давно, стоит ей только сесть рядом и взять в свои маленькие ладони его руку. Опять… с этой проклятой неуверенностью. — Мы просто говорили. — О чём? — Джон, я не уверена… — Что я должен знать это? — звучит, немного, грубо. Может так и лучше, ведь ему уже порядком надоело, что от него что-то скрывают. — Но слово «не уверена» предполагает двойственность, верно? Два варианта, так? Так почему ты думаешь, что вариант «не сказать» лучше? — Прошу, в тебе говорит усталость. Тебе давно уже нужно отдохнуть. — Разве так сложно сказать мне? — тон слишком уж… повелительный. Он так не хотел. Не хотел ведь? Северянин убирает руку и это слишком меняет Дейенерис. С ним она хочет быть такой же, какой была с Дрого. Хоть иногда слабой. Она готова быть слабой. Но подчиняться? Нет. — Нет, но мне кажется, я всё ещё королева и имею право решать, что должны знать мои вассалы, а что нет! — Значит, я всего лишь твой вассал? — Больше нас ничего не связывает. Таргариен сказала это слишком резко. Слишком быстро. Слишком неосторожно. И тут же пожалела. Джон удивленно на неё посмотрел и не сказал ничего. Отвернулся. Подошел к окну. На что смотреть? На не меняющуюся днями картину? На собственное бессилие? Он ведь просто на ней отыгрывается. Хочет власть почувствовать. Хоть какую-то власть над всем происходящим. Понимает это. Но злится. Кулаком бьёт о стену. — Ничего? До чего же холоден его голос. Зачем? — Я не имела это ввиду. Я не должна была этого говорить. Но и ты не должен был так со мной разговаривать. Мужчина издаёт неразборчивый смешок. Что он хочет им сказать? Это даже бесит. — Джон, я только что извинилась перед тобой за свои слова. Я извиняюсь перед тобой сейчас, слышишь? Я ни у кого не просила прощения. Но прошу у тебя за то, что сказала в ответ на твои же претензии. Какое ещё доказательство моего небезразличия тебе нужно? — Скажи мне. — Почему тебе это так нужно знать? Сноу оборачивается. О, он может ответить. Более чем содержательно. — Почему? Да потому что ты больше не смотришь на меня… как раньше. Скажи, что звучит глупо, скажи. Но это так. Ты смотришь на меня, будто сомневаешься. Каждый раз, с того самого дня, ты сомневаешься во всём, рядом со мной. Думаешь, этого не видно? Думаешь, умеешь управлять собой? Так вот, это не так. — Он подходит ближе. Смотрит прямо в глаза. Сказать ему? НЕТ! — Поэтому скажи мне, что заставило тебя сомневаться? Он сказал, что я умру? Стану одним из них? Трусливо сбегу? Скажи мне! — Джон… — Ответь! Дейенерис закрывает лицо руками. Какой ужасный жест. Последний раз, она делала это в доме с красной дверью. Том самом, где росло лимонное дерево. Она не хочет говорить. Потому что абсолютно точно знает, что за этим последует. Сейчас она ненавидит Джона Сноу всей душой. Почему? Почему именно он заставляет её снова и снова становится маленькой Дени, в доме с красной дверью? Почему он заставляет её делать это сейчас? — Бран просил не держать это в тайне… — тяжелое дыхание. И ладони от лица отвести слишком сложно. От чего ты пытаешься спрятаться? Ты пытаешься спрятаться? Драконья всадница, разрушительница оков, кхалиси дотракийцев, ты пытаешься спрятаться? — Мой брат Рейегар похитил Лианну Старк. — Причём здесь это? Он словно не слышит. — Он разорвал брак с Элией Мартелл и женился на Лианне. Затем в Башне Радости у них родился сын. — Джон перестает дышать. — Ты. Мгновение. Минута. Две. Три. Вечность. Всё ещё прячешься? Дейенерис медленно убирает руки от лица. Открывает глаза. И тут же натыкается на бесчувственный взгляд его глаз. Он молчит. — Ты знаешь, что это значит. Ты не бастард. И Нед Старк… — Замолчи. — Если ты думаешь, что я не сказала, потому что… — Потому что это лишает тебя прав на корону? — То это не так. — Да? — Я не сказала, потому что… — Я бы перестал быть твоим вассалом. — Потому что ты сын моего брата! — Разве тебя это волнует? — голос — лёд. — Таргариены веками женились на братьях и сёстрах, чтобы сохранить чистоту крови. Женщина тоже начинает злиться. Чёртов гордец, неужели ты настолько глуп? — Ты считаешь, я о себе думала? — Скорее о троне. Пощёчина. Звонкая. — Да как ты смеешь? — голос — яд. — Как ты можешь быть настолько жестоким? Меня продавали, насиловали, пытались отравить, я потеряла сына и всё лишь ради этого трона. Я заслужила его больше, чем кто-либо! И я не сказала тебе лишь потому… — Что боялась потерять свою долгожданную корону. — Потому что я люблю тебя! Перед глазами лишь его глаза. Она сказала это впервые. Не говорила, когда они занимались любовью, не говорила, когда вместе засыпали, не говорила, когда в тысячный раз садилась рядом. Ты мне небезразличен. «Небезразличие» Джон порой думал, это её любимое слово. Он так хотел, чтобы она сказала первой. И не говорил сам. Что же. Она сказала это первой. Ты доволен? — Ты будешь достойным королем. Моя гордость сможет смириться с тем, что ты наденешь корону. Но твоя гордость…никогда не позволит тебе любить сестру отца. Это правда, ведь чтобы не сказал Бран, твоим отцом останется Нед Старк. Поэтому я тебе не говорила. Теперь ты знаешь. — Она разворачивается и уходит, лишь у двери кинув тихое, но пропитанное злостью и на себя и на него: — Поступайте как знаете, ваше величество.

***

Дыхание замирает. Сколько прошло лет? Сколько прошло лет с того дня, как она впервые это увидела? Шесть лет. Шесть лет? — Если бы у тебя был шанс всё вернуть? Начать сначала с того дня, когда всё пошло не так? Ты бы вернул всё? — Мне бы пришло начать слишком далеко. — Ты не понял. Если бы ты мог вернуться на шесть лет назад? — Сохранив память о том, что произошло? Нет. Забыв всё? Какой тогда смысл? — Можно было бы всё исправить. Так, по-детски, наивно. Прошлое нельзя вернуть, но как приятно думать, что можно. Исправить все ошибки, за которые так себя ненавидишь. Всё предотвратить. Изменить. Сделать всё правильно. Перестроить собственную жизнь. В прошлое возвращаться губительно. Нельзя жить там, нельзя забывать о реальности. Потеряться легко. Сойти с ума от собственных сожалений. Прошлое не изменить. Но будущее можно. В прошлое возвращаться нельзя. Но как же манит… — Ты бы этого хотела? — Да. — Так глухо звучит голос… — Они были бы живы, верно? Все они. Ты была бы счастлива. — Как констатация факта. Это так очевидно, что даже не тянет на вопрос. Так же очевидно, как и то, что Джейме Ланнистер говорит следом. — Но я нет. — Почему? — Если бы я всё помнил… Неужели ты думаешь, что после всего я смог бы вернуться к прежней жизни? Тебя в прошлом ждёт семья, которая тебя любит. Меня — отец, который ненавидит за то, что я отказался от права наследовать, сын, воистину чудовище, но от которого я не могу отказаться, потому что он — мой сын, и которому я не могу быть отцом. Так же как дочери и младшему сыну. Мне не к чему вернуться. — Там ты не калека. — Всего одна причина. Слишком мало. И там… — он замолкает. Сложно. Сложно не осознавать, что она никогда ведь его и не любила, а сложно свыкнуться с этим. Ущемлённая гордость, совесть, привязанность, что-то, когда-то называвшееся любовью, что-то, что точно предстоит сделать… Всё вместе наваливается, как огромная волна. Оттого и сложно. Джейме не хочет говорить о Серсее, потому что не уверен. Ни в чём не уверен. В Винтерфелле думать, что всё позади легко. В Речных землях сложнее. Но теперь и вовсе невозможно. Ничего не позади. Всё впереди. И он не говорит даже не потому, что тяжело, а потому, что не хочет чтобы Арья это знала. Пусть думает, что он полон решимости. Пусть думает… Арью Старк тяжело провести. Давно пора бы и привыкнуть. — Ты не должен делать то, что мы собираемся сделать. — Ну почему Арья Старк, хоть иногда, не может сделать вид, что не понимает. Ведь самой легче будет. Почему, хоть раз не может позволить думать, что её можно обмануть? — Да, не должен. Но ты забыла ещё об одном. О себе. — Что? Арья не понимает. Говорят о прошлом. В прошлом, они друг-другу никто. К чему же тут она? — Ты бы никогда не была моей. — он легко улыбается. Совершенно искренне, потому что если о Серсее думать больно, то об Арье нет. Совершенно. — Я и теперь не твоя. — Её лицо. Её лицо в этот миг… Немного возмущённое, удивлённое, с насмешкой и недоумением. Ланнистер хрипло смеется. — Но ты со мной. В том прошлом у меня не было бы и шанса. — Разве я нужна была бы тебе в том прошлом? Джейме молчит. Боги, ну как же с ней можно оставаться спокойным? Ещё ночью она обнимала его, сидела рядом, уткнувшись носом в шею, как маленький волчонок, ей богу. Теперь снова щетинится. Арья Старк, что же с тобой не так? — Может и нет, вот только нужна сейчас. Поэтому мне не нужно прошлое. — Резко. — Хорошо. Не стоило спрашивать, да? Арья сама не ждёт от себя этого вопроса. Тупого. Девчачьего. Который опять всё путает. Опять. Каждый день, как персональный ад. Затыкать надоедливые голоса в голове. Быть с ним, никогда не говорить очевидного, но понимать, что это не нужно. Чувствовать тепло, запах, прикосновения, губы. Постоянно подбираться и подпускать ближе и, в последний миг, отталкивать. Смотреть на него спящего и засыпать…захлебываться страхом. Душить себя собственными мыслями. Раскладывать всё по полочкам. И опять по кругу. Круг не имеет начала. Почему просто не принять? Почему просто не жить? Почему просто не…? — Пожалуй, не стоило. Когда всё закончится? Когда она убьет её. Вонзит нож прямо в сердце, повернёт, разбив остатки возможностей на чудесное спасение. Когда сдерёт лицо и сделает всё, чтобы оно погубило всё то, к чему чёртова сука стремилась. Когда перестанет засыпать с мыслью, что впереди ждёт месть. Когда перестанет засыпать с мыслью, что Джейме Ланнистер посмотрит на Серсею так, как смотрит сейчас на неё. Когда перестанет ревновать. Ре-вно-вать. Разобрать по слогам и снова собрать. Ничего не изменит. Арья Старк сошла с ума. Она ревнует Джейме Ланнистера. Как какая-то девчонка, которой в жизни больше ничего не интересно, кроме смазливых принцев из тупых песенок. Ревнует. Но ведь он выбрал её, верно? Он с ней. Насколько? Пока снова не увидит Серсею? Пока она снова не получит над ним власть? Пока не отберёт и его? Зачем это сейчас так важно? Так больно? Она ведь собиралась убить его, если он предаст. А теперь? Уже пыталась. Не смогла. Проверила ещё и ещё… Боги, только бы он не узнал. Не смогла. Якен бы умер от стыда. Любовь ведь — слабость. Жалкий недостаток, от которого нужно избавляться. Безликие никого не любят. Они идеальные убийцы. Безупречные никого не любят. Они идеальные воины. Арья умеет убивать как Безликие и воевать не хуже Безупречных. И любить. Вот так. Все ходы сделаны. Кости брошены. И Боги, наверняка, решили их судьбу. Сидят и смотрят, может закатывают глаза от их глупости. — Иди сюда. Джейме спешивается и подходит ближе, ожидая от Старк того же. И Арья становится рядом, смотрит снизу вверх и ждёт. Ждёт его шага. Он ведь всегда делает его первым. И в этот раз. Пальцами касается её пальцев. Склоняется лбом к её лбу. — Слушай, это ведь нелепо, верно? Мы с тобой. Получается не очень, да? — Да. Джейме крепко жмурит глаза, словно прогоняя наваждение. Пора от него избавляться. Пора возвращаться к себе самому. Вечно уверенному и сильному. Так он сможет защитить их обоих. — Мы вроде как пытаемся… — Не думаю, что сейчас лучший момент, чтобы выяснять это. — Нет, мы сделаем это сейчас. Потому что иначе, просто умрём там. — Вот эта уверенность. Так держать. — Ты должна знать… — Что ты не сможешь её убить? Я знаю это. Нет, послушай. Если ты хочешь говорить об этом сейчас, слушай меня. Мне надоело засыпать и думать о том, предашь ли ты меня. Ты не обязан убивать свою сестру. Я бы не смогла, даже если бы пришлось. Но это придётся сделать мне. Это всё изменит. Это ты хочешь сказать? — Да. И не будет всё как прежде. — Не будет. Но я ведь всё равно… — Она не скажет. Не покажет слабость. — Всё равно… — Люблю.