Четвертый закон термодинамики

Бабье лето закончилось также быстро, как и началось — уже несколько дней за окном стояла типичная октябрьская сырость. Холодное, слякотное утро, пронизывающий до костей ветер и вечный, нескончающийся дождь, что барабанит по крышам и окнам, заставляя закутаться еще плотнее в уютный плед и мирно дремать в кресле-качалке у теплого камина, под тихую, размеренную колыбельную, что нашептывают пляшущие язычки пламени… Осень спит внутри дождя, Колыхая листья на ветру, Может быть, в нем сплю и я? И который век проснуться не могу… «Ерунда какая-то», — с тоской вздыхаю я, разглядывая набросанные минуту назад строки. На душе и так кошки скребутся, а к ним добавляется еще и дождь, зарядивший с самого утра и даже не думающий заканчиваться. Сейчас бы кружку теплого чая, да и плед действительно был бы не лишним, но фиг там — уже третий час приходится торчать на лекциях, слушая сменяющийся бубнеж одного препода за другим, навевающий еще больше скуки и заставляющий писать всякую чушь, схожую на смесь стихов Ахматовой и текстов песен группы Cure. Но, честно говоря, сейчас все было не так плохо, так как пару вела моя любимая Штейн, но даже ей не удавалось поднять мне настроение. Хм, любимая… какое двусмысленное слово. Катька, конечно, говорила не всерьез, когда спрашивала меня, не влюбилась ли я в нее — ведь о какой любви может быть речь, когда говоришь о человеке, который старше тебя в два раза? Хотя, я слышала, что на кафедре химии один преподаватель женился на бывшей студентке в том году, а по слухам встречаться они стали еще во время ее учебы. И, к тому же, он был старше ее лет на десять… Ага, только, в отличие от него Штейн женщина — одно дело писать на форумах, что любовь не имеет границ, а совсем другое подтверждать это на собственном примере. К тому же, мне нравятся парни, пусть и за последний год я не могу вспомнить никого, с кем бы у меня было хоть что-то, что можно было бы назвать отношениями. Но это поправимо и меня даже не особо напрягает гундеж лучшей подруги, которая регулярно находит своего единственного и неповторимого, а потом вздыхает о том, как ей жаль, что я еще не нашла свою вторую половинку. Обычно это продолжается недолго, не больше месяца, после чего ее мечты разбиваются, и очередной ухажер из принца мигом превращается в козла, заставляя ее рыдать и закидывать в себя порции мороженного огромными ложками, больше напоминающими ковши бульдозеров. «Хм, может быть нужно ей сказать, что лучше оставить все эти бесчисленные диеты и попробовать просто жить без срывов неконтролируемого обжорства?», — подумала я про себя, с хитрым прищуром глядя на дремлющую рядом подругу. Не, лучше не надо, у меня всего одна лучшая подруга и это количество меня вполне устраивает, хотя, она все равно пропустит это замечание мимо ушей, да и наша дружба выдерживала удары и потяжелее, чем ее излишний вес. «Да и о каком лишнем весе вообще идет речь?», — хмыкнула я, разглядывая сидящую рядышком брюнетку с формами, правильной округлости которых завидуют все девчонки в группе, а парни буквально не дают ей спокойно пройти. Девушка в форме гитары — веселая, непосредственная, настоящая душа компании, в общем, полная моя противоположность. В эти хитрые зеленые глаза просто невозможно не влюбиться, однако, их обладательница так же переменчива, как крепка наша дружба. Не могу сдержать улыбки, когда окидываю ее взглядом: попа-пэрсик, натренированные за годы занятия скалолазанием ноги, высокая, роскошная грудь четвертого размера… Вах-вах, а не женщина! — сказал бы любой житель высоких гор, (впрочем, иногда и говорят, на самом-то деле, но руки, однако, предпочитают держать при себе, сразу забывая про горячий южный характер, когда узнают про Катькино хобби). Один особо темпераментный и жаркий товарищ, не сумевший, все же, удержать себя в руках, точнее, чьи руки совершенно случайно оказались на объемных полушариях моей подруги без ее разрешения, теперь может похвастаться перед друзьями профессионально сломанным носом… Хотя, с другой стороны шрамы украшают джигита, а знать откуда этот шрам взялся, остальным вовсе не обязательно, не так ли? «Да, грудь у нее действительно красивая», — вздыхаю я, тайком оценивая достоинства подруги. Мне, с моими пушапами, и долговязой фигурой такое и не снилось. Но все же, если говорить о женской груди, то в моем вкусе немного иные формы — не такие объемные, торпедообразные… Идеальная грудь должна быть крепкой, но одновременно мягкой на ощупь, не очень большой, но и не слишком маленькой, чтобы можно было накрыть ее рукой и ощутить мягкость и жар, что передается через нежную, распаленную желанием кожу. А не так, чтобы рука терялась в ней словно в пуховой подушке. Идеальная грудь должна быть такая, чтобы взгляд к ней прилипал и его нельзя было отвести, она должна быть такая, чтобы внутри чувствовалось не просто влечение, а настоящее мать его, пылающее пекло! Она должна быть такая, такая… «Такая, как у Штейн», — подсказало проклятое подсознание, и я с удивлением поняла, что опять не свожу глаз с нашего лектора. «Ну и дура все-таки я», — с грустью хмыкаю я себе под нос. Даже если на секунду допустить, что я на самом деле би, и она, каким-то чудом, тоже, то на кой-черт ей сдалась девятнадцатилетняя студентка? Она успешная, красивая, замужем, у нее, скорее всего, есть дети — о какой любви, да даже об интрижке может идти речь? Очнись, Серебренникова! Ты витаешь не то что в облаках, а вообще где-то за пределами Солнечной системы. Но за окном так же продолжает тарабанить дождь, а я так же продолжаю вздыхать и с дурацкой улыбкой любоваться своей преподавательницей. Вряд ли можно говорить о любви, но она мне правда нравится. Нравится как человек — ее мягкая строгость со студентами, редкие, но забавные шутки. В ней нет сухости или фальшивой веселости, что так часто встречается в стенах университета. Да, когда она улыбается, она улыбается искренне, хотя… может мне и кажется, но в ее глазах всегда сокрыта грусть — словно ее что-то тревожит. Или кто-то. Не могу сказать точно, ведь все это слишком зыбко и неопределенно, чтобы говорить наверняка. Знаю лишь, что у нее чертовски очаровательная улыбка. Сейчас она объясняет нам новый материал, и поэтому серьезна и собранна, однако мне она нравится и такой — с гордой, идеальной осанкой, но и с хрупкими, тонкими плечами, подчеркивающими ее манящую женственность. Я, не отрываясь смотрю на нее, а она на меня, своими грустными васильковыми глазами, повторяя мое имя, словно в мире остались только мы вдвоем… «Стоп? На меня? Имя?» — прихожу я в себя, осознавая, что она уже не первый раз повторяет мою фамилию. — Да? — робко откликаюсь я, подпрыгивая на месте. Кое-кто из одногруппников понимающе хмыкнул, но Штейн лишь едва заметно улыбнулась самыми уголками губ и обратилась ко мне: — Ура, Серебренникова, а то я уже испугалась, что мы Вас окончательно потеряли. Мне кажется или мне придется повторить свой вопрос? — Извините, но да, придется, — пробормотала я, чувствуя, как краснеют щеки от неловкости. — Ладно, — печально вздохнула блондинка и, бросив на меня сочувствующий взгляд, переспросила: — Сколько начал термодинамики Вы знаете? В воздухе повисла гробовая тишина, так же как и у меня голове — словно все мысли из нее сдуло мощным ураганом, оставив внутри лишь парочку извилин, одна из которых управляла хлопаньем глазами, а вторая открыванием рта и издаванием нечленораздельных звуков. И раз все остальные извилины разбежались, то мне оставалось делать лишь то, что умели эти две оставшиеся, а именно — хлопать глазами и мычать неопределенное: — Эмм… — Это все, что Вы можете ответить, Серебренникова? — с грустью вздохнула Штейн, нахмурив брови и постукивая кончиком карандаша по столу. Она явно была недовольна, и я ее понимала — вопрос был из разряда очень простых, и мое первое выступление на ее предмете трудно было назвать хорошим. — Ну… Я думаю, что их… четыре, — понимая, что хуже не будет, я ткнула пальцем в небо, но тут же увидела, как нахмуренные брови женщины поползли вверх от удивления и поняла, что промахнулась. — Да? Любопытно, — хмыкнула Штейн, с хитрой усмешкой глядя на меня и поднимаясь из-за стола. — Очень любопытно. До звонка осталось уже немного времени, так что не буду Вас утруждать перечислением их всех и попрошу рассказать последний, четвертый, — добавила она, поднимаясь из-за стола. Мне было действительно обидно и стыдно — в ее взгляде читалось разочарование, но мои мысли все еще были слишком далеко, а глаза разглядывали ее стройные ноги, которые Штейн невольно продемонстрировала, встав из-за стола. «Боже, я и не знала, что женские ноги могут быть настолько длинными»… — думала я про себя, водя взглядом по изящным черным туфлям и поднимаясь вверх, к строгой черной юбке, стараясь хоть как-нибудь заглянуть под нее. Все формулы, заученные определения перемешались в голове, не давая сосредоточиться. Но я все же понимала, что должна была рискнуть и сказать хоть что-то, ведь иначе кроме двойки мне уже ничего не светило и, поэтому, все же сумев поднять взгляд вверх и заглянуть Штейн в глаза, неожиданно для себя самой, ответила: — Все тела, притягиваются… электроны спариваются… и выделяют тепло? — я, не отрываясь, смотрела на нее и слова сами слетали с моих губ, словно говорила не я, а мой сошедший с ума двойник. Только лишь договорив, я начала осознавать, насколько все это странно, почти безумно — то ли эта женщина правда влияла на меня так, то ли у меня действительно помутилось в голове от недосыпа. Не знаю. Мне оставалось лишь просто стоять на месте, вслушиваясь в повисшую после моих слов тишину, стараясь при этом не зажмуриться от стыда и понимания, что за бред только что ляпнула и как именно это прозвучало. Время шло, пауза затягивалась, а я продолжала стоять, ожидая, когда все начнут хохотать, но чем больше проходило времени, тем яснее я понимала, что этого не будет. Ведь все так же продолжали сидеть и лениво заниматься своими делами — кто-то играл в виселицу, кто-то залипал в телефон, а кто-то просто дремал. К моему счастью, сегодняшняя погода сморила не только меня, но и всех остальных моих одногруппников и даже Штейн ничего не могла поделать с этой осенней хандрой, навалившейся на студентов. Кстати о ней, вряд ли она удержится от того, чтобы… — Интересный ответ, Серебренникова. Интересный, но неправильный. Садитесь, два, — парочка отличников с соседней парты сочувственно посмотрела на меня — пожалуй, они единственные, кто слушал мой ответ, но, к счастью, они сделали вид, что ничего не произошло. Так же как и Штейн. Я выдохнула с облегчением, поняв, что моя пытка закончилась — да, мне было невероятно стыдно за свою тупость, но к счастью я отделалась лишь двойкой, избежав дурацких насмешек. … — Что это только что было? — прошипела возле уха Катька, как только прозвенел звонок с пары. — Ты о чем? — уточнила я, стараясь нацепить на лицо идеальный покерфейс. — Что за ахинею ты несла, когда отвечала на ее вопрос? — вскинула бровь подруга, пристально всматриваясь в мои глаза, словно ожидая, что в них вот-вот появится табличка с ответом. — Бред. Я несла бред, — печально вздохнула я. — Само собой бред, но ты это так говорила, так на нее смотрела… — А как я на нее смотрела? — удивленно спросила я, чувствуя, как начинают потеть ладони. — Так, словно все эти слова о тепле и спаривании тел, относились именно к ней, вот как, — ухмыльнулась подруга. — Ага, конечно, — фыркнула я в ответ. — Все так и было! — обиженно возмутилась Катька. — Ври лучше, — улыбнулась я, притворяясь, что не верю ни единому слову, хотя и чувствовала, что она, похоже, права. Эта женщина, правда, действовала на меня странно, словно подменяя или же наоборот, помогая говорить мне именно то, что я думаю, пусть и не специально. — Я не вру! — вспыхнула подруга. — Ты смотрела на Штейн как кошка на цистерну со сметаной! — Ничего подобного. — Еще как подобного, — устало махнула она на меня рукой. — Ладно, наверное, ты и сама этого не заметила, но одно я могу сказать точно и уверенно. — Что? — Мужика тебе надо, вот что, — довольно ухмыльнулась Катька, возвращаясь к любимой теме. — Вот у Володи как раз… Дальше я уже особо не слушала ее, знаю эту песню практически наизусть, хотя, в кои-то веки, была согласна с ее словами. Да, мне надо найти мужика. А то в голове уже начинает творится черте что и кто знает, если все оставить так, как есть, к чему это может привести?