I think I'm drowning Asphyxiated I wanna break this spell That you've created* ©Muse
— Брат Себастьян, вы же встречались с порождениями тьмы? Тёмные глаза Аллена горели живым интересом мальчишки, выросшего на древних легендах о жутких тварях и храбрых воинах, противостоящих им. Однако теперь Себастьяну было известно, что за всеми этими историями, записанными усердными служителями Церкви, скрывалась омерзительная правда, лишенная высокопарного героизма. Очевидным стало и то, почему знание о Серых Стражах ограничивается лишь повестями об их храбрости и величии, умалчивая о всех «прелестях» их ремесла. Но мальчишке всё же требовалось что-то ответить. — Да, Аллен, — неохотно отозвался Себастьян. С момента возвращения с Глубинных Троп послушник не давал ему прохода, умоляя рассказать о путешествии. Это не могло не раздражать Себастьяна, желавшего забыть пережитое и никогда не вспоминать. — Расскажете? — благоговейным тоном произнёс Аллен. Себастьян поборол навязчивое желание возвести глаза к потолку. Весь этот разговор напомнил ему прошлое, ту жизнь, когда он был совсем мальчишкой. Раймунд вечерами нередко собирал их с Кристианом у камина и рассказывал страшные истории, порой пугавшие до ночных кошмаров, но всё равно заставлявшие внимать каждому слову старшего брата.Раймунда и самого увлекали эти древние легенды, иногда под мерцающим светом свечи становившиеся целым театрализованным представлением. Тени сказочных чудовищ оживали на стене, а младшие братья замирали в боязливом восторге. Себастьян хорошо помнил, что, несмотря на страх, слушал такие рассказы раскрыв рот и затаив дыхание, представляя себя отважным воином, с благословения Создателя пронзающим сердца проклятых чудовищ. Захотелось презрительно рассмеяться — гравюры не передавали и толики того отвращения, что внушали порождения тьмы. Как бы не хотелось Себастьяну преподать Аллену урок на всю оставшуюся жизнь, запугать мальчишку так, чтобы твари являлись тому в леденящем душу кошмаре, заставившем глупые восторженные мечты навсегда развеяться, поступать так было бы опрометчиво.Да и вряд ли удалось бы в полной мере донести бесконечный страх от этих омерзительных созданий. Единственным подходящим решением стала скука. Стоило постараться погасить познавательный энтузиазм Аллена и тем самым поумерить его пыл. Церковные учения о порождениях тьмы подходили для этого как нельзя лучше. Сделав глубокий вдох и подавив расползающееся в груди раздражение, он обратил свой взор на мальчишку. — Что ты знаешь об этих тварях, Аллен? — Первые порождения тьмы — это тевинтерские магистры, которых проклял Создатель за то, что они проникли в Золотой город и осквернили его. — Верно. За совершённые прегрешения Создатель наделил их гнусным обликом, отражающим внутреннюю суть и тяжесть совершённого преступления. — Но вы же бились с ними, брат Себастьян? — прозвучал восторженный вопрос Аллена. — Да. Если бы можно было передать весь ужас той битвы, стоны и крики умирающих наёмников, запах палёной плоти, рёв тварей и ощущение неминуемой гибели вдали от солнечного света, то Себастьян не моргнув и глазом посвятил бы в это мальчишку, чтобы уберечь того от необдуманных решений в будущем. Но, увы, это было неосуществимо. Возможно, маги и обладали подобными умениями, но Себастьян не ведал об этом. — Вы настоящий герой! — восхищённо выдохнул Аллен. — Наверняка вы сражались отважно, не жалея себя, как и положено слуге Создателя! Себастьян разом помрачнел. В свойственной ему юношеской наивности Аллен, скорее всего, представлял себе битву с порождениями тьмы наподобие легендарных сражений Андрасте, где враги как один падают оземь, сражённые оружием храброго воина, а смерть выглядит чистой и незапятнанной. Но схватки, в которых Себастьяну повезло уцелеть, походили на бойню, а не на поэтично сложенное предание. И главной целью его было выжить самому, а также уберечь от гибели ещё одну безрассудную девчонку. Воспоминания нахлынули на него, подобно огромной волне, накрыв с головой и выбив весь воздух из лёгких: бегущие полчища порождений тьмы; ледяные пальцы в ладони; кинжал, с чавканьем пронзающий зловонную плоть; клокочущий страх в груди и отчаянный бросок; хрупкое горячее тело в руках; чёрная жижа, стекающая по лицу; багряная сфера в метре от покрытой запёкшейся кровью тонкой фигурки. «Хвала Создателю, что Натаниэль успел тогда», — подумал Себастьян. Случайная мысль породила настоящий водоворот злости. Стоило больших сил сдержать его, не выказав эмоций. Со дня возвращения Себастьян не видел Натаниэля. Мало того, он даже не справлялся о его здоровье, ибо само присутствие старого приятеля в Киркволле вызывало зудящее раздражение, подобно глубоко засевшей занозе. В том, что тот скоро будет уверенно стоять на ногах, Себастьян ни капли не сомневался. В мастерстве Андерса он убедился лично. «Наверняка они уже виделись, — стараясь успокоиться, принялся гадать Себастьян, — или скоро увидятся… Впрочем, какое мне дело!» — А Серые Стражи? Какие они? — отважился на новые вопросы Аллен. — Друг, которого вы отправились спасать, он же один из них? Себастьян глубоко вздохнул. Меньше всего, чем говорить о тварях, ему сейчас хотелось описывать мальчишке Натаниэля Хоу, чьё имя горчило на языке. — Откуда тебе известно, что он Серый Страж? — решил Себастьян отвлечь Аллена. — Его… — смутился Аллен. — Его сестра приходила чуть ли не каждый день справляться, нет ли вестей. Себастьян молчаливо кивнул. Возможно, стоило попытаться осторожно выведать при встрече у Делайлы Хоу об отношениях, связывающих её брата и Элиссу. Все последние дни его мысли то и дело возвращались к этим двоим. Вспоминались жесты и слова, которыми они обменивались. Особенно ярко память воскрешала их первую встречу, когда Себастьян ещё думал, что Элисса собирается свершить кровную месть. Эта парочка могла быть или давними друзьями, или любовниками. Вспомнив, излюбленные методы Натаниэля и всё, к чему сводилось общение между ним и девушками, Себастьян склонился ко второму варианту. Перед глазами вдруг отчётливо всплыл образ Натаниэля, отшвыривающего шлюху из «Красной Розы». Столь не характерное поведение давнего приятеля отпечаталось в памяти, размыв при этом подробности той ночи. «Кажется, тогда он получил какое-то письмо». — А лириум? Вам встречались жилы, из которых гномы его добывают? Себастьян мысленно застонал. Интерес мальчишки не утихал, и в данный момент он вовсе не горел желанием удовлетворять его. Он нащупал нечто важное, как ему казалось. И теперь это не давало покоя, словно надоедливое насекомое, жужжащее над ухом. — Аллен, кажется ты пришёл с каким-то сообщением от её милости? — Да, — спохватился тот. — Её милость просила передать, что бесконечно рада вашему возвращению, но в ближайшие дни не сможет выделить время, чтобы лично услышать, как прошло путешествие. «Обижена и оскорблена», — Себастьян едва удержался от едкой усмешки. Владычица Киркволла повела себя, как обычная женщина, чьим желанием изволили пренебречь. Подобную демонстрацию холодности он считал для неё слишком мелочной, но, как оказалось, ошибочно. Однако сейчас это пришлось весьма кстати. Себастьяну и самому не хотелось лишний раз встречаться с Эльтиной. Он чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, нарушившим родительский запрет и убедившимся в его верности. Все напутственные слова сбылись, словно пророческие предсказания. Путешествие, которое должно было стать глотком свежего воздуха в бесконечной рутине одинаковых дней, обернулось не только горечью и разочарованием, но ещё и злостью, ставшей чуть ли не постоянной спутницей. — Передай её милости, что её участие для меня великая честь, и я смиренно буду ждать встречи с ней столько, сколько потребуется. Аллен поспешно кивнул, кажется, не особенно вслушиваясь в смысл произнесённых слов. — А правда, что вы… — Аллен, — укоризненно покачал головой Себастьян, — негоже заставлять её милость ждать. Мальчишка послушался и нехотя поднялся со скамьи, но тут же его глаза загорелись торжеством. — А когда я вернусь, вы же будете здесь, брат Себастьян? Я только передам ваше сообщение и… — Вплоть до вечерней службы я буду занят, Аллен. У меня есть дела в городе. — Тогда вечером… — Аллен, — сурово произнёс Себастьян. Послушник понуро кивнул и уныло поплёлся к главной лестнице. Себастьян проводил его взглядом и устало склонился над книгой, недавно взятой с библиотечной полки. Отчаянно хотелось растереть виски и лоб, но это жест был слишком говорящим и слишком мещанским. Книга захлопнулась чересчур громко. Глухое эхо разнеслось по пустующей библиотеке. Церковные служители исправно стирали пыль с древних и не очень фолиантов, но раскрывали их лишь единицы. С недавних пор Себастьян полюбил храмовую библиотеку столь же сильно, сколь он ненавидел сад во внутреннем дворе. Но сейчас и здесь он лишился покоя. Исполнив поручение, мальчишка не преминёт вернуться в надежде, что его наставник ещё не покинул это место. С тяжёлым вздохом Себастьян двинулся к лестнице, по которой ранее удалился Аллен. Благословением Создателя никто не встретился ему по пути, особенно сестра Джанет. Настырная девица и раньше не давала Себастьяну прохода, а по возвращении её назойливость превысила все допустимые пределы. Церковь перестала быть местом, где можно насладиться одиночеством и спокойно подумать. А последнее требовалось Себастьяну как никогда. Поход на Глубинные Тропы, призванный развеять скуку и однообразие церковной жизни, столь неосмотрительно избранной им, лишь внёс ещё большую смуту в его душу. То умиротворение, принятие и смирение, на которые Себастьян надеялся, так и не наступили. Встреча с Элиссой Кусланд, как и в прошлый раз, перевернула всё с ног на голову. Он намеренно пытался скрыться от неё, забыть, но сейчас сожаление о содеянном засело глубоко в груди, изредка сжимая сердце ледяными тисками. Себастьян прикрыл глаза, стараясь изгнать её образ из памяти. Ему требовалось проветрить голову, выбросить оттуда навязчивые мысли, но сколько бы он не бежал, от них невозможно было спрятаться. Перешагнув порог церкви, он замер, сощурившись от слепящего света. Словно в насмешку над его душевными терзаниями, природа решила предстать во всей красе. Вне сомнений, под столь ласковым солнцем уже начали зеленеть деревья, и даже в городе Цепей, среди каменных гигантов, отчётливо ощущалось дыхание поздней весны. Себастьян, прикрывая глаза рукой, торопливо спустился по лестнице и направился в сторону торговых рядов Верхнего города. У него не было какой-то определённой цели. Возможно, стоило отправиться за пределы города, но Себастьяну было не до красот природы — пусть её воспевают поэты — все его мысли занимал образ Элиссы в объятиях Натаниэля. Если поначалу Себастьян и был рад встрече со старым другом, то сейчас же не осталось и следа от той радости. Но не только это занимало его думы. Кем Натаниэлю приходилась Элисса? Давней подругой? Любовницей? Любой из этих вопросов заставлял мучительно сжиматься сердце. «Каков глупец! Наверняка девчонка Кусланд была знакома с Натаниэлем куда лучше, чем того требуют приличия», — отчитал себя Себастьян. Он видел это во взгляде, направленном на Хоу, в её жестах, слышал в словах. Кому, как ни Себастьяну, было отлично известно про девичьи влюблённости. Даже если представить, что чувства Элиссы когда-то были не взаимны, то сейчас всё изменилось. Взгляд, которым на неё смотрел Натаниэль… О, Себастьян прекрасно знал, что это означает! Не один раз он видел, сколь быстро и юные девушки, и замужние дамы плавились под ним, словно по-волшебству. «Но отчего же Натаниэль никогда не упоминал Элиссы?» — Себастьян попытался вернуться к утерянной нити размышлений. Этот вопрос был так же глуп, как радостный трепет в груди при встрече с девчонкой Кусланд, и вызывал не меньше злости. Между старыми друзьями было слишком много личных тайн, да и никто не клялся друг другу в вечной дружбе. Задушевных бесед они никогда не вели, предпочитая праздно проводить время в более приятных делах. Вновь Себастьяну представилась та полузабытая сцена в «Цветущей розе». Вот Натаниэль напивается за барной стойкой, в отчаянии сжимая в руках письмо; в следующий момент он в ярости отшвыривает от себя шлюху, взирающую на него до смерти напуганным взглядом; и кричит Себастьяну, что он убил кого-то. «Вот оно». — Письмо! Внезапно вслух произнёс Себастьян и резко остановился, отчего случайный прохожий, шедший рядом, от неожиданности вскрикнул и отшатнулся в сторону, вдобавок нелестно высказавшись про городских сумасшедших, пугающих мирных горожан. Себастьян же не обратил никакого внимания на возмущавшегося. В голове билась одна мысль, заставившая сердце бешено застучать. Словно кто-то снял магическую печать с его памяти, и перед Ваэлем один за другим проносились события того вечера. «Письмо, — вновь мысленно повторил он, — письмо, которое Натаниэль получил от своей семьи. В нём говорилось об убийстве. Запланированном? Свершённом?» Он замер, осенённый догадкой. Правда была настолько шокирующей, насколько бесчеловечной. «Натаниэль знал, он знал про готовящееся убийство Кусландов и ничего не предпринял! Но…» За одним из прилавков мелькнула тоненькая фигура, сопровождаемая здоровенным мабари, а рядом с ними знакомый силуэт в серебристо-чёрном доспехе, уверенно лавирующий в толпе зевак. Сомнений не осталось. Это были Элисса с Натаниэлем и Клык, то и дело заглядывающий в лицо своей хозяйке и радостно виляющий задом. Оглядевшись по сторонам, Себастьян не раздумывая втиснулся в толпу покупателей, изучавших прилавок с оружием искусной гномьей работы. Но ему не было никакого дела до изящных клинков. Чуть повернув голову в сторону, он наблюдал за Элиссой с Натаниэлем. Компания внезапно резко изменила направление и двинулась в его сторону. На долю секунды его накрыла паника. Обмениваться вежливыми и сдержанными приветствиями, изображая участие в судьбе старого приятеля он не собирался. В голове промелькнула мысль, что он ведёт себя мелочно и лицемерно, но Себастьян упрямо отмахнулся от неё. Ведомый необъяснимым желанием, он быстро огляделся и, приметив колонну слева от лавки, скрылся за ней. Сердце отбивало безжалостный ритм, подстёгиваемое адреналином. В любую секунду его могли раскрыть. Но опасность миновала. Натаниэль и Элисса просто прошли мимо, увлечённые разговором. Прячась в тени и прижимаясь щекой к холодному камню, Себастьян отчётливо слышал беззаботный смех Элиссы, отдающийся вновь разрастающейся яростью в его сердце. Спустя некоторое время, он осторожно выглянул из своего укрытия, впившись взором в спины медленно удаляющихся от него людей и мабари. Поддавшись наитию, Себастьян, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся следом за ними. Слежка оказалась непростым делом. Он старался держаться в отдалении, так как церковное одеяние слишком выделялось в толпе, и с подветренной стороны, чтобы чуткий нос Клыка не выдал его присутствие, а потому периодически упускал свои цели из виду. Ему было неведомо, о чём они беседовали, но звенящий смех Элиссы говорил о многом. Последний раз Себастьян слышал его, когда они вместе возвращались из Лечебницы Андерса. Воспоминание вызвало тупую боль в груди. Себастьян поспешил задавить его злостью. По всей видимости, Элисса решила поскорее броситься в объятия старого любовника, который только будет рад постараться. Это ясно читалось по якобы случайным прикосновениям Хоу на протяжении их пути. Он то приобнимал Элиссу за талию, избегая столкновения с очередным прохожим, то придерживал её локоть на ступенях, будто бы оберегая от падения. Себастьян стиснул зубы, упрямо продолжая преследование. Поднявшись по лестнице, преследуемая им компания свернула в гномий квартал. Себастьян со всей поспешностью, какую позволяла толпа суетливых горожан, взад и вперёд снующих по ступеням, взлетел наверх и, прислонившись к парапету, осторожно выглянул за угол. Натаниэль и Элисса остановились у какого-то дома. До Себастьяна донёсся взволнованный собачий лай. «Что это за место?» Разум подкинул ядовитое предположение, что именно здесь давние любовники собрались уединиться среди бела дня. Ладони сами собой сжались в кулаки. Терзаемый гневом Себастьян отвернулся, отступил на шаг и прижался затылком к нагретой солнцем каменной стене. «Будь ты проклят, Натаниэль Хоу!» Казалось, что чувства в душе устроили безумную пляску: злость, ревность, обида. Их было слишком много для одного Себастьяна. Чтобы унять бушующую внутри бурю, он на мгновение закрыл глаза. — Ставлю медяк, что сейчас он грохнется в обморок, — послышался знакомый голос. Ваэль стремительно распахнул глаза. Перед ним находилась нагло ухмыляющаяся эльфийская физиономия. — Привет, Блестяшка, — подмигнул Левый. — Подглядываешь, как и всегда? — Он больше не блестит, — обиженно раздалось слева. Правый, несмотря на ласковое солнце, закутанный в тёмный плащ, стоял совсем близко и заглядывал за угол, как совсем недавно делал сам Себастьян. — Не ной. Всё равно это было не золото, — с раздражением отозвался Левый. — Ну что там? — Зашли. Левый удовлетворённо кивнул и вновь уставился на Себастьяна. — Чей это дом? — неожиданно для себя спросил Ваэль. — А тебе зачем? — прищурился эльф. — Снова что-нибудь замышляешь? Первым порывом Себастьяна было возмутиться оскорбительным подозрениям, но учитывая положение, в котором его застали близнецы, это не сыграло бы ему на руку. Альтернатива нашлась быстро. Поведение самих эльфов тоже выглядело подозрительным. Телохранителям Элиссы пристало блюсти безопасность своего гильдмастера в непосредственной близости, а не шпионить издалека, подобно бардам или охотникам за головами. Вероятность того, что Левый и Правый нарушили отданный им приказ, была высока. — Позвольте узнать, от чего же вы сами следите за своим гильдмастером без её ведома? — едко поинтересовался Себастьян. Этот вопрос быстро стёр ухмылку с лица Левого, заставив того бросить взгляд исподлобья, а Правого обиженно засопеть. Ваэль удовлетворённо отметил, что оказался прав. — Так надо, — грубо буркнул Левый. Себастьян мысленно усмехнулся. Реакция эльфа говорила сама за себя. Оба брата, насупившись, молчали, явно не желая продолжения беседу. Посчитав в свою очередь, что на этом их разговор окончен, Себастьян поспешил убраться как можно дальше отсюда. Неизвестно, что ещё могло взбрести в голову этим полоумным эльфам. Возможно, подстёгиваемые обидой на едкое высказывание, они могли доложить девчонке Кусланд о его слежке. Отчасти это было шансом увидеть её, но сейчас Себастьян не был уверен в том, что способен на мирный и любезный диалог. Злость и ревность гнали его дальше, обратно к стенам церкви. Месту, ставшему его спасением и бременем. Следовало бы вернуться до начала вечерней службы, но чувства, бешено клокочущие в груди, лишили его душу умиротворения и гармонии. Себастьяну захотелось зло рассмеяться. Эти два состояния были давно потеряны им. Каждый последующий день в роли брата церкви казался ему тяжелейшей ношей, камнем тянущим его на дно. Если с этим ещё можно было как-то свыкнуться, то встреча с девчонкой Кусланд окончательно выбила его из колеи. Он ощущал себя рыбой, выброшенной на берег, беспомощно трепыхающейся и отчаянно разевающей пасть, в бесплодных стараниях спасти собственную жизнь. Всё катилось в Бездну. И прежде всего благодаря лёгкой руке давнего приятеля. Злость с новой силой вскипела в нём, но её следующей целью стал Натаниэль Хоу. Себастьян вновь сжал пальцы в кулаки. Хотелось со всей силы всадить их в тускло-серой камень безликих стен городских улиц, но где-то на задворках разума он понимал, что это никак не исправит сложившуюся ситуацию. Собственными силами он уничтожил то хрупкое равновесие, что вновь установилось между ним и Элиссой. «Но если бы не Хоу, то, возможно, она смогла бы сменить гнев на милость?» — подсказал лицемерный шёпот в его голове. Казалось бы, с чего Себастьяну испытывать подобную бурю эмоций? Элисса Кусланд была для него никем, лишь очередным эпизодом в жизни. Он до сих пор не мог точно сказать, что тогда нашло на него на пороге её дома, дать определение тому, что испытал в тот день. Но сейчас Себастьян вновь и вновь возвращался мыслями к тому поцелую. «Демоны! Это всего лишь единственный поцелуй!» Захотелось отвесить себе оплеуху, чтобы хоть как-то прийти в чувства. Впереди показалось имение Амеллов и церковная площадь, с возвышающимся над ними храмом Создателя. Себастьян остановился и прикрыл глаза. Мимо сновали горожане, периодически бросающие на него косые взгляды, но ему было плевать. Ни о каком смирении и внутреннем умиротворении, о коих ему так любила напоминать Эльтина, больше не могло быть и речи. С момента возвращения с Глубинных Троп им вновь неистово завладели земные страсти, справиться с которыми у него не оказалось ни сил, ни желания. Церковь окончательно перестала быть тем сияющим маяком во мгле, к которому в своё время тянулся Себастьян. Сейчас она казалась тюрьмой и могильным камнем на его будущем. Но каким оно могло быть? Себастьян не ощущал в себе достаточно сил для того, чтобы изменить свою жизнь. Стоило ли задуматься о будущем, уготованном ему? Возможно. Но сейчас его лишь волновало, что творится за дверью того дома, где скрылись Натаниэль с Элиссой. И это лишь сильнее бередило его душу, возводя ярость в абсолют. Ни мысленное повторение строк Песни Света, ни попытки очистить свой разум не помогали унять это разъярённое чудовище, прочно обосновавшееся в его сердце. «Хоу врал с самого начала, но и девчонка Кусланд…» — Демоны, — с отчаянием прошептал он. Себастьян в который раз за этот безумный день сжал и разжал пальцы, мрачно воззрившись на церковь.В голове мелькнула мысль, что стоило бы рассказать Элиссе о своём открытии, но у него не было никакого подтверждения собственным словам, лишь пустые догадки, построенные на воспоминаниях о давно минувших событиях. Без сомнений, его слова бы проиграли доводам Хоу. Стоило ли пытаться? Он мог бы предостеречь Элиссу об истинной натуре её любовника, но в таком случае пришлось бы поведать, откуда ему известны подробности, а рассказывать о своей распутной жизни не было никакого желания. Особенно ввиду сложившихся обстоятельств. Раздираемый подобными мыслями и сомнениями Себастьян не заметил, как добрался до церкви. Внутри было почти безлюдно. Несколько матерей и сестёр зажигали свечи у статуи Андрасте, другие прибирались в преддверии вечерней службы. На балконе второго этажа вдруг появился Аллен. Мелькнул на миг и тут же пропал из виду. Себастьян замер, опасаясь, что послушник заметит его и не преминёт воспользоваться моментом, чтобы продолжить прерванный диалог. Срывать свой гнев на мальчишке совсем не хотелось, но тонкая нить терпения была натянута до предела, и всего лишь один страждущий вопрос Аллена про Глубинные Тропы мог заставить лопнуть её в мгновение ока. Но ничего не случилось. Аллен так и не объявился, и Себастьян простоял на месте несколько минут в ожидании очередного «допроса». Когда-то ему помогали молитвы. Он замаливал свои грехи, дурные помыслы, не идущие ни в какое сравнение с тем шквалом эмоций, бушующим внутри прямо в это мгновение. И сейчас то время казалось ему на удивление простым. Были лишь забытые грехи, померкнувшие под слоем молитв, и никаких сомнений. Опустившись на колени подле статуи Невесты Создателя и сложив руки в молитвенном жесте, он обратился к Творцу. Но это не принесло покоя. Перед глазами стоял образ Элиссы, отнюдь не целомудренный, а распалённый поцелуем, но не его. Натаниэля. Напрасно Себастьян пытался прогнать это видение, с неистовым рвением начиная повторять строки Песни. С каждым разом оно становилось всё ярче, появлялись новые детали. Он видел, как Хоу прижимает её к себе, как покрывает поцелуями шею, а Элисса улыбается, закрывая глаза и целиком отдаваясь этим ощущениям. — Демоны! — в который раз за день повторил Себастьян, резко открывая глаза и поднимаясь на ноги. — Простите? — раздался незнакомый голос по левую руку от него. Там стоял мужчина среднего роста, закутанный в тёмный плащ; лицо его было скрыто под глубоким капюшоном, из-под которого виднелись бледные тонкие губы. — Да? — Прошу простить меня, преподобный брат, — еле слышно зашептал незнакомец, — я пришёл исповедаться. Себастьян мысленно застонал. Поблизости не оказалось никого из преподобных матерей или братьев, к кому он мог отправить этого мужчину. Исповеди прихожан также входили в его обязанности, но сейчас был самый неподходящий момент для этого. «Когда он был подходящим?» — зазвучал в его голове голос Эльтины. — Преподобный брат? — вновь обратился к нему мужчина. Себастьян вынырнул из своих размышлений и перевёл взгляд на вопрошавшего. Тёмно-серый балахон целиком скрывал его фигуру, оставив на обозрение одни только руки с длинными, будто у барда или лекаря, пальцами, находившимися в беспрестанном движении. Жест выдающий глубочайшее волнение и неуверенность. За своё пребывание в Церкви Себастьян повидал множество подобных ему прихожан. Многие перед исповедью испытывали смятение. Дамы прятали глаза и мяли ткань своих платьев. Мужчины, решившие покаяться в грехах, настороженно оглядывались, не услышит ли кто-нибудь их излияния. Один из последних как-то пришёл исповедываться в орлесианской маске, почти такой же, что выдали Себастьяну в далёком прошлом в старкхэйвенской таверне «Под крылом дракона». Лишь исповедальня развязывала им языки, прятала лица, оставляя один только голос. — Идите за мной, — со скрытой тоской в голосе проговорил он. Исповедальни располагались на первом этаже. Их было две, и Себастьян втайне надеялся, что обе, как часто случалось незадолго до службы, будут заняты, но удача и тут не улыбнулась ему. Откинув перед жаждущим покаяния незнакомцем тяжёлый красный полог с вышитым на нём лучистым солнцем, Себастьян проследовал в находившуюся рядом небольшую комнатку. Она отделялась от соседней тонкой стеной с решетчатым окошком, за которым собеседник больше угадывался, чем виделся. — Благословенны праведные, свет во тьме. В их крови начертана воля Создателя, — привычно начал Себастьян. — Благословенны те, кто встаёт против зла и скверны и не отступает. С другой стороны решётки молчали. С трудом погасив раздражение, Себастьян добавил: — Можете начинать. Его мало волновало, о чём будет говорить этот человек. Все проходящие через исповедальню каялись в воровстве, злословии, изменах или тайных желаниях. Единицы — в редком посещении церкви или недостаточно усердных молитвах. За долгие месяцы все их слова слились для Себастьяна в безликое марево. Вот и сейчас его больше заботили собственные мысли, отравлявшие разум и гложущие душу, которыми ему не с кем было поделиться. Хоу лгал. Лгал ему с самого начала. Та, от кого он сбежал, забываясь в объятиях различных женщин, была Элиссой Кусланд. Но почему же он сбежал? Хоу несомненно знал, что планировал его отец. Знал, что Кусланды обречены на гибель, но всё равно повёл себя как трус. Впрочем, и сам Себастьян непременно спасался бегством от настигнувших его проблем, но убийство было исключительным обстоятельством. Поступил бы он иначе? Смог бы предупредить будущих жертв наперекор отцовской воле? Возможно, Натаниэль попытался предупредить Элиссу. Но из того, что Себастьян услышал про гибель Кусландов, было ясно, что нет. Это была резня. Замок оказался не готов к нападению. Не так ведут себя люди, готовящиеся к возможной атаке. Натаниэль был так же повинен в смерти Кусландов, как и его отец. Но что Элисса? Её тесная дружба с Хоу стала для Себастьяна настоящим откровением. Ни разу за время пребывания в Киркволле она не упомянула его. Девчонка лгала. Ровно так же, как и её приятель. «Глупец! А ты готов был поверить напускному румянцу и притворной стыдливости!» Она была ровно так же невинна, как и сам Себастьян. Но… неужели она оказалась столь умелой актрисой, что заставила его поверить в свою неприкосновенность. Немыслимо! — Так что же мне делать, преподобный брат? Вырванный из отравляющего потока ревностных размышлений Себастьян едва смог сдержать раздражённый вздох. Незнакомец не просто хотел выговориться, но ещё и получить совет от служителя церкви, решивший бы все возникшие трудности. Последние фразы прихожанина никак не желали вспоминаться. «Речь шла о какой-то ошибке? Кажется, что-то не вышло. Не получилось». — Часто до цели, к которой мы стремимся, ведёт не один путь, — как можно более туманно сказал Себастьян. — Неудачей Создатель может указать нам на наличие других возможностей. Либо, — сделав паузу, продолжил он, — таким образом проверить нашу решимость. Достойны ли мы того намерения, что замыслили. Он нарочито говорил общими фразами, рассчитывая, что незнакомец углядит в них тот ответ, что желает услышать. Единственное, чего ему хотелось — это забыться. Чем угодно. Но возможностей отрешиться от мучительных образов и вызываемых ими чувств не предвиделось. Вот-вот должна была начаться вечерняя служба, где набившие оскомину молитвы нужно будет повторять вновь и вновь. За тонкой стенкой уже слышались голоса самых ретивых прихожан, явившихся первыми, чтобы выделить своё рвение среди остальных. — Достойны… — медленно произнёс мужчина по ту сторону решётки. — Вы правы, преподобный брат. Возможно, мне стоит стать смелее, — он явно воодушевился. — Я должен оставаться верен ей до конца. Уже столько сделано… Так много найдено! Шёлковая кожа, изящные пальцы… — Пальцы? Себастьяна вдруг прошиб холодный пот. — Да, пальцы! Пальцы Марен… Узкие, тонкие, гибкие. Пальцы настоящего учёного. Они оказались превосходным материалом. Кто бы мог предположить, что у рядовой магессы, вышедшей из самых низов, окажутся пальцы дворянки, — незнакомец тихонько рассмеялся. — Поистине Киркволл богат сокровищами! Я пришью эти пальцы заново! Один за другим! — горячо зашептал он. — Моя рука больше не дрогнет, как не пошатнётся и вера в собственные силы. Создатель не сможет мне помешать! Я сам — Создатель, который вскоре представит миру своё чудо! Свою возлюбленную невесту! «Создатель милосердный! Передо мной безумец!» Подобный человек мог быть только душевнобольным. Его шёпот походил на бредни сумасшедшего, но Себастьяну за всем этим чудился холодный расчёт убийцы. «Пальцы магессы послужили материалом? Создатель! Для чего?!» Себастьян молчал, путаясь в липких щупальцах ужаса и омерзения. Незнакомец неожиданно прижался лицом к окошку. Его глаза казались горящими угольями, а тихий шёпот — шипением змеи. — Благодарю вас, преподобный брат. Вы очень помогли. Тихие шаги и еле слышный шелест отодвигаемой ткани возвестил о том, что он удалился. Несколько мгновений Себастьян не мог пошевелиться, а после опрометью кинулся наружу. Толпа уже наводнила церковь. Двери были настежь открыты, и в них, а также в витражи на верхнем этаже, лился свет закатного солнца. Себастьян попытался найти взглядом серый балахон, среди фигур, проходящих сквозь распахнутые створки, но не смог. Незнакомец исчез. Так же внезапно, как и появился. — Брат Себастьян, — окликнула его откуда ни возьмись появившаяся Джанет, — не меня ли вы потеряли? — К моему глубочайшему прискорбию, нет, — произнёс Себастьян, почти не думая о том, что говорит. Его взор рыскал по залу, цепляясь за смутно знакомые лица, а в голове билась тревожная мысль: «Надо что-то делать!» — Как досадно такое услышать, — проворковала Джанет неожиданно близко. — Что? Она подошла практически вплотную и якобы невзначай облизнула губы. — И в то же время приятно. Себастьян подавил желание отпрянуть от неё, как от ядовитой змеи. Сестра Джанет была очень красива, но своей навязчивостью вызывала сильное раздражение, которое уже, кажется, стало перерастать в неприязнь. — Вот-вот начнётся служба, сестра, — он сделал шаг назад, делая вид, что пропускает прихожанина, торопящегося занять место поближе к алтарю. — Сожалею, но мне нужно идти. — Сожаления отравляют душу, брат Себастьян, — донеслось ему в спину, — и тело. Он поспешил вперёд, обратив на её высказывание не больше внимания, чем на гомон других голосов. Незнакомец исчез, но Себастьян был уверен, что его слова были не просто словами безумца. Этот человек был опасен, и он не просто замышлял убийство, но и, по-видимому, был повинен в оном. Взгляд Себастьяна метался по залу, будто надеясь, что какая-то деталь натолкнёт его на решение. Толпа, горящие свечи, жаровни. Всё это было не тем. Он задержал свой взор на статуе Андрасте, представшей во всей своей ослепительной красе в лучах заходящего солнца, и на пустующей площадке возле алтаря. «Эльтина…» Он должен немедля сообщить ей об услышанном. — Брат Себастьян! Перед ним неожиданно выросла преподобная мать Доротея, сухонькая бойкая старушка, отвечавшая за певчий состав во время службы. — Какое счастье, что я увидела вас до начала службы, — она наградила Себастьяна счастливым взглядом. — Фредерик мучается животом, и только вы сможете достойно заменить его голос. Идёмте же… Идёмте! Не дождавшись ответа, преподобная мать вцепилась в рукав его робы и с недюжинной для пожилой женщины силой буквально поволокла в сторону главного алтаря. Замешательство Себастьяна сменилось злостью. Следуя за Доротеей, он мысленно проклинал весь этот день: Аллена с его бесконечными расспросами; невыносимую навязчивость Джанет; Натаниэля с Элиссой, посмевших попасться ему на глаза; безумного убийцу, погрязшего в своём сумасшествии настолько, что вздумал исповедаться в Храме Создателя; но больше всех мерзавца-Фредерика, из-за проблем которого он вынужден будет петь строфы Песни Света, давно переставшие вызывать благоговейный трепет. Себастьян поприветствовал других певчих и встал у самого края статуи Невесты Создателя, поближе к лестнице, планируя направиться к Эльтине сразу по окончании церемонии. Пока преподобная мать говорила приветственную речь, он раздумывал о предстоящем разговоре, но уже вскоре ему пришлось подхватить общее пение, рождающее священную мелодию во множестве голосов. Песнь поплыла по Храму, наполняя сердца прихожан радостью и скорбью. Себастьян помнил, как впервые услышал пение во время службы. Тогда ему казалось, что его душа просто не сможет вместить всё то обилие эмоций, которое он испытал. Радость, благоговение, надежда, восторг были лишь малой частью. В тот день Создатель «предстал» перед ним во всём величии, и именно тогда Себастьяну показалось, что он переполнен Его любовью. Но прошли годы, и сейчас впечатливший его момент превратился в померкшее воспоминание, а строфы Песни — в приевшуюся обязанность. Не было больше ни безграничной любви, ни внутреннего трепета, лишь тяжелое бремя, возложенное им самим на собственные плечи. Наконец зазвучали последние строки гимнов, а Себастьян окончательно утвердился в своём решении. Убийство не должно остаться безнаказанным. Проговорившийся о преступлении незнакомец мог оказаться кем угодно: безумцем подобно сыну судьи, о котором как-то рассказывал Фенрис; или же магом крови, что было в десятки раз хуже. Себастьян страшился даже представить, для каких тёмных дел могли понадобиться убийце женские пальцы. Как только смолкли слова благословения, он уверенно двинулся в сторону кабинета Верховной Владычицы. — Брат Себастьян! — раздался откуда-то сбоку звонкий голос Аллена. Себастьян предпочёл сделать вид, что не слышит. Не обратив внимания на послушника, он поспешил продолжить свой путь. Настырный мальчишка нагнал его почти у самого кабинета. — Брат Себастьян, — запыхавшись, выдохнул он. — Не сейчас, Аллен, — отрезал Себастьян. — У меня важный разговор к её милости. — Я всего лишь хотел передать вам послание, доставленное в ваше отсутствие. — Благодарю, можешь идти. Себастьян взял из протянутой руки послушника конверт и, даже не взглянув на него, спрятал в карман церковной робы. Перед дверью кабинета он на мгновение замер, но тут же решительно постучал. — Войдите, — послышалось через пару секунд. «Недовольство? Или мне показалось?» Эльтина была не одна. Преподобная мать Петрис, не так давно вступившая в новый сан, встретила его своей вечной спутницей — надменно-горделивой гримасой. Будто бы они находились на светском приёме, и Петрис оценивала, достаточно ли он знатен, чтобы благосклонно обратить на него внимание. Ей было плевать, что подобным взглядом её мог бы смерить сам Себастьян — последний отпрыск древнего рода правителей крупнейшего полиса Вольной Марки. Но ни Петрис, несмотря на то, что принадлежала к благородному и знатному роду, ни сам Себастьян больше не имели право на подобное отношение. Все они теперь были слугами Создателя. — Ваша милость, ваше преподобие, — учтиво поприветствовал он обеих. Взгляд Эльтины заметно смягчился. Даже если его приход и прервал какую-то важную беседу, вне всякого сомнения, Верховная Владычица была рада ему. А вот Петрис, напротив, поджала губы, глядя всё с тем же высокомерием. — Брат Себастьян, — она изобразила подобие улыбки, — какая приятная неожиданность. Каждое слово было насквозь пропитано фальшью. Петрис напоминала оскалившуюся виверну, только и ждущую удачного момента, чтобы перегрызть горло. «Что за дела могут быть у Эльтины с подобной женщиной?» Некоторое время назад Верховная Владычица, неожиданно для многих, приблизила Петрис к себе, чем та невероятно возгордилась. Случилось это незадолго до его сумасбродного решения отправиться на Глубинные Тропы. Но никакой связи между этими двумя событиями быть не могло. «Значит, — заключил Себастьян, — тут нечто иное, но несомненно тщательным образом скрываемое». — Ваша милость, я не посмел бы врываться посреди важного, — его так и подмывало интонационно выделить данное слово, но он сдержался, — разговора, но дело требует вашего немедленного участия. Себастьян намеренно делал вид, что не замечает «выпадов» в свою сторону. Петрис не сочтёт его угрозой, что безусловно ослабит её бдительность. Преподобная мать уже раскрыла рот, чтобы ответить, но Эльтина её опередила: — Я рада тебе, мой мальчик. А с вами, преподобная мать, мы продолжим нашу беседу завтра. — Как угодно, ваша милость. Проходя мимо, Петрис бросила в сторону Себастьяна ядовитый взгляд, но он не повёл и бровью. — Прошу садись, дитя, — произнесла Верховная Владычица, когда затворилась дверь. — Я вижу, ты сильно встревожен. — Да, ваша милость. Сегодня случилось то, что повергло меня в ужас и смятение. Он не стал ходить вокруг да около, почти дословно пересказав ей всё, что услышал на сегодняшней исповеди. На протяжении рассказа Эльтина оставалась удивительно невозмутимой, да и когда Себастьян закончил, она не выглядела обеспокоенной. Какое-то время Верховная Владычица хранила молчание. Он не решился его прервать. — Я понимаю, что смутило тебя, мой мальчик, — наконец медленно произнесла она. «Смутило» было совсем не тем словом, которым бы Себастьян охарактеризовал снедающие его чувства. Он ждал, что ещё скажет Эльтина по поводу произошедшего, однако услышал не то, на что надеялся. — Ты должен понимать, Себастьян, что даже рассказывая об этом мне, ты нарушаешь тайну исповеди. Лишь эта тайна позволяет верующим без страха покаяться в содеянном в надежде заслужить прощение. — Я понимаю, ваша милость, но… — Послушай меня, дитя, — перебила его Эльтина. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но прошу тебя оставить это Создателю. Себастьян не верил своим ушам. Всё повторялось вновь, как и с убийством его семьи. Но сейчас в словах Верховной Владычицы отчётливо слышался некий подтекст, подразумевающий, что у неё имеются другие причины не вмешиваться в это дело. — Ваша милость, — Себастьян решил добиться истины во что бы то ни стало, — если храмовники узнают о свершившемся преступлении и покарают убийцу, разве тогда не по воле Создателя он понесёт наказание? — Храмовники несут службу с большим усердием, — с явной осторожностью проговорила Эльтина. — Им ни к чему отвлекаться от своих обязанностей. «Вот оно!» — Ваша милость… — Дитя, — нахмурившись, произнесла Верховная Владычица, — в силу своей юности ты не представляешь последствий, к которым могут привести необдуманные действия. Прошу тебя, — с нажимом добавила она, — оставь на суд Создателя открывшуюся тебе тайну. Сердце Себастьяна переполняло негодование, но он никак не обозначил, что не согласен с решением Эльтины. — Как пожелаете, ваша милость. — Спасибо, мой мальчик, — взгляд Эльтины смягчился, — ты правильно сделал, что пришёл с этим ко мне. Сам Себастьян уже жалел об этом поступке. — К кому ещё я бы мог обратиться с подобным, — с поклоном проговорил он. — Благодарю, ваша милость. И прошу простить меня за неожиданное вторжение. — Не стоит извиняться, дитя. Во всём есть воля Создателя. Как прошло твоё путешествие? Я слышала, оно завершилось удачно, и ты нашёл, кого искал. Себастьян меньше всего сейчас был готов к подобным вопросам. — Всё верно, ваша милость. Мой друг, — слово царапало язык, — вне опасности. — Да присмотрит за ним Создатель. — Да присмотрит он за всеми нами, — отозвался Себастьян. Требовалось покинуть её кабинет как можно скорее, пока не последовали новые вопросы, или же направить разговор в иное русло. Но Верховная Владычица до сих пор не дала ему дозволения уйти. — Ваша милость, я должен просить прощения… — За что же, дитя? — За Аллена. — Аллена? — Эльтину определённо удивил ответ. — Его сильно взволновало моё путешествие, — пояснил Себастьян. — Я опасаюсь, что это может сбить его с пути, который он выбрал. — Будь правдив с ним, мой мальчик. Правда — лучшее, что ты можешь для него сделать. Об остальном позаботится Создатель. «Правдив? Я не ослышался?» Эльтина явно намекала, что стоит поведать Аллену о порождениях тьмы во всех подробностях. Знала ли она всю подноготную о ремесле Серых Стражей и хотела напугать мальчишку, как и ранее сам Себастьян, или наоборот надеялась, что тот откажется от избрания пути храмовника? Чувства Аллена к своей кузине могли стать проблемой в будущем, но вряд ли их ситуация являлась чем-то из ряда вон выходящим. В любом случае этим стоило воспользоваться. — Тогда я немедленно разыщу его, ваша милость. Он как раз хотел поговорить со мной, когда я направлялся к вам. Эльтина, кажется, не распознала уловку, но в этом нельзя было быть уверенным наверняка. — Ступай, дитя, и помни, что эти двери для тебя всегда открыты. Вновь поклонившись, Себастьян с облегчением вышел из кабинета и плотно затворил за собой дверь. Игра с Эльтиной стоила больших усилий, но теперь он убедился, что Верховная Владычица во всём преследует лишь одной ей известные интересы. Было очевидно, что она опасалась волнений в Казематах. Себастьян же сомневался, что сведения, которыми он обладает, вызовут большой переполох, а вот по вине незнакомца мог погибнуть ещё кто-нибудь. И, судя по словам безумца, совсем необязательно, что этим кем-то окажется очередная магесса. Жертвой виделась любая женщина в Киркволле. «Например, Элисса». Себастьян вдруг как вкопанный остановился посреди уходящего в даль коридора. Перед внутренним взором возник образ мёртвой девчонки Кусланд с отрезанными пальцами и обескровленными губами. — Долгое ожидание всегда вознаграждается. Не так ли, брат Себастьян? Женский голос, прозвучавший за его плечом, принадлежал отнюдь не той, за чью жизнь он снова опасался. «Джанет! Кровь Андрасте! Что ей ещё надо?!» Неожиданно она прижалась к спине Себастьяна. Плотно, словно сосущая кровь пиявка. Её руки, подобно гибкими лианам, заскользили по торсу, пытаясь опутать его.Как демон, жарко шепчущий о тех удовольствиях, что может предложить. Пальцы ловко нащупали завязки его робы, в попытке обнажить то, что она скрывает. — Ты ведь рад тому, что я подстерегла тебя здесь, — горячее дыхание коснулось его уха. — Как сильно? Тело отозвалось на её призыв, но вместе с желанием внутри пробудился гнев, сводящий на нет и без того тихий зов плоти. Если эта женщина настолько лишилась разума, что решила предпринять отчаянную попытку соблазнить его, то момент был выбран совершенно неподходящий. — Джанет, — в его голосе послышалась сталь, — довольно. Стряхнув с себя её руки, Себастьян вперил в Джанет ледяной взгляд. — То, что вы позволяете себе, сестра, недопустимо в этих стенах. — Помнится, ты позволял себе и не такое, — кокетливо заметила она, подходя вплотную. — Стены — всего лишь камень, им легко найти замену. Рука Джанет потянулась к его лицу, но Себастьян успел перехватить её. — Ни в этих стенах, нигде, — отчеканил он, сдавливая её запястье. — Увидим, — прошептала она, не отводя глаз. Себастьян отбросил её руку, будто та была ядовитой гадиной, и направился прочь. Ещё мгновение наедине с этой женщиной, и он не стал бы за себя ручаться. Поступок Джанет переполнил чашу его терпения. Он мчался вперёд не разбирая дороги, очнувшись лишь у своей кельи. Войдя внутрь, Себастьян захлопнул дверь, и громкий гул разнёсся по коридору. «Проклятье!» Он задвинул засов и опустился на кровать. Ярость полыхала внутри сотней костров, взметая до небес злость и негодование. Если бы Ваэль обладал даром магии, то сейчас бы сжёг свою келью дотла. Но, лишённый этой возможности, он мог лишь сжимать и разжимать кулаки. В какой-то момент эта злость перешла и на него самого, заставив возненавидеть собственное бессилие. «Я должен что-то сделать». «Но с чем? — тут же посыпался за этой мыслью град вопросов. — С откровениями преступника? С Джанет? С Натаниэлем Хоу? С собственной жизнью?» Поразмыслив, Себастьян решил начать с единственного, что представлялось ему возможным. Стоило рассказать кому-то из храмовников о том, что открылось во время сегодняшней исповеди. «Но кому из них?» Ваэль не был знаком почти ни с одним храмовником, за исключением рыцаря-капитана Каллена Резерфорда, регулярно посещавшего службы. Но дальше обмена приветствиями и слов благословения дело никогда не заходило. «Кажется, Аллен о нём хорошо отзывался». Ещё одним храмовником, известным всему Киркволлу, конечно же была рыцарь-командор Мередит Станнард, но Себастьян сомневался в том, что обращаться напрямую к ней будет разумным решением. Рыцарь-капитан, за неимением иных кандидатур, казался более верным выбором. Но стоило прежде хорошенько расспросить о нём Аллена. Пусть и придётся вновь отвечать на приевшиеся вопросы о порождениях тьмы. Оставался вопрос о том, каким именно образом сообщить об имеющихся сведениях. Письмо для этого не подходило. «Письмо». Вспомнив о послании, в спешке вручённым ему Алленом, Себастьян отыскал в кармане позабытый конверт. На нём красовалась печать дома Тетрас. Распечатав письмо и пробежав глазами по строкам, он скривился и смял в кулаке пергаментный лист. Послание оказалось заключительной насмешкой сегодняшнего дня. Со злостью швырнув его на пол, Себастьян рухнул на постель и вытянулся во весь рост. Завтра его ждало несколько важных дел, но ни одно из них не будет тем, что упомянуто в полученном письме.***
— Где ты был Натаниэль? В её голосе звучало неподдельное волнение, будто вместо Киркволла он решил вновь прогуляться по Глубинным Тропам. Город Цепей в ночное время, конечно, нельзя было назвать безопасным местом, но Натаниэль с юношеских лет уже мог постоять за себя. Делайла же вела себя так, словно он был малым ребёнком, нуждавшимся в постоянной опеке. Но разве, после случившегося с ними, её можно было в этом винить? Им с Альбертом давно стоило родить дитя. Хотя бы кому-то из рода Хоу. «А может уже…» Натаниэль улыбнулся своим мыслям — это объяснило бы постоянную тревогу и излишнюю эмоциональность — но тут же нахмурился. Для будущей матери сестра вела себя непозволительно беспечно. — Дел, что ты здесь делаешь? — спросил он. — В такой час тебе давно следовало быть дома. — Мой дом в Амарантайне, — заметила Делайла. — Саломея же не считает нужным ставить мне условий. — Но о приличиях следовало бы помнить, как и об опасности. Я до сих пор удивляюсь, как Альберт отпустил тебя в Киркволл. — Он любит меня и знает, насколько ты для меня важен, — парировала она. — Что бы с тобой сталось, если бы я не приехала? И что ты делаешь теперь? — В её голосе послышалось неодобрение. — Обиваешь порог этой девицы, после того, как она снова едва тебя не угробила?! — Откуда ты… Впрочем, не важно. Это тебя не касается, — сурово проговорил Натаниэль. — Я благодарен тебе за спасение и со всей уверенностью могу заявить, что больше не собираюсь подвергать свою жизнь опасности, — он усмехнулся, — если, конечно, это применимо в моей ситуации. Натаниэль намеренно уклонился от темы, связанной с Элиссой, хотя грубость сестры в её адрес была ему неприятна. С момента его пробуждения в особняке Хоуков одно упоминание Кусландов вызывало у Делайлы жгучее недовольство. Это чрезвычайно удивляло Натаниэля, учитывая то, что она ненавидела отца и даже когда-то испытывала к Фергюсу нежные чувства. — Тогда вернёмся со мной в Амарантайн, — неожиданно взмолилась Делайла, хватая его за руки. — Уплывём завтра же на первом подходящем корабле! — Дел… — Натаниэль на миг оторопел от её просящего взора и надломленного голоса. — Прости, я хотел бы на какое-то время задержаться здесь. Возвращаться в Ферелден так скоро не входило в его планы. Натаниэль и сам не знал, сколько сможет оставаться в Киркволле, но точно решил, что сделает всё, чтобы время отмеренное ему стало бы как можно более долгим. Он до сих пор не мог поверить в то, что Элисса оказалась жива. Даже сжимая её в объятиях, он до конца не верил, что это происходит на самом деле. Всё, чего он теперь желал, так это говорить с ней, смеяться, бродить по городу, просто быть подле неё. Чувство вины неотступно следовало за ним, незримой тенью, но каждая улыбка Элиссы подтачивала его решимость, каждое прикосновение кляпом затыкало рот. Кто-то внутри предательски шептал: «Только не сейчас. Не в этот раз. Не сегодня». И единственное, на что хватало выдержки — не броситься покрывать поцелуями её ноги. Рядом с ней он едва мог справиться со своими чувствами, едва мог удержаться от оглушительного зова плоти. Элисса Кусланд когда-то была для него всем, и теперь она снова целиком заполнила его мир, заставив биться вырванное из груди сердце. — Из-за неё? — с рыданием воскликнула Делайла, — За один день она смогла одурманить тебя настолько, что ты готов променять её на родную сестру?! — Делайла, что ты несёшь? — изумился Натаниэль. — Я никогда… — Всегда, — с горечью оборвала его она. — Ты всегда выбирал её, несмотря на то, что я — твоя родная кровь. Твоя семья. Но семьёй тебе стали Кусланды. Сперва Фергюс, — её взгляд помутнел, будто бы возвращаясь в далёкое время. — Я даже радовалась вашей дружбе. Но с тем, что за вами стала таскаться эта мелкая пигалица, я не могла примириться. Сначала она лишила меня твоего внимания. В те моменты, когда я больше всего в тебе нуждалась. Когда Томас колотил меня почём зря, а отец унижал оскорблениями, ты находился в Хайевере, — она судорожно вдохнула, будто в лёгких не осталось воздуха. — А после, на долгих восемь лет, я осталась без брата, запертая в одном доме с пьяницей и безумцем, свихнувшимся от собственной жестокости. И всё из-за капризной девицы, отвергнувшей твои чувства! Слёзы катились по её щекам, капля за каплей срываясь с подбородка. — Прости меня, Дел, — только и смог вымолвить Натаниэль. — Прощу. Если ты завтра же вернёшься вместе со мной в Ферелден. — Я не могу… Он порывисто прижал её к груди, вкладывая в свои объятия всю свою любовь и вину. Если Натаниэль был виноват ещё перед кем-то, помимо Элиссы, так это перед собственной сестрой. — Послушай меня, — тихо заговорил он, ласково гладя чёрные тяжёлые волосы, — я не могу вернуться с тобой. Я виноват перед тобой, но перед ней моя вина ещё больше. Создатель словно подарил мне второй шанс. Я люблю её, — Натаниэль поразился, той лёгкости, с которой произнес эти слова, — и просто не могу уехать. Не завтра. Делайла вдруг с силой оттолкнула его и обожгла гневным взглядом. — Ты любишь её?! А на меня тебе наплевать?! Её ничуть не волновало, что она кричит в чужом доме, да ещё и в неприемлемо поздний час, что выставляет на чужой суд их личные дела. Натаниэль и сам позабыл об этом, позволив ссоре зайти так далеко. — Дел, перестань. Успокойся. Но Делайла словно не слышала. — Я так старалась, чтобы ты забыл о ней! — говорила она, обливаясь слезами. — Я сожгла все эти письма! Каждое её проклятое письмо! Потому что она не достойна была даже есть грязь из-под твоих сапог, после того как разбила твоё сердце! — Делайла, прошу тебя! — не на шутку обеспокоился Натаниэль, но сердце вдруг пропустило удар, когда до него дошёл смысл того, что она говорила. — Постой… Какие письма? Делайла, словно очнувшись, посмотрела на него испуганными глазами: — Нат, я… Но ему уже не требовались объяснения. — Замолчи, — Натаниэль стиснул её ладонь, — и иди за мной. Он вывел её из поместья и направился в сторону дома, где жила Саломея. Делайла покорно плелась следом и, слава Создателю, хранила молчание. Натаниэлю казалось, что встреться сейчас ему на улицах Киркволла Архидемон, и тот поспешит убраться с его пути. В груди будто поселился ядовитый змей, вонзивший зубы в самое сердце. «Создатель! Всё могло случиться иначе! Если бы не Делайла…"Натаниэль оборвал эту мысль. Она была слишком горькой, слишком болезненной и несбыточной. В конце концов он и сам явился этому причиной. У двери дома, где приютили Делайлу, он отпустил её руку. — Натаниэль, — надломленным голосом проговорила она, — я… — Не нужно, — остановил он её. — Завтра ты уедешь обратно в Амарантайн и будешь счастливо жить там со своим мужем. То, что ты сделала… — он поморщился словно от тянущей боли. — Я не могу тебя простить. По крайней мере не сейчас. Невзирая на слёзы, вновь покатившиеся по щекам сестры, он развернулся и, не произнеся больше ни слова, пошёл прочь.