Драббл-альбом

- Ему уже одиннадцать. Почему он не в Хогвартсе? - Гарри, успо... - Даже не вздумай снова произнести это чертово слово! - выкрикнул Гарри, в порыве ярости сметая со стола Гермионы аккуратно сложенные свитки на пол. - Когда мне будет нужна помощь сраного психолога, я к нему обращусь, а сейчас мне нужна лишь твоя подпись на ордере. Гермиона тяжело вздохнула и потерла виски, пытаясь успокоиться. По ее мнению, психолог нужен был Гарри уже давно. Либо психолог, либо психиатр. - Ты же знаешь, я не могу выписывать ордера на обыск чужих домов направо и налево, - она блеснула на Гарри узенькими стеклами очков - постоянная работа с бумагами брала свое. - Если не может Министр Магии, то кто вообще может? - выдохнул Гарри и наклонился над ее столом, замирая в нескольких дюймах от лица Гермионы. - Миона, один ордер. Один обыск. Я посмотрю, что с мальчиком все в порядке, и больше никогда о нем не заговорю. Ни о нем, ни о его папаше, - он сжал губы в тонкую полоску и нахмурился. - Или узнаю, что там творится что-то ужасное, и арестую подонка. - Гарри, он может быть в Дурмстранге. В Шармбатоне. Кто знает эту Гринграсс, может, его в Колдовстворец какой-нибудь пригласили. - Я проверял, - Гарри порывисто ударил кулаками по столу и отшатнулся, чтобы упасть в кресло. - Он бывший Пожиратель. Его дело все еще открыто, как и всех "прощеных". Просто подпиши как внеплановый обыск поместья на предмет хранения темномагических артефактов. Гермиона тяжелым взглядом окинула фигуру друга. Отросшие за декаду лет службы в аворате волнистые - как оказалось - волосы были собраны в неаккуратный кривой хвост, щетина давно переросла в полноценную бороду, под красными глазами залегли глубокие тени. Гарри стал раздражительным, еще более замкнутым и нервным, чем во времена террора Волан-де-Морта, а всему виной был уход Драко Малфоя из публичной жизни магической Британии. После судов единственный наследник рода отучился банковскому делу и устроил весьма успешную карьеру в качестве банкира. Довольно быстро вернул своему имени уважение и даже некоторое влияние, но не злоупотреблял им, подобно отцу, а берег, стараясь вкладывать его в свое будущее, как успешно вкладывал растущее в геометрической прогрессии состояние в различные банковские системы мира. То и дело его довольное жизнью лицо мелькало в таблоидах, на торжественных приемах и вечерах, даже пару раз появлялось на билбордах против - что стало для Гарри шоком - насилия в школах. Все изменилось, когда родила Астория. Новость о беременной жене лорда Малфоя разлетелась, казалось, быстрее новости о победе над Волан-де-Мортом. Все ждали, что Малфой сразу после родов покажет счастливого малыша или малышку обществу и колдорепортерам, но что-то пошло не так. Роды проходили тяжело, и, как призналась Гарри повитуха-знахарка, Астория умирала в муках, но произвела на свет наследника. В тот же день Малфой бросил дела, забрал все свои сбережения и закрылся в поместье, почти не показываясь наружу и не показывая сына. Лишь через несколько лет Малфой вышел в свет - в самый крупный магазин ингредиентов для зелий, но выглядел при этом так ужасно, что его узнал лишь тот, кто всю жизнь вглядывался в мелочи: в острые серые глаза, прямой нос, высокие скулы, крохотную родинку над правой бровью и напряженную челюсть, будто Малфой постоянно сжимал зубы. Гарри тогда поразился и трехдневной щетине некогда родовитого пижона, и заметно исхудавшей фигуре с опущенными плечами. Даже немного испугался. И сразу насторожился: такой эффект могли дать как неприятности, с которыми мажор-неженка, вроде Малфоя, справляться в одиночестве в принципе был неспособен, так и темномагические практики. И с тех пор он твердо решил, что Малфой просто пошел по стопам своего отца и решил воспитывать сына в атмосфере непростительных чар и запрещенных артефактов. Гермиона тайно надеялась, что со временем эта одержимость пройдет, но становилось только хуже, - Гарри, казалось, всего себя бросил на слежку за поместьем Малфоев, но то было под многоуровневыми разрешенными защитными чарами, а сам Малфой хоть и выбирался с тех пор чаще - пару раз в месяц, возможно, - но продолжал держаться подальше от светской жизни, и вскоре кануло в небытие его славное имя, и оборвались всякие полезные связи. Малфой снова остался один во всем магическом мире. Если не считать своего персонального сталкера, на которого не обращал ровным счетом никакого внимания. Гермиона вздохнула еще раз и взяла в руки перо. Задумчиво повертела его в пальцах. - Один обыск. И ты возвращаешься к прежней жизни. Гарри кивнул, нервным жестом вытирая вспотевшие ладони о бордовый мундир. - Обещаю.

***

- Можно еще раз взглянуть на бумагу? - Малфой старался держать спину прямо, но это отнимало слишком много сил, потому дрожь из голоса убрать не получалось. Хмурый Робардс протянул ему бумагу, которую он тут же начал изучать нервно бегающим взглядом. Вздохнув, Малфой отошел с прохода, позволяя группе авроров пройти в поместье. - Только не разбегайтесь, я провожу вас систематизир... - Робардс, Долгопупс - Восточное крыло, Саламандеры - подземелье, Уизли и Браун - крыша и пристройки, мы с Белл осмотрим Западное крыло, - сухо раздал приказы Гарри и, не дожидаясь возражения или согласия хозяина поместья (даже не взглянув на него толком), он схватил Кэти за руку и потащил за собой. Где-то за спиной послышался недовольный крик Малфоя, топот множества ног, но вскоре все стихло. - Господин Главный аврор, - позвала его Кэти, но Гарри, казалось, вовсе не обращал на нее внимания, распахивая комнаты одну за другой и, окинув их взглядом, переходя к следующей. - Мистер Поттер, - снова попыталась она, но ответом ей было молчание. - Гарри! - наконец, вскрикнула девушка и дернула на себя руку, которую он по-прежнему удерживал. Он остановился и хмуро моргнул, уставившись на Кэти. - Мы разве не должны обыскивать поместье, а не тупо комнаты распахивать? Гарри раздраженно вздохнул, но заставил себя выдавить улыбку. - Да, да, ты права, Кэти, прости, задумался я что-то, - он покрепче сжал в руке палочкой и мотнул головой на первую дверь в начале коридора. - Ты приступай к обыску, а я пока пройду до конца, просмотрю комнаты на предмет ловушек. Кэти четко кивнула и, круто развернувшись, пошла, куда послали. Гарри же, выставив палочку, продолжил поиски ребенка. Не найдет он - найдут другие, и если его подозрения о Малфое и его сыне реальны, то он так или иначе об этом узнает. Все ближе и ближе был конец коридора, и у Гарри даже голова начала болеть от монотонного распахивания комнат и одних и тех же движений уставшими глазами, потому когда он уловил едва различимую мелодию, похожую на трель музыкальной шкатулки, он сперва решил, что ему мерещится. Но с каждым шагом она становилась все громче и отчетливей, и вскоре Гарри сорвался на бег, останавливаясь у приоткрытой двери в самом конце коридора. Выставив палочку, он толкнул дверь, неловко замирая в проходе. Комната была абсолютно черная. Стены, плотно запахнутые шторы, даже потолок - все было выкрашено в цвет смерти. Комнатка в масштабах поместья Малфоев была крохотной, и в ней не было ничего, кроме двуспальной - тоже черной - кровати под черным же зачарованным балдахином, черного кожаного кресла неподалеку, ближе к окну, и небольшого деревянного трюмо, на котором сиротливо догорала одинокая черная свеча. На кровати сидел мальчик, - Гарри понял это по едва различимой в темноте фигуре и тоненькому, но явно мальчишечьему голоску, подпевающему шкатулке, что играла у него в руках: легкий перезвон волшебных колокольчиков, под который неспешно гарцевали по краю керамики зачарованные каменные лошадки, бросающие на лицо мальчика причудливые отблески пламени свечи. Музыка была не знакома Гарри, но в ней было столько надежды и обреченности одновременно, что он не мог заставить себя сделать ни шага, стараясь побороть непонятно откуда взявшиеся слезы. Мальчик резко захлопнул крышку. Мелодия оборвалась, лошади остановились, и Гарри очнулся от странного оцепенения. - Пап, гости уже ушли? - тихо спросил мальчик, не поворачивая головы. Гарри открыл рот, но тут же его закрыл. Слова не шли. Он только и мог, что пораженно осматривать пустую черную комнату и худенькую фигурку, сгорбившуюся на кровати. - Пап? - чуть встревоженно позвал Мальчик, поворачивая к двери голову, но по-прежнему смотря на покрывало. - Отец? Гарри била нервная дрожь. Только так он мог позволить выйти наружу поднимающейся изнутри ярости. Как Малфой мог? Как он посмел держать собственного сына в подобных условиях? В темноте... Да у него в каморке под лестницей Дурслей было и то больше света и вещей! Он еще раз окинул привыкающими к темноте глазами едва ли не просвечивающего ребенка и сжал кулаки. Он еще покажет Малфою, что значит "морить голодом". В Азкабане покажет. - Не волнуйся, малыш, - дрожащим от злости голосом произнес Гарри, широким шагом продвигаясь к окну. Тело, казалось, двигалось само. - Я тебя отсюда заберу. - Вы - не мой отец, - тихо выдохнул мальчик. - Кто вы? И где мой папа? Папа! - крикнул мальчик срывающимся на всхлипы голосом. Ломкая фигурка на кровати заметно задрожала. Гарри же решительно взялся за шторы, сжав ни в чем не повинную ткань в кулаках изо всех сил, и не обращал внимания ни на тихий плач, ни на звук шагов где-то в коридоре. - Зови меня Гарри. Гарри Поттер, - тихо сказал он и рванул ткань в стороны, пуская в комнату солнечный свет и круто разворачиваясь на каблуках. Горло Гарри покинул короткий вскрик, и он поспешил прикрыть рот ладонями. За многие годы службы он видел всякое, но такое... Мальчик был абсолютно белым. Не просто бледным, как Драко, и далеко не таким румяным, какой ходила беременная Астория, - казалось, кожа мальчика светилась изнутри абсолютной белизной, как лист магловских тетрадей. Рваные пряди таких же белых волос касались острых худощавых плеч, на которых можно было рассмотреть карту голубоватых вен, настолько кожа была тонкой и прозрачной. По-мальчишески припухлые губы казались тонкими и сухими из-за размытого контура и светло-розового цвета ближе к тому месту, где они смыкались между собой. Но больше всего Гарри пугало не все это, и даже не то, как этот белый лебедь смотрелся посреди черного Ничего, чем являлась его комната. Больше всего Гарри пугали глаза мальчика. Почти лишенные пигмента, но все же различимо серого цвета, напоминающие не грозовое небо, как глаза его отца, а скорее облаков непосредственно после грозы, глаза мальчика были залиты кровью, будто у него разом лопнули все капилляры. Мальчик вскинул на Гарри, стоящего против света, взгляд, заставив Гарри вздрогнуть, и из уголка глаз, окруженных белоснежными, слегка опущенными белыми ресницами, скатилась кровавая слеза. - Папа. Слишком... светло, - всхлипнул он едва различимо. И закричал. Забился в истерике, будто солнечный свет приносил ему нестерпимую боль, прикрывал узкими трясущимися руками глаза, растирая кровь по худому личику, и звал отца. Вся та немногая мебель и редкие предметы гардероба поднялись в воздух, подрагивая от весьма мощной для мальчика его возраста магической вспышки. Гарри сковала паника. Только сейчас до него дошло, что ни одной ловушки он так и не нашел, ребенок был абсолютно свободен и волен уйти из комнаты в любой момент, а во всем поместье, судя по бумагам, проживало по меньшей мере двадцать домовиков. Когда в комнату вбежал запыхавшийся Малфой, Гарри почти забыл про свою ярость. Ровно до того момента, когда тот, выругавшись, махнул палочкой, закрывая шторы, и упал на колени возле кровати, пытаясь поймать руки сына своими. - Скорп, Скорпи, малыш, - звал его Малфой, мягко удерживая мальчика на месте. - Это папа. Папа здесь, все хорошо, ты можешь открыть глаза, - он стер очередную кровавую дорожку рукавом своей рубашки и закусил губу. - Скорпиус, посмотри на меня. Скорпиус, все еще всхлипывая, медленно отнял ладони от лица и открыл глаза, смотря прямо на Малфоя. Парящие вещи с грохотом упали на пол. - Папа? - тихо позвал он и потянулся грязными пальцами к лицу отца, мягко обводя контуры его лица подушечками пальцев и притягивая его ближе. Уже когда между их лицами оставалась всего пара дюймов, его губы дрогнули в улыбке, а налитые кровью глаза забегали осознанным взглядом по лицу Малфоя. - Прости, папочка, я не хотел тебя отвлекать, но мне было так больно, - последние слова он сказал уже шепотом. - Гарри Поттер еще здесь? Кожа Гарри покрылась мурашками. Он его не видел?.. - К сожалению, да, - тихо ответил Малфой, мягко проводя по волосам мальчика ладонью. - Ложись, поспи еще немного, а когда проснешься в следующий раз, мы с тобой продолжим играть. Вдвоем. Хорошо? Мальчик кивнул, слегка улыбнулся и поцеловал отца в щеку перед тем, как его виска коснулся кончик палочки. Осторожно уложив Скорпиуса на подушки и любовно подоткнув одеяло, Малфой обессиленно сполз на пол, откидывая голову на край кровати. Следов крови на нем уже не было, и Гарри серьезно задумался, не причудилось ли ему. - Что с ним? - тихо спросил Гарри дрожащим голосом, но быстро взяв себя в руки, он вскинул палочку, целясь в грудь Малфою, который на его голос даже глаз не открыл. - Что ты сделал с сыном, Малфой? - Я? Зачал, присутствовал при родах, получил на руки и с тех пор растил. Учил. Лечил. И, позволь заметить, даже успешно. Ровно до этого дня, - он устало провел пальцами по своему лицу, убирая подрастрепавшийся хвост на одну сторону. Правильно расценив молчание Гарри, он медленно открыл уставшие, какие-то потухшие глаза. - Я ничего не делал плохого своему сыну, Поттер. Он родился таким. Кто-то... может, на войне, может, после судов... наложил на меня заклятие. Сложное. Темное. Род на мне должен был прерваться. И иногда я думаю, что лучше бы он действительно прервался, - он кинул больной взгляд на сына, закусив губу. - Альбиносы в магическом мире - редкость. Диковинка похлеще твоего шрама. Астория была сильная, такая сильная, - сказал он шепотом, коснувшись запястья мальчика кончиками пальцев, будто считывая его пульс. Будто ему нужно было почувствовать его жизнь. - Он не видит ничего дальше своего носа. В прямом смысле этого слова. Зрение есть, но с каждым годом становится все хуже. Он не выносит света. Он не может пользоваться магией, как подобает. Он ничего не может без меня, а я понятия не имею, зачем об этом говорю тебе. Тебе, кто без разрешения зашел в его комнату и причинил ему боль. - Я же не знал, - вырвалось у Гарри быстрее, чем он успел подумать. Рука с палочкой уже давно опустилась. Сама. - Я... мне действительно не следовало. Прости, - Малфой молча кивнул. - Мне... мне жаль, Малфой. Правда жаль. За все. - У него нет крестного, - вдруг сказал Малфой. - И родни тоже. Гринграсс погибли на войне, Астория была последней из рода, как и я - из Малфоев. Потому когда сюда придут - как их там? Саламандеры, да? - он останется совсем один, - Малфой медленно перевел на замершего Гарри взгляд. - Я понимаю, что прошу слишком много, но ты... можешь проследить, чтобы он попал в достойный детский дом? Чтобы его держали... в темноте, - брови Малфоя подозрительно дрогнули, но слеза так и не упала. Гарри открыл рот, чтобы что-то ответить, но его опередил топот ног. - Гарри, держи его! - вскричал забежавшим первым Лисандер, вскидывая палочку. - В подземелье тайная лаборатория, большинство ингредиентов - запрещенные! Инкарцеро! Прежде, чем Гарри успел подумать, он отразил заклинание, летящее в покорно ожидающего своей участи Малфоя. Сейчас было не до правосудия, не до разборок и уж тем более не до Азкабана. Сейчас весь мир Гарри Поттера сжался до простого "Он останется совсем один". Даже у него, у Гарри, всегда был Сириус, даже если он был в Азкабане. И Дурсли. Какие-никакие, а родственники. Он был не один. А этот хрупкий ангел, что улыбался во сне и считал минуты до того, как снова сможет поиграть с отцом, останется один. - Он не останется один, - решительно кивнул Гарри, на глазах уже всех собравшихся и порядком ошалевших подчиненных накладывая на Скорпиуса и его отца обычные, хоть и мощные, запирающие чары. - Долгопупс, возьми образцы всего, что найдешь в лаборатории. Отправим на экспертизу. Малфои останутся под домашним арестом до конца следствия. Тем из своих взглядов, что не терпели возражений, Гарри приказал оставшимся аврорам покинуть комнату, и сам отправился вслед за ними. В спину донеслось едва различимое Спасибо, Поттер, но он не обернулся. Он делал это не ради Драко Малфоя. Он делал это ради Скорпиуса Малфоя. Потому что когда дело касается страданий ребенка, одного сильного родителя частенько оказывается недостаточно.