***
На календаре с забавными божьими коровками ярким фломастером обведено сегодняшнее число — двадцать седьмое мая. На закате мне исполнится шесть, но праздновать и получать подарки можно с самого утра. От предвкушения я просыпаюсь слишком рано, но продолжаю притворяться спящей. Родителям не нравится, когда я не соблюдаю предписанный ими режим. К тому же, по традиции положено дождаться, когда в комнату заглянет мама, неслышно подойдет к моей кровати, поцелует в едва высовываюшуюся наружу макушку и начнет тормошить, высвобождая из одеяла, в которое я вечно укутываюсь с головой. Ожидание тянется бесконечно медленно. Я не выдерживаю и уже собираюсь выскочить из постели, чтобы бежать напомнить родителям о том, какой сегодня важный день, как вдруг различаю приближающиеся шаги. Не легкие, невесомые мамины. А тяжелые, гулкие шаги отца. Я сразу понимаю, что сегодня будет один из «тех» дней. И что на завтрак вместо блинчиков или оладий с сиропом опять будут надоевшие хлопья. Но пока папа не скажет этого вслух, ничего плохого не произойдет. Я глубже зарываюсь в подушку, по-детски веря, что откапывание меня выкроит несколько лишних секунд. Слышу звук открывающейся двери и почти мгновенно рядом раздается печальное: — Корентайн, маме нездоровится. Я знаю, что мама иногда болеет, но не знаю чем, и в «такие» дни мне не разрешают видеться с ней. А мне уже целых шесть лет и моя воспитательница из садика говорит, что я умный ребенок. Тогда почему никто не хочет объяснить мне причины столь глупого решения? Это же мама. Прятаться дальше бесполезно и я высовываюсь из своей «крепости», готовая разреветься из-за того, что друзья не смогут прийти к нам и повеселиться. Но я люблю маму больше торта со свечками. Больше товарищей. И даже больше подарков. Тру глаза кулачком и пытаюсь быть сильной. Ради папы, которого я люблю не меньше. — Прости, но вечеринку дома придется отменить. Я все-таки начинаю всхлипывать, но оказывается, папа еще не закончил. — Поэтому как насчет позвать не всю толпу, но пару человек в кафе и отметить там? Я отнимаю руки от лица и поднимаю голову. Наверное, я задремала, пока ждала и теперь мне снится сон, потому что только во сне плохое отступает, пропуская вперед нечто светлое и доброе. На самом дне пронзительно голубых глаз отца плещутся смешинки, но я по-прежнему не верю. — А как же мама? — Мадам Бошан посидит с ней. Я знакома с мадам Бошан — нашей соседкой, живущей этажом выше. Она очень старая и напоминает ведьму из сказок, которые мне рассказывают на ночь. Это уже больше похоже на правду. Разве во сне ведьмы помогают людям? Я вскакиваю и обвиваю папину шею тонкими ручками, прижимаясь к нему как можно крепче. Он усмехается и легонько хлопает меня по спине. — Ну же, Ураганчик. Ты ведь не думала, что останешься совсем без праздника? Шесть лет это немало. Я улыбаюсь и лишь сильнее утыкаюсь в широкое плечо. Потому что именно так я и думала. Мы сидим еще некоторое время, а после папа высвобождается из моего плена и задает мне серьезный вопрос. Как взрослой. — Ты выбрала, кого пригласишь? Я хмурюсь и начинаю перебирать своих друзей. Выбрать всего пару из множества — ответственное дело. Естественно я никуда не пойду без Нинет, она моя лучшая подруга и верный помощник по шалостям. Можно еще позвать Изабель, а то она обязательно обидится, что ее не взяли с собой. И Доминика, потому что он всегда делится со мной конфетами и будет нечестно не поделиться с ним тортом. Я озвучиваю свое решение папе. Он согласен с ним, но все же с лукавством спрашивает: — А Анри? Я делаю недовольное личико. Папа знает, что мне не нравится Анри. Он все время дергает меня за косички и обзывает «рыжей». А я не рыжая. Мама говорит, что у меня медные волосы. Это же совсем другой цвет, но родители каждый раз смеются, когда я пытаюсь объяснить им такую простую вещь. Однако, я не собираюсь спорить, потому что четыре больше, чем «пара» и потому что не хочу расстраивать папу. Раз он предлагает позвать Анри, то пусть тоже идет с нами. — Ну, вот и отлично. Беги завтракать, а я позвоню им. Я тихонько пробираюсь в кухню, поскольку нельзя шуметь, когда мама болеет, и, пододвинув стул, достаю с полки коробку хлопьев. Молоко уже стоит на столе, и я аккуратно наливаю его в расположившуюся рядом глубокую тарелку. Хоть и надоело, но все равно вкусно. Папа появляется, когда я доедаю последние ложки. Он ласково улыбается и дразнит меня. — Ты и впрямь ураганчик. Мы встречаемся с твоими друзьями через час, а пока поможешь мне в лавке? Я радостно киваю и иду переодеваться. Затем мы с папой спускаемся на первый этаж, где и располагается принадлежащий нашей семье небольшой цветочный магазин. Но на лестнице нас поджидает мадам Бошан, и я мигом прячусь за папиной спиной, боясь, что она может сглазить меня или наслать страшное проклятие. Ведьмы — они такие. Отец понимающе хмыкает и поворачивается ко мне, вкладывая в ладошку ключ. — Дойдешь одна? Меня не нужно упрашивать и я тут же исчезаю, сжимая доверенную мне ценность. В лавке чудесно пахнет и мне хочется, чтобы этот запах всегда сопровождал меня. Здесь я ощущаю себя феей, а растения — мои подданные. Я медленно бреду вдоль нагромождения ваз и корзинок, здороваясь с каждым из них. Я выучила уже много названий и сейчас учу их язык. Ведь когда-нибудь все это станет моим и именно мне придется составлять красивые букеты, содействуя покупателям в выражении их чувств. Вот «королева» роза. У нее много оттенков, но почти все они обозначают любовь. Там приютилась лаванда — сомнения. В углу позабыто стоят мимозы — чуткость. Но больше всего я симпатизирую пурпурной сирени. Она тоже символизирует любовь, но первую, и когда вырасту, я обязательно подарю ее приглянувшемуся мне человеку. Я иду все дальше и дальше, сворачиваю за угол стеллажа и… Глаза мои расширяются до невероятных размеров. Прямо у входа блестит новенький велосипед с алым бантом. Двухколесный, как у больших. Подбегаю к нему и робко трогаю пальцем — вдруг исчезнет. Подарок остается на месте и я, осмелев, нажимаю на клаксон. Громкий звук разлетается по помещению. Его без усилий перекрывает другой. — Нашла. Моментально отскакиваю от игрушки, опуская глаза. Но папа не злится. Он подходит ко мне, берет на руки и поднимает к самому потолку. До появления ребят еще есть время и я успеваю опробовать велосипед, прокатившись на нем по нашей улочке. Мне весело и я могу заниматься этим весь день. Но я сегодня хозяйка, а хорошие хозяйки не заставляют гостей ждать. И когда у магазинчика собирается маленькая толпа, я послушно завожу подарок внутрь. Мы отправляемся в мое любимое кафе с видом на море и корабли. Мне нравится открытая вода, правда, плаваю я неважно и мне не разрешают играть в порту. Но сейчас меня это не волнует, потому что Нинет дарит мне дивную куклу, из боковой комнатки выкатывают крайне аппетитный торт и даже Анри ведет себя прилично. Когда сладости заканчиваются, компания перемещается в парк, где можно покататься на пони. Но сегодня особенный день и вместо пони папа помогает мне забраться на настоящую лошадь. Я вскрикиваю от восторга и крепче цепляюсь за шелковистую гриву, чтобы не упасть. Мы гуляем до самой темноты и, когда приходит пора расставаться с друзьями, я вежливо благодарю их за подарки и за то, что пришли поздравить меня. Совсем, как учила мама, о которой я успела позабыть в водовороте веселья. И мне немного стыдно за это. Папа успокаивает меня, потрепав по голове. Когда мы возвращаемся домой, мадам Бошан по-прежнему находится у нас. Значит, мама до сих пор не поправилась и сказки не будет. Но я не расстраиваюсь, потому что сегодня был отменный день, и я так устала, что усну и без нее. Сворачиваясь в клубок под одеялом я думаю, что мой папа — самый лучший в целом мире, раз сумел устроить мне такой восхитительный праздник. И следующие шесть с половиной лет ничто не в силах изменить моего мнения.***
Шум из прихожей смазывает панораму Марселя, заставляя горько усмехнуться. Я так и не подарила никому сирень. Не до того было. Впрочем, у меня еще будет время поразмышлять о невыполненных обещаниях, ныне куда важнее превратиться в сплетницу и вызнать все, что можно о состоянии господина Соитиро. Срываюсь с дивана и устремляюсь навстречу вошедшим. — Что сказали в больнице? Вместо ответа Эл разувается и, не вынимая руки из карманов, мимо меня проходит в комнату, располагаясь в кресле и поджимая ноги к груди. Ватари, как обычно, исчезает из виду. Я замечаю у него скромную картонную коробку, которая мигом вылетает у меня из головы, и следую за детективом, не позволяя себе вцепиться в белую кофту и вытрясти необходимые мне сведения силой. Усаживаюсь на прежнее место и терпеливо жду. Полицейские застывают вокруг живыми декорациями. — Переутомление. — решает сжалиться брюнет. — Прогноз благоприятный и весьма скоро господин Ягами вернется к расследованию. С губ срывается вздох облегчения. Но, оказывается, это лишь начало не самой приятной беседы. — Кори, — обращается ко мне Рюдзаки. — ты сильно волнуешься о едва знакомом человеке. Почему? Вопрос приводит меня в растерянность. Зачем ему это знать? Хотя, какая разница. Мне никогда не понять, что за бардак творится в этой гениальной голове. Не собираюсь врать, но данный разговор по целому ряду причин выводит меня из зоны комфорта. Во-первых, я ни с кем не обсуждала семейные проблемы после того, как нацепила на себя маску хладнокровного торговца Фокса. А, во-вторых, и это, пожалуй, более значимо, мне не хочется затрагивать тему, связанную с опытом, который мой компаньон не смог получить в полной мере. Не спорю, «Вамми Хаус» достойное пристанище, но не сравнится с домашним очагом. Отвожу взгляд, рассматривая цветочный орнамент на обоях. Листья на статичной картинке плавно трепещут, словно под дуновением ветра, а изящные бутоны распускаются, трансформируясь в пестрые гроздья. Я не обращаю на это внимания. — Не такие мы и незнакомые. Просто… — вырисовываю пальцем узоры на столешнице, пытаясь отвлечься. — Просто он чем-то напоминает мне собственного отца до того как… До того как он бросил нас с мамой. За спиной раздается едва слышное «Ох!». Кажется, эмоциональный Мацуда не ожидал подобного откровения. Кусаю губы, пряча улыбку. Когда работаешь с L действительно просто забыть о том, что у остальных имеются эмоции, чувства, увлечения. И прошлое, не сокрытое пеленой неизвестности. Я не готова к тому, чтобы меня жалели. Это — пройденный этап моей жизни, принятый и ушедший в небытие. Теперь необходимо двигаться вперед, к новым знаниям и новым впечатлениям. Пусть и не всегда положительным. — Не будем о грустном. Лучше расскажи, как прошла твоя встреча с Лайтом? — Он присоединится к расследованию позже, когда его отец поправится. Я покачиваю головой. Логично. Да и жестоко было бы заставлять его работать, когда в семье творится такое. Ягами и так нужно сосредоточиться на учебе, не стоит лишний раз отвлекать парня от шанса прожить нормальную жизнь. Даже если он Кира. Вдруг образумится? — Но нас прервали до того, как я успел сообщить ему о твоем участии. Поэтому, Кори, тебе придется еще некоторое время походить в университет, не раскрывая себя. — Эл замолкает и выжидательно смотрит на меня. Почему? Чего он ждет? В конце концов, я не выдерживаю. — Что? — Ты не будешь кричать? — невинно интересуется собеседник. Я ошарашенно моргаю, осмысливая высказывание. Со стороны полицейских раздаются тихие смешки. Вот значит как. Неужели все так привыкли, что я вечно недовольна решениями Рюдзаки и не наори я на него — день прожит зря? Ладно. Пусть будет по-вашему. Однако, зарождающееся раздражение лопается, будто мыльный пузырь. На смену ему приходит спокойствие и осознание — чтобы ни произошло, некоторые вещи не меняются. — Не сегодня. — мой голос смягчается. — Но уверяю, завтра я тебе выскажу все, что думаю по этому поводу. Комната наполняется добродушным смехом стражей порядка. Они ни за что не пропустят устроенного мной спектакля — кто еще посмеет отчитывать великого детектива, не стесняясь в выражениях, кроме меня? Неприятности растворяются и бесповоротно уходят с появлением Ватари. На столик опускается до боли родной поднос, раскрывая назначение подмеченного ранее свертка, поскольку помимо кофейника его украшает тарелка с пирожными. Теми самыми, «утешительными». Я робко дотрагиваюсь до рукава мужчины, всем видом излучая благодарность. Он слегка сжимает мои пальцы и безмолвно удаляется. Минутой позже, вонзая вилку в шедевр кулинарного искусства, я прихожу к выводу, что мое существование не настолько ужасно, как я себе навоображала. Главное — уметь радоваться мелочам.