Обмануть смерть

— Зачем ты сообщил Лайту, что он наш подозреваемый, раз сам успел усомниться в этом?! Где тут взаимосвязь?! Возмущалась я, наверное, уже не менее получаса, старательно делая вид, что в упор не замечаю вовсю веселящихся полицейских. Причем считаю должным отметить, что когда Эл начал рассказывать о фокусе с записками, продемонстрированными Ягами, я сдержалась, поскольку высказала свою точку зрения по данному вопросу ранее. Когда детектив принялся перечислять логические ловушки, призывавшие шатена встать то на место убийцы, то на место детектива, я промолчала, ввиду того, что добрую половину благополучно не поняла сама. Но когда Рюдзаки поделился с группой расследования последним штрихом состоявшегося рандеву, я сдержаться не смогла и высказала брюнету все, что накипело, припоминая и Богов Смерти из посланий сумасшедшего, и незабвенного автора экспериментов, и самого повествователя. И клянусь, если бы в тот момент у меня под рукой оказалось одно из пресловутых яблок, так обожаемых мифическими шинигами, оно без сомнений отправилось бы точнехонько по назначению — прямиком в лохматую голову или куда-то очень-очень близко. Как обычно, воздух сотрясался мной впустую — ведь я прекрасно знаю, что ничего от этого не изменится. Однако, получаемое от своеобразной разрядки облегчение стоило того. Впервые некстати возникший Ватари спас своего подопечного от моего буйства и заставил всех присутствующих переосмыслить приоритеты. — На канале «Сакура» говорят о Кире. Атмосфера в комнате изменила полярность с непринужденно-расслабленной на рабочую в мгновение ока. Телевизор вспыхнул и продемонстрировал нам трех дикторов, передающих известия о маньяке. — Как вы понимаете, мы оказались заложниками Киры. Это не шутка и не мистификация. Четыре дня назад режиссер нашей программы получил кассеты, присланные Кирой. На первой пленке записан голос, предсказавший смерти двух подозреваемых, арестованных полицией. Вчера в семь вечера они оба умерли от сердечных приступов. Я всмотрелась в застывшие лица. Как-то не похожи они на запуганных исполнителей чужой воли. Закралось подозрение, что дело здесь совершенно не в угрозах скорой расправы, а в привлечении наивного зрителя. Но нельзя же во всем видеть коммерческую выгоду. Ох, одернула я себя. Кто бы бунтовал. У самой рыльце в пушку по самое не могу. — В послании говорилось, чтобы вторую запись показали в прямом эфире сегодня в семнадцать пятьдесят девять. Она и остальные кассеты являются посланием Киры всему миру. Изображение ведущих сменилось белым экраном с готической надписью «Кира» и искаженный голос продолжил вещание. Я невольно усмехнулась. Он что, пытается подражать L? Дурацкая затея. — Я — Кира. Если эта запись окажется в эфире в точно назначенное время, переключите ваши телевизоры на канал «ТайоTV». Ведущий новостей должен умереть от сердечного приступа ровно в восемнадцать часов. Повинуясь пульту картинка перепрыгнула на указанную программу. — Ватари, принеси еще один телевизор. Лучше два. Мужчина бросился исполнять просьбу брюнета, а мы как завороженные наблюдали за обмякшим телом упомянутого сотрудника и суетящимся вокруг персоналом. — Никому не дозволено говорить обо мне в таком тоне, тем более в прямом эфире. Но одна смерть не подтвердит мою личность, поэтому придется принести вторую жертву. Это будет ведущий, который постоянно критикует мои действия. Новое нажатие кнопок приносит новые жертвы и новую порцию недоумения. Как можно расправляться с людьми за то, что они не побоялись высказать свое мнение? Где в этом справедливость, так старательно пропагандируемая обезумевшим преступником? — Надо прекратить трансляцию. Я в кои-то веки негласно поддерживаю решение Рюдзаки. Нельзя позволить Кире так откровенно влиять на массы. У него достаточно последователей и незачем облегчать ему задачу по увеличению их количества проникновенными речами. Звонки на студию не приносят результата, косвенно подтверждая мои опасения относительно того, что все это мероприятие затеялось с полного одобрения руководства «Сакуры». — Я сам поеду туда и выключу запись. — не выдержавший Укита, не обращая внимания на возражения, вихрем покинул помещение. Мне тоже хочется быть полезной, но толку от того, что я отправлюсь с полицейским громить студию, не прибавится. Моя стезя — более утонченное вмешательство. Соображай, Кори. Обозначает ли фраза о заложниках то, что Кира находится где-то рядом или следит за студией дистанционно? Пока существует даже гипотетическая вероятность подобного, необходимо как-то подстраховать Хирокадзу. Прервать вещание удаленно мне вряд ли под силу — никогда таким не занималась. Поэтому данная часть плана пусть остается за Укитой. Но вот немного подсобить ему вполне в пределах моих возможностей. Лицо и имя, да? Я никак не могу повлиять на вторую составляющую смертоносного тандема. Допуская, что Кира идентичен Лайту, есть шанс, крохотный, но есть, что настоящее имя следователя ему известно из-за сотрудничества с отцом подозреваемого. Зато обеспечить анонимность союзника по первому пункту — запросто. Все кошки серы в темноте. Я резко сорвалась с места, но в следующую секунду сразу два действия прервали мое путешествие к выходу: раздавшееся со стороны Рюдзаки безэмоциональное «Кори» и Аидзава, медвежьей хваткой вцепившийся мне в руку, едва не выдернув конечность из сустава, и не позволяющий мне и шагу ступить. — Пожалуйста, отпусти. Я мигом. Не знаю, кому из тюремщиков адресовалось обращение, и кто вынес итоговый приговор о моем освобождении, но давление ослабло, и я без промедлений побежала к себе, на ходу вытаскивая из кармана ключ от номера. Где ты, черт возьми?! Где?! Ноутбук обнаружился под подушкой и, подхватив его, я, не задерживаясь, устремилась обратно, завоевывая себе уголок дивана. Подключиться к городской электросети, найти нужную подстанцию, обесточить район. Не думаю, что это труднее, чем взломать базу данных Интерпола или того же Пентагона. Также осмелюсь предположить, что мой замысел никак не отразится на трансляции — для форс-мажорных обстоятельств должен быть предусмотрен запасной источник энергии. Пальцы с умопомрачительной скоростью стучат по клавишам, набирая команды на автопилоте, без участия мозга. Меня о чем-то спрашивают, но я не вправе отвлекаться. Одна ошибка и придется начинать заново. А это лишние затраты времени — ресурса, наравне с информацией, стоящего чересчур дорого. Нажимаю на Enter и ничегошеньки не происходит. Мда. Хреновый из меня электрик. Не беда, попробуем по-другому. Иное сочетание символов и — о чудо! — здания в истребуемом квартале начинают гаснуть. Вот только вместо торжества меня наполняют подавленность и опустошенность, сжирая заживо и выжигая дотла. Потому что включается прямая трансляция с места событий и камера выхватывает из опустившегося на землю мрака бездыханное тело, лежащее в свете фар какой-то машины, в котором без усилий узнается наш товарищ. В голове стучит настоящий набат — не успела! Не спасла! Мышцы отказываются подчиняться. Чувствую себя безвольной марионеткой, у которой хозяин — кукловод обрезал все ниточки и бросил более ненужный инструмент пылиться на чердаке. Звуки доносятся, как сквозь толщу воды. Кажется, Кира опять вещает про набившую оскомину справедливость и что-то о сотрудничестве с полицией. Какая чушь. Туман немного развеивается, когда до меня долетают обрывки спора, разгоревшегося между Сюити и Рюдзаки. — Аидзава, куда ты? — Надо посмотреть, что случилось с Укитой. Страж закона полон решимости помочь другу во что бы то ни стало, но флегматичный голос перехватывает его. — Сейчас не стоит туда ехать. Если это и впрямь Кира, с тобой может произойти тоже самое. Спутанная челка закрывает глаза, мешая мне уловить отголоски эмоций, властвующих над детективом. — Кира не может убить, если не знает имени человека. Почему это произошло? Вполне законный вопрос. Мне тоже любопытно было бы узнать «почему». А главное — как? Как происходят эти бесшумные казни, не укладывающиеся в установленный порядок вещей? — Неужели Кира каким-то образом смог узнать наши имена? — вклинивается в разговор Мацуда. — Возможно. Но тогда ему было бы проще сначала убить всех, кто ведет расследование, а потом действовать. Я считал, что ему нужно знать и лицо, и имя. Но судя по тому, что случилось, он может убить человека, зная лишь его лицо. Скорее всего, Кира находится где-то рядом и следит, чтобы ему никто не помешал. Какая ирония, что наши мнения с Элом совпадают преимущественно в критических ситуациях. Видимо, есть нечто общее в нашем мышлении, обостряющее восприятие на грани неизбежного краха. — Если так, значит, есть шанс его схватить. — Он мог установить камеры наблюдения. И если мы отправимся туда прямо сейчас, нас ждет верная смерть. Интонации брюнета не меняются, оставаясь ровными, в то время как Аидзава срывается на крик. Почему? Почему Рюдзаки настолько спокоен? Неужели я ошиблась и ему все-таки безразлична судьба работающих с ним людей? — Я не могу этого понять. Ты же сам говорил, что готов пожертвовать жизнью ради того, чтобы поймать убийцу. Рука Сюити впивается в плечо детектива, требуя объяснений, и я безотчетно вскакиваю со своего места. Для чего? Помочь Аидзаве или защитить Рюдзаки? Ни тот, ни другой не нуждается в моем участии, потому что полицейский сам делает шаг назад, выпуская жертву. Слежу за направлением изумленного взгляда мужчины и, с не меньшим удивлением, вижу, как длинные пальцы с силой сжимают ткань джинсов, слегка подрагивая. Выходит, он не такой бесчувственный, каким пытается казаться? Тогда к чему притворство? Никто его не осудит. — Рисковать ею — это одно, а погибнуть напрасно — совсем другое. Отключение электричества было хорошим ходом, но он не гарантирует нашей безопасности. — Что? Разве это не совпадение? — неверяще восклицает Тота. — Похоже, Кори тоже пришла к соответствующим выводам. Откровение Эла смещает фокус на меня, усиливая и без того невыносимое чувство вины. В воображении возникает образ Атланта, обреченного вечно удерживать небесный свод. Где бы теперь отыскать Геракла, способного на время облегчить мою ношу? — Отнюдь. — незаслуженная похвала неприятно отзывается где-то внутри. — Я понятия не имела, что ему достаточно одного лица. Просто предположила, что Кира может видеть происходящее у здания «Сакуры», раз уж у него заложники, и попробовала хоть чем-то помочь Уките сохранить инкогнито. Я закрываю лицо ладонями и, не сдерживаясь, тихонько добавляю: — Но все напрасно. Пустота растет, заполняя рассудок кусок за куском. Опоры рациональности крошатся и раскалываются, грозя похоронить меня под обломками. Светоч надежды на благополучный исход угасает, унося последние остатки жизненной энергии. — Не стоит корить себя за его смерть. Я вскидываю голову. Откуда ему знать, каково мне? Не оттуда ли, что его самого гложет аналогичное чувство? Какой-то частью сознания я понимаю, что детектив прав, но как же невыносима мысль о собственном бессилии перед столь могучим противником. — Кори, ты сама сообщишь близким Хирокадзу? — осторожно интересуется Мацуда, нарушая мое падение на дно колодца самокопания. До меня не сразу доходит смысл вопроса, но когда осознание наступает, я содрогаюсь от подобной перспективы. Давешние принципы обернулись бумерангом, сшибающим наповал. Ведь Укита вовсе не Мисора Наоми, известная мне исключительно по изображению с монитора. Открываю рот и сразу же захлопываю его, поскольку вердикт за меня оглашает совсем другой человек. — Нет. Я не успеваю возразить Рюдзаки. Позабытый телевизор продолжает вещание, показывая, как небольшой фургон на скорости таранит стеклянные двери здания, заезжая в помещение. Раздавшийся спустя пару минут телефонный звонок раскрывает личность безумца — господина Ягами. Сердце учащенно колотится, но уже не от раскаяния, а от страха за пока живого человека. И это помогает сосредоточиться. Мертвых будем оплакивать потом, сейчас куда важнее позаботиться о не покинувших мир коллегах. Пока Эл раздает указания относительно операции по спасению господина Соитиро, я невидяще вглядываюсь в экран, контролируя подачу тока на вверенном мне участке, и возобновляю ее по сигналу брюнета. Хоть что-то прошло успешно. Томительное ожидание вознаграждается богатым уловом. Конверт отправляется на экспертизу, а прослушивание кассет решено отложить до утра. Но далеко не все согласны с результатами полуночного собрания. У меня нет ни резервов, ни желания вступать в новую перепалку с детективом, потому что усталость наваливается с неимоверной силой, придавливая к полу. Конечности наливаются свинцом и мне требуется прикладывать титанические усилия для совершения даже незначительного действия. Больше же никто не собирается перечить и, в результате, каждый остается при своем, расходясь по намеченным направлениям.

***

Я не могу уснуть. Ворочаюсь в постели с боку на бок, но древний, первобытный страх темноты мешает мне погрузиться в желанное беспамятство. Наедине со своими фобиями образ невозмутимого Фокса рвется по швам, обнажая сокрытую под ним Корентайн Ренар. Метаморфоза чем-то напоминает знакомую всем Золушку. С той разницей, что моя истинная сущность намного более невзрачна и слабохарактерна, нежели у героини одноименной сказки. Из каждого угла, каждой тени меня преследуют холодные глаза предполагаемого убийцы. Он затаился, ждет, когда я потеряю бдительность, подставлюсь, и тогда он сможет беспрепятственно расправиться со мной. Смахнуть надоедливую помеху с шахматной доски, становясь еще на шаг ближе к победе. Или это Укита молчаливо осуждает меня, обвиняя в гибели? Упрекая за медлительность? Вязкая паутина ужаса опутывает, сковывает по рукам и ногам, не давая пошевелиться. Проникает в легкие, затрудняя дыхание, и залепляет рот, не позволяя панике проявить себя во всей красе. Из последних сил собираю остатки мужества и сбрасываю с себя оцепенение. Оно по-прежнему где-то здесь, рядом, на самом краешке кровати, готовое в любой момент наброситься и поглотить меня — свою законную добычу. Однако выигранного времени хватает, чтобы усесться в излюбленную позу детектива, обнять себя и начать раскачиваться, будто исполняя шаманский ритуал по изгнанию злых духов. Что же делать? Маяться, словно болванчик, не вариант. Ну, проведу я эту ночь, не смыкая глаз, хорошо. А дальше? То же самое повторится и завтра? Потому что я совершенно не уверена в том, что состояние мое значительно улучшится за грядущие сутки. И потом, сколько я продержусь? Максимум неделю. И то исключительно благодаря кофе и энергетикам. Но коэффициент моей помощи будет неуклонно сокращаться и, в конце концов, не останется незамеченным. Причем, вполне вероятно, уже этим утром. Разумеется, всегда можно принять снотворное. Вот только подобная перспектива пугает еще больше. Откуда мне знать, что никто не заберется в номер, пока я нахожусь под наркотическим одурманиванием? Это совсем несложно, если проявить немного смекалки или красноречия. Нет. Это тоже не подходит. Но, думаю, мне удалось найти приемлемый выход. Раз я не чувствую себя в безопасности в собственном жилище, необходимо перебраться в иное место, которое станет моим «бастионом», подарив ощущение защищенности. И, вроде как, есть у меня на примете подходящее обиталище. К тому же, он сам… Выбираюсь из постели и босиком, прямо в пижаме, оставив очки на тумбочке, а дверь открытой нараспашку, стучусь в номер напротив. Движения совершаются машинально, с ритмичностью заядлого барабанщика, и, когда преграда исчезает, я по инерции натыкаюсь на пустоту, не успевая затормозить. Темные глаза устало смотрят на меня, и я замечаю, что тени под ними залегли гораздо глубже обычного. Господи. Стыдно-то как. Рюдзаки и самому не помешало бы отдохнуть, а тут я со своими нелепыми проблемами. Но эгоистичная потребность в обществе заглушает смущение и заставляет с порога неуверенно промямлить: — Если твое предложение еще в силе, можно… можно… — язык предательски заплетается, обрывая фразу на полуслове. Собранная по закоулкам сознания смелость стремительно испаряется. Срочно требуется совершить завершающий рывок, иначе я никогда не решусь и вновь погружусь в бездну иррациональных страхов, теряя себя. — Можно я несколько дней поживу у вас? Зрачки детектива расширяются от столь необычной просьбы, и я спешу внести ясность. — Я боюсь оставаться одна. Глупо, но ничего не могу поделать. Кончики ушей пылают и мне очень хочется провалиться под землю от абсурдности только что сказанного. Впрочем, никто не собирается смеяться надо мной. Вместо этого дверь распахивается шире, предлагая зайти внутрь, чем я немедленно и пользуюсь. Напряжение, тугим жгутом сдавившее внутренности, отступает и я рискую посмотреть на брюнета. — Извини, что беспокою по таким пустякам. Ты, наверное, считаешь меня полной дурой. — Вовсе нет. — Эл улыбается краешками губ. Как-то печально и в то же время по-доброму. — Я понимаю твои опасения. — Вот как. Я не знаю, что еще сказать. Но дефицит мыслей длится недолго и в голове сам собой всплывает вопрос, на который у меня в очередной раз нет однозначного ответа. Одни предположения. Когда тишина перестала напрягать меня, принося вместо дискомфорта нечто иное, весьма смахивающее на покой? Скорее всего, когда я бросила притворяться кем-то другим, осознав, что при отсутствии лишних свидетелей в этом нет надобности. Прятать-то нечего. Утром я стопроцентно попаду в лапы неловкости и буду злиться на себя. Особенно доведись полицейским застукать меня разгуливающей по номеру непричесанной и в столь неофициальном наряде. Хотя, они должны проникнуться моим положением. Не так уж это и сложно. Но здесь и сейчас мне важнее сохранить трезвость рассудка, а об остальном я подумаю позже. — Где мне обустроиться? — Я покажу. — Рюдзаки моргает и жестом предлагает следовать за ним. Мы перемещаемся в довольно просторную комнату, без малейших признаков использования ее по назначению. Получается, Эл и вовсе не спит, что ли? Это определенно ненормально. От дальнейшего развития интригующей темы меня отвлекает сам объект исследований. — Тебе что-нибудь нужно? Я отрицательно мотаю головой. — Спасибо. Вы с Ватари итак много делаете для меня, и я это ценю. Правда. Детектив кивает, намереваясь уйти, но я вновь обращаю на себя его внимание. — Рюдзаки, стой. — брюнет послушно замирает, а я, сверля взглядом пол, запинаясь продолжаю. — Сегодня был тяжелый день. Для всех нас. Поэтому… Поэтому тебе и самому неплохо было бы выспаться. Вот… Кассеты никуда не денутся. Постарайся отдохнуть. Ладно? Не дожидаясь ответа, я ныряю под одеяло с головой, лишь бы не видеть реакции собеседника, и выдаю последние напутствия. — Еще раз спасибо. И спокойной ночи. Слышу звук удаляющихся шагов и тихий щелчок замка. Выждав пару лишних секунд для верности, высовываю нос из укрытия и, оценив обстановку, устраиваюсь поудобнее. — Ну я и идиотка. — Наконец-то здравая мысль. Давненько они тебя не посещали. — раздается в опасной близости знакомый голос. Я легонько вскрикиваю от неожиданности, но тут же прихожу в себя. Только нового переполоха не хватало. Внимательно разглядываю стоящую у изголовья кровати скалящуюся монструозную фигуру и вынужденно признаю, что сменяющие друг друга с завидной периодичностью потрясения свершили свое черное дело — произошло едва ли не самое худшее из того, чего я надеялась избежать. Лекарства перестали помогать.