Угол. Поворот. Обогнуть тумбочку.
После возвращения из Аоямы прошло несколько дней, за которые ни настоящий, ни фальшивый Кира не спешили объявить о себе, затаившись и либо ожидая встречи друг с другом на стадионе, либо руководствуясь пока неясными нам мотивами.
Новая заминка в расследовании заставляла ломать голову и вычислять вероятности множества ситуационных развилок всех, кроме меня.
Угол. Поворот. Перелезть через кровать.
Не то, чтобы мои интересы по поимке маньяка вдруг резко перестали совпадать с интересами моих коллег.
Нет. Просто в сформированное прежде исключительно из логики уравнение незвано вклинился эмоциональный фактор, который следовало незамедлительно устранить или, хотя бы, минимизировать его пагубное воздействие.
Угол. Поворот. Пройти мимо шкафа.
Заниматься самообманом иногда бывает полезно и чрезвычайно увлекательно, но только не тогда, когда на кон поставлены человеческие жизни в придачу с собственной. В данном случае куда разумнее принять горькую правду и постараться классифицировать и обуздать некстати вылезшие чувства.
С определением степени грозящих неприятностей затруднений не возникло. Естественно, это не полноценная любовь и даже ни одна из стадий влюбленности. Сейчас заболевание находилось всего лишь на ступени пробуждающейся симпатии, способной как мгновенно угаснуть, не успев трансформироваться в нечто большее, так и распространиться по телу сродни вирусу, убивая помимо меня доверившихся мне людей.
Многое, конечно же, зависит и от самого подозреваемого, и от того, что он предпримет, доведись ему прознать о поразившей меня слабости. Попытается извлечь из этого выгоду, ответит взаимностью или беззаботно посмеется над очередной поклонницей и забудет ничего не значащий для него прецедент?
Впрочем, любая реакция с его стороны никак не сможет послужить уликой, доказывающей его причастность к убийствам. Она в состоянии слегка изменить процентальную вероятность того или иного исхода, но не поможет сиюминутно.
Угол. Поворот.
— Прекрати мельтешить и сядь уже куда-нибудь. — подсознание не выдержало первым, останавливая мое не слишком продуктивное изучение периметра оккупированной спальни.
Я замерла с занесенной для следующего шага ногой и укоризненно посмотрела на монстра, то ли не осознающего потенциальную угрозу, исходящую от развернувшейся гормональной бури, то ли…
Запасного варианта не было, что явно крайне отрицательно характеризовало Генджи.
— Я думаю, а ты мне мешаешь. Нужно срочно что-то предпринять или все мы можем оказаться в глубокой яме. — шикнула я на чудище, тем не менее устраиваясь на кровати.
— Нет. — пренебрежительно фыркнула галлюцинация. — Ты делаешь гору из кротовины и больше ничего.
От охватившего меня возмущения рот мой беспомощно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, пока Генджи, пользуясь возникшей заминкой, аргументировал свою наплевательскую позицию.
— Не вижу ничего особо страшного в том, что тебе понравился этот парень. Да и от тебя это никак не зависит. Нельзя контролировать все на свете, как бы тебе этого не хотелось. Поэтому советую подождать дальнейшего развития событий и решать что-либо по ходу дела, не изводя себя напрасными терзаниями. А если ты и впрямь беспокоишься о своей безопасности или работоспособности, расскажи все детективу. Пусть получше присматривает и за тобой, и за мальчишкой, чтобы при необходимости вовремя отстранить вас от расследования.
Похоже, общение с умными людьми оказало на меня куда более внушительное влияние, нежели я осмеливалась предполагать, поскольку придраться в озвученной рекомендации мне было категорически не к чему.
Вот только…
Не сказать, чтобы мне было стыдно или неловко делиться подробностями своей личной жизни с Рюдзаки, но брюнет производил впечатление человека бесконечно далекого от конкретно этой области знаний, и я сильно сомневалась в том, что он способен выдвинуть какое-либо полезное предложение относительно текущего вопроса.
Как жаль, что рядом нет Нинет, с которой я привыкла обмениваться своими переживаниями, какими бы глупыми и бессмысленными они не были. Эта русоволосая, сероглазая девушка поддерживала меня с самого момента нашего знакомства и оставалась верным товарищем до последнего, постоянно норовя одолжить денег или целыми днями просиживая в лавке, пока я носилась по Марселю в поисках дополнительного заработка. А вечером, если ее родители позволяли, мы запирались в магазинчике в окружении цветов с кружками горячего шоколада и сплетничали обо всем, что взбредет в голову, включая парней. Она, заливисто смеясь, рассказывала, чем ей не угодил новый ухажер, а затем непременно переключалась на меня, требуя в подробностях доложить о моих подвижках в отношениях с Анри. И мне ничего не оставалось, кроме как, краснея и запинаясь на каждом слове, осветить ей в деталях вручение мне небольшого букетика маргариток, сорванных в ближайшем парке, или наш первый поцелуй.
Я грустно вздохнула, возвращаясь из прогулки по закуткам памяти в безрадостное настоящее. Неужели в полиции Японии до сих пор властвуют предрассудки, запрещающие женщинам носить форму? Или все гораздо проще и загвоздка заключается в том, что ни одна из служащих не рискнула броситься на поимку преступника, отдавая себя работе и тем самым лишая меня возможности обзавестись подругой, выступающей шатким подобием незаменимой Нинет?
Бесспорно, я всегда могу повеселиться вместе с Мацудой, помолчать с Моги, погулять по Токио с Лайтом или убить кучу времени в заранее обреченном на провал мероприятии, пытаясь привить детективу понятия об общепринятых нормах поведения. Но есть вещи, которыми не принято делиться с коллегами мужского пола, потому что иногда объектом обсуждения являются они сами. И вот здесь-то и требуется хорошая приятельница, которой у меня как раз таки и нет. Ее отсутствие, как никогда остро, ощущалось в период после расставания с Джорджем и теперь, когда ставки растут в геометрической прогрессии и малейшая ошибка приравнивается к смерти.
В прошлый раз дефицит общения успешно компенсировался спиртным. Ныне же при введении «сухого закона» приходится довольствоваться неблагонадежной компанией подсознания.
Правда, есть еще Ватари, готовый выслушать любой мой каприз и принять соответствующие меры, но, учитывая его привязанность к Рюдзаки, последнему, скорее всего, быстро станет все известно и суть педагогической беседы будет утеряна.
Построив неутешительную цепь рассуждений, я окинула монстра хмурым взглядом и, придав голосу побольше уверенности, атаковала его фактом, призванным положить конец дискуссии.
— Мои симпатии никого не касаются.
Чудище вплотную подошло ко мне, лапой подперло подбородок, приняв задумчивую позу, а затем узловатый палец, увенчанный длинным когтем, шутливо стукнул меня по лбу.
— Ты противоречишь сама себе. Если бы твоя привязанность напрямую никого не затрагивала, ты бы не превратилась в назойливую муху, ползающую по стенам.
Я скрипнула зубами и с силой толкнула Генджи в грудную клетку, но галлюцинация не сдвинулась с места ни на йоту.
Зараза, как все чаще случалось в последнее время, попала в самую точку. И это наводило на мысли о том, что либо я изрядно поглупела с начала участия в заварушке с Кирой, либо подсознание извечно было умнее меня, тщательно скрывая свою истинную сущность и притворяясь невинной, несмышленой овечкой, раздражающей до предела.
— Ладно. Твоя взяла. — проиграть в пикировке еще и с порождением больного рассудка было весьма унизительной, но не лишенной своих преимуществ практикой. — Будем действовать по твоему плану.
В конце концов, приобретенный негативный опыт оберегал от опрометчивых поступков, свойственных безумно влюбленным, и не позволял броситься в омут ощущений с головой, принуждая к осторожности и выверенности жестов.
Ошпаренная кошка долго будет бояться холодной воды.
— Отлично. — озаривший морду монстра оскал сложно назвать улыбкой. — Тогда повторно прислушайся ко мне и ложись спать. Завтра все покажется тебе более незатейливым и ты, наконец, успокоишься.
Я вздрогнула и зябко поежилась от внезапно накатившей морозной волны. Несмотря на то, что стрелка на часах давно переползла за полночь, спать не хотелось. Точнее, не хотелось вновь оказаться запертой в небольшой темной комнатке лицом к лицу с размытым существом, превосходящим по своей монструозности собственные фантазии.
Боязнь Богов Смерти и нежданно выползшие во всей красе опасения за жизнь Рюдзаки гармонично наложились на посттравматический синдром от гибели Укиты, раскрашивая ночь самыми темными оттенками и порождая одно и то же жутковатое видение каждый раз, как мне удавалось заснуть.
Поэтому, когда мы позавчера снова принялись переезжать, мысль о снятии отдельного номера с чистой совестью минула меня, оставляя жилищную проблему на усмотрение приютивших меня союзников. Ни Эл, ни Ватари не выказали возражений и подобный подход обещал стать нормой до завершения расследования.
Регулярно же прибегать к снотворному, призванному хоть как-то подавлять чудовищные иллюзии, я не собиралась, справедливо опасаясь возникновения привыкания к не очень-то удачно справлявшемуся со своей задачей препарату. Он исправно отключал мое сознание, когда на меня наваливалась бессонница, но не избавлял от закрадывающихся ближе к утру кошмаров.
Результатом выматывающих видений служила общая вялость в течение дня и круги под глазами, придающие мне поразительное сходство с детективом. Спасение находилось в убойных дозах кофе, выручавших достаточный промежуток времени, чтобы принимать непосредственное участие в мозговом штурме, но не освобождающих полностью от потребности в отдыхе.
Таким образом, каждый вечер превращался в настоящее испытание и изнурительную борьбу с соблазном приобщиться к специфическому образу жизни брюнета с его ночными бдениями. Победу беспрестанно одерживала мягкая подушка, такая манящая и притягательная, что делало первоочередной целью отсрочку погружения в мир сновидений на как можно больший период.
Сегодня лимит был уже исчерпан и, не взирая на мои предпочтения, не помешало бы чуточку перевести дух, дабы достойно показать себя на грядущем витке поисков.
— Я попробую. — заверила я Генджи, забираясь под одеяло. — Но ты ведь знаешь, что произойдет.
Монстр понимающе склонил голову и отступил от постели, обрекая меня на путешествие в преисподнюю. Как бы он не утешал меня, но настолько повлиять на сознание и заблокировать тревожащие меня мысли, было не в его власти.
***
Я медленно иду по длинному, широкому, подземному коридору, о чем свидетельствуют спертый воздух, покрывающий стены из необтесанного камня прорастающий то тут, то там мох, и капающая с потолка вода.
Сгущающуюся вокруг тьму едва рассеивают располагающиеся через равномерные интервалы светильники, исполненные в виде старинных канделябров. Испускаемое ими сияние придает теням неестественную резкость и ломает понятие о перспективе.
В гранитном мешке не гуляет ни звука, а пол полностью поглощает шум моих шагов, не позволяя эху отскакивать от грубых поверхностей. Тишина давит на уши и лишь шелест собственного учащенного дыхания уверяет в том, что со слухом у меня все в порядке.
Я не знаю, как очутилась здесь и какие цели преследую. Мне известно только то, что необходимо двигаться вперед, потому что лампы за моей спиной гаснут по мере моего продвижения к неизвестному, отрезая дорогу назад. У меня нет ни оружия, ни каких-либо иных вспомогательных принадлежностей, способных облегчить возложенную на меня ношу. Пока сокрытую, но, как мне кажется, неимоверно важную.
Восприятие времени стирается и нельзя сказать, сколько я уже брожу по заброшенным катакомбам — минуту, час или же целые сутки. Закономерное отсутствие окон усугубляет ситуацию, вызывая не свойственные мне приступы клаустрофобии и делая желание выбраться наружу нестерпимым.
Но осуществится оно еще катастрофически нескоро.
Единственным развлечением становится подсчет преодоленных мною огромных черно-белых плит, располагающихся в шахматной последовательности, которыми вымощен пол. Я путаюсь на пятой сотне и приходится начинать заново.
Но и это нехитрое увеселение не может длиться вечно.
Наконец, передо мной вырастает сбитая из местами прогнивших досок, окованная железом дверь. Один из шурупов, на которых держится бронзовая, узорчатая ручка, вывалился и валяется рядом. Я не собираюсь поднимать его и просто толкаю препятствие от себя. Петли определенно не смазаны, но преграда на удивление бесшумно послушно отворяется, открывая моему взору небольшую, абсолютно пустую комнату. Единственным источником света в помещении служит тусклая голая лампочка под потолком.
Интуитивно я чувствую, что именно это никак не идентифицируемое место и является пунктом моего назначения. Однако причины, побудившие меня тронуться в путь, или итоги, которых было бы неплохо достичь, до сих пор не ясны.
Что-то настораживает и я не решаюсь сразу же переступить через порог.
Пытаюсь определиться с возникшими ощущениями и быстро понимаю в чем дело. Из комнаты веет холодом, безнадежностью, страхом и… смертью.
Я оборачиваюсь, раздумывая над тем, чтобы вернуться и поискать другой выход, но не могу различить ничего. Все светильники потухли, лишая меня выбора и принуждая сделать шаг.
Стоит мне оказаться внутри, как дверь сразу же захлопывается с неожиданно громким звуком, оглушая после вечности проведенной в тишине. На каменной кладке проступают морды уродливых созданий, чем-то неуловимо напоминая украшающих Нотр-Дам гаргулий. Лампочка над головой подозрительно мигает, даря все меньше спасительного излучения, и оставляет меня в кромешной темноте после прощального мерцания.
Температура начинает понижаться, кожа покрывается мурашками, а изо рта, предположительно, вырываются клубы пара. Я обхватываю себя руками в жалких попытках согреться и до боли в глазах высматриваю в чернильном мареве какие-либо зацепки, чтобы выбраться из губительной ловушки.
Вдруг мне удается различить некое движение. Мне хочется убежать или забиться в самый дальний угол, чтобы нечто не заметило меня, прошло мимо. Но я не в состоянии пошевелиться из-за свалившегося приступа кататонии. Я могу лишь растерянно наблюдать, как некая размытая фигура с мягко фосфоресцирующими контурами приближается ко мне, протягивая корявую руку.
Зрачки сужаются, спазмы сдавливают горло, а очертания монстра, хоть он и становится все ближе, по-прежнему размыты. Мне не удается определить ни сколько у него конечностей, ни различить особенностей его лица. Только горящие ярко алым угольки, служащие глазами, выделяются на общем фоне.
Я знаю, что он пришел за мной, но не в силах противиться неизбежному.
Чудовище подходит на непозволительно опасное расстояние, и я оказываюсь в его власти. Будто сотканные из тумана пальцы с легкостью проникают сквозь одежду, которая мгновенно покрывается тонкой корочкой льда, и обжигают кожу. Но она также представляет из себя крайне смехотворную линию обороны, никак не влияющую на планы вторженца. Пальцы едва задерживаются перед ней и проскальзывают дальше, вглубь, добираясь до решетки из ребер, в которую заключено мое главное сокровище, и обхватывают его, чуть сжимая хрупкую драгоценность.
У меня вырывается возглас боли и место немного ниже пылающих углей пересекает кривая, довольная ухмылка, доказывающая, что все идет ровно по сценарию демонической твари.
Натиск усиливается, превращая сердце в кровавое месиво, а после рука плавно выдергивается и монстр отодвигается назад, чтобы с лучшего ракурса лицезреть, как я оседаю на пол, теряя сознание. Жизнь покидает медленно остывающее тело, глаза закрываются и…
***
Резко распахиваются, когда я с криком просыпаюсь, вскакивая на кровати. На лбу выступает испарина, а поднесенные к глазам пальцы дрожат, как при продолжительном запое. Я дотрагиваюсь ими до груди, дабы удостовериться, что уничтоженный безжалостным порождением тьмы орган исправно бьется и качает бегущую по венам животворящую жидкость от макушки до пят.
Провожу рукой по лицу, словно снимая опутавшую его паутину, и прогоняю остатки сонливости. Косой взгляд на часы не радует. Слишком рано, чтобы работать. Слишком поздно, чтобы вновь засыпать.
Постоянно путающийся под ногами Генджи почему-то отсутствует, чем приносит зыбкую веру в действенность прописанных нейролептиков. Не находя собеседника, я откидываюсь на подушки, разводя руки в стороны, и пытаюсь прийти в себя.
Я не имею ни малейшего понятия, как толковать увиденное. Как отражение моих дневных тревог или как предсказание скорой беды. Но это и не важно, потому что оба варианта в равной мере выбивают из колеи, навевая мрачные мысли о бренности бытия.
Валяться без дела до самого прихода полицейских определенно не имеет смысла и, позволив себе несколько лишних минут, я отбрасываю одеяло, неспешно переодеваюсь и хватаюсь за дверную ручку, планируя присоединиться к детективу в его изысканиях.
Бледная фигура, поджав босые ноги, внимательно изучает что-то на экране монитора, свет от которого отражается в черных глазах. Реагируя на шум, она поднимает голову и вопросительно смотрит на меня, негласно требуя объяснений неожиданной интервенции.
Ну почему я постоянно попадаю в такие неловкие ситуации, неизменно затрагивающие именно Эла, а не кого-то другого?
— Дурной сон. — вполне развернутый ответ, призванный отсечь лишние домыслы. — Поэтому можно я посижу с тобой?
Детектив кивает, позволяя мне занять одно из стоящих рядом кресел, и возвращается к прерванным трудам.
Вопреки изначальным намерениям желание углубиться в суть вставшей перед нами проблемы уступает дорогу своему собрату, стремящемуся завести с брюнетом разговор на отвлеченную тему.
Пожалуй, отрывать людей от поглотивших их занятий чересчур грубо, но иногда можно. Особенно, когда от этого зависит твоя крошащаяся психика.
— Рюдзаки, а тебе снятся кошмары? — я с трудом различаю собственный голос и на каком-то глубинном уровне мечтаю, чтобы союзник проигнорировал мой вопрос.
Вместо этого Эл, задумавшись на долю секунды и не отрываясь от ноутбука, награждает меня, как всегда, предельно честным ответом.
— Почти никогда.
Реплика не приносит успокоения, а вот наличие чужого присутствия поблизости напротив. И прежде, чем я начинаю впадать в дрему, убаюканная тихим, ритмичным постукиванием клавиш, в голове успевает промелькнуть интригующая мысль.
Служит ли причиной нежданно обретенной идиллии факт избавления от одиночества или личность находящегося рядом человека тоже имеет значение?
Ну что же. Если мне и дано это выяснить, то определенно позднее, потому что сейчас меня поджидает новое погружение в воображаемый мир сновидений.
Но теперь, я это точно знаю, избавленный от донимающих меня монстров.
