Обмануть смерть

Что есть жизнь? Воистину один из важнейших философских вопросов, в поисках ответа на который множество ученых умов провели не час и даже не день, так и не удосужившись обобщить свои многочисленные мнения в нечто удобоваримое и понятное каждому. В результате века донесли до нас чрезмерное обилие самых разнообразных цитат, характеризующих сей хрупкий аспект Вселенной с порой невообразимых ракурсов. Кто-то назовет жизнь ценнейшим даром, который только можно преподнести человеку. Кто-то скажет, что жизнь — это бесконечная дорога опыта и впечатлений, скрашивающая наше существование и делающая нас мудрее. А кто-то просто промолчит, не будучи озабоченным столь возвышенными проблемами, и будет, пожалуй, самым правым из всех. Когда-то и я придерживалась позиций оптимизма, невзирая на преследующие меня трудности, и была сторонником подобных витиеватых и несомненно восхваляющих жизнь рассуждений. Но… Но провертевшись больше полугода в нетипичной для меня обстановке, столкнувшись с прежде невиданным злом и вступив с ним в тайное противостояние, мне пришлось значительно подкорректировать некоторые области собственного восприятия действительности. И теперь мой вердикт разительно отличался от выводов выдающихся интеллектуалов древности не только полюсом направленности, но и своей лаконичностью. Признаться, новый девиз, безапелляционно гласящий, что «жизнь — дерьмо», нравился мне на порядок больше наивного «справедливость восторжествует, а виновные будут наказаны». Нет. Верить в последнее я, конечно же, не перестала, не сумев полностью искоренить в душе ростки надежды и тяги к претворению данного утверждения в реальность. Но, вопреки моим благим намерениям, доказательств первого изречения было куда больше, нежели второго. Причем не по моей воле, поскольку удары судьбы, за исключением краткого отпуска летом, сыпались на меня с завидной регулярностью, иногда принимая такие монструозные формы, что в голову мою бочком и по стеночке закрадывались весьма полновесные идеи о бегстве на какой-нибудь из безымянных островков в Тихом океане или, что случалось реже, но было куда более пугающим, о настоящем самоубийстве. Поскольку сводить счеты, пусть и со сволочной жизнью решительно не хотелось, да и обещание, данное детективу, крепко удерживало меня на земле, пришлось выкручиваться и просить об услуге тех же сгорбленных под грузом ошибок и достижений покойников, которые ранее были отвергнуты мной в силу своей глупости. Подмога обнаружилась в лице Уинстона Черчилля с его врезавшейся мне в память фразой о том, что «если вы идете через ад, идите, не останавливаясь». Кредо как нельзя лучше соответствовало моему бедственному положению и потому было незамедлительно взято на вооружение, придавая мне тем самым черты начинающего фаталиста. Какое-то время сконструированная из крылатых фраз броня работала безупречно, подбадривая меня в минуты печали и придавая храбрости для доблестного преодоления вырастающих на пути группы расследования барьеров. Но счастье длилось недолго. Вплоть до освобождения Мисы из-под стражи и вогнавшей меня в хандру драки между Лайтом и Рюдзаки. Плюс еще несколько дней. Что же. Одно я могу заключить совершенно точно — глубокоуважаемый премьер-министр определенно не был знаком с Амане, поскольку иначе был бы в курсе того, что некоторые преграды элементарно невозможно пересечь в силу их убийственного воздействия. Что, собственно, мне и довелось испытать на своей рыжей шкурке, чудом сохранившей свою целостность под удивительно несгибаемым напором модели. А ведь мне и в голову не могло прийти, что со страхом предрекаемые последствия моей добросердечности обернутся именно таким образом, с избытком подтверждая мою теорию о том, что Миса — бомба с подожженным фитилем, попадающая прямо в яблочко и сравнимая по своим масштабам с Хиросимой и Нагасаки вместе взятыми. Ну почему ей спокойно не сидится в своей комнате в томных фантазиях о Ягами? Какая муха ее укусила полезть ко мне? Хорошо. Возможно, в произошедшем есть и моя вина, потому что после проведенного сеанса первой помощи я всячески избегала девушку, не зная, как с ней заговорить и какие подводные камни мне уготованы. Набиралась мужества и идей, дабы не ударить в грязь лицом и зарекомендовать себя высококлассным дипломатом. Вдохновение черпалось по ночам и в краткой прогулке по Токио, оказавшейся роковой. Поскольку, выбравшись в город перекусить на свежем воздухе, я совершенно случайно подгадала момент своего возвращения к окончанию съемок у модели. Как итог — я едва не столкнулась с ней и Мацудой в холле на пути к лифту. И у меня были все шансы увернуться от парочки, идя на поводу своей трусости и замедляя шаг до скорости улитки, если бы не заметивший меня Тота, любезно придержавший двери подъемника, лишая меня своим джентльменским поступком выбора. Пришлось понуро зайти в металлический ящик, дежурно улыбаясь, и, притулившись в уголке, переступать с ноги на ногу в ожидании прибытия на нужный этаж. Пока мы поднимались, полицейский принялся в красках рассказывать мне о проведенной фотосессии, похоже, успев за столь короткий период основательно погрузиться в атмосферу шоу-бизнеса. А вот его подопечная всю дорогу косилась на меня с задумчивым видом, априори не предвещавшем мне ничего прелестного. Естественно, под таким давлением я прослушала все, что пытался донести до меня товарищ, мечтая побыстрее выбраться из ставшей неожиданно тесной коробки и окунуться в работу. Но предпочтения мои, увы, так ими и остались. Лифт затормозил на этаже, обустроенном под «мозг» всей штаб-квартиры, и распахнул створки, выпуская Мацуду. Я уже было собралась направиться за ним, как Миса вдруг цепко ухватила меня за запястье, недвусмысленно давая понять, что дни моих сокрытий сочтены. Выдернуть руку, проигнорировать модель и отправиться по своим делам было проще простого. Но подобный поступок, как ни крути, выглядел бы непозволительно позорным и продемонстрировал бы девушке мою слабость, что однозначно не пошло бы мне в зачет. Да и принимая во внимание отношение прочих к блондинке, за исключением, пожалуй, Тоты — вежливое, немного отстраненное, без искреннего участия — новая доза безразличия лишь усугубила бы ситуацию. Раз попалась — будь добра вести себя профессионально. Но не успела я и рта раскрыть, как Амане, вероятно, интуитивно уловив, что я не планирую вырываться из-за опутавших меня щупалец долга и сочувствия, радостно помахала ждущему меня Мацуде, выдала нечто вроде «Нам, девочкам, срочно нужно поговорить» и нажала кнопку оккупированного ею этажа. И единственное, что я смогла сделать, прежде чем блестящие двери бесповоротно отрезали меня от внешнего мира, это бросить изумленному товарищу: — Передай Рюдзаки, что я присоединюсь к вам позже. Вынужденно оставшись наедине, я опустила взгляд на по-прежнему удерживаемую руку и, поразмыслив с секунду, рискнула обратиться к своей «похитительнице». — Эм… Миса, может быть, отпустишь меня? Я никуда не денусь, обещаю. — я легонько пошевелила плененной конечностью, но оковы так и не ослабли. — И потом… Зачем я тебе понадобилась? Мы, вроде, и ладим-то не особо. — Ох, Кори. У меня появилась такая замечательная идея! — модель вновь заговорщицки посмотрела на меня, едва не подпрыгивая от распиравшего ее энтузиазма и не очень-то вдаваясь в подробности этой самой идеи. — Тебе обязательно понравится. Кольцо пальцев чуть сильнее сжалось на моем запястье, и я тихонько вздохнула. Интересно, почему мне так везет на неординарные персоны? Асоциальный Эл. Чересчур уравновешенный Лайт. Сверхэмоциональная Амане. Слетаются прямо как мошкара к зыбкому пламени свечи. Или, что будет ближе к их подлинному облику, присасываются сродни пиявкам, методично и целеустремленно вытягивающим из меня все соки и одну за другой обрывающим истончившиеся до неузнаваемости струны моих нервов. И самое печальное, что я по самым разнообразным причинам не могу избавиться ни от кого из этих паразитов. Наоборот, мне следует поплотнее прижать их к себе и подкармливать личными страданиями без всяких возражений. Вдоволь пожалев себя, я повторно испустила вздох обреченности и покорным агнцем поплелась за блондинкой в ее апартаменты. Какие-либо рациональные предположения о том, зачем меня так нагло выдернули из уютного кокона отчужденности, до сих пор не соизволили посетить мою голову. Нерациональных, в свою очередь, хватало с избытком, и все они почему-то неизменно заканчивались для меня чем-то крайне удручающим. И надо же было так случиться, что как раз они и настигли никак не заслужившей такой подлянки меня. Потому что стоило нам с Мисой переступить порог ее комнаты и сделать пару шагов, как девушка встала прямо передо мной, заполучила в свое распоряжение мою вторую руку и, обиженно надув губы, выпалила на одном дыхании: — Кори-и-и, а какие у тебя отношения с Рюдзаки? Он ведь тебе нравится, да? А то я тут подумала и представь, как было бы здорово — мы смогли бы ходить на двойные свидания, и ты отвлекала бы его от моего Лайта. А то нам совсем не удается побыть наедине… Где-то примерно на этом моменте звуки, исторгаемые моделью, не только отказались складываться в слова, но и в принципе перестали долетать до меня. Сознание застлала сплошная чернота. Будто кто-то лампочку выключил, за секунду превращая меня в абсолютно слепое, глухое и практически ничего не ощущающее существо. Потоки мыслей, прежде курсирующие с вполне нормальной скоростью, неподвижно замерли, и даже богатое воображение сумасшедшего было не в состоянии сдвинуть их с места. В мгновение ока девушка, носившая гордые имена Корентайн Ренар, Кори Милтон, Фокс испарилась, оставив после себя только пустую оболочку. Но кто кроме законного владельца может занять бесхозное тело? Владельца, умеющего преодолевать любые препоны и переваривать новости, какими бы ошеломительными они не были. И способного рассуждать здраво. Постепенно, вечность спустя, в депо моего разума замерцали тусклые отблески. Колеса логики со скрипом завертелись, высекая из-под себя искры вопросов. Кто? Что? Почему? А затем, не дав мне толком опомниться, по рельсам, врезаясь прямиком в узел смущения и паники, пронесся массивный товарный поезд озарения. Камеры! Тут повсюду камеры! Которые, бьюсь об заклад, прямо сейчас выводят все происходящее в помещении на огромный экран, перед которым сидят… Температура резко подскочила, лицо покрылось багровыми пятнами стыда, а кончики ушей ошпарило кипятком. Рука молниеносно метнулась к телефону в порыве позвонить Ватари, чтобы он немедленно изменил натуру съемок, если мои гипотезы верны. А еще лучше — стер бы все записи. И только не встретив никаких преград на пути к сотовому, до меня дошло, что путы мои спали. Вспомнив, что, вообще-то, я нахожусь в комнате не одна, я часто заморгала и сфокусировалась на Мисе, ненадолго откладывая сокрытие улик. На девушку было страшно смотреть. Видимо, ее настолько шокировал мой оцепенело-ужасающий вид, что она уже тысячекратно раскаялась в сказанном и сама была готова удариться в истерику. Допустить это и подкинуть теоретически наблюдающим за нами коллегам дополнительную тему для пересудов я была не намерена ни в коем случае. Хватит с них свежих впечатлений. Тряхнула головой, гоня прочь колючки страха, и поменялась ролями с блондинкой, до боли вцепляясь в нее едва сгибающимися пальцами и волоча на буксире за собой. Обсуждать что-либо, а тем более мои отношения с кем-либо, в этом проклятущем небоскребе было категорически нельзя. Впрочем, как и потакать Амане в ее романтических бреднях.

***

— Итак, давай разберемся. Выбравшись из-под пристального надзора развешанной по всем углам аппаратуры слежения, мне немного полегчало и я смогла уже более подобающе реагировать на выдвинутую Мисой авантюру. Беспристрастно, сдержанно, не опасаясь упасть в обморок и не выражаясь сплошной бранью. Одним словом так, как и положено взрослому человеку, не испытывающему к объекту дискуссии ничего кроме… Кроме чего? Дружеского участия? Бесспорно. Гнева и раздражения? Куда же без них. Беспокойства за жизнь этого упрямца? Несомненно. Но то, о чем говорила девушка явно выходило за рамки обуревающих меня чувств, потому что я никогда, ни разу, не рассматривала Эла с этой точки зрения. Что и предстояло теперь объяснить сидящей по другую сторону небольшого круглого столика Амане. Поднеся к губам чашку глубокого синего цвета, практически до краев наполненную сдобренным, к моему великому расстройству, парой капель чего-то малоградусного, а не первоклассным шотландским виски кофе, я подула на обжигающий напиток, сделала маленький глоток и вступила в неравный бой между устойчивыми как скала фактами и навеянными любовью иллюзиями. — Если я все правильно поняла, то ты хочешь, чтобы я выступила этаким буфером между Лайтом и Рюдзаки, оттягивая второго на себя для того, чтобы вы с Ягами могли вдоволь наслаждаться обществом друг друга, пока я буду вести светские беседы о Кире с мешающим вам фактором, так? — я выдержала краткую паузу, за время которой блондинка утвердительно кивнула, и продолжила анализ ситуации. — Но с чего ты взяла, что я соглашусь на это? Какая мне выгода с твоего предложения? — Выгода? — модель рассеянно помешала трубочкой заказанный ей фруктовый коктейль. — Но, Кори, я была уверена, что ты не будешь против. Разве тебе не нравится Рюдзаки? В голосе девушки сквозило столько искреннего недоумения, что злиться на нее было категорически невозможно. Вдобавок, широко распахнутые глаза и скрывшиеся за челкой брови так достоверно придавали Амане вид невинной жертвы, что делало запланированный разнос делом и вовсе бесперспективным. Но отстоять свою позицию до конца все же не помешало бы. — Ты заблуждаешься. У нас с Рюдзаки совсем не такие отношения, как тебе кажется. Я для него скорее некто вроде… вроде… — я замялась и неопределенно взмахнула рукой, подыскивая подходящее сравнение. — Я для него некто вроде сварливой тетушки, которая вечно пытается привить своему непутевому племяннику хоть какие-то понятия приличий. Ты ведь его видела. Он абсолютно неприспособленный к действительности. И если бы мы с Ватари не снабжали его всем необходимым, он так и помер бы, не вылезая из кресла. Либо от голода, либо от бессонницы. Приведя эти более чем внушительные, как я полагала, аргументы в свою защиту, я взглянула на собеседницу и как-то сразу осознала, что ничуть ее не переубедила. И даже более того — укрепила ее самовнушенные мысли о моей… кхм… практически интимной связи с детективом. Поскольку расцветшая на лице Амане сверкающая улыбка никак не могла трактоваться двояко. — Выходит, ты заботишься о нем, и он не возражает? Это так мило. Жаль, Лайт не позволяет мне ничего такого. — при упоминании своего парня в данном ключе модель вмиг погрустнела, а у меня внутри что-то болезненно сжалось. Дурочка. Наивная дурочка. И ребенок. А вот чего в ней больше — дурости или ребячества — я определить так и не смогла. Но, несмотря на ее немного детское мировоззрение, она ведь неподдельно, истово любит этого холодного, черствого, ускользающего из любых ловушек Ягами, который ни единым жестом не выказал взаимного влечения. И чем только шатен заслужил такое подобострастие? — Кстати, Кори, а Лайт ничего тебе не говорил обо мне? — вывел меня из задумчивости вопрос девушки. Еще один меткий снаряд прилетел аккурат в «десятку», поскольку при ином раскладе я бы вволю порадовалась переводу темы и вовсю поддержала бы ее, но… Но сейчас это значило причинить Мисе новые страдания. Что же мне делать? Соврать не получится из-за теплящихся в глазах блондинки огоньков надежды. А количество доступных вариантов не столь и велико. Сказать правду как есть? Сказать, что Лайт и не вспоминает о ней, а если имя ее изредка и всплывает в жарких дебатах, то исключительно в качестве второго Киры? — Прости, Миса. — я склонилась над чашкой, грея почему-то озябшие пальцы о хрупкий фарфор. — Они с Рюдзаки все свободное время уделяют работе, так хотят поймать убийцу. На прочее ничего и не остается. Блондинка вздрогнула, будто эта категория, «прочее», в которую попадала и она, была чем-то омерзительным. Гадким. Чем-то, что требовалось немедленно раздавить и уничтожить, дабы оно не растравливало душу. Не путалось под ногами. Не отдавало каленым железом в сердце. И все это так отчетливо читалось на ее лице, что я не удержалась и оступилась с дорожки собственных принципов. — Не отчаивайся. — попробовала я подбодрить модель. — Наверняка Лайт тоже что-то испытывает к тебе. Только воспитан иначе и не привык демонстрировать свои эмоции на людях. Ложь во спасение безукоризненно справилась со своей задачей — светоч оптимизма полыхнул с новой силой. — Хочешь сказать, Лайт стесняется целоваться со мной в присутствии Рюдзаки? — к девушке вернулся приподнятый настрой. — Тогда, Кори, пожалуйста, может быть, ты все-таки сходишь с ним на свидание? Ради меня! От цикличности и провальности нашей дискуссии я едва не взвыла и не принялась рвать на себе волосы. Как еще яснее обозначить свое мнение в данном вопросе я не представляла. Тогда, займемся дублированием ответов, раз изобрести ничего дельного не получается. — Нет. И не проси. — я категорически отвергла просьбу Амане, чуть сглаживая сугубо отрицательный вердикт альтернативным решением проблемы. — Но я поприсутствую на вашей следующей встрече и попробую уболтать Рюдзаки так, что он и думать забудет о твоем ненаглядном Лайте. — Правда? Спасибо тебе, Кори! Ты настоящая подруга! — Амане восторженно захлопала в ладоши, и я уж было испугалась, что она кинется через весь стол обнимать меня, но опасность быть задушенной в объятиях благодарности, слава Богу, минула мое бренное тело. Однако награда за мою героическую уступку все же последовала. И послужили ей заведомо завоеванное расположение модели, да бесшумно закравшаяся в черепушку мысль о том, что наша беседа могла быть тщательно подстроена либо самим главным подозреваемым, либо каким-то не менее заинтересованным лицом, который тщательно все это организовал и специально подослал девушку «прощупать почву», выявить уязвимости и спланировать поточнее карающий удар. И если дела и впрямь обстоят именно так, то я полностью провалилась, трогательно развесив уши и играя в сводничество вместо того, чтобы самой вытягивать из блондинки нужные группе расследования сведения. Но, глядя на лучащуюся счастьем Мису, я ни на один процент не могу допустить собственной оплошности. Потому что в ее поступках не было фальши. Не было двойного дна или уверток, призванных запутать меня. Не было интриги или сложнейшей многоходовки. Только ничем не замутненное желание стать как можно ближе к дорогому для нее человеку. Желание, достойное уважения. Чего не скажешь о методах его достижения. Я хмыкнула, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Это же надо было только дойти до такого — я и Рюдзаки! Вот уж поистине нет пределов человеческой фантазии.