Твоя любовь — это так красиво

Эвен позвонил в дверь и барабанил пальцами по ней, дожидаясь пока Элизабет откроет ему. Однако этого не произошло в ближайшие пару минут, потому он достал ключи и вошел, занося и чемоданы. — Мам? Но в ответ тишина. Он осторожно положил вещи в угол прихожей и прошел внутрь. В квартире действительно никого не было, потому он просто осмотрел гостиную, спальню Элизабет и зашел в свою комнату. Его не было всего несколько дней, но там был идеальный порядок, даже несмотря на то, что уезжал он, оставив бардак. Он улыбнулся, представляя, как его мать трепетно прибирается здесь почти каждый день и вспоминает о своем сыне. Это грело душу. Но… его мысли омрачало их расставание с Исаком, потому что он просто не мог выбросить этого любимого человечка из своей жизни. Он сел на кровать и уткнулся в свои руки, сдерживаясь от какого-то воя или плача, ведь он понимал: вся вина лежит лишь на нем одном. Впрочем, он встряхнул головой и встал, чтобы спуститься и снова оглянуть родной дом. В кармане своей куртки он взял их совместную фотографию, чтобы немедля рассказать маме, чтобы наконец как-то начать решать его проблемы, а не загоняться с ними в угол. Он сел на тумбочку в прихожей, куда любил забираться с детства и держал ее в руке, опустив взгляд в пол. Слишком много давило на его плечи и заставляло сгорбиться под своим грузом. Он закрыл глаза, и слезы самопроизвольно скатывались по его щекам, но он не хотел успокаиваться. Совесть праведно терзала его, он заслужил это, он сам виноват в произошедшем, он сам разрушил свое счастье. Эвен наверняка не помнил, почему решил вернуться домой, но оставаться в одном городе с человеком, по которому сходишь с ума, — чистое безумие. Он не следил за временем, потому не знал, сколько прошло минут или часов до тех пор, пока не пришла его мать. Она открыла дверь своим ключом, держа в руках тяжелые сумки, и парень мигом подскочил к ней, чтобы забрать их, отложив фотографию на эту тумбу. — Привет, — он грустно ей улыбнулся. — Милый, эм… — она оглянула его с головы до ног, подмечая подавленное состояние, и улыбнулась сочувствующе. Возможно ли, что мамы действительно могут понимать детей без слов? Эвен мог бы ответить лишь «Да», и никак иначе. Он развернулся, чтобы отнести пакеты на кухню, а она осталась. Элизабет заметила фотографию, хотела подойти и рассмотреть, но решила просто пройти мимо: Эвен сам скажет, когда придет время. Когда она зашла на кухню, Найшейм разбирал пакеты, сразу составляя продукты на полки и молчал. — Что произошло? — Я… я забрал документы и решил вернуться, — не поворачиваясь, сказал он и подошел к шкафчику, потянулся руками, чтобы открыть его, но те слишком дрожали. Сжал кулаки, совладав с собой, и продолжил свое занятие. — Расскажи мне правду. — Ма, я… — отложил все вещи и уперся в столешницу, опустив голову. Тяжело выдохнул и развернулся. В конце концов, это же его мать. — Я встретил одного человека. — Кто она? — Элизабет сразу оживилась, думая, что все изменения в ее сыне произошли лишь из-за влюбленности, а в этом нет совершенно ничего плохого. — Это… это он, мам. Я влюбился в парня, — он потупил взгляд, чуть горбясь и, видимо, ожидая удара, но женщина поднялась со своего места без слов и подошла к своему сыну. Она подняла его лицо за подбородок и посмотрела точно в глаза, но в них Эвен не увидел ни толики отвращения или злости, наоборот, мягкая улыбка и добрые глаза, которые он помнит с детства. — Ты боялся мне рассказать? — Наверно, — честно признался Эвен и оказался утянут в объятия Элизабет. Потому что кого бы ни любил ее сын, он всегда останется ее сыном. И никак иначе. — Ты же знаешь, что это глупо, — нежно усмехаясь, она погладила его по спине и поцеловала в щечку. — Эвен, ты должен понимать, что я никогда не брошу тебя, на кого бы ни пал твой выбор. — Я знаю. Просто… — Как его зовут? — пресекая любую возможность закончить фразу, перебила его женщина и подушечками больших пальцев погладила его по скулам. Эвен помнит ее прикосновения с детства, но именно в этот жест она вложила всю ту теплоту, что только могла, чтобы показать ему: ориентация не имеет значения, имеет значение лишь то, можешь ли ты любить. — Его зовут Исак. Исак Вальтерсен, — глаза вновь начали слезиться, но теперь это были слезы радости смешанные с болью от произношения имени любимого человека, которого он потерял. — Это его фотография лежит у нас в прихожей? — А? Да, я… я хотел… — Давно вы встречаетесь? — Около трех месяцев, — Элизабет состроила наигранно обиженное, оскорбленное лицо и рассмеялась. Конечно, она хотела бы узнать раньше об отношениях Эвена, но торопить его никогда не собиралась. Он уже достаточно взрослый, чтобы самому принимать решение. — Покажи мне этого золотого человека, — женщина отошла в сторону, присаживаясь на стул за столом и сложила ногу на ногу, и весь ее вид намекал, что ей не терпится увидеть его. Эвен вышел из кухни и направился в прихожую. Элизабет тем временем просто смотрела вперед себя с мягкой улыбкой и просто думала. Она не была из разряда тех мам-извергов, которые контролировали каждый шаг своих детей и били и наказывали за проступки, но и не была чересчур добра. Элизабет была на золотой середине, запрещая ровно столько же, сколько и позволяя. И она могла с уверенностью сказать, что воспитала достойного сына. Но, видимо, она упустила тот момент, когда была обязана объяснить ему, что ориентация не играет основной роли. Ты — это тот, кто ты есть. И не так важно, любишь ты женщин, мужчин или кого-либо между ними. Главное — любовь в любом ее виде. Любовь так красива в любом ее проявлении. Эвен стоял возле тумбы, держа в руках фотографию и очерчивая силуэт своего парня, не решаясь сделать шаг к матери, но и одновременно понимал, что должен. Без признания ничего не будет. Потому, собравшись с силами, он зашел на кухню и протянул Элизабет полароидное фото, улыбаясь уголками губ, это было непроизвольно при каждом взгляде на возлюбленного. Женщина поначалу оценивающе оглядела фото, на котором ее сын, стоя позади и обнимая парня, целовал его, а тот просто счастливо улыбался. Кажется, его взгляд говорил за него, выдавал влюбленность с потрохами. Поэтому Эл поднесла картонку к лицу, внимательнее рассматривая Исака, и улыбнулась. — Он любит тебя, — заключила она и, точно так же как и сын минутами ранее, провела пальцами по очертаниям младшего. — И я его люблю. Очень сильно люблю. — Почему тогда ты здесь, а не рядом с ним? — Я… он бросил меня, — он облизнул губы, давая себе время собрать обрывки фраз в единую, — потому что я все испортил, — Эл продолжила молчать, подталкивая сына к правде, и смотрела на него. Снова маленькое солнышко внутри потухло и, кажется, загораться не спешило. Но женщина просто ждала. — Я сделал ему больно. Слишком больно, чтобы он мог простить меня, — кивнул самому себе, словно без этого он сам себе не поверит. — Что ты сделал, дорогой? — Я боялся признаться тебе, что я… — Гей, это обычное слово, здесь нечего стыдиться. — Я боялся и со временем начал нервничать, загнал себя в угол, — ему было сложно говорить об этом, потому он делал небольшие паузы, чтобы голос не срывался. — Я начал его отталкивать без видимой на то причины. Несколько дней назад мы… пошли на вечеринку универа и..... — он закусил губу, а Эл взяла его руки в свои ладони в качестве негласной поддержки. — Там был мой знакомый, и я напился… в общем… он хотел сделать мне кое-что, — не желая напрямую говорит маме о таких вещах, попытался как-то перефразировать. — И ты позволил? — Нет, я сказал что-то, что у меня есть парень и сбежал, но… Исак видел все это и… мы… мы расстались. — Иди ко мне, милый, — она встала с места, снова притягивая к себе сына, и поглаживала его плечи и спину, пока тот тихо плакал уткнувшись ей в изгиб шеи. — Не волнуйся, все будет хорошо. Ты сможешь вернуть его, если действительно любишь.