Мисс Блэк

Нормального суда у Блэка не предвещалось. Да он и не надеялся. А вообще-то о нём попросту не думал, окончательно наплевав на свою жизнь. Он считал своё дальнейшее существование поистине жалким, ведь не то, что помочь, а даже отомстить за Джеймса и Лили не смог. Марлин изъявила желание посетить здание суда, чтобы последний раз посмотреть на мужа, и, по всей видимости, предателя, чтобы окончательно решить, что же она думает по этому поводу, и кем же он для неё будет являться. Римус решил поддержать девушку и пошёл с ней. Хотя и сам он был не против постараться закрепить свои неустойчивые взгляды на обвинение лучшего и последнего живого друга. Миссис Блэк не смогла сдержать слёз, когда они с Римусом зашли в зал суда и увидели закованного в цепи Сириуса. Пока члены Визенгамота озвучивали суть обвинения, его взгляд абсолютно ничего не выражал, что и поразило друзей. Да, Сириус был любителем скрывать свои эмоции, но лишь тогда, когда они ничего не стоили. В этой ситуации он показывал скорее согласие с обвинением, либо полнейший пофигизм, но никак не смирение. Римус, нервно покусывая губы, вдумчиво слушал то, что говорит Министр, и тщательно пытался составить у себя в голове мотивы этого преступления. Во всех закоулках разума он хотел найти оправдание для своего друга, но кроме как «Но они с Джеймсом были словно братья!», ничего у него не находилось. Марлин в это же время обратила весь свой взор на парня, стараясь найти в нем то, что смогло бы указать на его невиновность. Она, не сдерживая слёз отчаяния, всячески пыталась поймать его взгляд, чтобы посмотреть в глаза и увидеть хоть что-то. Даже если это что-то, окажется признанием в преступлении, то даст некую определённость, которой сейчас так сильно не хватало. Однако Сириус непрерывно смотрел в одну точку, а иногда, в свойственной ему манере, слегка улыбался. Почему он не кричит о том, что это ошибка? Почему он не плачет о Джеймсе? Почему он не выглядит напуганным Азкабаном? Почему он перестал быть похожим на того Сириуса Блэка, который любил её? А любил ли? Любил ли хоть кого-то или это всё было сплошным спектаклем? Все эти вопросы без остановки кружились в голове девушки, пока не был вынесен окончательный приговор. Пожизненный. Люди в спешке начали покидать холодное помещение — в дальних углах стояли специально приведённые дементоры. Именно сейчас друзья и поняли, что им остается только смириться и принять официальное обвинение, потому что сам Сириус уже никогда не расскажет им правду. От этого Марлин стало настолько обидно, что тело взяла мелкая дрожь. Когда Сириуса резкими движениями на ноги подняли мракоборцы, а в голове так и крутился металлический голос Министра, Марлин не выдержала и разрыдалась в голос, опустив голову на ладони. Римус, сам еле сдерживая слёзы, крепко обнял её за плечи. В этот момент Сириуса словно что-то дёрнуло. Если всё время он предпочитал бесцельно смотреть в одну точку, то тут ему резко захотелось посмотреть именно назад. Рывком, как позволяла ему хватка мракоборцев и направленных на него палочек, он оглянулся и увидел среди опустевших сидений Марлин и Римуса. Он наконец увидел и даже услышал то, что его любимая взахлеб рыдает, а единственный лучший друг смотрит на него самым что ни на есть разочарованным взглядом. Люпин увидел обернувшегося Бродягу, но не успел разглядеть в его глазах промелькнувшее раскаяние. Но появилось оно слишком поздно. Блэк осознал то, что он натворил, лишь когда за ним захлопнулась тяжелая дверь. Он понял, что из-за своего эгоизма, сосредоточенного на собственных эмоциях и потребности в мести, совсем позабыл о тех, кому было плохо в точности так же, как и ему. Блэк не вспомнил тех, кто совместными усилиями бы помог ему справиться со всем этим. И кому помог бы он. Вместо этого он всё испортил, потеряв последнего друга и любовь, которые в свою очередь заимели друга-предателя и потеряли пару близких людей, а вместе с ними и веру в искренние человеческие чувства. Сириус трясся всем телом, начиная непроизвольно вырываться из рук стражей, но напрасно. Его запоздалое сопротивление даже слегка повеселило мракоборцев. Сириус, словно утопающий, уже успевший набрать полные легкие воды, пытался грести, вырваться из чужих, сдерживающих его рук, чтобы показать друзьям свою невиновность. Ему был не страшен Азкабан и дементоры. Ему был страшен тот факт, что пока он будет сидеть там незаслуженно, его друзья будут считать совсем иначе. Они действительно рано или поздно смиряться с тем, что тот, кого они, казалось, так хорошо знали, оказался предателем и убийцей. Весь мир признал его убийцей, а он вовремя не попытался доказать обратное. Ему было бы наплевать на весь этот мир, если бы в него не входили последние дорогие ему люди. Но теперь обратной дороги нет. Есть только та, которая ведет его на пожизненное заключение в Азкабане. Марлин, снова проведя остатки дня у Римуса, решила, что вернуться домой всё же нужно. Именно поэтому при наступлении темноты она была уже там. Когда девушка зашла в дом, то словно увидела его впервые. А всё потому, что она смотрела на обстановку совершенно другими, наполненными одиночеством глазами. Всё те же стены цвета дуба, все та же шоколадная мебель, накрытая кремовыми пледами, шикарные бордовые шторы и такого же цвета ковры на полу в гостиной и на лестнице. Однако она уже не назовет это место «Наш с Сириусом дом». Их уже попросту не существует. Есть только она и то, что продолжает связывать её с Сириусом: дом, брак, фамилия, и, конечно же, ребёнок, о котором его отец так и не узнает. Жизнь, как оказалось, любит равновесие. Хорошие события не обходятся без плохих начал или последствий. Сначала ты можешь получить что-то плохое, а позже что-то хорошее, либо наоборот. Таким образом человек видит бытие со всех сторон. Такой жизнь увидела и Марлин. Она узнала новость о ребенке, а чуть позже то, что отец этого ребенка — убийца. Она узнала о смерти своих друзей, а потом о том, что война закончилась. Масса похожих примеров найдётся у каждого человека. А те, кто их не находит — называет себя либо оптимистом, либо пессимистом. На деле же эти люди попросту внимательно не приглядываются к жизни.

***

Шли месяца. На ранних сроках беременности девушка подрабатывала в больнице Святого Мунго помощником целителей. Мракоборцем работать она уже не видела смысла, ведь война закончена, а тратить время на поимку мелких пакостников не представляло интереса. Однажды один мужчина, сына которого доставили с расщепом, а точнее раной на бедре, вследствие неудачной трансгрессии, заметил Марлин. Он был приятно удивлен её ответственностью и приятным характером, поэтому предложил дать для неё рекомендации для работы в Министерстве Магии. Девушка, конечно же, обрадовалась этому, понимая, что с такой работой будет проще обеспечить будущего ребёнка. Однако ей пришлось отказаться, ведь не за горами время, когда она не сможет работать, а Министерство такого не потерпит. Мужчина и слышать этого не хотел, поэтому, когда девушка была уже на четвертом месяце беременности, привел её в Комитет по выработке объяснений для маглов. Узнав о том, что еще во времена войны Марлин проявляла хорошие способности в мракоборческом отделе, её с радостью хотели взять на небольшое обучение, после которого она стала бы полноценным работником. Но, когда выяснилось, что она является женой одного из самых опасных преступников Азкабана, ей отказали. Через некоторое время блондинке пришло предложение, которое заключалось в том, что если она сменит фамилию, то получит работу. С небольшим сожалением, но Марлин все же сделала это, снова став МакКиннон. Как бы то ни было, но в ясном уме она понимала, что и ребёнку от этого будет проще, ведь если его сверстники будут через фамилию узнавать информацию о Сириусе, то наверняка могут начать избегать. МакКиннон проработала в Министерстве вплоть до шестого месяца беременности, после чего ушла в декрет. Работа могла отвлекать девушку от излишних переживаний и — так никуда не девшейся — грусти по Сириусу. Когда она перестала работать, то дела пошли совсем туго. Денег хватало, но обстановка дома нещадно давила, каждую секунду напоминая о Блэке. Марлин скучала лишь по тому Бродяге, которого знала еще со времен Хогварста. Нового, которого весь мир прозвал убийцей и предателем, она так и не узнала, что может и к лучшему. Ей лишь казалось, что на смену её любимому пришел этот новый Блэк, получивший пожизненное заключение в Азкабане. Она совсем его не знала, да и не хотела узнавать, продолжая вспоминать лишь прежнего Сириуса. Был и вариант похуже — Сириус всё время лишь притворялся её любовью и чьим-то близким другом, в глубине души оставаясь верным своей семье и ее принципам. Этот ужасный вариант выбивала из ее головы Андромеда, с которой они неплохо сдружились за время беременности Марлин. Кузина Сириуса всячески поддерживала Марлин, помогала справляться с тяготами беременности и плохим настроением. На самом деле Меди полностью отрицала вину Бродяги. Она по себе знает, что такое ненависть к семье, поэтому без сомнения уверена в том, что у Сириуса она была настоящей. Эту девушку выгнали из семьи за то, что она выбрала себе в мужья маглорожденного волшебника, а Сириус сам сбежал из дома. Миссис Тонкс всегда понимала кузена и несомненно знала, что и он её поймет в ответ. Именно поэтому она ни разу не заикнулась о согласии с обвинениями в адрес Сириуса. Она с самого известия о происшествии считала, что её двоюродного брата каким-то образом подставили, и пыталась донести эту мысль до других. Многие, в том числе и Римус, и Марлин хотели бы с ней согласиться, да не могли. Люпин, привыкший опираться по большей части на свой разум, анализировал и в итоге принимал официальные факты, не находя в них какой-либо неправдоподобной уловки. Единственное, что его сбивало — это воспоминания о хогвартской дружбе. Но разум, по итогам, всё равно побеждал. У Марлин дела обстояли иначе. Обладая упёртым, когда-то ребяческим и слегка безбашенным характером, она бы с лёгкостью могла назло остальным отстаивать версию невиновности мужа, но с осознанием своего положения ей пришлось стать более серьёзной. Она хотела защитить будущего ребенка от возможных нападков общества, поэтому и соглашалась с официальной версией. Не в силах больше терпеть напрягающую атмосферу, напоминающую о Сириусе, Марлин на накопленные заработки и средства, доставшиеся вместе с домом от Альфарда Блэка, покупает небольшой домик в пригороде Лондона. Продавать предыдущий дом она не решается, поэтому, забрав лишь некоторые вещи, а обстановку в целом оставив на месте, девушка перебирается в новое место жительства. Новый дом, безусловно, не выглядит таким шикарным и престижным, как тот, Блэковский, но Марлин этому только рада. Так будет проще начать новую жизнь. Дом состоит из двух этажей. На первом аккуратная прихожая, небольшая гостиная, кухня и уборная, а на втором одна огромная спальня, которую в будущем Марлин планирует разделить на две равные, а также ванная комната. Стены обшарпаны, полы скрипят, поэтому на ремонт тоже придётся слегка потратиться. Девушка, держа в руках небольшую шкатулку, прошла по скрипучим половицам к лестнице и поднялась на второй этаж. По пути в спальню она бездумно пригладила легким движением руки отклеивающиеся обои, а уголки её губ слегка приподнялись. В комнате, рядом с блеклой кроватью стоял новенький комод, который нелепо смотрелся на фоне выцветших обоев и старой мебели. Этот комод из темного дерева действительно выделялся среди прочего старья. Складывалось ощущение, что что-то просто не хочет отпускать будущую мамочку из комфортной обстановки, поэтому подкидывает такие мелочи в её жизнь. Марлин мимолетно подумала о том, как бы Сириус взбесился, узнав о её выборе жилья. Он бы скорее жил в коляске своего байка, чем здесь. Встряхнув головой, она пресекла мысли и в который раз повторила себе, что должна забыть о Блэке. Блондинка понимала, что самой себе приказать забыть такое — глупо и почти невыполнимо, но попыток оставить не могла, прикрываясь безопасностью будущего ребенка. А может быть ей и самой просто нужно было забыть, чтобы освободиться. Слишком уж тяжело было изо дня в день сжигать себя мыслями о том, что она больше никогда не увидит ни Джеймса, ни Лили, ни прежнего Сириуса. Хоть мысли и были мимолетными, но все же успели стереть с лица девушки проблеск улыбки. МакКиннон открыла верхний ящик невысокого комода и положила туда ту самую шкатулку. Она снова попыталась улыбнуться, прерывисто выдохнув, но губы лишь задрожали, а мелкая слезинка покатилась по её светлому лицу. Как ни странно — стало легче. Словно с этой каплей вышла наружу часть переживаний, которую так тяжело было высвободить. Грусть, несомненно, останется, но сейчас, задвинув ящичек, девушка кладет руку на выпуклый живот, прикрывает глаза и говорит сама себе: «Все будет хорошо».