Как попасть в историю

Теперь же опять вернёмся на тот корабль, где мы оставили нашу вторую героиню и посмотрим, что же с ней случилось дальше. И тут следует заметить, что за всё то время (а с тех пор, как Акико, переместившись в прошлое, оказалась на корабле, принадлежавшем Мори Мотонари уже почти прошла неделя) с девушкой так ничего интересного не произошло. А всё потому, что она так до сих пор и не оправилась окончательно после того удара по голове, которым её так сказать, «наградил» первый помощник капитана. Целыми днями Аки лежала в кровати, мучаясь от становившейся по временам почти нестерпимой головной боли и по временам накатывающей тошноты, вызванных полученным сотрясением. Ни о каких прогулках по палубе, разумеется, в том состоянии, в каком она пребывала, речи идти не могло. Девушка с трудом находила силы даже на то, чтобысъесть немного той еды, которую ей три раза в день приносил кто-нибудь из команды, или же протянуть руку за стоявшим на столике кувшином с водой, когда жажда становилась уже нестерпимой. Всё, что теперь в качестве хоть какого-нибудь развлечения могла делать Аки — это днями напролёт рассматривать обстановку каюты или же предаваться воспоминаниям о прошлой жизни и о своём родном мире, но и этим, на первый взгляд несложным занятием она могла заниматься только тогда, когда головная боль немного стихала. И, несмотря на то, что собственное будущее тревожило Акико, всё же размышлять о том, что ждёт её здесь, в этом времени, равно как и о том, что ей делать дальше ей не хотелось. Девушка, как впрочем и всегда, когда не знала как ей поступать, решилась просто предоставить всё воле богов, рассудив, что всё равно от судьбы не уйдёшь и её не изменишь, а потому пусть будет так, как будет. А стоило Акико смежить веки и задремать, как она снова видела тот поединок между Мори и Тёсокабе, который уже грезился девушке в ту минуту, когда ей в руки попал старинный шлем, подобранный на развалинах крепости возле Йонедзавы. Причём, как ни странно, сражение это каждый раз в её снах имело разный исход. Иногда всё завершалось тем, что один из сражающихся погибал, реже — что они оба были ранены, но выжили. И всё же чаще всего Акико в своих видениях наблюдала то, как эти двое непримиримых врагов убивали друг друга, так, что победителя в этом сражении попросту не оставалось. И раз за разом, когда уже в реальности, проснувшись, девушка невольно задумывалась о том, почему же она постоянно видела в своих снах одно и то же сражение, и отчего при этом всякий раз его исход был разным? Интуитивно она понимала, что это ни что иное, как знак для неё свыше. Знак того, что именно она, Акико Сагара, может как-то повлиять на исход той битвы. Проблема же была в том, что сама наша героиня не только не знала, но даже и не предполагала как бы она смогла изменить будущее. Девушке даже не было известно то, где и когда должно будет состояться то сражение, что постоянно ей снилось в последнее время. Знания по истории, почерпнутые из школьной программы, ничего не могли ей подсказать, а сама Аки, так же, как впрочем, и Кими, не очень интересовалась этой наукой, отдавая предпочтение химии и биологии, поскольку обе сестры с детства мечтали о работе, связанной с медициной, они даже поступили в один и тот же университет. Правда со временем, когда пришло время впервые задуматься о специализации, Акико твёрдо решила стать кардиологом, тогда как Кимико больше привлекали хирургия и травматология. Впрочем сейчас, когда обе девушки оказались в XVI веке их мечты о будущей профессии утратили всякое значение, а знаний, полученных за те полгода с небольшим, которые девушки отучились на медицинском факультете, едва ли хватило бы на то, чтобы действительно спасти кого-нибудь в случае серьёзной болезни или тяжёлого ранения. Просто потому, что условия жизни тут были такие, что о всех достижениях медицины XX–XXI веков Аки и Кими могли бы попросту забыть. Никаких известных девушке лекарств тут не было, даже не имелось банального аспирина, который ох, как бы пригодился сейчас самой Аки, чувствовавшей что от боли у неё вот-вот голова расколется. Вздохнув, Акико протянула руку к стоявшему возле её кровати столику и взяла с него кружку, наполненную зеленоватым отваром, пахнущим какими-то травами. Кружку эту кто-то принёс в её каюту тогда, когда девушка спала. Аромат, исходивший от этого отвара, напоминал запах свежескошенной травы на заливном лугу, ещё орошённой капельками утренней росы. Девушка поднесла кружку ко рту и осторожно отхлебнула немного отвара. Тот оказался терпким и слегка горьковатым, но в то же время и довольно приятным на вкус. «Интересно, кто принёс его сюда? — подумала Акико. — Этот отвар… Кажется, от него я начинаю чувствовать себя куда лучше. Во всяком случае, голова уже так сильно не болит и не кружится… Неужели даже здесь, в этом времени, есть люди, умеющие изготовлять лекарства, которые и вправду помогают?» В этот миг девушка услышала прямо у себя за спиной некий звук, средний между хмыканьем и приглушённым смешком. — Ой! — От неожиданности Аки чуть не выронила кружку с остатками отвара. — Кто здесь?! — А ты, как я посмотрю, всё такая же неосторожная, — услышала она голос Мори. — Надо же: ты даже не услышала того, как я вошёл. Говоря так, он прошёл вперёд и уселся в кресло, стоявшее напротив окна. — А, это снова вы… — со вздохом произнесла девушка. — Вы что-то хотели от меня? — Хотел, — кивнул Мотонари. — Для начала я хотел узнать о том, как ты себя чувствуешь и в состоянии ли ты честно ответить мне о том, кто ты такая и на кого ты работаешь. Ну и, кроме того, — добавил он. — Мне было очень интересно посмотреть, как это лекарство на тебя подействует. — А, так значит, это вы принесли сюда этот отвар? — спросила девушка. — Скажите, вы что, сами его приготовили? — Ну конечно, сам, — кивнул мужчина. — Совсем недавно мне в руки попал один старинный фолиант, привезённый одним из западных священников. В этой книге описаны способы приготовления ядов и лекарств и один из этих рецептов привлёк моё внимание. Средство это на Западе называется Панацеей или же Красным львом и, по слухам, способно поднять на ноги даже человека, умирающего от болезни или от смертельных ран. Но даже самое незначительное изменение в рецепте превратит лекарство в смертельную отраву. Я подумал, что было бы неплохо опробовать на ком-нибудь этот рецепт и… — И вы приготовили это лекарство для меня?! — чувствуя, как могильный холод подбирается к её сердцу, воскликнула девушка, с ужасом глядя на своего визави. — Нет, — едва заметно усмехнувшись, произнёс Мори. — Я не готовил для тебя Панацею. Хотя бы потому, что ингредиенты для её приготовления стоят целое состояние, а время её изготовления — чуть ли не целая вечность. Было бы слишком неразумно расходовать столь дорогие лекарство, да ещё и тратить при этом так много драгоценного времени на такую безродную девку, как ты. — Тогда… Зачем вы заговорили со мной об этом? — так ничего и не понимая, спросила Аки. — Ох, я смотрю, что ты так никогда и не научишься слушать до конца то, что тебе говорят, — покачал головой Мотонари. — Если бы ты меня не перебила, то сейчас бы так не тряслась за свою поистине бесполезную и никчёмную жизнь. Да, я заговорил с тобой о Панацее, но вовсе не потому, что приготовил её для тебя. А просто потому, что хотел посмотреть на то, как ты на это прореагируешь. Твоя реакция… Мда, это — нечто, конечно. Но я так и предполагал, что ты придёшь в ужас, услышав о том, что я, будто бы, напоил тебя отравой. Хотя, как я и говорил, если бы ты внимательно дослушала меня до конца, то поняла бы, что я вовсе не собирался причинять тебе вред. — О чём ещё я должна была дослушать до конца? — вздохнула девушка. — Вы… Вы меня совсем уже запутали. Вам что же, доставляет удовольствие пугать беспомощных девушек своими рассказами, а потом смотреть на то, как они трясутся от страха за свою жизнь? — Сказал же уже, что я не собирался запугивать тебя, — произнёс Мори, глядя при этом на девушку таким ледяным взглядом, что та невольно почувствовала себя сейчас так, как если бы вдруг оказалась в Антарктике, посреди льдов и снегов. — Я только хотел сказать, что в этой книге я нашёл множество интересных рецептов лекарств, о которых здесь, в Японии, никто и не слышал. В частности этот отвар, который ты сейчас выпила, был приготовлен именно по одному из этих рецептов. Ах, да, можешь успокоиться: ничего опасного в его состав не входит, это всего лишь самые обычные травы, а также немного специй. Если верить тому, что написано в книге, этот отвар должен вылечить тебя как от головной боли, так и от последствий сильного удара по голове. Вот я и пришёл для того, чтобы убедиться в том, что он подействовал на тебя должным образом. Скажи, тебе уже и вправду стало лучше? Аки очень удивилась, когда он спросил её об этом. Странно было бы ожидать, чтобы этот человек проявил к ней хоть каплю жалости или сочувствия. Ведь из всего её пока недолгого общения с Мори Мотонари девушка уже успела понять одну очень простую вещь: то, что он настолько эгоцентричен, что едва ли способен вообще обращать внимание хоть на кого-то рядом с собой, не говоря уже о том, чтобы сочувствовать другим людям и хоть как-то заботиться о них. И верно: более пристально посмотрев в его глаза зеленовато-карего цвета, Акико не увидела там ничего, кроме всё того же безразличия. Но зачем тогда он вообще пришёл в каюту девушки и заговорил с ней? Поистине, Мори Мотонари был для Акико Сагары загадкой, разгадать которую она не могла, как ни старалась. И чем более странно он себя с ней вёл, чем больше проявлял к ней внимания, сокрытого за маской полного безразличия, тем больше девушке хотелось разобраться в тех потаенных мотивах, которые побуждали его так поступать. — Ну и чего это ты снова смотришь на меня так, будто на мне что-то написано? — услышала она его тихий голос, полный презрения. — Неужели ты не понимаешь того, что так пялиться на мужчину — это, как минимум, неприлично? Будь на моём месте кто-нибудь другой, то он мог бы не так растолковать этот твой взгляд и увидеть в нём плохо скрытые неприличные намёки. Аки вздрогнула, как если бы на неё сейчас вылили ведро холодной воды. Девушка вспомнила о том, что она сейчас не в своём родном времени, где люди так мало обращают внимание на такие мелочи, как чуть более пристальный взгляд. «Тут, в этом мире, люди привыкли жить в единении с природой и всей Вселенной, — подумала Акико, — Здесь они привыкли замечать то, на что у меня, в моём родном мире, никто не обратил бы внимания. Нужно быть осторожнее, если я не хочу нажить себе ещё больше неприятностей, чем уже имеется. Хотя, куда уж больше-то?» — Извините… — пробормотала она, склонив голову и глядя куда-то в сторону. — Я… Я вовсе не хотела вас обидеть. Мори в ответ смерил её взглядом, полным презрения. — Ты и не могла меня обидеть, — высокомерным тоном произнёс он. — Кажется, я уже говорил тебе о том, что я — дитя Солнца, и оттого ничто в этом мире не может задеть меня по-настоящему? Я выше всего этого, мне нет и не может быть никакого дела до того, что происходит на этой пусть и прекрасной, но грешной земле. Наивно с твоей стороны было бы думать, что такая необразованная девчонка, как ты, могла бы меня хоть чем-то обидеть. Сказав так, он поднялся со своего места и, не прощаясь, ушёл, даже забыв о второй цели своего визита: а именно, о том, что он вообще-то собирался расспросить свою то ли гостью, то ли пленницу о том, кто был её хозяином. Акико только головой покачала, глядя ему вослед. Несмотря на своё показное безразличие к ней и неприкрытое презрение, а может быть, что именно благодаря всему этому, Мори Мотонари невольно привлекал к себе её внимание. Девушке он, конечно же, совсем не нравился, а потому она не испытывала по отношению к нему ничего, кроме некоего любопытства. Он смог заинтересовать её, хоть и совсем не желал этого, скорее, наоборот старался держаться как можно дальше от неё. И всё же… То, что этот хладнокровный, безэмоциональный человек всё же проявил к ней хоть какое-то внимание, когда принёс для неё лекарство, которое сам же перед этим и приготовил, не могло не подкупить Акико. И сейчас, глядя во след своему то ли надсмотрщику, то ли спасителю, девушка невольно понимала, что, на самом деле всё обстоит куда сложнее, чем это кажется на первый взгляд и что за всем этим показным безразличием кроется что-то ещё, то, что этот человек старается скрыть от всего мира и то, неуловимую тень чего ей совершенно случайно посчастливилось уловить… ***** Через несколько дней, когда Акико уже вполне неплохо себя чувствовала, так, что голова у неё больше не болела и не кружилась от малейшей качки, она отважилась подняться с постели и выйти на палубу. Не потому, что так хотела увидеть кого-нибудь из команды, нет. Просто лежать в постели и днями напролёт созерцать одни и те же стены и всё тот же потолок, ей уже порядком наскучило. День, когда наша героиня впервые решилась покинуть свою каюту, был солнечным и тёплым. Аки не знала, какое здесь, в этом мире, сейчас было время года, но по тому, что когда она вышла на палубу, то не почувствовала ни пробирающего до костей холода, ни изнуряющего зноя, девушка сделала вполне логичный вывод о том, что сейчас тут должна быть или поздняя весна, или ранняя осень. Солнце ярко сияло в небесах светло-лазурного цвета, а прохладный освежающий ветерок приятно овевал лицо девушки. Над поверхностью моря с криками носились чайки, время от времени ныряя вниз, в глубину с тем, чтобы через несколько мгновений вынырнуть в облаке сверкающих на солнце брызг с рыбой, зажатой в клювах. Аки посмотрела в ту сторону, где, по её предположениям, должна была быть суша и в самом деле увидела где-то на горизонте теряющиеся в морском тумане очертания береговой линии. — Интересно, куда это мы плывём? — спросила она, ни к кому не обращаясь. — И как скоро это плавание закончится? Девушка, вздохнув, перевела взгляд на снующих по палубе матросов, занятых сейчас укладкой такелажа. Ими командовал сейчас первый помощник капитана. Аки подумала, что ей, пожалуй, лучше не подходить к этим людям, тем более, что при одном взгляде на первого помощника, её не так давно ушибленная голова снова отозвалась приглушенной болью. «Ну вот, снова начинается… — подумала она. — Для полного счастья только мигрени мне сейчас и не хватает.» Она подумала, что, может быть, небольшая прогулка по палубе поможет ей развеяться, а заодно и излечит от головной боли. Аки отошла от лестницы, возле которой она стояла, и направилась к капитанской каюте. Нет, девушка совсем не желала туда заходить, просто собиралась добраться до края корабля, после чего вернуться обратно в свою каюту. Но когда Акико проходила мимо капитанской каюты, наполовину открытая дверь привлекла её внимание. Совершенно не думая о том, что это не слишком прилично, девушка очень осторожно заглянула в каюту капитана. Там всё было так же, как и в тот раз, когда Мори приводил её туда для того, чтобы расспросить по поводу злополучного письма, с которого, собственно говоря, и начались её беды. Но на этот раз от внимания девушки не ускользнуло то, что стол был завален свитками, представляющими скорее всего, какие-то навигационные журналы или что-то наподобие. А сам хозяин каюты сидел всё в том же кресле, похожем на трон и что-то самозабвенно выписывал на лежавшем перед ним листе бумаги. При этом выражение лица у него было не такое, как обычно — безразлично-презрительным, а сосредоточенным и даже — о, чудо! — одухотворённым. Девушка подумала, что она снова может нечаянно привлечь к себе ненужное внимание со стороны Мотонари, который, как она сильно подозревала, уже успел совершенно искренне её возненавидеть. Не за то, что она обидела его чем-то или причинила ему хоть даже малейший вред. А за то, что одним своим несвоевременным появлением на его корабле она нарушила привычное для него течение жизни. Акико решила поскорее убраться оттуда, пока её не поймали на подглядывании, но случайно наступила ногой на скрипучую половицу и та громко скрипнула. Сидевший за столом Мори, сразу же обернулся в её сторону, при этом в его взгляде девушка успела на этот раз уловить тень тревоги и, может быть, даже страха. Но когда мужчина увидел, что это всего лишь его незваная гостья, он заметно успокоился. — Входи, раз уж пришла, — вздохнув, сказал он. — Нечего стоять за дверью, а то я и вправду могу решить, что ты за мной шпионишь. Акико, отчего-то смутившись и даже слегка покраснев, как можно более неслышно проскользнула в его каюту. — Извините… — пробормотала она. — Я… Я не хотела вам мешать. — Не хотела, но всё же помешала, — покачал головой Мотонари. — Ладно, — с некоей обречённостью махнул он рукой. — Поздно уже об этом говорить… Хочешь знать, чем это я здесь сейчас занимаюсь? — добавил он, указывая на лист бумаги. — Один мой приятель, Отани Ёшицугу, предложил мне устроить стихотворный конкурс, согласно условиям которого мы по очереди должны будем сочинять хокку, при этом тему первого из них выбирает тот, на кого указал жребий, а второй должен будет взять темой своего стихотворения последнее слово в стихе его соперника. Как только кто-то из нас не сможет ничего написать и сдастся, конкурс будет считаться оконченным, и тот, кто не сумел придумать хокку, окажется проигравшим. Не хотелось бы потерпеть поражение от Ёшицугу, поскольку, хоть мы с ним и знаем друг друга очень много лет, всё равно следует признать, что его манера стихосложения не идёт ни в какое сравнение с моей, да и опыта у него в написании хокку куда меньше, чем у меня… Это соревнование длится уже два с лишним года и до сих пор я выигрывал. Но теперь… Боюсь, что своим последним хокку Ёшицугу загнал меня в угол. Вот, взгляни. С этими словами он протянул девушке бумагу и Акико прочитала следующее: «Луна в небесах, Прикрытая дымкой облаков, Сияет над призрачным садом камней» Девушка с недоумением воззрилась на Мори. — А что именно вас так затрудняет? — спросила она. — Разве про камень нельзя придумать хокку? — Можно, — кивнул Мотонари. — Но тут имеется ещё одно условие. Именно последнее слово должно стать не только темой ответного стихотворения, но ещё и его киго. Иными словами оно должно указывать на время года, которое описывается в хокку. Но как камень может указать на то, что время происходит именно весной? Чем камни весной могут отличаться от тех же камней в другое время года? Я много думал над этим, но так ничего и не смог придумать. А между тем завтра мне уже нужно будет отправлять готовое хокку моему сопернику. Надеюсь, ты понимаешь, что времени на то, чтобы сочинить стихотворение у меня остаётся совсем немного? Акико кивнула. Она не знала, специально этот неизвестный ей лично Ёшицугу придумал хокку так, чтобы последним словом там было «камень», но понимала, что провести хоть какие-то ассоциации между этим самым камнем и весной и вправду было бы довольно затруднительно. Во всяком случае ей бы самой это точно не удалось сделать. И всё же… Девушка и сама не знала, хотела ли она помочь Мори в столь затруднительной для него ситуации, или же это получилось случайно, но совершенно неожиданно в её памяти возникла картинка из её родного, привычного ей мира. Ранняя весна… Акико, тогда ещё младшеклассница, с сестрой и с подружками возвращается школы после занятий. День ясный, солнечный, совсем, как сейчас, и, несмотря на то, что в воздухе ещё веет зимним холодом, а снег до сих пор ещё лежит по обочинам дорог и на газонах, настроение у девочек совсем весеннее, они идут и смеются, болтая о всяких пустяках. И в это время внимание Аки привлекает кое-что, поразившее её тогда до глубины души. Там, на открытом месте, где снега уже не было, росла молодая ярко-зелёная трава. И вроде бы не было ничего удивительного в этом, но тоненькие и на вид такие хрупкие стебельки травы пробивались прямо сквозь асфальт. Может быть, и даже почти наверняка, что Аки и прежде уже видела, как трава растёт в трещинах асфальта. И тем не менее, только сейчас она испытала то ни с чем не сравнимое чувство благоговения, с которым люди смотрят на некое чудо. Те хрупкие и тоненькие стебельки травы словно бы напомнили тогда девочке о том, что любое создание природы, пусть даже это и всего лишь трава, пробивающаяся к солнцу сквозь трещины в асфальте, никогда не должно сдаваться и что воля к жизни, что бы ни случилось, поможет пройти через любые испытания и выстоять перед лицом всех невзгод. — Трава… — тихо сказала Акико. — Трава, пробивающая асфальт! — Что ты сказала? — Мотонари обернулся в её сторону и, пожалуй впервые за то время, сколько девушка была с ним знакома, она увидела тень удивления, мелькнувшую в его взгляде. — Я говорю, что молодая трава, пробивающая асфальт… то есть, в вашем случае, растущая сквозь трещину в камне — вот что в вашем случае может стать киго для хокку. Ну, знаете, — добавила она. Что-то наподобие: «Даже молодая трава, Пробиваясь сквозь трещины в камне, Стремится к солнцу». — Думаю, — добавила девушка, — что упоминание солнца в ответном хокку было бы особенно уместно для вас, раз вы так его любите, что даже называете себя сыном Солнца. Мори хмыкнул, после чего посмотрел на девушку, при этом в его взгляде уже не было столько безразличия, наоборот в нём впервые за всё время, прошедшее со дня появления Акико на корабле, промелькнула тень заинтересованности. — Знаешь, а ты в чём-то права, — произнёс он наконец. — Конечно, я не собираюсь отправлять Ёшицугу то, что ты сейчас сочинила. Я переделаю хокку так, чтобы оно звучало более изысканно, а не так, не по-деревенски… Но мысль о траве, пробивающей камень — это мне начинает нравиться. Пожалуй, именно об этом я и напишу в своём ответном хокку. Всё это было произнесено тоном, полным высокомерия, таким же, как впрочем, и всегда. При этом, верный своим принципам, Мори, уж конечно, ни словом, ни жестом ни даже взглядом не поблагодарил девушку. Что же… Акико, если честно, и не рассчитывала на это. В любом случае, она, по крайней мере, искренне была рада тому, что смогла хоть чем-то помочь. И вовсе не потому, что она испытывала к этому человеку какие-то тёплые чувства. Но просто потому, что пройти мимо и не помочь кому бы там ни было пусть даже в каком-нибудь незначащем деле — это было против принципов старшей из сестёр Сагара. И всё же… Оставалось ещё одно дело, которое девушка хотела сделать прежде, чем уйти к себе в каюту. — Скажите, а куда вообще мы плывём? — спросила она. — И сколько ещё по времени должно будет продолжаться это плавание? Мори хотел был уже в самой резкой форме высказать девушке всё, что он думает по поводу её неуместного любопытства. Дескать, тебя ни в коей мере не касается цель и время нашего плавания и всё так такое в этом же духе. Но он вспомнил о том, что на самом деле Аки здорово его выручила, придумав для него ответное стихотворение, да ещё так быстро. — Мы плывём в Нагасаки, — процедил он сквозь зубы. — Мне нужно будет встретиться там с одним человеком. Что же насчёт того, сколько продлится плавание… Думаю, не больше пары дней, хотя тут, разумеется, многое зависит и от того, какая будет погода. Нет сомнений, что при попутном ветре мы доберёмся до цели нашего плавания куда быстрее, тогда как штиль заметно удлинит время путешествия. Не говоря уже о шторме, который может довольно далеко унести нас от берега и даже выбросить в открытое море. — Вот как… — протянула Акико. — А с кем именно вы собираетесь там встретиться? Ой, не подумайте ничего такого, — поспешно замахала руками девушка. — Я вовсе не собираюсь за вами шпионить, да и спрашиваю об этом только из любопытства. — А вот это тебя уже никак не касается, — с неприязнью глядя на девушку, произнёс Мори. — И вообще, — добавил он. — Что-то ты в последнее время слишком уж разговорчивой стала. Не пора ли тебе поумерить своё любопытство, пока я не помог тебе это сделать, велев своим людям приковать тебя к мачте? В общем, так, забудь обо всём, о чём я тебе рассказывал, и, поверь, так будет лучше для тебя же. Акико поняла, что зря она вообще заговорила с Мотонари о цели плавания и о том, сколько ещё им придётся плыть до нужного места. Она ведь всё ещё была под подозрением у всех и, в первую очередь, у самого Мори, считавшего её вражеским шпионом. Неудивительно, что её любопытство вполне могло бы быть расценено им как попытка шпионажа. — Прошу меня извинить, — вздохнув, склонилась в поклоне девушка. — Я не очень хорошо себя пока чувствую, поэтому, наверное, мне будет лучше вернуться в свою каюту. Сказав так, она ещё раз поклонилась, после чего опрометью бросилась прочь из капитанской каюты. Весь оставшийся день до наступления ночи Акико просидела в своей каюте, размышляя над тем, как же всё-таки жестоко посмеялась над ней судьба, забросив её в совершенно чуждую эпоху. И, пожалуй, впервые за то время, которое она провела на этом корабле, девушка задумалась о том, где же оказалась её младшая сестра и какая участь выпала на её долю? Переместилась ли Кими вместе с ней в XVI век или осталась в XXI веке? А, может быть, её забросило в какое-нибудь другое время или даже в другой мир? Но если даже и в этот, то где именно она оказалась и что с ней произошло? Вопросы, бесконечные вопросы, на которые она так и не смогла найти ответа, как ни старалась. А ночью Аки приснился сон, в котором она увидела свою сестру, мчавшуюся верхом на разгорячённом, взмыленном коне по весеннему лесу в компании незнакомого парня, облачённого в европейскую средневековую кирасу, но при этом на голове у него был традиционный шлем-кабуто. Акико не слишком присматривалась к этому человеку и едва ли смогла бы узнать его даже если бы они с ним встретились наяву. Но вот то, что один его глаз был закрыт чёрной повязкой — это девушка запомнила наверняка. Равно как и то, что у обоих — у сестры и у её спутника кони были поистине великолепные. У Кимико — светло золотистый, а у парня, бывшего с ней — белоснежный и невероятно красивый. И всё бы было бы замечательно, если бы не то обстоятельство, что Кими и её спутник не просто так, для собственного удовольствия или же преследуя дичь, мчались через лес, а убегали от напавших на них разбойников и в том сне Акико слышала, как им вослед раздавались выстрелы из ружей или мушкетов, которыми были вооружены бандиты. «Кими… — первым делом подумала Аки, когда проснулась. — Где же ты, сестрёнка и осталась ли ты жива после той погони?» Но и на этот вопрос, равно как и на все предыдущие, ответа она так и не получила. Было самое начало весны 1585 года и до того времени, когда сёстрам снова суждено будет свидеться, оставалось ещё несколько долгих, томительных месяцев неизвестности…