***
Барнс в принципе понимал, что переходит все границы в своём желании обладать Броком, но не мог себя сдержать, как ни пытался — тело выбивалось из-под контроля, требуя движения, нагрузок и Брока; с языка рвались колкости и язвительности, а уж насчёт глубины терпения командира Барнс не обольщался. Брок мог терпеливо вытаскивать его на себе из-под обвала, убирать за ним трупы и последствия вспышек ярости, просыпаться ночами от кошмаров Джеймса, успокаивая и разрешая досыпать в своей постели. Принимал его ебанутые ухаживания, даже вроде бы был не против, но у них не ладилось. А вот чего Брок не любил, так это истерик и когда кто-то откровенно выёбывался. Особенно Барнс. Особенно когда тот делал это целенаправленно. Нарывался, в общем говоря. И Джеймс довольно быстро уяснил, что ничего в этом вопросе не поменялось. Так сказать, узнал на собственной шкуре. Привыкнув к достаточно мягкому к себе отношению Брока, он дал себе волю на миссии, игнорируя приказы командира о «сохранять текущую позицию», «не лезть на рожон» или «оставаться здесь, я пойду один». Вымотал Рамлоу нервы и чуть не сорвал операцию. Слава всем богам, с ними был старый костяк «Страйка», который молча выполнил все указания командира и не сказал ни слова, когда Рамлоу сухо отчитался на базе начальству, а потом забрал Барнса в один из небольших залов, который бойцы звали «для выбивания дури». И только вечно волнующийся Роджерс был свидетелем их выяснению отношений. Рамлоу злился. Какого хрена всегда собранного на заданиях Барнса понесло пидорасить, он не знал. Как подозревал Брок по виноватому взгляду самого Джеймса — тот тоже не слишком контролировал себя. Брока предупреждали, что могут случаться рецидивы, но никто не говорил, ни когда этого ждать, ни что с этим делать. Поэтому Рамлоу решил прояснить мозги Агента привычным способом: сначала он загнал Барнса до хрипа физическими нагрузками, а после встал с ним в спарринг. Брок молча атаковал, Барнс огрызался словами, уворачиваясь. Брок бил снова, и так, пока Агент всё же не получил хорошую трёпку, поддавшись эмоциям. Стив, стоявший в коридоре, сдерживал себя, слушая рычание Баки, а потом негромкий, но пробирающий до нутра голос Брока: — Думаешь, я не вижу и не понимаю, чего ты добиваешься, «Баки», — с мстительной издёвкой тянет он. Барнс дёргается, получает короткий удар в живот, согнувшись пополам. Стив слышит, как он кашляет, судорожно хватая воздух, а Брок продолжает: — По-английски не понимаешь? Или с чего-то решил, что имеешь право творить что вздумается, раз живёшь у меня? Я не Роджерс, жалеть тебя не стану. Будешь мешать ходу операции и подрывать мой авторитет перед бойцами, демонстрируя свой сучий характер, я вышвырну тебя к ебеням из группы. Ясно? — Ясно… — выдохнул Барнс. — Не слышу, агент, — рявкнул Брок, словно перед ним был зарвавшийся зелёный юнец, а не киллер мирового уровня и безжалостный убийца. — Ясно, сэр, так точно, сэр, — отчеканил Барнс. Зашуршала ткань — Брок разматывал бинты с рук. Внутри клокотало раздражение, хотелось неизобретательно (и недальновидно) съездить Джеймсу по роже. — Объясни мне, какого хуя это было, раз с намеками у нас туго. — Я хочу, чтобы ты был моим. Хочу тебя — надолго, вместе со всем дерьмом. А ты не даёшь ни зелёного, ни красного. Я не могу постоянно висеть в ожидании, — голос Баки звучал отчаянно и зло. Барнс заметил на секунду посветлевшую тьму коридора, но по шагам понял, что это Стив, и выкинул факт чужого присутствия из головы. Брок важнее. — Дохуя хочешь, — буркнул Рамлоу. — У тебя реабилитация, лечение, испытательный срок. Только ебли и отношений как раз не хватает, — ядовито сыронизировал он. — Я готов к этому, — уверенно сказал Барнс. Брок скептически глянул на него. Зимний с вызовом поднял брови в ответ, не чувствуя никакого дискомфорта от того, что сидел при этом на матах, а командир стоял возле стола. — Врагу не пожелаешь такое «готов». Уже забыл, что мы на заданиях не в шашки играем и не в карты режемся? Или считаешь, что раз мы будем трахаться и заведем собаку, то мои приказы можно игнорировать? — Прости меня, — тихо сказал Барнс. Рамлоу молчал. — Прости, я… Меня занесло, командир. Такого больше не повторится, но… Я как представлю, что с тобой может что-то… — Да иди ты, — зло перебил Брок и Барнс моментально замолчал. Понимая, что всё-таки довёл его. — Не можешь — вали нахуй отсюда, и занимайся разведением породистых кошек! Блять, да это не смешно даже. Мы оба — опытные агенты, которые знают своё дело. Да, от случайной пули никто не застрахован, но такая уж у нас работа. Представил он, охуеть — не встать, зла не хватает. Ты в первый раз в поле, не пойму? Или может веришь, что любовь спасёт от рикошета? Ещё перо из жопы полярной совы мне в трусы вшей… Брок резко заткнулся, чтобы не наговорить лишнего. Барнс молчал, опустив голову. — …Мне переночевать в гостинице? — Рискни.***
Следующую неделю Брок жёстко игнорирует Барнса, не позволяет прикасаться за пределами дома, а когда они только вдвоем — никак не откликается, словно терпит Баки, как неизбежное зло. Потому что злится, потому что Барнс затронул больную мозоль, потому что Брок тоже беспокоится каждый раз, пусть и уверен в профессионализме Зимнего. Окружающие, что контактируют с этой парочкой, пять дней в неделю находятся как на пороховой бочке, зная, что Брок со своим характером и без того опасная смесь, которую не то что взбалтывать — даже осторожно перемещать не стоит. А от Барнса теперь вообще непонятно чего ждать. Слегка тревожно всё-таки видеть, как Рамлоу холодно рявкает приказы, даже без ставшего уже привычным мата, а Барнс кружит поблизости, но не смеет подходить ближе расстояния вытянутой руки.***
Баки же было неожиданно плохо. Он привык к Броку. Тому, который заботится, отгоняет кошмары, помогает со всем, чем может, который ставит на место его мозги и не гонит от себя. Он хотел Брока — восхищающе-жёсткого, темпераментного, живого как огонь, и безжалостного, как пуля. Красивого, горячего, совершенного. Джеймс знал, что полюбил Рамлоу — за честность, за бесхитростность вне работы, за надёжность. И теперь Барнсу вдарили в лоб обраткой: хорошее к нему отношение Брока — это не само собой разумеющийся факт. Рамлоу ничего ему не должен. Он может в любой момент вышвырнуть Барнса вон, и ему будет похуй, в какой помойке тот потом загнется. Потому что нельзя так вести себя с близкими. Сначала Барнс злится и огрызается на негласный бойкот Брока, каждый раз наталкиваясь на ледяную стену самоконтроля командира. Потом, когда его энергия переправляется в нужное русло и его отпускает, а в голове появляется ещё несколько воспоминаний о времени до Гидры — он в ужасе и старается не попадаться на глаза. Но и этого Брок не позволяет, с той же невозмутимостью пережидая сменяющие друг друга агрессию и истерику Барнса, который и возобновить прежние отношения с ним не может, и совсем уйти ему никто не позволяет. На вторую неделю, окончательно измаявшись, Баки приходит в комнату, где Брок без особого интереса смотрит фильм, и садится на пол, упираясь лбом в его колено. Барнса почти трясет от осознания едва не совершившейся катастрофы. Из-за его желания эгоистично забрать то, что, как Джеймс считал, должно ему принадлежать. Всё остальное — нервозность, вспыльчивость, некоторая инфантильность — при его состоянии, просто накатилось как снежный ком. Джеймс настороженно поднимает голову и не отводит взгляд, пока Брок смотрит ему в глаза. Ищет что-то, то ли раскаяние, то ли подтверждение каким-то своим выводам. И когда находит, слегка щурится, усмехаясь. Хлопает по пустующей части дивана рядом с собой, и Барнс садится рядом. Наконец-то чувствует, как Брок сам обнимает его за плечи, привычно запускает руку в волосы, успокаивающе массируя кожу. Кажется, думает Джеймс, можно со спокойной душой попробовать снова наладить отношения.