Повороты судьбы

      Они весь вечер сидят вот так, соприкасаясь плечами и коленями, почти не обращая внимания на то, что идёт по телеку. Каждый большей частью находится в своих мыслях: Брок — о том, что больше не нужно выматывать себя этой ссорой, Джеймс — просто наслаждается горячим крепким телом рядом, анализируя пролетевший в нервотрёпке месяц. В чём они сходились на одну волну — так это в предвкушении. Оба были уверены, что к естественной развязке всё придёт само, возможно даже этим же вечером.       Поэтому Брок выключает бубнящий ящик, лениво потягивается, разминая затёкшую спину, и со странной лёгкостью целует Джеймса в висок, взъерошив послушные пряди на затылке. Барнс едва сдержал стон, потянулся за тёплым прикосновением, впервые наверное не продумывая, как ему вести себя и стоит ли что-то говорить. Не стоит. Нужно просто идти за Броком в душ, наслаждаться растущим томлением внутри, подставляться под прикосновения бережных ладоней и касаться в ответ — просто потому что хочется. Напряжение копится между ними, скользя током по коже, и это приятно. Это разжигает их, горяча кровь, накрывая плотной волной в постели Брока, когда Барнс, отлучавшийся в свою комнату, тихо ныряет под его руку, и обнаруживает, что Рамлоу всё-таки не спит, ждёт его.       Они секунду смотрят друг другу в глаза, и срываются как с заснеженной вершины — лавина. Целуются, как сумасшедшие, горячо и яростно, властно, а в голове набатом стучит «Моё.Моё.Моё», и на всё плевать. Они жадно шарят руками по телам друг друга, снимают остатки одежды, наконец соприкасаясь голой кожей. Барнс стонет, когда Брок сильно прикусывает шею на сгибе, возвращает удовольствие движением бёдер, и шепчет, бесконечно шепчет:       — Мой Брок, мой, только мой, возьми меня, пожалуйста, я не могу… Больше нет, крыша съедет окончательно, если ещё… Ждать… Брок, прошу…       И Брок берёт его — неторопливо, уверенно, пресекая нетерпеливые попытки перехватить инициативу, потому что знает — некуда спешить. Джеймс под ним такой отзывчивый, горячий, чувствительный — Брок любуется им. Как рассыпаются волосы по подушке, как напрягаются мышцы в нетерпении, как горят прозрачные, потемневшие в цвет шёлка глаза. Ловит его ладонь своей, переплетая пальцы. Долго целует, желая успокоить лёгкую неуверенность, убедить, что они справятся. Барнс отпускает страх и неловкость достаточно быстро. И начинает нетерпеливо покусывать его губы, подаваться на раскрывающие его пальцы, истончать и так подточенное терпение уверенной лаской бионической руки. Брок тяжело выдохнул, разгоняя искры удовольствия в голове, чтобы не наделать делов, и с рыком развернул Джеймса в коленно-локтевую, властно уткнув лбом в простыню. Вид со спины у Барнса тоже охуенный.       — Угомонись, дорвался, как дурной до… Барнс! Лежи, или пойдешь в душ дрочить, дай подготовлю… Узкий, горячий, хочу тебя… Потерпи ты, это секс, а не сражение, не надо ничего доказывать, расслабься, да… Вытолкни меня… Ну же, дальше будет хорошо…       — Брок! — рявкнул Джеймс, попробовав рыпнуться. Впрочем, он быстро передумал, сбившись на вдохе от того, как Брок жёстко провел костяшками пальцев от поясницы до корней волос на затылке. — Кончай пиздеть, я не… Ох, это… Да, ещё… Жёстче, не рассыплюсь!..       Рамлоу знает, что не рассыплется. Самому бы не рассыпаться, с такими-то запросами. А что Барнс его заездит, он уверен.       Уснули они только с рассветом, и то потому, что Брок просто спеленал Барнса, закинув руку и ногу на эту огромную гусеницу, и вырубился. А ведь завт…сегодня рано вставать, работа не будет ждать, пока они всласть натрахаются и выпустят друг друга из кровати.       В ЩИТе за них порадовались сдержанно, а главное — молча, только улыбались, видя ластившегося к своему командиру Барнса, который совсем потерял стыд, но при этом умудрялся держать себя в рамках приличий. И вообще — сдерживать. Не реагировать на сплетни, например, потому что воспитательные переломы начальство не одобряло, а значит за недовольство Барнса огребал Брок, а он этого не любил. Несколько разборок, и Барнс смирился. В своём стиле, конечно. Подкопаться к нему теперь было невозможно, и Рамлоу дергать перестали. Баки совсем не мешало то, что «всем рты не заткнешь». Надо просто работать усерднее. И тоньше.       Кого вся эта ситуация забавляла, так это Наташу. На почве восхищения способностями Барнса (и всё по той же «старой дружбе») и уважения к профессионализму в работе с людьми Брока, она наладила довольно тёплые дружеские отношения с последним. Это Романова помогала сглаживать многие конфликты, не важно какие и между кем. Она прикрывала «мальчиков» на пару с наседкой-Роджерсом, и она же стала (к её осторожной и тщательно скрытой радости) «своей» для «Страйка». Через Нат к их тёплой компании приобщились остальные Мстители, а позже и Стив «вернулся в лоно семьи», до этого предпочитая действовать, как и Барнс, по большей части в одиночку.       С кем тёрки не утихали, так это со Старком. Тони не мог и не хотел прикусить язык, продолжая вставлять свои пять копеек при любых вербальных взаимодействиях с Барнсом и Рамлоу. Ещё Старк продолжал выливать дерьмо вёдрами на Роджерса и Романову, за то что те не рассказали ему о Гидре, даже на Фьюри попробовал вякнуть, но под взглядом единственного глаза стушевался. Хотя наверное всё дело было в ласковой улыбке Фила Коулсона, с которой тот разнёс все претензии гения вместе с фундаментом. Тони попробовал домотаться до Роджерса, но и Стив не оказался всепрощающим добряком, без затей сказав:       — Тони. Ты мой друг. Но если тебя что-то не устраивает — я тебя не держу.       Старк помолчал, неловко отшутился и свинтил. А Барнс объяснил Броку, что Стив просто раньше шёл на уступки. Теперь не собирался, не видя ответных действий.       Рамлоу кивнул и подумал, их с Кэпом дружба вновь крепла и даже выходила на новый уровень доверия и прямоты. Не нужно было ничего скрывать, никого беречь от мифической опасности. Оба, и Барнс и Кэп, теперь предпочитали честность. Как и Брок. Потому что «свои».