Nothing like us

На мальчишнике должно быть весело. Обычно на них пьют, гуляют, вызывают стриптизерш и творят те невообразимые вещи, о которых на утро вспоминают со стыдом, но помнят всю оставшуюся жизнь. Чонгук смотрел «Мальчишник в Вегасе», он знает. Еще он гулял на мальчишнике Югема, когда тот женился в прошлом году, на джиновском два года назад, а еще на мальчишнике Чимина. Дока, можно сказать. Только вот на чужих праздниках Чонгук развлекался на полную, веселясь и подкалывая своих почти окольцованных друзей, а на своем — не может. Словно на шею накинули трехтонную цепь, обвили ею тело и не дают двинуться ни на миллиметр. Ни туда, ни сюда — сиди, Чонгук, в углу, напивайся и размышляй о почти потерянной свободе. Никуда не годится, но как себя растормошить, Чонгук не знает. На самом деле, он пиздецки устал от себя. Прежде всего потому, что даже понятия не имеет, что вдруг произошло. Почему мысль о браке из яркой, наполненной светом мечты превратилась в нечто гнетущее. Вязкое, словно трясина, засасывающая его все глубже и глубже. Грозящая засосать Чонгука насовсем. Они решили это как-то глупо. Тэхен предложил — совершенно обыденно, бросил невзначай за завтраком — а Чонгук согласился. Почему бы и нет, собственно: они вместе уже лет семь, из которых пять живут под одной крышей — тем же Юнги и Джину понадобилось куда меньше времени, чтобы созреть. Да и кольцо на пальце, на самом деле, мало бы что изменило в их жизни. Метка собственности? Как будто бы засосы на шее и очевидно парные браслеты от Cartier (да-да, те самые) на это не намекали. Совместный быт? Смешно. Ответственность? Куда еще-то больше… Несмотря на это, в последние дни Чонгук все чаще задумывается, почему не сказал «нет». Когда Тэхен произнес роковое «Давай поженимся», в голове даже мысли такой не возникло. С Тэхеном всегда только «да», и разве может быть иначе? Естественно так же, как дышать (и Чонгук соврет, если скажет, что никогда не думал о том, чтобы сделать Тэхена своим навсегда). Но, возможно, это именно то, что пугает его — навсегда? И неважно, что он сам не воспринимал их отношения иначе, как на всю жизнь, и… браслеты браслетами, но официальная регистрация — совсем другое дело. Более важное, более ответственное. Чонгук не имеет права ошибиться. Да еще и Ха Джиен… Чонгук вздыхает и снова делает глоток. Этот практикант появился в их танцевальной студии недавно — Хосок по доброте душевной разрешил пройти у них практику. Шефство над студентиком вверили, конечно, Чонгуку, приправив известной байкой про незаменимого сотрудника и «только тебе я могу доверить столь важную миссию» (Чонгук подозревает, что Хосоку было просто лень возиться самому, но друга не винит — на его месте он бы поступил точно так же). К идее наставничества он отнесся сперва очень скептически, но, познакомившись с Джиеном, свое мнение быстро переменил — парень оказался смышленым и талантливым. С ним можно было вдоволь наговориться о танцах — парнишка смотрел с восхищением и ловил каждое слово, иногда вставляя меткие комментарии — да и интересы его танцами не ограничивались. А еще Джиен оказался очень привлекательным. В нем не было тэхеновой королевской стати и от внешности не захватывало дух, но он обладал юношеским очарованием и умело пользовался тем, что дала природа. Внутри невольно екало от тех свободы и раскованности, что исходили от Джиена волнами и заражали всех вокруг — стоит ли говорить, что он очаровал практически весь коллектив и учеников? И только Югем и Хосок неодобрительно качали головами, когда Чонгук вновь отправлялся в ресторанчик неподалеку, чтобы поужинать и провести время с новым другом. Нет смысла отрицать: Джиен выглядел разочарованным, узнав, что Чонгук уже занят (об этом ему якобы невзначай сообщил все тот же Югем), но никаких поползновений не совершал. Чонгук на всякий случай и сам обозначил границы, и они продолжили общаться, как обычные друзья-приятели. И все же сомнения в нем зародил именно Джиен. На радостную новость о помолвке тот протянул: «Серьезно?» — настолько мрачным и одновременно сочувствующим тоном, будто бы Чонгук сообщил, что смертельно болен. Весь оставшийся день обращался с ним преувеличенно аккуратно, как с обреченным на смерть, лишенным будущего человеком. В груди неприятно кололо; Чонгук против воли раздражался, но не на Джиена — на себя. Глупо полагать, что Джиен был единственным, как раз наоборот. Многие, в том числе и чонгуковы родители, спрашивали одно и то же: «Ты уверен? Ты точно уверен? Может быть, подумаешь еще?» — и Чонгук без тени сомнений отвечал им, что да, он уверен. Потому что и правда был. Но отчего-то именно реакция Джиена задела его сильнее всех и пошатнула пласт привычной реальности. Тот всегда проповедовал свободу и не терпел никаких ограничений, и Чонгук стал замечать, что… завидует? Джиеновой юности, энергичности, безбашенности — свободе. Глядя на него, Чонгук чувствовал себя скованным обязательствами и рамками, которые вскоре должны были стать его официальным ярмом на всю жизнь. Только вдуматься — на всю жизнь. Это же чертовски долго. Пусть однополые союзы теперь разрешены законодательством, но все же брак с мужчиной — дело куда более ответственное, чем брак с женщиной: необходимо транслировать обществу, что у вас действительно сильные чувства. Сейчас они и являются таковыми, но кто знает, что будет через год, два? Может ли Чонгук с уверенностью сказать, что будет любить Тэхена всегда? — Всю жизнь с одним человеком? Чушь собачья, это точно не для меня, — вещал Джиен за кружечкой пива пару-тройку недель назад. — Не понимаю тех, кто женится, это же такая кабала. Куча обязанностей, ответственности, да еще и видеть каждый день одну и ту же рожу. Ну, нафиг, — он беспечно рассмеялся, — в мире слишком много красивых парней, чтобы зацикливаться на ком-то одном. — Вообще-то мы с Тэ любим друг друга, — ответил тогда Чонгук, ловя себя на том, что звучит так, будто оправдывается. — А ты уверен, что это именно любовь? — нисколько не смутившись, парировал Джиен. — Ну, вот сколько вы там вместе? — Семь лет. — У-у-у-у! — он прикинул что-то в уме. — Это вы прям со школы, что ли? — Почти. — Тогда все понятно, — он похлопал Чонгука по плечу. — Думаю, вы просто не пробовали с кем-то другим. — Пробовали, — как можно более уверенно заявил Чонгук, но сомнение в душе лишь укрепило свои позиции. Тогда он не ответил больше ничего, позволяя Джиену разглагольствовать дальше, а сам впервые в жизни задумался. Они с Тэ и правда пробовали быть с другими, даже расставались однажды, но те отношения никогда не заходили далеко, ночь-две, максимум — неделя. Так что опыта у Чонгука не то чтобы много, но до того дня его никогда это не заботило. Он не чувствовал себя ущемленным, когда тот же Югем клеил девушек в клубах, а Чонгук на все предложения обоих полов отвечал отказом — для него существовал лишь Тэхен, и размениваться на одноразовые связи он не собирался. Но что-то в словах Джиена, в тоне его голоса заставило задуматься: а что, если он и впрямь что-то упускает? Что-то, чего он еще не пробовал, и что с заключением брака станет абсолютно недоступным? Не лишает ли себя Чонгук чего-то важного и вкусного? Не то чтобы его прельщает перспектива каждый день трахать нового мальчика — скорее, задевает сам факт того, что после свадьбы будет официально нельзя. Отказываться от чего-то по собственной воле и не иметь даже права — совершенно разные вещи, и если первая давалась легко, то вторая пригибает к земле своей тяжестью, заставляя считать (не без помощи Джиена), что Чонгук приносит какую-то бесценную жертву. И зарождает вопрос: а достаточно ли Тэхен хорош, чтобы идти ради него на подобные жертвы? Чтобы до скончания века положить ему на алтарь свою свободу? Чонгук вздыхает — уже который раз за вечер — и смотрит в толпу своих друзей у барной стойки, где Конпимука заставляют выпить текилу суисайд*. Тот как раз заканчивает биться головой об столешницу и под дружный гогот зрителей пытается делать вид, что все в порядке и это не у него в глазах лимонный сок. Чонгук не может не прыснуть: тот самый вид развлечения, когда ты знаешь, что тебе будет нихрена не весело, но все равно делаешь, чтобы доказать крепость своих яиц. — Тухнешь в сторонке, почти-женатик? — Югем размашисто плюхается рядом и, закинув ноги на столик, хитро щурится. — Ты меня эту хрень делать не заставишь, — сразу предупреждает Чонгук, — по крайней мере, сейчас, — добавляет он, честно признаваясь себе, что стопки все равно не избежит. Еще порция виски, и даже уговаривать не придется — слишком уж он любит вызовы. Во всем. Они с Тэ до сих пор постоянно берут друг друга «на слабо» (и каждый раз ведутся оба, как малолетки) и играют в различные игры с призами а-ля «кто на этой неделе моет посуду и выносит мусор». Чонгук, к своей чести, выигрывает чаще, но Тэхену даже проигрывать приятно (хотя задабривать его после проигрыша все равно куда круче; тот всегда такой очаровательно-недовольный, что у Чонгука каждый раз крышу сносит). — Сейчас и не собираюсь, — отмахивается лучший друг и пытливо заглядывает в глаза, будто и не пьян совсем. — Так чего ты тут тухнешь, пока у нас туса в самом разгаре? — Ничего, просто настрой что-то пропал. — Чего-о? Эй, а ну-ка взбодрись! Мы тут как-никак справляем твою последнюю холостяцкую ночь! — Югем ярко улыбается, но улыбка тускнеет, как только он замечает, как кривится от его слов чонгуково лицо. — Так, — он мгновенно серьезнеет, — рассказывай. Что случилось? Чонгук жмет плечами: — Кто бы знал. — Ну, ты же по какой-то причине сидишь тут овощем. Давай, я жду. — Серьезно, не знаю, — он снова вздыхает и решает быть откровенным: — Просто ни в чем не уверен. Все эти свадьбы, кольца, свидетельства… не знаю, нужно ли оно вообще. — Ты это сейчас серьезно, бро? — Югем явно хочет засмеяться, но, поймав чонгуков взгляд, сдерживает порыв. — Нет, погоди, ты реально серьезно? Признавайся: кто ты и что сделал с Чон Чонгуком! С тем самым Чон Чонгуком, который пускает на Ким Тэхена слюни еще со старшей школы. — Люди меняются. — Чува-ак, — тянет Югем, — ты кому тут дичь пытаешься впарить? Ты себя со стороны вообще видел? Летаешь над паркетом с тех пор, как Тэ-хен подарил тебе кольцо. Я думал, ты уже не можешь стать еще более влюбленным, но ты побил все рекорды. Ты же это кольцо всем в студии под нос совал и хвастался! Хоть представляешь, как ты нас заебал? — он негромко смеется. — Я люблю Тэ-хена, правда, но тогда готов был убить его за то, что он сделал тебе предложение и обрек нас на муки. И сейчас, за день до свадьбы, ты заявляешь мне, что не уверен? Чонгук хочет возмутиться, что ничего подобного не было и Югем нагло выдумывает, но осекается на полувздохе. Он вдруг вспоминает, как шел в студию в то утро с кольцом на безымянном пальце и как встал прямо посреди улицы, когда осознал, что они с Тэ собрались пожениться. То есть прям реально собрались. Прям пожениться. Взаправду, совсем по-настоящему. Он вспоминает в момент опустевшую голову и нереальную эйфорию, затопившую его целиком. Черт возьми, да, ему хотелось рассказать о своем счастье всем! Чтобы все знали: Тэхен — наконец-то! — будет принадлежать ему официально. Только ему одному и никому больше. Чонгук чувствует, как в груди загорается маленький теплый огонек. Тогда он и правда был так счастлив… — Это было давно, — бормочет он вслух. — Хочешь сказать, что разлюбил его? Чонгук беспомощно жмет плечами. — Я не знаю, — почти шепчет он. — Мы так давно вместе, что я уже ни в чем не уверен. Что, если это не любовь, а просто привычка? Ведь чувство легко спутать и с обычной привязанностью. В мире еще столько вариантов, что если мы просто зациклились друг на друге и совершаем ошибку? Югем смотрит на Чонгука так, словно у того выросла вторая голова, а потом его лицо будто проясняется. Только судя по выражению, ничего хорошего югемова догадка не сулит. — Это из-за Ха Джиена, да? Он твой «вариант»? — Чонгук ничего не отвечает, и Югем кивает сам себе: — Ну, конечно, из-за кого же еще. Я так и знал, что между вами что-то происходит! Вы трахаетесь? — Что?! Нет! — изнутри поднимается волна возмущения. — Но ты думал об этом? Чонгук закусывает губу и отводит взгляд. — Думал, — признается он, помолчав. — Пару раз. Это одна из тех мыслей, за которые ему хочется себя удавить, но Джиен словно тот самый запретный плод — сладкий на вид, но такой недоступный. — Чонгук, — требовательно, без доли былой мягкости. — Рассказывай все. — Ничего не было, правда. Мы просто друзья. — Друзья, которые не прочь затащить друг друга в постель, я понял. — Югем! Серьезно, мы просто разговариваем. — И он наверняка вещает, что быть свободным — охуенно, а брак — это ебаное днище? — тот усмехается. — Что, молчишь? Так и думал. Черт, неужели ты думаешь, что он таскается с тобой по иной причине? Серьезно, Гук, он ведь даже не пытается скрывать! — Да знаю я, чего он хочет. Дело даже не в нем, понимаешь. — А в ком? — Ни в ком. Просто… сам факт, что дома меня теперь будет всегда ждать один и тот же человек, что именно его лицо я буду видеть каждое утро, что всюду будет только он… меня это угнетает, понимаешь? Само осознание, что я буду обязан… эй, с хрена ли ты ржешь?! Югем фыркает. — Прости-прости. Просто это пиздец странно — слушать от тебя, что ты не хочешь замуж за Тэхена. Кому из наших расскажи, не поверят. — Я что, не могу быть неуверенным?! — Ты, который не далее как месяц назад поднял меня среди ночи только потому, что хен вышел в магазин на двадцать минут, а ты решил, что его срочно нужно искать? — Он не предупредил, что куда-то пойдет! — тут же вскидывается Чонгук. — И его телефон не отвечал! Что еще я должен был думать? Сердце до сих пор сжимается, стоит только представить, что с Тэхеном могло что-то случиться. Как можно было упиздовать в магазин и не взять с собой телефон? Ну кто так делает вообще? И похуй, что Чонгук по идее должен был спать — он всегда просыпается, когда Тэ встает с постели. — Да-да, оправдывайся. Могу еще вспомнить, что бывает, когда он уезжает к родителям в Тэгу. — Ничего не бывает! — Ну, да. Первые дня два, — Югем гаденько ухмыляется. — А потом ты приходишь на занятия ко мне, Бэму или Хосок-хену, садишься в угол и источаешь тлен и безысходность. Мы как-то даже спорили, вырастут на тебе грибы или нет. К слову, Бэм продул нам десять тысяч вон. — Вы серьезно спорили на это? — Чонгук недоверчиво приподнимает бровь; друг бессовестно жмет плечами. — Черт, почему мои друзья такие козлы? — И знаешь, — как ни в чем не бывало продолжает Югем, — все бы ничего, если бы это случалось пару раз в юности. Но, блядь, он уезжает к ним каждые полгода. И каждые полгода на протяжении последних пяти лет ты приходишь и портишь мне занятия, потому что мои дети пугаются страшного дядьки, который сидит и тупо пырит в угол! — Бред! — Да ладно? Хочешь сказать, что не загоняешь себя до полусмерти, лишь бы не ехать домой? И не напрашиваешься к кому-нибудь из нас с ночевкой? Хочется вновь возмутиться, но в голове всплывают воспоминания о том, как тоскливо и пусто становится в доме без Тэхена. Звучит совсем тупо и не по-мужски, но Чонгук не может спать в их огромной постели один. И неделя одиночества, когда они предположительно должны отдыхать друг от друга и радоваться свободе, всякий раз оборачивается неделей ада. Но зато какими сладкими потом бывают воссоединения! — Ну, может быть, ты и прав… — Может быть? — Ладно-ладно, было такое, ну и что? Это нормально вообще-то! — Чонгук делает вид, что не замечает взгляда Югема. — К слову, об отъездах, я тут вспомнил… — Даже не начинай, слышишь? — …про то, как вы решили взять тайм-аут и разбежались аж на два месяца. — Тэхен решил взять тайм-аут, не я. Сказал, что наши отношения начинают изживать себя, и он устал, — Чонгук фыркает. — Ну, и что? Я был с ним согласен. И вообще отлично провел тогда время! — Сколько, неделю? Потому что потом ты почти месяц отказывался вылезать из дома, пока мы силком не притащили тебя на работу. А потом ты не вылезал уже с работы и приходилось тащить тебя обратно домой. И это я не говорю еще про Сокджин-хена, которому ты завывал в трубку почти каждый день. Мы тогда думали, что либо убьем вас обоих нахрен, либо сами все передохнем. Помнишь, как все решилось? Чонгук кивает. О да, он прекрасно помнит. И их частые ссоры до пресловутого тайм-аута, когда они могли орать друг на друга из-за мелочей или, наоборот, не разговаривать по нескольку дней кряду. Помнит свое облегчение, когда Тэхен выдал: «Давай сделаем перерыв? На неопределенный срок». Вкус свободы опьянил моментально, и первую неделю Чонгук и впрямь провел неплохо: пил на радостях в компании друзей и коллег, пытался с кем-то замутить и совершенно не думал о Тэхене (нет, он совершенно о нем не думал: ни когда просыпался и засыпал в одиночестве, ни когда бродил по квартире, натыкаясь на их общие вещи, ни даже когда пытался заглушить что-то внутри в чужих — совсем не тех — объятиях). А когда первая эйфория спала, наступила тьма, и, честно говоря, Чонгук не особенно помнит тот период — два месяца слились для него в одно смазанное черное пятно. Он помнит, как старался почаще ночевать на работе, лишь бы не оставаться одному там, где все напоминало о Тэ. Помнит, как раз за разом порывался поехать к нему, но останавливался из-за глупой гордости и чувства собственного достоинства — мнимого, потому что он чувствовал, что Тэхен тоже не счастлив. Собирал информацию по крупицам из осторожных рассказов Сокджин-хена, скупых сообщений Юнги и увиливаний Чимина, переваривал ее сам в себе и пытался понять, как жить дальше. Сможет ли он вообще это «дальше» один? Ответ всегда был один и тот же. Решилось все очень глупо и одновременно просто. Эти придурки, которые называют себя друзьями, заманили их на квартиру Джина и Юнги под каким-то дурацким предлогом и банально заперли вдвоем, прямо как в какой-нибудь дораме. Никаких драм и разговоров по душам — отволокли, как телят на скотобойню, и бросили друг другу на растерзание. Чонгук помнит, как сердце упало куда-то вниз, когда он увидел бледного, похожего на привидение Тэхена, похудевшего, с залегшими под глазами тенями и выглядящего таким же несчастным, как и он сам. Чонгук помнит, как долго они стояли в разных концах комнаты в полном молчании, жадно разглядывая, впитывая в себя изменения в любимом образе и не решаясь начать разговор. Заговорили одновременно — какая-то фраза одна на двоих, как бывало частенько раньше — замерли в растерянности, улыбнулись неловко, почти смущенно, а после их просто кинуло друг к другу, притянуло как магнитом, и дальше — провал. Провал, наполненный жгучим удовольствием с привкусом отчаяния, жадного нетерпения двух голодных друг до друга людей и заполошным шепотом «никогда больше не смей» и «никогда-никогда, обещаю». С тех пор они не расставались. — И после всего этого ты говоришь, что… — Югем обрывает сам себя и вдруг машет рукой. — Ай, ладно, чего я тут тебе проповеди читаю. Я мог бы еще много чего тебе напомнить: про то, с каким маниакальным рвением ты проверяешь свои смс, например, как звонишь по десять раз на дню просто потому, что «хен, я соскучился», — он довольно похоже изображает чонгуков голос, — про то, какими глазами-сердечками ты смотришь на него всякий раз, когда видишь. Много чего могу, но не стану. Скажу только, что если ты чувствуешь, что не готов или что больше не любишь, то будь честным по отношению к Тэ-хену и отмени свадьбу. Не мучай ни себя, ни его. Лучше так, чем потом вы будете страдать оба, — Югем смотрит на свой опустевший стакан. — Так, я за добавкой. Тебе принести? Чонгук качает головой. — Нет, я схожу покурю. Они встают одновременно. Югем ободряюще хлопает его по плечу и уходит по направлению к барной стойке, а Чонгук двигается к выходу. Хочется не столько курить, сколько на воздух. Подышать кислородом, а не углекислым газом с примесью алкогольных паров и мешанины чужих парфюмов. Привести в порядок мысли. Ночной воздух обдает прохладой. Чонгук вдыхает полной грудью, с удовольствием подставляя лицо ветерку. Он засовывает руки в карманы и задирает голову к небу. Звезд в мегаполисе не видно, а так хочется углядеть хотя бы парочку. Они с Тэ любят иногда ездить за город и, забравшись на капот машины, смотреть на звезды. Есть в этом что-то интимное, будто бы в эти моменты между ними образовывается особая связь, которая крепнет с каждым разом — Чонгуку нравится так думать. Тэхен… Если послушать Югема, то он получается больным придурком, который и дня не может прожить без своего возлюбленного. Чонгук перекатывается с пятки на носок и обратно. Это бьет по самолюбию, но, черт побери, если взглянуть правде в лицо: он ведь и правда такой, что отпираться. По уши влюбленный, заболевший насквозь, от макушки до кончиков пальцев на ногах — был таким и пять лет назад, и семь, и даже девять (только тс-с-с, Тэхен об этом не знает), а сейчас… да, кажется, ни черта не изменилось. Но все-таки… брак? Навсегда? Чонгук хочет дать себе по морде, потому что даже несмотря на всколыхнувшиеся чувства, его раздирают сомнения. Что, если они все-таки поторопились? Телефон гулко вибрирует в кармане, но проверять уведомления сейчас желания нет абсолютно, поэтому Чонгук продолжает стоять, глядя в темное небо и качаясь на невидимых весах. А потом металлическая дверь за его спиной открывается, выпуская в пустой переулок еще одного человека. — Мне тут птичка донесла, что тебе вся эта ерунда со свадьбой не в радость, — Сокджин-хен встает рядом, плечо к плечу. — Это правда? Чонгук недовольно цокает языком. Югем, хренов болтун! Взял и выболтал все хену, и сейчас его снова будут учить уму-разуму. Ну, спасибо, друг. — Да, — говорит он вслух, — это правда, хен. — Вот как, — роняет Сокджин. Щелкает зажигалка, и пару мгновений спустя до Чонгука долетает терпкий табачный дым. — Можешь начинать, — говорит он. — Начинать что? — Читать мне нотации, что это плохо и все дела. Сокджин лишь усмехается и качает головой: — Никаких нотаций, мелкий. Я тут, пока к тебе шел, еще раз подумал об этом всем. Знаешь, может быть, ты и прав, — произносит он, делая новую затяжку. — Может, вы и впрямь поторопились с этой свадьбой. Чонгук недоуменно моргает. Нотаций не будет? Серьезно, что ли? — Ты правда так думаешь? — Ну, да, — Сокджин жмет плечами. — Я мог бы, конечно, позагонять про предсвадебную депрессию и про то, что у меня было то же самое, напомнить, как мы ловили порывавшегося сбежать Чимина, но не вижу смысла. Наверное, ты и правда пока не готов. Все-таки брак — это очень ответственный шаг, уж поверь человеку с опытом. Чонгук переводит на него недоуменный взгляд. Сокджин-хен просто так взял и подтвердил его точку зрения? — И что, по-твоему, значит «не готов»? — Сложно объяснить, это просто нужно почувствовать. В конечном итоге, ты либо хочешь быть с человеком, либо нет. Если тебя терзают сомнения, а хочешь ли ты видеть рядом именно его, то тут и впрямь стоит задуматься. — Но мы вместе уже давно… — растерянно возражает Чонгук. — Это было бы естественно — оформиться официально. — Ну, да, в том и проблема. Вы вместе слишком давно, понимаешь? — Джин машет рукой, видимо, надеясь, что активная жестикуляция лучше донесет до Чонгука смысл. — Настолько давно, что привыкли друг к другу и не видите других вариантов. Вам кажется, что это любовь, но ее иногда очень трудно отличить от родственной привязанности. Чонгук недоуменно хлопает ресницами. Сокджин-хен практически слово в слово повторяет то, чем сам он только что делился с Югемом, и то, о чем они недавно говорили с Джиеном. То, в чем сам Чонгук почти уверился. Тогда почему ощущения от сокджиновых слов такие странные? От них неприятно и неуютно, как будто ты надел одежду на размер меньше и пытаешься извернуться так, чтобы стало удобнее. Чонгук передергивает плечами. — В конце концов, ваша жизнь ведь не зацикливается друг на друге. Вы молоды и полны сил, еще успеете найти человека, с которым по-настоящему захотите прожить всю жизнь. Нет, серьезно. Ты красивый, умный, талантливый, еще годика два и выкупишь ту студию, которую хотел — завидный жених по всем фронтам. — Да нет, я… «Не беспокоюсь о себе», — хочет добавить Чонгук, и это правда. Размышлял он, конечно, много, но больше абстрактно. «А что, если?», «а вдруг?» — такие мысли его посещали, но уйти от Тэхена и начать новую жизнь, строить будущее с кем-то еще… об этом Чонгук даже не задумывался. Сокджин понимающе улыбается. — А, понятно. Не хочешь Тэхена расстраивать? Ну, блин, хреново, конечно, но тебе не стоит так сильно переживать: он парень видный, один уж точно не останется, — хен негромко смеется и смотрит по-доброму. Чонгук прикусывает изнутри щеку. Да уж, один Тэхен не останется — у таких, как он, просто нет шансов на одиночество. Слишком идеальны. — Пострадает, конечно, какое-то время, — продолжает Сокджин, — может, набьет тебе морду, куда ж без этого. Но, знаешь, лучше вы разойдетесь сейчас, чем ты через пару месяцев подашь на развод. Да и насколько знаю, у них в агентстве есть парочка заинтересованных мужчин, которые смогут его утешить. Юнги говорил, что один из них, кажется, с серьезными намерениями. — Знаю я этого «с серьезными намерениями»! — резкий возглас Чонгука вспарывает ночной воздух. — Вечно все трется рядом, урод! То до дома вдруг подвезет, то решит довезти до работы, то пригласит на дружеский ужин. И мне еще улыбается так при встрече, типа я не понимаю, чего ему надо от моего Тэ. Уж этому-то только волю дай, точно зря времени бы не терял! — Ну, вот, видишь. Неплохое такое развитие событий. — Я тебе такое развитие событий сейчас знаешь, куда… — Чонгук отвлекается на новую вибрацию телефона и все-таки лезет в карман. Сообщение от Тэ — какая ирония. Что ему сейчас понадобилось, интересно, он же должен веселиться и праздновать, что захомутал Чон Чонгука? «От кого: My soul Знаешь, наверное, зря мы все это затеяли» И следом за ним: «Думаю, мы поторопились. Давай возьмем перерыв?» Чонгук даже не успевает переварить первые два, как телефон вибрирует снова: «На неопределенный срок» Смысл всех трех сообщений обрушивается на него одновременно, ломая тяжестью плечи и размазывая в блин по асфальту. К горлу подкатывает тошнота. Чонгук знает, что значит «на неопределенный срок», они это уже проходили. Это значит: «я хочу расстаться, но не хочу говорить об этом прямо». Тэхен решил снова бросить его? Вот так, прямо накануне свадьбы? Просто взял и решил, что Чонгук ему больше… не нужен? — Чонгук? — Сокджин обеспокоенно сжимает его плечо и, кажется, зовет уже не в первый раз. — Что с тобой? Ты побледнел. — Тэхен мне написал, оказывается, а я только увидел, — Чонгук сглатывает. — Написал, что мы зря затеяли все это. Предлагает взять перерыв. На неопределенный срок, — заканчивает он совсем негромко. Джин задумчиво кивает, как будто и не удивлен вовсе. Как будто Чонгук не сказал только что, что свадьбы завтра, похоже, реально не будет. — Почему сейчас, хен? — он даже сам осознает, насколько жалобно сейчас звучит его голос. — Свадьба ведь завтра! — Так разве не хорошо, что Тэхен сам написал тебе? — Сокджин вскидывает брови. — Ты боялся его расстроить, а тут все складывается как нельзя лучше. Напиши ему, что согласен. Завтра с утра обзвоним всех, мы с Юнги поможем. Переговоры с оргами я могу взять на себя, вам наверное будет не до этого. Его слова доносятся до Чонгука, словно сквозь вату. Как нельзя лучше? О чем он вообще говорит? Какое еще «лучше»? Что тут может быть «лучше»?! — Он мне даже не позвонил! Это нормально — отменять свадьбу по смс?! — сохранять спокойствие удается с трудом. — О чем он только думает?! Все уже готово! Столько сил потрачено… — Жалеешь спущенных на ветер денег? — Джин сочувственно кивает. — Но ведь, насколько знаю, твой карман не слишком пострадал? Чонгук закусывает губу изнутри с такой силой, что чувствует на языке кровь. — Дело ведь не только в деньгах… — бормочет он, — он много сил потратил. Все вы. И родители… — Ну, да, — соглашается Сокджин, и голос его звучит чуть резче, чем до этого, — он потратил пиздец, как много сил, но разве это имеет значение? Не сахарный мальчик, не растает. Вы не первые, кто отменяет собственную свадьбу, знаешь ли. — Хен, — Чонгук усилием воли заставляет себя собраться и недоуменно хмурится. — Почему ты так говоришь? Зачем так рьяно меня отговариваешь? Я начинаю думать, что у тебя есть личные мотивы желать, чтобы свадьба не состоялась. — Личные мотивы? — Сокджин глубоко затягивается и выпускает в воздух струю дыма. — Конечно, у меня есть личные мотивы. Ты знаешь, что ты мой любимый тонсен, Чонгуки, но это не значит, что я буду поощрять каждый твой шаг. — Хочешь сказать, что выйти замуж за Тэ — неверный шаг?! — Хочу сказать, что ты морочишь ему голову! — Джин чуть повышает голос. — Послушай, Гуки, — продолжает он уже спокойнее, — ты ведь изначально не хотел ничего этого, ведь так? Тэхен тебя, можно сказать, вынудил, я понимаю. Мы все, бывает, соглашаемся на что-то, не подумав, а потом жалеем об этом, но слишком боимся обидеть наших близких. Тебе следовало бы сказать ему все прямо, пока этот фарс не принял такие масштабы, но лучше сейчас, чем если бы ты сбежал завтра прямо с церемонии. Чонгук широко распахивает глаза: — О чем ты вообще говоришь? Тэхен не вынуждал меня… — Ну, возможно, я выразился грубовато, но это была сугубо его инициатива. Он поступил необдуманно и глупо и только прибавил всем проблем. Чонгук против воли сжимает кулаки. — Почему ты обвиняешь его? — Я не обвиняю, я констатирую факт. Он знает тебя лучше всех, он просто обязан был заметить твой настрой раньше и пресечь подготовку еще на корню. — Он ничего не обязан! Это было наше общее решение! — Ох, Гуки, какое еще общее? Ты же сбегал всякий раз, как разговор заходил о подготовке. Любой бы сказал, что тебя просто вынудили во всем этом участвовать. Юнги, конечно, тоже пятками сверкал в свое время, но он мне хотя бы кольцо подарил. Чонгук недоуменно моргает и переводит взгляд на свою руку. Кольцо? Но Тэхен же подарил ему… черт, кольцо! Чонгук закрывает лицо руками и давит в себе желание побиться головой о кирпичную стену. Черт возьми, черт возьми, черт возьми, он так сильно радовался помолвке, что совсем забыл про ответный подарок! А потом, когда началась вся эта кутерьма с подготовкой, стало как-то не до него. Что он за идиот-то такой?! Пиздец. Просто, нахуй, пиздец. Не один месяц ходить и залипать на витрины в ювелирных и в итоге не подарить своему жениху кольцо — он просто не мог проебаться сильнее. — Хен, я совсем забыл, — из-за ладоней звук выходит приглушенным. — Честно, я так долго об этом думал, но когда Тэ подарил мне его сам, все мысли из головы вылетели. — Что, за столько времени не вспомнил? Ведь не два дня прошло. Чонгук сокрушенно качает головой. Как стыдно-то, Господи. — Я сам не знаю, как так вышло. Сокджин-хен хлопает его по плечу. — Да ладно, передо мной можешь не оправдываться. Все логично, незачем тратиться попусту, если ты не хочешь… — Я хочу! — Чонгук резко отнимает от лица ладони и пристально смотрит на Сокджина. — Я все еще не понимаю, хен, — говорит он прохладным тоном и, возможно, грубее, чем следовало бы. — Ты наш друг, и ты всегда поддерживал нас. Я думал, ты будешь кричать и ругаться, я знаю, что я это заслужил, но ты наоборот подводишь меня к тому, что я ни в чем не виноват и вообще пуська-зайка. Что за фигня? — В чем ты можешь быть виноват? В том, что этому глупому ребенку взбрело в голову узаконить ваши отношения? — Он не глупый! — взрывается Чонгук. — Черт побери, хватит! Хватит выставлять все так, будто Тэ какой-то монстр, который под дулом пистолета заставляет меня выйти за него замуж! Как будто я — невинная жертва и не несу ни за что ответственность! Как будто это не я струсил и бросил его одного разбираться со всей этой сранью. Как будто я не виноват в том, что позволил какому-то парню зародить в себе сомнения. Как будто я не виноват в том, что причинял ему боль своими побегами. — А что изменится, если ты это признаешь? Выйдешь замуж из чувства вины? За человека, которого больше не… — Я люблю его! — Чонгука мелко трясет. Он хватает Сокджина за ворот свитера и подтягивает к себе, едва удерживаясь от того, чтобы не съездить по чужому красивому лицу. — Не смей, слышишь?! Ты даже понятия не имеешь, как сильно я его люблю! — он резко отпускает его и со всей силы пинает валяющийся под ногами камень. Тот бьется о стену и рикошетит обратно, ударяясь о металлическое мусорное ведро. В ночной тишине звук кажется непозволительно громким. Чонгук считает до десяти. — Я верну его, — говорит он, совершая разблокировку экрана мобильного и открывая приложение для вызова такси. — Не знаю, что он там себе придумал, может, у него тоже предсвадебная депрессия или еще какая херня, но завтра мы поженимся. — Уверен? — Абсолютно. Все отменится только в том случае, если он лично скажет мне, что разлюбил меня или полюбил кого-то другого. Но в последнем случае не обещаю, что смогу удержаться от убийства. — Еще не поздно, Чонгук, подумай. — Ты ведь знаешь, в каком они клубе, да? Сокджин сканирует его долгим взглядом, а после кивает. — Поедем вместе, — говорит он, выбрасывая дотлевший окурок в урну. — Напиши Югему, что отлучишься ненадолго. Чонгук зеркалит кивок и наскоро набирает сообщение. Правда, другому адресату. «Кому: My soul Я еду, хен» Сообщение остается непрочитанным. ____ *Текила суисайд — один из способов распития текилы. С руки снюхивают соль, залпом выпивают текилу, выдавливают себе в глаза лимонный сок и бьются головой об стол. Никому не нравится, но многие все равно это делают. На резонный вопрос «зачем, если тебе не в кайф», парни обычно закатывают глаза и утверждают, что я ничего не понимаю. : DDD **Так называемая предсвадебная депрессия действительно существует. У мужчин она выражается обыкновенно в страхе потерять свободу, особенно, если все рядом его уже оплакивают, как потерянное звено общества, иногда доходит до сомнений, а тот ли это человек. Как итог — отстранение, раздражение. Кто-то справляется с этим, кто-то нет.