Когда дело касается тебя, Не бывает недозволенного, Пусть две наших души соединятся. «2U»
К нужному клубу они подъезжают нескоро. Выйдя из машины, Чонгук, позабыв про Сокджина, буквально влетает внутрь и бешено крутит головой по сторонам, пытаясь отыскать в разношерстной толпе знакомую фигуру. Сделать это непросто — тут темно, шумно, и много людей, но ему везет: Тэхен находится довольно быстро. Сидит за барной стойкой, мерно покачивая ногой, и Чонгук едва тянет вверх уголки губ, как замечает, что тот не один. На соседнем стуле пристроился Пак Соджун — тот самый, который «с серьезными намерениями», и его довольная рожа очень просится на чонгуков кулак. Он срывается с места, бесцеремонно расталкивая локтями всех, кто попадается на пути, как вдруг перед ним вырастает Юнги. — Отойди, хен, — цедит Чонгук, не отводя взгляда от болтающей о чем-то парочки. — Еще поуказывай мне, ага. — Хен, — с нажимом. — После всего, что я услышал от Тэ, мне очень хочется съездить по твоей роже, Чонгук. Кулаки чешутся нестерпимо, — выплевывает Юнги; Чонгук выдерживает тяжелый взгляд, не моргая. — Я надеюсь, что ты приперся не затем, чтобы кинуть его окончательно. Потому что если да, то твои кишки от пола будут отскребать, это я тебе обещаю. — Я пришел поговорить со своим женихом, — в том же тоне отвечает Чонгук, но тут же тушуется. — И кое-что исправить, — он разрывает зрительный контакт и вновь смотрит на болтающего о чем-то Тэхена. — Пока еще не поздно. Еще ведь не поздно, хен? Юнги жмет плечами. — Сделай так, чтобы не было, — и отступает в сторону. Оставшееся расстояние Чонгук преодолевает за пару секунд. Вырастает рядом и ловит на себе взгляды двух пар глаз. — Привет, хен, — он облизывает пересохшие от волнения губы, даже и не думая здороваться со вторым. Тэхен очевидно пьян, но Чонгук пока не может понять, насколько сильно. — О, — он забавно складывает губы трубочкой, — а вот и Чонгуки, мой бывший жених. — Ты хотел сказать: твой будущий муж, хен, — поправляет его Чонгук. — Не-ет, я все правильно сказал. А теперь сгинь и дай мне нажраться в классной компании. В компании классной, значит. Чонгук быстро прикусывает изнутри щеку, чтобы не сказать лишнего: сейчас не время для глупой ревности, с Соджуном можно разобраться и позже. — Пойдем, проветримся, ладно? Нам нужно поговорить. — Не хочу. — Хен, это важно. Нам и правда нужно. — Насколько нужно? — Очень нужно. — Очень-очень? — Очень-очень. Тэхен будто задумывается над чем-то, а после выдает: — Все равно не хочу. — Тэ, не упрямься, пойдем, — Чонгук берет его за запястье и уже тянет со стула, как чувствует на своем предплечье чужую руку. — Кажется, он ясно дал понять, что не хочет никуда с тобой идти, — говорит Пак Соджун, и идея разбить ему табло кажется Чонгуку все более и более привлекательной. — Не вмешивайся, Соджун-ши, — шипит он, даже не пытаясь казаться уважительным к старшим. Только не с ним. — Это не твое дело. — А мне кажется, что мое. — Видимо, ты серьезно перепил, раз тебе уже кажется. Может, вызвать тебе такси? Соджун расправляет плечи. — Думаешь, что, устранив меня, получишь шанс? Растянутый в ухмылке рот так и просит, чтобы его раскрасили алым, и сдерживаться становится все труднее. Чонгук наклоняется ближе, к самому его уху. — Мне нет нужды «устранять» тебя, Соджун-ши, потому что ты никогда не был для меня угрозой, — он медленно чеканит каждое слово. — Только поэтому я делал вид, что не замечаю, как ты увиваешься за моим будущим мужем. Гадал, когда же ты, наконец, поймешь, что тебе не светит, но, видимо, изрядно польстил твоим умственным способностям. — Самоуверенность наказуема, Чонгук-ши, — так же тихо отвечает Соджун, но в его голосе Чонгук с удовлетворением слышит тщательно сдерживаемую злость. «Красавчик, Гук, прямо в яблочко». Так держать, давно пора было поставить этого самодовольного ублюдка на место. — Я констатирую факт. — Ты просто вздорный мальчишка. Ты не заслуживаешь его. Ты даже понятия не имеешь, что он… — Это ты понятия не имеешь, — отрезает Чонгук. Их обмен любезностями чертовски мил, но продолжать бессмысленный треп, который вот-вот перетечет в драку, когда перед ним стоит задача посерьезнее — вопрос жизни и смерти почти буквально — он не намерен. — Ни малейшего, — и, сбросив с себя чужую руку, тянет Тэхена к выходу. Тот не сопротивляется даже для вида и покорно идет следом — Чонгук боится предполагать, что это означает. В переулке витает шлейф сигаретного дыма, оставшийся от веселой компании, с которой они столкнулись в дверях, но он быстро растворяется в ночной свежести. На улице холодно, холоднее, чем было пару часов назад, и Чонгук немного жалеет, что потащил Тэ сюда — еще не хватало, чтобы тот заболел — но в клубе, под аккомпанемент битов, разрывающих голову басовыми «туц-туц», говорить и вовсе невозможно. Тэхен зябко ежится, стоя в одной лишь тонкой шелковой рубашке, и Чонгук, не раздумывая, тянет с плеч куртку, чтобы укутать его. Обнять и согреть своим теплом он не решается, хотя хочет. Очень. Тэхен проводит пальцами по гладкой черной коже и поднимает взгляд. — Ну и что это было? — Куртка. Он показательно вздыхает. — Мы с тобой в дураков уже почти месяц играем, может, пора на паузу поставить? Я о тебе и Соджун-хене. Что это была за сцена? — Отчитывать меня будешь за любимого хена? — вырывается изо рта прежде, чем Чонгук успевает подумать. — Может, он и предложение тебе за вечер сделать успел? Меня уже просветили, что он с «серьезными намерениями». — Кому-то и вечера хватит, а кому-то и нескольких месяцев мало, — откликается Тэхен, под корень срубая все чонгуково недовольство. Он уже не выглядит пьяным, а его голос звучит устало и почти надломленно; Чонгук сдувается, как воздушный шарик. Крыть нечем — намек кристально ясен. — Если это все, что ты хотел мне сказать, то я пойду, тут как бы не лето. — Тэ, подожди! — Чонгук цепляет чужое предплечье, хотя Тэхен даже не успел двинуться с места. — Ты ведь знаешь, о чем я хочу поговорить. Тэхен прислоняется спиной к стене и хлопает себя по карманам в поисках сигарет и зажигалки. — Если ты об организации и всяком таком, то можешь просто забить, мы с хенами со всем разберемся, — сигареты успешно находятся, Тэхен щелкает зажигалкой и прикуривает, глядя куда-то в пустынную даль переулка. — Я даже обещаю взять на себя твою маму. С ней, конечно, придется повозиться, но… Чонгук не знает, отчего ему больнее: то ли от наигранной легкости тона, сымитированной с искусством опытного актера, то ли от того, что даже сейчас Тэхен ограждает его от неприятностей и взваливает на свои плечи самую тяжесть, хотя вина их здесь — пополам. В груди щемит так, что трудно дышать. Тэхен говорит что-то еще, кажется, о финансовой части, мол, он вернет все вложенное Чонгуком, но слова доносятся приглушенно, словно сквозь вату. Чонгук и не особенно вслушивается, если честно — больше следит за движениями губ, чем за смыслом, и внимательно смотрит, впитывая в себя чужой образ. Высокий рост, широкий разворот плеч и узкие бедра, длинные музыкальные пальцы, идеальная осанка, правильные черты лица, полные губы, обхватывающие фильтр — Ким Тэхен соткан изо всех слабостей Чон Чонгука, начиная от не самого простого характера и заканчивая внешностью; тщательно подогнан кусок к куску, будто бы создан специально под него и для него. Чонгук помнит, как перехватило у него дыхание, когда еще будучи мальчишкой он увидел Тэхена впервые. Смешливый старшеклассник любезно помог первоклашке собрать рассыпавшиеся по коридору тетради, потрепал по голове и пожелал хорошего дня — еще тогда Чонгук подумал, что едва ли когда-нибудь встретит настолько же красивого человека. Прошло целых десять лет с тех пор, они оба выросли, а дыхание перехватывает точно так же. Тэхен слегка растрепан, в уголках глаз смазался черный карандаш, но эти мелочи его совсем не портят, скорее наоборот — придают некой трогательности. Чонгукова куртка смотрится на его плечах до жути органично и правильно, и тот не понимает: какого черта он вообще сомневался, когда должен благодарить всех богов за то, что этот потрясающий мужчина выбрал именно его. Захотел построить семью именно с ним. Счел его достойным того, чтобы идти вместе всю оставшуюся жизнь. Чонгук чувствует, как начинает щипать в глазах, и распирающие грудь чувства выливаются в одно короткое: — Я люблю тебя. Тэхен осекается и смотрит откровенно и беззащитно: — Что, прости? — Я люблю тебя. — Очень своевременное заявление, — хмыкает он, сильнее кутаясь в чонгукову куртку. — Я серьезно, Тэ, — тот делает шаг вперед и все-таки сгребает его в объятия. — Знаю, что по отношению к тебе вел себя, как последний обмудок на этой сраной планете, и знаю, что заставлял тебя страдать и переживать, но, пожалуйста, дай мне шанс. Пожалуйста. Он лезет в карман собственной куртки и, отстранившись, демонстрирует замершему Тэхену небольшую бархатную коробочку. А после опускается на одно колено. — Я очень сильно люблю тебя, Тэ. И очень хочу, чтобы ты стал моим мужем, — Чонгук щелкает крышкой, открывая вид на тонкое кольцо с бриллиантом. — Знаю, что должен был сделать это много раньше, но ведь лучше поздно, чем никогда, так? Тэхен, пожалуйста, выходи за меня. Он жадно вглядывается в тэхеново лицо, готовый к любой реакции вплоть до гневных обещаний затолкать это кольцо Чонгуку в зад, и не то чтобы он ждал криков радости и киношного хэппи энда со слезами и поцелуями, но… не происходит вообще ничего. Тэхен смотрит на него усталым взглядом, кажется даже, немного снисходительным, и Чонгук начинает чувствовать себя еще большим идиотом, чем до этого. — Тебе не нравится? — он поднимается с колена и, потянувшись вперед, извлекает из того же кармана еще две коробочки. — Смотри, я взял несколько на выбор, может, одно из этих? Вот это, по-моему, очень симпатичное… — Чонгук. Сердце пропускает удар. — Я не знаю, где ты сумел достать эти кольца, и это, конечно, очень мило, но ты правда думаешь, что мне нужны твои подачки? — Тэхен поджимает губы и сжимает кулаки. — Ты, блядь, издеваешься надо мной? Думаешь, что можно просто прийти, встать на одно колено, и все резко станет заебись? Все проблемы испарятся, как по волшебству? Мы не в гребаной сказке, Чонгук! — Тэ, я знаю, что сильно облажался и… — Да нихуя ты, блядь, не знаешь! — взрывается Тэхен, толкая его в грудь. Чонгук отшатывается назад. — Тэ… — Думаешь, мне по приколу было, как в жопу ужаленному, носиться и разбираться с этой свадьбой? Выбирать с твоей матерью ебаные шторы, на которые мне насрать, слушать всех этих организаторов, составлять списки гостей, потому что традиции и нельзя никого забыть? Часами, блядь, сидеть над этим чертовым меню — ты знал, что твой брат ненавидит мидии, тетушка Ли вкушает только традиционную кухню, а у дяди Чхве аллергия на рыбу? Я теперь знаю, потому что нам с Джин-хеном и Юнги-хеном, как придуркам, приходилось вызванивать их всех, а после согласовывать все это с ресторанами и пытаться уложиться в бюджет, — Тэхен говорит негромко, но его голос звенит от напряжения и долго сдерживаемой обиды. — Хены помогали мне, Чонгук, хены! Ты не представляешь, каково было смотреть им в глаза и врать, что кольцо я не ношу из принципа, а ты очень занят и не можешь нам помочь. Даже несмотря на то, что Сокджин-хен приезжал во время своего обеда, а у нас с Юнги-хеном горят сроки к камбэку новичков. Я не ванильная девочка, которая мечтает о пышной свадьбе, Чонгук. Я, блядь, мужик, мне эти скатерти и салфетки до фени. Но я делал все это — ради нас с тобой. Он переводит дыхание и продолжает; от каждого нового слова Чонгуку становится холоднее: — Дело даже не в том, насколько мне было тяжело. Я был бы не против взять на себя организацию, если бы только знал, что тебе не насрать. А тебе насрать, Чонгук. Ты сбегал всякий раз, когда я задавал вопросы по делу, кривился, будто сожрал лимон или сразу несколько, а когда я пытался выяснить, в чем дело, ты уходил от ответа и опять же сваливал куда подальше. Ты стал динамить мои звонки, задерживаться на работе допоздна, стал огрызаться и почти перестал со мной разговаривать. Я передумал кучу вещей, не зная, в чем виноват и что я сделал не так. Думал, что, может быть, обидел тебя ненароком, пока наконец не понял то, что нужно было понять давным-давно: вряд ли из предложения руки и сердца выйдет что-то путное, если тебе отвечают «ну, ок». Тэхен замолкает, его грудь тяжело вздымается, как после бега, а губы подрагивают. Сигарета в его руке давно потухла, истлев почти до фильтра. Чонгук со свистом вдыхает холодный ночной воздух. Его сердце сжимается от боли, принимая в себя откровение Тэхена, ощущая его боль как свою собственную. Себя хочется удавить. Он ведь даже подумать не мог, что покуда он занимается самокопанием и весело проводит время с Джиеном за кружечкой пива, Тэхен носится с организацией и сходит с ума от неизвестности. Потому что он, Чон Чонгук, бросил его одного там, где обещал быть рядом. — Мне не нужно кольцо, Гук, — говорит Тэхен негромко, справившись с эмоциями. — Мне нужен был ты. А тебя у меня не было. Так что забери это, пожалуйста, и давай все прекратим. К горлу подступает огромный комок. — Что ты имеешь в виду под «всем»? Тэхен поводит плечами: — Свадьбу, нас — все. В отношениях всегда виноваты двое; я не знаю, в чем причина, наверное, я где-то передавил и был излишне настойчив. И я очень ценю то, что ты решил сделать мне приятное и сказал о любви. Даже вон кольца купил, — он невесело хмыкает. — Но я не хочу, чтобы человек, с которым я планирую создать семью, шел на это из мнимого чувства долга. Да, мы давно вместе, но если ты не готов или не хочешь — это нормально, и я не обижаюсь. Тащить под венец насильно не в моем стиле. Так что давай отменим свадьбу и немного отдохнем друг от друга, возьмем тайм… — Только не тайм-аут! — голос позорно дает петуха, но Чонгуку абсолютно плевать. У него глаза на мокром месте и ощущение, что он проебался так, как еще никогда в своей жизни. Он быстро распихивает коробочки по карманам, шагает к Тэхену вплотную и крепко прижимает его к себе: — Только не тайм-аут, Тэ, я не выдержу это снова. Я не выдержу без тебя. — Чонгук, пожалуйста… — Прости меня, я такой кретин, я даже не осознавал, сколько боли тебе причинил, я бы сам себя придушил сейчас, — выпаливает он пулеметной очередью. — То, что я наговорил, было не для того, чтобы тебя обвинить, я лишь хотел… — Только не говори, что не винишь меня. Потому что ты должен. Потому что я, блядь, редкостный мудак и трус. Еще худший, чем я сам думал. Я даже подумать не мог, что заставляю тебя так сильно страдать, пока варюсь в своих сомнениях и рассуждаю о жизни. Ты так устал, готовя торжество и не видя от меня никакой отдачи, и я понимаю, почему ты хочешь все отменить, но, пожалуйста, выслушай и меня. Это не тот рассказ, который сможет меня оправдать, но я расскажу тебе все, обещаю. Хочешь? — Хочу. И Чонгук рассказывает. Сбивчиво, неаккуратно, то и дело запинаясь и путаясь в словах, прерывая себя, чтобы вдохнуть родной запах тэхеновых волос, смешанный с табаком. Рассказывает обо всем, что тревожило: о своих сомнениях, о Джиене, об их встречах после работы — прямо, без утайки. Как бы ему ни хотелось нарисовать себя в более выгодном свете, чтобы Тэхен смог довериться ему снова, он не может лукавить. Тэхен должен знать все, даже то, что хотелось бы скрыть; должен понимать, что Чонгук полностью открыт перед ним. Нараспашку. — Значит, с «работой» я все-таки оказался прав, — тихонько вздыхает Тэхен, отворачиваясь. — Ты можешь не верить мне, но мы просто разговаривали, — заверяет его Чонгук. — Все, что между нами было — сегодняшний поцелуй, и тот произошел против моей воли. — О-о-о, еще и поцелуй. Какая прелесть. — Я не хотел этого. Думал раньше из любопытства, но всерьез — никогда, — он отстраняется и выуживает из кармана куртки телефон. — Ты единственный, кого я действительно хочу целовать. — Меня ты впервые тоже поцеловал из любопытства, — парирует Тэхен. — На пьянке у Намджун-хена на первом курсе, не помнишь? Чонгук поднимает на него взгляд от экрана. — Кто сказал, что это было из любопытства? — В смысле? — В прямом, — Чонгук совсем не переживает оттого, что выдает сейчас свою самую большую тайну. — Ты же знаешь мою алконорму. Неужели думаешь, что меня настолько развезло бы с полбокала пива, что я бы вдруг совершенно внезапно захотел тебя поцеловать? Ну, серьезно. — То есть ты тогда… — Не был пьян. Тэхен выглядит ошарашенным, и Чонгук едва сдерживается, чтоб не прыснуть. Кажется, он и правда не знал; черт, и почему это кажется таким милым? — Я на тебя слюни еще со школы пускал, все напрашивался к Джин-хену в тусовку, потому что знал, что ты будешь там, — любезно открывает он еще один свой секрет. — В голове не укладывается… да что ты делаешь в этом телефоне?! — Я уже все. К слову, с тех пор ничего не изменилось, — в динамике раздаются гудки, а после недоуменное «Чонгук-ши?»; Чонгук нажимает на кнопку громкой связи и чмокает Тэхена в нос. — Джиен-ши, я не отниму много времени. — Неужели ты все-таки одумался и решил встать на путь истинный? Или твой любимый жених тебя послал, хах? — Хотел уточнить кое-что. — Слушаю тебя. — Первое: ты помнишь, сколько раз целовал меня? — Что за дебильный вопрос? Один! Или — оу — хочешь больше? Решил, наконец, сделать это сам? Чонгук смотрит в глаза растерянному Тэхену, который одними губами спрашивает: «какого хрена ты творишь?» — И второе: напомни мне, что я сказал тебе перед тем, как мы расстались сегодня? — Ты про то, что любишь своего женишка больше жизни и все такое? — Джиен хмыкает. — Не помню, чушь какую-то нес. Что-то типа «Тэхен — моя свобода, другая мне не нужна» или типа того. Хрень какую-то. А что? — Большое спасибо, Джиен-ши, ты мне очень помог. Спокойной ночи. — Споко… что? Эй, Чон… — Чонгук завершает вызов и убирает телефон обратно в карман, не забыв при этом задержать ладонь на чужом боку. — «Тэхен — моя свобода», серьезно? — Тэхен вздергивает бровь. — Ты что, дебил? — Разве не поэтично? — Блядь, ты… айщь, — он трет лоб ладонью, — поверить не могу, что ты позвонил своему… своему… — Тонсену, — подсказывает Чонгук. — Своему тонсену, чтобы спросить это! — Это то, что я сказал ему перед тем, как отправиться сюда к тебе. Я знаю, моим словам было бы трудно поверить, поэтому решил, что лучше ты сам все услышишь. На самом деле, я удивлен, что он не послал меня сразу, — признается Чонгук. — Я не был с ним вежлив после того поцелуя. — Не напоминай мне об этом, пожалуйста, иначе я заставлю тебя вымыть рот с мылом. — Все, что угодно, для любви всей моей жизни. — У тебя еще хватает наглости флиртовать со мной? Чон Чонгук, ты бессмертный или просто не очень умный? — Скорее, очень не умный, — вздыхает Чонгук и, протянув руку, снова лезет во внутренний карман куртки, на этот раз ради разнообразия пришитый с другой стороны. — Я сейчас решу, что ты надел на меня куртку только затем, чтобы так ненавязчиво полапать, — тянет Тэхен, скрестив руки на груди. — Ты меня раскусил, — хмыкает Чонгук, но тут же серьезнеет, являя на свет еще одну бархатную коробочку; последнюю, что у него есть. — Это кольцо я купил после нашего тайм-аута, потому что понял, что очень хочу, чтобы ты стал моим навсегда. Оно не очень помпезное, потому что денег у меня тогда было не много, но в твоем стиле. Я думал, что потерял его с концами, когда мы переезжали, но сегодня вот вспомнил, куда его засунул, и, к счастью, нашел. — Чонгук… — Ты наверное не помнишь уже, но в то утро, когда мы впервые проснулись вместе после тайм-аута, ты сказал мне, что мы справимся со всем, покуда любим друг друга. Что как бы тяжело нам ни было, пока… — Пока ты любишь меня, а я люблю тебя, все можно наладить, — заканчивает за него Тэхен. — Я помню. — Ты до сих пор так думаешь? — Я… — Я люблю тебя, — Чонгук несмело касается его щеки тыльной стороной ладони. — А ты? Любишь меня, Тэ? Тэхен со свистом вдыхает в себя воздух и кусает губы. Чонгуку кажется, что внутри него идет, по меньшей мере, ядерная война, и прямо сейчас он не решится сказать, какая из сторон выигрывает. Проходят долгие, долгие минуты, прежде чем, наконец, Тэхен усмехается и поднимает взгляд. — Я бы хотел ответить «нет», но нам уже не пятнадцать. Глупо воротить нос, только чтобы тебя помучить, — он цокает языком. — Да, я люблю тебя, хоть ты и дебил последний. И я тоже дебил, потому что люблю тебя, дебила. — Это самое романтичное признание в любви, которое я слышал, — Чонгуку кажется, что вздох облегчения, который вырвался из его груди, можно было услышать даже на Марсе. — Так что… Ким Тэхен, ты выйдешь за меня? — То, что я тебя люблю, не значит, что моя обида просто так прошла. Мне нужно подумать. Чонгук закрывает коробочку и, вложив ее в тэхенову руку, коротко целует его в губы. — У тебя есть время до завтра, успеешь? — Успею. И, возможно, брошу тебя прямо у алтаря, — говорит Тэхен и в противовес словам привлекает Чонгука к себе. Они стоят, обнявшись, некоторое время и греются теплом друг друга, покуда Чонгук не произносит: — Знаешь, о чем я думаю? — О том, что у тебя дико отмерзла задница? — О том, что ты чертовски сексуальный сегодня. Особенно, в моей куртке. А что, ты замерз? Тэхен смотрит долгим взглядом из-под ресниц, в котором мягкая нежность мешается со вспыхнувшими задорными огоньками. — Согрей меня. Сердце ускоряет ритм. Чонгук счастливо улыбается: — Обязательно.***
Чонгук просыпается не только от бьющего в глаза солнечного света, но и от тяжести чужой руки на своем боку. Полузабытое, но родное ощущение, такое правильное, что хочется плакать. Впрочем, кажется, он вчера и плакал. — Тэ, — тихонько зовет он. — Ты спишь? — Ммм… — сонно мычит Тэхен, нехотя разлепляя глаза. — Чего тебе, чудовище? У Чонгука от нежности щемит сердце. Он разворачивается и сгребает Тэхена в медвежьи объятия, покуда тот не начинает хрипеть и лупить его по рукам. — Ты уже решил меня задушить? Боже, Чонгук, отвали, я вдохнуть не могу, — Чонгук по-детски мотает головой, утыкаясь носом в чувствительное местечко между плечом и шеей. — Ну, чего ты? М? — Я так сильно люблю тебя. Так, что больно становится. Не представляю, как я мог почти потерять тебя… боже, я такой дурак. — Зато мой. — Только твой. Тэхен нежно гладит его по волосам, пропуская между пальцами темные пряди и слегка массируя кожу. — Мы с тобой те еще придурки, Куки, но пока ты любишь меня, а я люблю тебя, все можно наладить. Абсолютно все. Мы справимся со всем, пока вместе. — Вместе через шторм, да? — Это ты Бибера опять цитируешь? — Чонгук так и видит, как Тэхен закатывает глаза. — Да. Через шторм и дальше, пока не сдохнем и наши трупы не сожгут. Интересно, если прах перемешать… — Если бы где-то выдавали премию за романтику, я бы точно отдал ее не тебе. — Ой, завались. Зато премия за порчу романтического момента точно моя, — фыркает Тэ. — И ты все равно меня любишь, сам сказал. — Ты такой болтливый с утра, можно я тебя заткну? — Вечно только обещаешь, — Тэхен целует сам, медленно и чувственно, вкладывая в этот утренний и ленивый поцелуй всю свою любовь. Чонгук откровенно млеет под этой лаской, раскрываясь навстречу, и с сожалением отстраняется, лишь когда губы начинают неметь. Он трется носом о тэхенову щеку, касается губами нежной кожи и улыбается до неприличия счастливо. На душе тепло и спокойно впервые за долгие дни, и, черт побери, жизнь прекрасна. Тэхен сонно щурит глаза и, нащупав под одеялом чонгукову руку, крепко сплетает их пальцы. Чонгук вытаскивает сцепленные ладони наверх, поднимает ближе к глазам и под ворчание Тэ о том, что ему холодно и вообще верни, где было, с упоением смотрит, как в солнечных лучах на безымянных пальцах переливаются искрами тонкие золотые кольца. Любви, как у нас, больше нет Вместе переживем ураган.