Очень долгая зима

В школе мы не палимся. Не здороваемся, не говорим и даже не смотрим друг на друга. То есть я себе иногда позволяю посверлить его затылок влюблённо-ненавидящим взглядом, так как сижу на последней парте, или написать сообщение в разгар учебного дня, но Тимур — образец выдержки и контроля — как правило, не видит меня в упор, даже если смотрит в мою сторону. Мы как Ромео и Ромео из разных кланов, и Игорь Александрович, наш мудрый экс-учитель истории, был прав: ничего романтичного в этом нет. Паранойя и бдительность окружающих сильнее любви, кастовое деление обычного школьного класса сильнее здравого смысла, а гомофобия и страх стать изгоем сильнее похоти и влечения. Тимур игнорирует меня так убедительно, что я ему верю. Долгими зимними вечерами включаю любимый Игорем метал, смотрю наши старые фотки — дрочу и плачу, плачу и дрочу. И сам не разбираю, это ноет сердце от любви или яйца от недоебита. Даже завёл себе ещё одно недостойное хобби: снимать себя в компрометирующих позах и выкладывать в соответствующих группах вк. Как раз этим вечером я тем и занят. Выбритый и подмытый, корячусь перед вебкамерой, надрачивая и засовывая в себя различные продолговатые предметы. Полный зашквар, я знаю, но мне не хватает любви и внимания. Всё началось со скайпа, Игоря и Тимура, а закончилось анонимными извращенцами вк, которые переводят мне деньги на электронный кошелёк. Предсказание Игоря про проституцию сбылось, но в этом виноваты не наркотики, а банальное одиночество. Сегодня после уроков я назначил Тимуру свидание в туалете, но там толклось столько народу, что пришлось ограничиться притворным мочеиспусканием — мне даже поссать рядом с ним не удалось из-за непроходящей эрекции. При этом Тимур не спросил меня об Анжелке, а я не спросил его о Катюхе. Вообще, это неважно, но когда сперма застаивается в яйцах, я начинаю зацикливаться и пугаться. А испуганный Мазин становится зашкварным Мразиным. «Ну ты мразь», — вспоминаю восхищенно-презрительное выражение лица Тимура, закрываю глаза и пошло стону на камеру, скользя пальцами по хлюпающей смазке на члене. Этому тоже меня научил Игорь Александрович: чем больше, тем лучше, пусть хлюпает. Представляю наш класс. Кого бы выбрать? Тимур не смотрит, не фотографирует, делает вид, что меня нет, разговаривает с приятелями. Никто из класса и учителей мне не нравится, поэтому останавливаюсь на чистой абстракции с большим членом и красивыми яйцами. Абстракция без прелюдий сдёргивает с меня брюки, нагибает на парту и засаживает по самые гланды. Съёмка в реальном времени, поэтому мне сыпятся сообщения. Комп пиликает, не прекращая, что несколько отвлекает от красочной фантазии, но я надеюсь, что где-то там, среди анонимов с тупыми никами, есть и Тимур, которому я-таки решился кинуть ссылку, так что мне хорошо. Стыдно — только самую малость. Это подогревает фантазию: нужно только одеть в подходящую обёртку то, что происходит на самом деле. Тимур же любит порно, любит смотреть, как трахают его парня. Абстракция придавливает мощной пятернёй мою голову к парте, я держусь за её края и собираюсь кончить без помощи рук. Замечаю, что мой невидимый голубой друг в трениках и туфлях — кажется, меня трахает какой-то абстрактный гопник. Наконец, я вижу лицо Тимура — оно сложное, пиздец, но главное, в нем читается то самое выражение, по которому я скучал: раздражение, бешенство и желание — я кончаю себе в руку, прогибаясь в спине. Надеюсь он видел это, сука. Видел сальные комменты всех этих дрочил, что палят мое видео в сети. Я смотрю в камеру, посылаю своим фанам воздушный поцелуй и вырубаю видео. Валюсь на диван и понимаю, что я совсем отбитый, раз занимаюсь подобной хуйнёй. Через телефон проверяю электронный кошелёк. Игорь Александрович, дождитесь меня, осталось совсем немного, только пережить эту зиму, а там уж весна, цветочки, пробуждение природы, пестики-тычинки. Тычинки-тычинки. Только для начала надо купить что-нибудь приличное для дрочки. «Продолговатые предметы» — это, конечно, кинково, но слишком неудобно. Стягиваю склизкий презик с ручки маминой расчески. Хуйня полная, никакой гибкости. На следующий день, проспав пару первых уроков, взбегаю по лестнице, полный надежд и чаяний. Меня кто-то хватает за рюкзак, не давая обернуться, тащит по ступенькам в служебный цокольный этаж и пихает в какой-то шкаф, полный веников и вёдер. Я чуть было не решаю, что это Шахта, решивший отомстить за свой позор, но быстро соображаю, что это Тимур. Мне не нужно его видеть, чтобы почувствовать. На Шахту у меня бы не встал, даже будь я трижды пидорасом со спермотоксикозом. Над нами задорный говор школоло, спешащих перебежать из класса в класс, а я ещё не оправился от испуга, так что мое сердце стучит так же громко, как их топот. Затылком чую, как дышит Тимур. Он близко, очень близко. Толкает меня в стену, так что я почти падаю на грёбаные вёдра, оглядывается назад и прикрывает за собой дверь. Кажется, он самую малость рассержен. — Какого хуя? — задаёт Тимур свой любимый риторический вопрос, пока я пытаюсь развернутся в этом маленьком закутке и не поднять шум, равный атомную взрыву. — Что? — Какого хуя ты творишь, дебил? — у него очень странное выражение лица, которое я не могу прочитать. — Нахуя так палишься? Порно реал-тайм? Совсем идиот? — Ты заебал меня со своей конспирацией, — говорю я и держусь за его плечи. — Я трахаться хочу. Тимур смотрит на меня долгим и очень тяжелым взглядом. — А я, по-твоему, нет? — наконец изрекает он. — Но для этого тебе нужно быть живым. — Да ладно, никто не узнает, — отмахиваюсь я и спрашиваю: — Тебе понравилось? — Так себе, — отвечает Тимур. — Да ну? — обижаюсь я. Тимур тянет меня к себе и целует взасос. Прежде чем я успеваю что-то понять, я уже трусь об него всем телом, цепляюсь пальцами за его затылок и гремлю вёдрами, случайно пиная их в попытке не то залезть на Тимура, не то просто обхватить его бёдра ногами. Он матерится на грохот, но не прерывает поцелуй, дышит прямо мне в рот, двигает языком, таким мягким, слюнявым и упругим. Рядом разговоры, смех — сердце стучит тревожно и сладко: нас могут спалить в любой момент, а я тянусь к ширинке Тимура. Бля, я становлюсь адреналиновым наркоманом! — Хочу отсосать, можно? — шепчу я в его губы. — Пожалуйста. Тимур колеблется. По его дыханию, биению сердца и стояку, понимаю, что он в миллиметре от того, чтобы уступить искушению. Что-то мычит, борясь с собой, и мнёт мою жопу, прижимая меня к себе, чтобы дать себе ещё пару мгновений на раздумья. А я уже запускаю ладонь ему в штаны (благо что у нас намечается физ-ра). — Я очень хочу, — уговариваю я стойкого оловянного Тимура. Он испускает вздох отчаяния, его железная воля даёт слабину. Боже, я восхищаюсь его выдержкой. — М-м-м… Ты посмотри какая нямка, — я оттягиваю резинку штанов вместе с трусами и заглядываю внутрь. Судьба Тимура в моей ладони. Я поглаживаю её нежно-нежно. Тимур усмехается и велит мне заткнуться. Я уже почти сажусь на ведро, чтобы приступить к делу, как вдруг каким-то шестым чувством улавливаю опасность. Пугаюсь и подскакиваю, но вместо того, чтобы встать прямо, запинаюсь и падаю, сшибая швабры и веники. Этот грохот даёт нам несколько секунд. Тимур стоит спиной к открытой двери и Шахте, смотрит на меня. Я воочию вижу, как его лицо каменеет. Моя душа уходит в пятки, как будто это я виноват, что нас спалили. Впрочем, наверное, я и виноват. — И чо у нас тут? Съезд пидарков с района? — гнусаво тянет Шахта и смеётся, прокатывая звук между давно нечищенных зубов. Тимур поворачивается к нему вполоборота, Шахта узнает его и меняется в лице. — Опа, Тимур… А ты чо тут забыл, с этим? Проучить типа решил, да? Да и прально, чо! Совсем страх потерял, гнида… Видел, как он Анжелку обработал? Гиена мерзко и подобострастно хихикает, а я сижу на перевёрнутых вёдрах и на всякий случай закрываю лицо руками, понимая, что Шахта не оставил Тимуру иного выхода, кроме как меня отпиздить. Давай, урод бритый, гомофоб недоделанный, я потерплю.