Очень долгая зима

— Пусть поест, Лёша, — Игорь ловит руку Тимура и влечёт его к себе, — удивительно, что он вообще на ногах держится. В такси почти засыпал. Да и успеете ещё. Иди сюда. Сам-то не голоден? Я гляжу, как Лёша с довольной физиономией перетекает из моих рук в лапы Игоря. Блин, в большой семье еблом не щёлкай. «Успеете ещё» — как ножом по сердцу. Когда мы, блядь, успеем, если завтра возвращаться в грёбаный асексуальный ад? Так что я передумываю: — Потом поем, — цепляю Тимура на полпути и засасываю по самые гланды. Он сначала удивляется, но потом начинает отвечать. Держит мое лицо, гладит пальцами. Я отрываюсь от его губ, смотрю в глаза и взволнованно облизываю губы. — Я хочу вас обоих, как на той гифке, что я вам присылал. За моей спиной стонет Игорь. Не в смысле удовольствия, а, скорее, хватаясь за голову. Это в нём стонет его благоразумие. — Ну, пиздец, я знал, что это добром не кончится. Запретите этому ребенку Интернет, не то он в следующий раз фистинг потребует. И потребую, чего такого-то? — Какой гифке? — тупит Тимур, но до него доходит. — А-а-а, той гифке… — Ну охуенно же, чо вы? Я хочу так, чтобы… ну не знаю, чтобы надолго запомнить. — А ты сможешь? — спрашивает Тимур заинтересованно. Я киваю, как можно более уверенно. Ваще-то это как девственности во второй раз лишиться — палево, но будоражит воображение. Я поворачиваюсь к Игорю. — Тебе понравилось с пальцами, нехуй тут теперь заботу разыгрывать. Лицо у Игоря при этом сложное, пиздец, но я сразу понимаю: моё предложение нихуя для него не неожиданность. Так же как в тот памятный вечер, когда я отсосал ему в школе после уроков, он колеблется между правильным и желаемым, и я знаю, чтó победит. Коварно улыбаюсь, обнимая одной рукой Лёшу, второй тянусь к паху Игоря. Сквозь ткань треников чувствую нехилый стояк, ну да, куда бы он упал при таком раскладе. Моя ты прелесть… Знал бы, как я тут волнуюсь. — На хую ты вертел моё мнение, да? — вздыхает Игорь, пока я поглаживаю его через штаны. Можно подумать, без его участия у нас что-нибудь получилось бы, но, так и быть, беру всю ответственность на себя. Наш благоразумный взрослый нуждается в лазейках. Он облизывает губы, подаётся мне навстречу, накрывая ладонью мою руку и заставляя сжать пальцы. — Ты же скажешь, если будет больно? — Конечно. Игорь встаёт, и мы с Лёшей одновременно тянемся к нему открытыми ртами, как птенцы за кормом. Удивительно, каким послушным становится рядом с ним Тимур. — Я же не жертва домашнего насилия, чтобы терпеть и плакать, — договариваю я. — А вот хуй тебя знает, Даня. Игорь подталкивает нас к дивану, а сам садится на табуретку. Тимур, ни слова ни говоря, вынимает из заднего кармана джинсов айфон и протягивает ему. Стаскивает с себя футболку, расстёгивает ремень и ширинку, так же молча оглядывается на Игоря, чтобы выбрать для него лучший обзор. С видом скучающего профи вытаскивает и подрачивает член. И тычется им мне в губы. Для человека, который только что переживал о моем самочувствии, у Игоря слишком заинтересованный взгляд. Я машинально облизываю головку Лёшиного члена, растерянно смотрю в камеру, и до меня-таки доходит, что мы снимаем порно. Херасе переход: Даня, то, Даня, сё, Даня, покушай, Даня, не обляпайся — и херак хуй тебе в рот. Прихожу в себя, принимаю соблазнительную позу, а ля голый и смущённый твинк, кидаю взгляд на камеру и застенчиво посасываю Лёшин член. — Да, детка, — говорит Тимур и давит мне на затылок, чтобы я взял глубже. — Ну же, не стесняйся. Игорь начинает ржать. — Даня, посмотри в камеру. Да так… Бля, какая лапа… Синяк под глазом придаёт тебе непиздецкого очарования, — увеличивает пальцами изображение и запускает руку в штаны. — Суки, — говорю я. — Беспокоятся они обо мне, как же. Вместо ответа Тимур ласково треплет меня по голове и недвусмысленно проводит по лицу хуем. Не то чтобы я возражал, но чувствую, затрахают они меня до полусмерти — с таким-то разгоном. Беру дело в свои руки, точнее руку — отодвигаю крайнюю плоть, касаюсь кончиком языка обнажённой уретры. Тимур урчит, как тюлень, гладит по волосам. Я знаю, что он чувствует и стараюсь сделать ещё приятнее, эмпатия — преимущество однополого секса. Он садится на кровать, а я встаю сбоку от него на четвереньки. За последние полгода я чертовски поднаторел в позировании. Пока я сосу и причмокиваю, размазывая слюну и естественную смазку по его члену, Тимур пропускает под моим животом руку. Мне пиздато — вяло, жарко, даже как-то лениво. Я вымотан, но похуй, остановиться я уже не могу. Не хочу. Пусть меня отымеют по полной программе. Я подвигаюсь ближе к Тимуру, чтобы ему не приходилось сильно тянуться, ложусь на бок, подставляя себя его руке и камере Игоря — у того такое прикольное выражение лица. Поднимаю колено, облизываю пальцы и вставляю их себе в зад. Внутри ещё скользко от лубриканта и спермы Игоря. Закрываю глаза, чтобы лучше прочувствовать момент, Тимур меня гладит по ляжкам и будто желая убедиться, что там хватит места, присовокупляет к моим пальцам свои. По моему телу пробегает волна, он, сука, знает, куда давить. Лёша заставляет меня перевернуться на спину, встаёт на диван коленями над моим лицом. Может, тоже ему в зад засадить? Когда ещё представится такая возможность? Главный принцип симпатической магии: «то, что сверху подобно тому, что снизу» или делай то, что хотел бы получить от другого. В лицо «ненавязчиво» тычется хуй, который я обхватываю губами, чувствуя тоже самое в собственном паху, выгибаюсь и толкаюсь Тимуру в рот, пока он проводит пальцевое ректальное исследование. Я обвожу большим пальцем его анус, мне не хватает смазки, поэтому я поглаживаю и нажимая совсем чуть-чуть. Выпускаю его член изо рта, чтобы добавить слюны. К моему удивлению, Лёша терпит. Я чувствую его напряжение, но, кажется, ему и самому любопытно. Наверное, утешает себя тем, что трахать его никто сегодня не собирается. — Хуй знает, как вам удается творить такую хуйню и выглядеть при этом, как экспериментирующие первоклассники, — говорит Игорь где-то совсем рядом. Совсем забыл, что нас снимают. Откидываюсь на одеяло, весь такой вспотевший и раскрасневшийся, смотрю в камеру и дышу открытым ртом. Если бы Игорь меня до этого не трахнул, чёрта с два я бы сейчас тут выёбывался. — Учиться никогда не поздно, Игорь Александрович, — говорю я. Тимур где-то там ржёт. Разводит мои ноги ещё шире, подтягивает к себе, мимоходом затягивает губами мошонку и вдруг касается языком моего без того растраханного ануса. От неожиданности меня аж подбрасывает, я, хуй знает, от ощущения или самого факта, что Тимур — даже не Игорь! Тимур, блядь, гопота и непидор! — решил сделать мне римминг. Игорь наклоняется сверху и целует меня в губы. — Расслабься, сладкий, — говорит он, хотя я уже растекаюсь в их руках сметаной. — Ну чо ты как девственник. Меня так перекрывает, что я даже не считаю нужным съехидничать в ответ. Тимур переворачивается на спину, я, не без помощи Игоря, встаю над ним на коленях и направляю его член в себя. На упомянутой мной гифке было не так, но хуй с ней, с этой гифкой, мы не такие акробаты. Медленно опускаюсь и перехожу на другой уровень осознания бытия. Между нами хлюпают литры лубриканта, Тимур смотрит на меня, накрыв языком верхнюю губу, тёмным сосредоточенным взглядом, а я двигаюсь медленно и сильно, до конца, насаживаюсь до самых яиц, заставляя его поднимать бёдра мне навстречу. Я ещё волнуюсь от того, что задумал, но это волнение где-то глубоко внутри, на первом месте — поступательные движения и глазок уставившейся на меня камеры. Привлекаю к себе Игоря, целую его, не прекращая фрикций, а затем ложусь животом на Тимура. Чувствую его сердцебиение и быстрое глубокое дыхание. Мне и самому тревожно. Лёша тянется ко мне языком, поддерживает за ягодицы, пока Игорь наклоняется над нами и скользит внутрь пальцами. Тимур чувствует его, так же как и я, стонет мне в губы и осторожно двигается, трётся о них, а я просто замираю, прислушиваюсь к ощущениям и пытаюсь максимально расслабиться. Игорь выливает на член смазку, распределяет, вытаскивает из меня пальцы — краткое ощущение пустоты, нехватки (я на миг пугаюсь, что после этого мне будет мало одного) — и медленно, тесно, натужно входит. Я забываю, как дышать, просто хватаю ртом воздух и почти отключаюсь. Игорь наклоняется ко мне, облизывает ушную раковину и спрашивает: — Как ты, сладкий? А сладкого таращит. Я, хуй знает, что чувствую, но точно не боль. Не то, меня сейчас разорвёт, не то обкончаюсь от счастья, а, скорее всего, и то, и другое одновременно. Даже член мой прихуел от такого. — А-а… бля… — это всё, на что меня хватает. Я тянусь к своему другу, сжимаю его в кулаке и упираюсь лбом в плечо Тимура. — Бля… Тимур, который видит мое лицо, отвечает за меня: — Хорошо ему, — и делает толчок. Мы охуеваем все втроём, но это кажется куда более естественным, чем отсутствие всякого движения. Игорь перехватывает инициативу, член Тимура давит на простату, и у меня из глаз сыпятся искры. Пиздец, им придётся завтра нести меня до автобуса и до дома. Одной ладонью упираюсь в Лёшину грудь — на большее я не способен, нихуя себя не контролирую, открыв рот, мычу нечленораздельные звуки и пускаю на него слюни. Тимур смотрит на меня, иногда делает движение навстречу и гладит, гладит. Игорь тоже — время от времени, когда я начинаю осознавать происходящее, я чувствую его прикосновения. Я будто проваливаюсь в сон, только очень странный, где меня дрючат сразу два члена. Как и в случае с риммингом, я не могу понять, отчего меня так тащит — от ощущений или факта сбывшихся фантазий. — Бля… я так… не кончу, — шепчу я и сжимаю свой член. Не дрочу, просто сжимаю пальцами, будто забыв как это делается. Игорь выходит, я ощущаю пустоту и чуть-чуть облегчение — к большим подвигам я, кажется, сегодня не готов. Сажусь на Тимуре прямо, Игорь разворачивает к себе мое охуевшее лицо, отлепляет от него чёлку и целует в губы. Я пытаюсь двигаться, но у меня не получается, так что Тимур переворачивает меня на спину. Смотрит на Игоря, будто о чем-то спрашивая, но я хватаю его за руку. Хули они тут задумали? — Всё норм… Давай, трахай… — и развожу ноги в стороны. Игорь встает рядом на четвереньки, отцепляет мою руку от члена, которую я там забыл, и берёт его в рот. Они трахают меня медленно и осторожно, будто больного, это и странно, и смешно, но я и правда чувствую себя чутка измочаленным. Запускаю пальцы в волосы Игоря и инстинктивно выгибаюсь навстречу им обоим. Зажимаюсь, и Лёша забивает на щепетильность, вколачивается сильно и грубо, приближая меня к оргазму. Игорь дрочит мне и себе, на коленях подбирается к моей голове и кончает мне на лицо. Я прихожу в себя не сразу. После оргазма я, похоже, всё-таки ненадолго отключился, потому что очухиваюсь от того, что меня тормошат сразу с двух сторон. И первое, что чувствую, это сперму на языке. Облизываю губы, стираю пальцем с лица лишние жидкости и смотрю поочередно на Тимура и Игоря. Как бывает после особенно удавшейся вечеринки, выглядят они виновато и как-то выжидательно, будто я должен открыть им какую-то нелицеприятную правду о том, что они вчера — то есть только что — творили. — М-м-м… не хочу двигаться, — говорю я и сладко потягиваюсь. — Классно было, как-нибудь повторим. Лица этих двух дебилов преображаются, они успокаиваются. — Только не часто, — говорит Игорь менторским тоном, и падает справа от меня. — Организм, Даня, не только для секса нужен. — Да всё норм, не парься, я ж всё погуглил. Знаете этот сайт с двумя ебущимися единорогами? Там всё расписано, — глаза у меня слипаются, так что я их закрываю. Ща полежу чуть-чуть и можно отмываться… — Ну, я не против, было прикольно, — говорит Тимур, бесчувственная скотина, перегибается через меня и шарит рукой по дивану, там, где Игорь, должно быть, бросил телефон. — Дай посмотреть, что наснимал. Они переговариваются, над чем-то вместе смеются, и вроде бы я даже умудряюсь им отвечать, но меня вырубает так основательно, что я не могу толком проснуться, даже когда меня чем-то вытирают и запихивают под одеяло. Последнее, что я осознаю (и то не уверен, что это происходит наяву, а не во сне), это слова Игоря: «Вот это, Лёша, и значит „заебаться“» — и долго думаю о том, что большая часть русских матов не могут меня оскорбить, потому что на деле означают нечто очень приятное или просто неприкрытую правду жизни.