Очень долгая зима

Заканчивается плэйлист, замолкает музыка. Особо не стремаясь, стою перед окном одной ногой на стуле и курю сигарету из заныканной Анжелкой пачки в раскрытую форточку, жру поплывший сыр и запиваю вином, пока мой хуй трётся о подкладку юбки. Мне приходится его приласкать, потому что Тимур явно не торопится. Выхожу в зал, чтобы посмотреть, что там с музыкой, слоняюсь по чужой квартире домушником-эксгибиционистом, отчего меня нехило так тащит — в голове сплошная пошлятина, чувствую себя собачкой, которой так не терпится поебаться, что она готова трахнуть диван. Возвращаюсь за вином, решаю, что бокал мне больше не нужен, и бухаю с горла. Где, блядь, носит этого урода? Пялюсь на себя в зеркало, проливаю на себя, размазываю по груди, рад бы и полизать, но дотянуться не могу. Ебучий Тимур. Был бы я гимнаст, он, может, мне бы даже не понадобился. В кино я как-то видел, как мужик трахает сам себя в зад. Несмотря на то, что это был фильм ужасов, мужику явно вкатило: урчал как долбаный тюлень — я проникся. Можно сказать, теперь это моя ебанутая мечта. Иду в зал, поближе к входной двери, разваливаюсь на диване и фантазирую на тему неожиданного возвращения красивого Анжелкиного папы, когда реально раздается звонок. От всей херни меня так дико плющит, что я даже не задумываюсь над тем, что Тимур может не оценить мой прикид — куда он, сука, денется. Сначала подглядываю в глазок, намереваясь если что спрятаться, но вижу там всё-таки Лёшу. Долго туплю с замком, наконец, сращиваю, как он открывается, и распахиваю дверь. Смотреть на него я стесняюсь, так что прислоняюсь спиной к стене напротив вешалки, руки сами тянутся под юбку. Упираюсь в холодную стену тёплым задом, задираю подол, типа, — опа, что у нас тут? — сжимаю пальцами головку, размазывая по ней предэякулят, и стону от своего же представления. Боже, я такой секси. Рожу Тимура надо видеть — если он и хотел вначале заржать и сказать какую-нибудь херню, то явно передумал. — Ох ты, нихуя себе, — говорит он, шагает ко мне, как был в куртке-шапке, и прижимается пахом к моему. Елозит холодной, грубой тканью оттопыренной ширинки и тискает мою жопу. Мне немного больно из-за ледяной ткани его брюк, но ещё — мне хорошо. Мы целуемся взасос, пока я висну на Тимуре и пытаюсь трахать его бедро, как та самая собачка. — Блядь, подожди, мне раздеться надо. Её родаки точно не вернутся? — Вроде нет, — говорю я, помогая Тимуру снять куртку и кинуть её на пол. — Ты чо бухой? Сам напялил? — он всё-таки ржёт. — Забухаешь, пока тебя дождешься. Ты что-то нихуя не торопился, — бурчу я. Тимур мнётся и хмыкает: — Дела были. Что-нибудь осталось? В смысле бухло. С-сука, а если бы это не я пришёл? — перебивает он сам себя. — Ну так я в глазок посмотрел, не дебил, — я падаю на диван, руки по швам, колени врозь. — Хотя мне было уже похуй, кто там, отдался бы любому, ёпта. — Шалава, — тянет Лёша с моей любимой пренебрежительной интонацией и ухмыляется. — Сучка течная. Берёт бутылку, глушит дорогущее вино, как какое-нибудь дешманское пойло (быдло, хули), не отводя от меня взгляда. — Сними юбку, — говорит. Под его пристальным взглядом, стягиваю с себя школьную юбчонку и остаюсь в одних чулках. В голове жарко, кажется, у меня опять поднимается температура. Я чувствую, как полыхает жаром моё лицо. — Сделай что-нибудь, хули пялишься? — наконец не выдерживаю я. — Ща, надо щёлкнуть для Игоря, руки убери. Я поднимаю их вверх, типа сдаюсь, смотрю на него скептичнее некуда, пока он делает несколько кадров и сразу же отсылает. Будет весело, если однажды он ошибётся адресатом. — Заебал тянуть, Тимур, трахни меня уже, — ною я. — Проси лучше. Скажи «пожа-алуйста». — Пошёл на-а хуй, — копирую я его тянущуюся гласную. Тимур ржёт, снимает толстовку и садится ко мне на колени. Я немного прифигеваю: — Ого, ты, типа, правда на хуй пришёл? Я думал, будет наоборот. — Сам позвал, хуле. Стягивает с себя футболку, пока я разбираюсь с молнией на его брюках. Мы долго и упоительно сосёмся, надрачивая оба наши члена. Я чувствую: соскучился по мне, сладкий. Так как делом занят Лёша, я просто мацаю его за жопу, пытаясь забраться в трусы, минуя массу препятствий в виде ненужной ткани, а он непривычно расслаблен и, кажется, ничуть не возражает против моих пальцев в опасной близости от его девственного ануса. Тимур целует меня напоследок и встаёт, чтобы снять брюки. — Охуенно, — говорит он, оценивая мой прикид. Опускается передо мной на колени, и кусает кожу чуть выше чулка. — Тебе нравится носить женские шмотки? — Нет, мне нравится в них трахаться, — сползаю вниз, чтобы ему было удобнее. — Чего я не знал до сегодняшнего дня. Я тебе не баба, понял? Лёша усмехается, оттягивает и отпускает резинку чулка, забирается под него всеми пальцами и натягивает. — Нихуя себе открытие, — наклоняется и обхватывает губами головку моего члена, подтягивая меня к себе за бёдра. Мне хорошо, мне кайфово, от долгого ожидания немного плавится мозг. Тимур берёт глубже и двигает внутри языком. И когда непидр стал таким спецом по сосанию членов? Он выпускает его изо рта, облизывает сбоку, снова накрывает языком головку. Дрочит себе, сосёт и смотрит на меня исподлобья. Взгляд такой лукавый, ленивый и укуренный, сука, вдрабадан — это многое объясняет. Когда у меня уже начинают закатываться глаза и сокращаться жопа, Тимур вдруг прекращает минет и запрокидывает меня вверх ногами, чтобы полизать мой, сука, анус. — Лёша… Лёша, бля… — я тяну к нему руку, цепляюсь, за что попало — бритую голову, ухо, шею. Издаю какие-то нечленораздельные звуки, пока он размазывает плевки по моему анусу, и пытаюсь разогнуться. Я не хочу кончать тупо от ласк. — Пошли в комнату, а… Я хуй знает, что он там понял из моего блеянья, но Тимур опускает мои ноги. Вылизав по пути мой член от головки до основания, оставляет слюнявую дорожку на животе и груди и целует взасос, одновременно стягивая с себя трусы. — Нахуя в комнату? Тут места мало? — Вдруг придет кто-нибудь? — Да похуй ваще. — У тебя есть смазка? Тимур кивает, возвращается в прихожую за рюкзаком, и мы все-таки перебираемся в Анжелкину комнату. — А-а, попялиться хочешь? — сразу сращивает он, видя зеркальный шкаф. Я подхожу к нему сзади, беру его член в руку, а своим трусь между ягодиц, и без всякой задней мысли говорю: — Неа, попялить, — я рассчитывал на шутку, но Тимур прижимается ко мне спиной, откидывает голову и скользит рукой по моему голому боку. Я даже не успеваю охуеть — Тимур поворачивает голову и тянется ко мне языком, я приподнимаюсь на носки, чтобы ему ответить. В моей ладони оказывается смазка. Посмотрите-ка — все хотят Мазина. Охуеть. — Серьёзно, что ли? — всё-таки спрашиваю я, заглядывая ему в глаза и не веря собственному счастью. Аж сердце заходится от волнения. — Решил расчехлить свою драгоценную жопу? Для меня? — Ну да, — говорит с таким видом, будто я его трахаю каждый вечер. — А чо нет-то? — Да не, ничо… Ну то есть да, конечно, — мне так волнительно и трепетно, будто он признался мне в вечной и неземной любви. Похоть похотью, но когда тебя накрывает еще и эмоционально, это совсем другое. Глажу его по спине, облизываю плечи, откупоривая флакон лубриканта и выливаю себе на ладонь (мать моя женщина, это же Тимур, долбанутый гопник!), вставляю пальцы ему в зад. Он кусает губы, но почти не зажимается. Хули, опыт у него есть, хоть и не непосредственный. Да и накурился он, походу, достаточно, чтобы вообще ни о чем не переживать. Одной рукой дрочу ему, пальцами второй проверяю на практике полученные знания по гейской анатомии. Лёша мычит и закрывает глаза — я просто космос, ёба! Толкаю его к кровати, и Тимур послушно встает на четвереньки задом ко мне и зеркалу. А вот нихуя, разворачиваю его боком и пристраиваюсь сзади, я должен видеть это эпохальное событие, не каждый день девственности лишаюсь. Поглаживаю ягодицы, лениво ласкаю свой член и выливаю смазку на соблазнительно сжатый сфинктер, пока он лежит, уткнувшись лбом в предплечья, кажется, наш гордый Варяг всё-таки стремается. При этом я вижу, что он пришел подготовленный — морально и физически, и охуеваю от этого открытия. Тимур пришёл с намерением мне отдаться, я просто не могу это переварить. Да и не пытаюсь: выливаю себе на хуй холодную смазку, от которой он чуть съёживается, вынимаю пальцы из ануса Тимура и сразу, пока сфинктер расслаблен, вставляю головку. А-а… Хорошо пошла… Толкаюсь бёдрами и вхожу целиком, шлепая яйцами по его заду. Ох ты ж… мать вашу… Это нихуя не похоже на дрочку. Это какое-то мясо, блин… Тимур мычит и комкает покрывало, может быть, ему больно, но мне похуй, он расслаблен достаточно, чтобы эта боль была в кайф, в дополнение ко всему остальному. Так что трахаю его не стесняясь, так, как мне хочется, смотрю, как мой член исчезает и появляется из его сладкой жопы, и у меня нехило так подрывает крышу. Тимур приподнимается на локтях, тянется к своему члену и начинает дрочить с таким лицом, будто он вообще не здесь. Я хуй знает, хорошо ему или больно — не факт, что он сам понимает. Первый опыт всегда оглушающий. Я глажу его по спине и бёдрам, смотрю в зеркало и офигеваю. Отражение еще пошлее и непристойнее, чем я мог себе представить: я забыл, что я трахаю его в чулках. Видели бы это наши одноклассники. Меня начинает накрывать, в качестве завершающего штриха представляю Игоря, который ебёт Тимура в рот, и сотрясаюсь в оргазме, напрочь забыв о хорошем тоне и необходимости вытащить прежде, чем кончать. — Вот ты, сука, эгоист, — говорит Тимур, пока я пытаюсь срастить, что происходит. Меня на секунду выключило из реальности. — Ну, от первого анала сложно кончить, — оправдываюсь я и обнаруживаю себя на кровати с задранными вверх ногами. — А, бля, подожди, чо творишь? Но Тимур уже входит — с разбега в карьер, то есть в меня, и начинает трахать. Я трясусь холодцом от сильных шлепков и пытаюсь вернуться в реальность. Мой организм немного прихуевает от такого разгона, но я — парень-профи, так что расслабляюсь и жду, когда смогу начать получать удовольствие. Как выясняется через пару минут, Лёше многого не надо. Он вколачивается в меня еще пару раз, с обычным рычанием вынимает и кончает на мой еще не до конца оправившийся член. Я только потом замечаю, что Лёша держит меня за ноги, стремясь засунуть пальцы, или точнее кисти целиком, под мои чулки. От этой привычки нездорово веет фистингом, так что на всякий случай сжимаю колени вместе. Хуй его знает, вдруг решит обогатиться ещё одним новым опытом. Райский уголок любезно предоставленной нам квартиры покидаем довольные и счастливые. Я, так особенно: мне похуй на школу, на любые проблемы, ЕГЭ и вмешательство бати, я снова верю в лучшее и готов терпеть любые лишения, которые, к счастью, начнутся не завтра, а только с началом новой учебной недели. Завтра мы едем к Игорю, и я уже мысленно прикидываю открывающиеся передо мной возможности. Меня переполняет любовь ко всему живому и двум человекам в частности. Лёша возится с замком, я стою на верхней ступеньке уходящей вниз лестницы. Под потолком болтается тусклая лампочка, стены ободраны, лифт убогий, но мне так пиздато, что и на это всё мне тоже насрать. Жизнь прекрасна и удивительна, нехуй приёбываться к мелочам. Прислонившись к заплёванной стене, достаю зажигалку, чиркаю по ней пальцем, зажигаю и гашу пламя — просто по фану.  — Это. Надо Анжелке цветочки подарить, — говорю я и лыблюсь как идиот. — Славно поебались. Тимур кивает, мы начинаем спускаться по лестнице, я говорю какую-то хрень про хит-парад ёбли в моей жизни, как вдруг происходит какая-то хуйня — Тимур валится на меня, и мы оба скатываемся по лестнице на пару ступенек. Я думаю, что это шутка, но поднимаю взгляд, вижу бледную рожу Шахты и разом всё понимаю. Страх обваливается на меня, как плита. Я ору благим матом, трясу Лёшу, потому что он, сука, не двигается, хлопаю по лицу и в ужасе затыкаюсь, потому что вижу на руках кровь. И не могу, блядь, не могу его удержать, он такой тяжелый, он тянет меня вниз. — СУКА! Я УБЬЮ ТЕБЯ! УБЬЮ, УЁБОК! ГНИДА! СВОЛОТА ГОМОФОБНАЯ! — кричу во всю мощь лёгких тупому ублюдку, который давно уже скрылся на верхних этажах. — Да что мы тебе сделали?! — спрашиваю бессильно и жалко и начинаю реветь, потому что не знаю, что ещё я могу сделать. Валюсь вместе с Тимуром на ступеньки, пытаюсь его развернуть, чтобы не выглядело так ужасно и безжизненно, вытираю шапкой кровь с его лица и уговариваю чуть-чуть подождать. Вытаскиваю телефон и дрожащими, онемевшими пальцами набираю Игоря.